Марина Кравцова
Сокровище Лазаревых
Пролог
Подъезжая к Фрянову, Лазарь Назарович удивлялся красоте и могучей силе окружающих лесов – величавых, непроходимых. Старинными хозяевами смотрели леса. Неохотно уступали человеку даже малую частичку своих владений. Почему-то казалось, что хмурятся старые ели, а сосны, уходя кронами в небо, и знать не хотят, что происходит на грешной земле…
Елеазар Назариан Агазарян, которого в России быстренько переименовали в Лазаря Назаровича Лазарева, был человеком суровым, много в жизни повидавшим. Но сейчас его охватило волнующе-странное чувство. Подмосковная земля являла ему богатства, насажденные Божьей рукой. Великолепные, без изъяна, деревья. Звери и птицы – в царстве лесном. В водах речных – изобилие рыбы. Дикий мед, ягоды, грибы… Все бери, и не убудет… И чувствовал Лазарь Назарович, что не просто хозяином едет он во Фряново. Что именно здесь судьба начнет писать главные страницы истории его рода…
Село Фряново, между Москвой и Владимиром, раскинулось на горке у речки Ширенки. Когда-то давным-давно не испугались первопроходцы вековых чащоб, отвоевали землю у леса. Селились здесь, кормились. Умирали старые поколения, рождались новые. Ловили рыбу, охотились на пушных зверей, возделывали поля. А главное – занимались шелкоткачеством на ручных станках.
С этого все и началось…
Именно шелкоткацкая фабрика привела во Фряново персидского армянина Агазаряна, ныне Лазарева, купца Джульфийской компании. Человек влиятельный, предприимчивый, знающий себе цену, он был зачислен на русскую дипломатическую службу. А потом и вовсе переехал с семьей в Россию. Персию раздирали смуты и кровопролития, дела вести стало трудно. Не только простых людей разоряли разбойничьи налоги, но и торговую знать. Да и давно уже Агазарян подумывал о России. Дружба у русских с армянами была давняя.
Сначала Астрахань, потом Москва. При покупке дома в Столповом переулке зашел разговор о приобретении шелковой фабрики во Фрянове.
– Все продавать приходится, – жаловался ее владелец земляку, с которым имел много общих дел. – Государыня Елизавета Петровна ревностно печется о чистоте православия. Да, пожалуй, что и чрезмерно. Вера моя мне всюду путь заградила. И дабы не раздражать никого из высоких, пора настала сворачивать дела.
Лазарь сочувствовал товарищу, но так уж выходило, что трудности одного обернулись удачей для другого. Шелк – основа рога изобилия. Торговля шелком армянскими купцами налажена в совершенстве. Из Персии он поступает в Россию на Фряновскую фабрику. Лазарь Назарович возьмет ее теперь в свои руки. И сделает так, что слава о ней пройдет не только по России, но и достигнет Европы…
Лазарь стоял на фряновской горке и смотрел на новые впадения. Леса, сплошь леса на горизонте, сизые в сумерках… как непохоже на родной восток! Но здесь, наверное, окончится его жизнь, начавшаяся в персидской Нор-Джуге… Отошли все непривычные чувства. Уверенное ощущение себя хозяином на собственной земле вытеснило их.
Часть 1-я. Ованес. Глава 1. Начало
Фабричные крестьяне недоверчиво приняли нового владельца. При старом было несладко, как бы при новом не стало хуже. Да и когда была она легкой, работа на фабрике? Труд тяжкий, изнуряющий. Работать на земле времени уже не оставалось. И вот теперь их продали другому господину – что несет эта перемена?
Лазарь Назарович внимательно рассматривал крепостных. Бледные, утомленные лица. А в глазах – недоверие, смешанное с любопытством и почтением – все ж таки барин… Рядом с Лазаревым стояли сыновья – Ованес, по-русски Иван, и Оваким, или Иоаким, Еким. Жена Анна с младшими детьми осталась в Москве. А старшие пусть во все вникают: кому-то из них быть в будущем владельцем этой фабрики.
Постоял Лазарь Назарович, подумал и начал речь:
– Вы все должны знать, что я не потерплю нерадивости и непослушания. Говорят, что вы склонны к ропоту. При мне сего не будет. Запомните, фабрика здешняя должна стать лучшей во всей России! Лучшей! Ткани, на сей фабрике произведенные, призваны украшать чертоги царские. Так и будет.
Долго говорил еще новый хозяин о том, каким ему видится будущее шелкоткацкого предприятия. И стоявший рядом двадцатитрехлетний Ованес понимал: сейчас отец говорит уже для них, сыновей.
Ованес легко свыкся с новым звучанием своего имени – Иван Лазаревич. Он был любимцем отца, его надеждой и гордостью. Талантливый, смышленый, все на лету схватывал и характер имел радушный, гибкий и веселый. Не то чтобы Лазарь другими детьми дорожил меньше, но к первенцу суровый отец питал особое уважение, которое оказывают только наследникам.
Он еще в Астрахани внушал юному Ованесу: «Мы приехали на эту землю навсегда, сын. Здесь родятся и вырастут твои дети. Полюби Россию и служи верой и правдой государям ее. Но и никогда не забывай, что ты армянин!»
Ованес отвечал искренним почтением и любовью. И все же ему хотелось добиться большего, чем отец. Здесь, в России…
Крестьяне медленно расходились, думая свои думы… А вскоре полился над лесами, над деревней и фабрикой чистый колокольный звон. Звонили к вечернему богослужению.
Лазаревы отправились на службу в храм Воскресения Христова. По вековым традициям, в Москве они посещали армянскую домовую церковь, но особой разницы между двумя вероисповеданиями не чувствовали, свободно ходили и в русские храмы.
Ованесу понравилось внутри – чем-то уютным, душевным повеяло от темного дерева. Почудился даже запах свежеспиленных сосен, хотя церкви было уже почти семьдесят лет.
– Церковь крепкая, а маловата, – шепнул он брату Овакиму. – Фабрику расширим, и нужно будет непременно каменный храм возвести для рабочих.
Младший брат рассеянно кивнул.
Возглас священника напомнил Ованесу о том, для чего он пришел сюда. Молодой человек торопливо перекрестился и поклонился, прося у Господа прощения.
Вышел из церкви с легкой душой, счастливый. Вдохнул полной грудью смолистый воздух. Вслушался обостренным слухом в чарующую сумеречную тишину. Молодая, по-восточному пылкая кровь его закипела, словно выпил он чашу крепкого вина. Захотелось вдруг чего-то озорного, горячего…
Медленно прошел мимо Оваким. Он не такой, как старший брат. Несмотря на возраст – степеннее, тише, рассудительнее. Наследственное честолюбие и ему не чуждо, но и не так оно велико, как у Ованеса. Сейчас Оваким целиком погрузился в себя. Похоже, богослужение сильно подействовала на его душу.
Ованес, глядя младшему вслед, снова помолился. Хотя и радостно ему, а все-таки чуточку и страшно. Новая жизнь начинается!
***
Во Фрянове закипела работа. Расширялась фабрика, отстраивались корпуса. Появлялись новые люди – прикупные и вольнонаемные рабочие. Росло село. Лазарь Назарович закупал оборудование, выписывал иностранных мастеров. Зорко наблюдал за крепостными. Его боялись и чуждались. Он был неприветлив, кроме того – чужак. Говорил с сыновьями на непонятном языке, курил кальян, и от него пахло восточными благовониями.
Управляющий постоянно внушал барину:
– Народ строптивый, Лазарь Назарович, с ним строгость нужна и еще раз строгость.
– Поступай как знаешь, – отвечал Лазарев.
Его интересовало другое. Он понял, что здешний народ не только своенравен, но и талантлив. И если у кого-то из крепостных обнаруживался какой-либо дар, его барским повелением определяли в ученики к иностранным мастерам.
Лазарь Назарович теперь частенько перемещался между Москвой и Фряновом. Ездил и в Петербург. В обеих столицах находилось у него немало дел. Царица Елизавета Петровна хвалила и охотно приобретала фряновские ткани, находила их качество превосходным. Уж чего-чего, а богатые ткани эта государыня любила и прекрасно в них разбиралась.
Своими обширными планами старик Лазарев делился со старшим сыном. Ованес высказывал собственное мнение:
– Думаю, что не с Москвой надо связать жизнь тем, кто хочет настоящего служения. Петербург – вот где сейчас средоточие всего. Хочу перебраться туда на постоянное жительство, отец. А во Фрянове надо дом построить, красивый и добротный, чтобы летние месяцы в нем проводить. Да с парком, с прудом…
Лазарь Назарович соглашался. В России ему было лучше, чем в Персии, большое будущее открывалось здесь и сыновьям. Но… он не переставал скучать по родной Нор-Джуге.
Глава 2. При Императорском дворе
Очередной приезд в Петербург Ованес подгадал прямо к перемене царствования. С царицей Елизаветой, часто хворавшей, сделалось плохо, да так, что она и не оправилась.
На племянника ее, Петра Федоровича, мало кто возлагал надежды. Молодой государь, воспитанный в чуждом России духе, был крайне непопулярен. Недовольство им росло как на дрожжах, особенно в гвардейской среде. Ованес подружился с молодыми русскими гвардейцами, дерзкими и решительными.
Их заводила, красавиц Григорий Орлов, иногда занимал у богатейшего купеческого отпрыска кругленькие суммы и весело уверял: «Верну непременно!» И действительно возвращал с очередного карточного выигрыша. Не то чтобы Григорий очень нуждался, все-таки его покойный отец, новгородский губернатор, был человеком небедным. Но как сохранить в целости батюшкино наследство в вихре столичной гвардейской жизни? К тому же всего их, Орловых, пять братьев. Попробуй тут напасись…
Ованесу нравился Орлов. Да и все его любили – добрый, простодушный, доверчивый, душа нараспашку. При этом – умный и даровитый. Искренне подружившись с Григорием, дальновидный Лазарев присоединял к дружбе и некоторые расчеты. Он знал, что к Орлову – необычайному красавцу, преданному своему рыцарю благоволит новая императрица…
Представленный ко двору еще при прежней царице, Ованес общался и с Екатериной, женой наследника Престола. Прикладывался к ручке – при этом удалось перекинуться несколькими фразами. Они в полной мере раскрыли перед ним ум молодой женщины, ее осведомленность о положении угнетенных закавказских народов.
Екатерина умела, не прилагая почти никаких усилий, вызвать к себе сочувствие и сострадание. Все знали, что великая княгиня в немилости у царицы Елизаветы, что ее жизнь уже много лет состоит из сплошных унижений. Но Екатерина Алексеевна знала себе цену.
В те минуты короткого общения Ованес не избежал искушения дерзновенно глянуть прямо в голубые глаза великой княгини. Екатерина ответила таким же прямым взглядом.
– Ваш отец оказал Престолу Российскому большие услуги в отношениях с Персией, – прозвучал ее глубокий, обволакивающий голос. – И я знаю, что и вы идете по стопам родителя, унаследовав его дарования. Искренне желаю видеть вас своим другом, Иван Лазаревич.
Последние слова прозвучали приглушенно и грустно. Очевидно – она нуждалась в сторонниках.
И вот теперь эта обаятельная женщина как никогда близка к Престолу. Ревностные ее приверженцы строили планы свержения Петра Третьего. Ованес об этом знал, хотя сам не посещал тайные собрания. Но одобрял их. Отношения семьи Лазаревых с Екатериной обещали стать приятными и взаимовыгодными.
Все ожидали переворота, но произошел он неожиданно и стихийно. Без труда был арестован император Петр Федорович, и в Казанском соборе полки присягнули новой государыне. Все надеялись на перемены к лучшему.
Пришел наконец счастливый день и для Ованеса. Порывистый, вдохновенный Григорий Орлов ворвался к нему, едва не стащил с постели.
– Вставай, Иван Лазаревич, готовься. Сегодня быть тебе на приеме у государыни. Царица желает видеть тебя.
Ованес перекрестился.
– Слава Богу!
В дар Екатерине он приготовил драгоценную, в каменьях, табакерку с овальным портретом Петра Первого. Государыня приняла подарок благосклонно и намек поняла: Петр благоволил к армянам, и от его духовной преемницы Ованес ожидал того же.
– Я желаю найти в лице господ Лазаревых деятельных и преданных сотрудников.
Чуткий Ованес уловил настроение Екатерины – ей, как и раньше, по-человечески нужны друзья. Она старается не выказывать настоящих чувств, но ей тревожно, не по себе. Смерть супруга, бывшего императора, заключенного в Ропше, единодушно признали следствием убийства.
«А ведь слухи эти ни на чем не основаны, – подумалось Ованесу. – Слаб здоровьем был молодой государь, а такие события кого угодно вгонят в гроб, если где-то в теле есть слабина. Удар, может, с ним приключился, или что другое…»
– Поделюсь с вами тревогами своими. Казна у нас истощена, и так мало людей! – откровенничала Екатерина. – Как ни прискорбно, смертность среди народа растет. Умирают, чаще всего, еще во младенчестве. Многое надо разрешить прежде, чем позволить иностранным державам втянуть нас в военные действия. Дадут ли нам на это время? Вот о чем я спрашиваю себя с тревогой.
И Ованес ответил искренне, но так, как она и хотела, радуясь единодушию и зарождающейся дружбе:
– Многие мои соотечественники, спасаясь от гнета иноверцев, с охотой водворятся в России, где смогут найти милость и покровительство мудрейшей государыни. Нужно, Ваше Величество, лишь ваше высочайшее одобрение. Армянский народ трудолюбивый и благодарный. Когда понадобится, он встанет под русские знамена. Что же касается истощения казенных средств, то есть много способов к их приумножению…
Проговорили они еще долго и расстались очень довольными друг другом. У Екатерины было чутье на людей. Она давно уже поняла, что Лазарев сердечно предан ей.
Ованес, как и хотел, окончательно поселился в Петербурге. Императрица часто призывала его, советовалась по вопросам ближневосточной политики. Обсуждали искусство, углублялись в философию. Желая порадовать Ее Величество, Лазарев приобретал через связи с купцами Джульфийской компании замечательные драгоценности. Вскоре он уже числился придворным ювелиром.
