Кофе давно остыл, а Лена все еще сидела в кресле, погрузившись в мысли, и едва не задремала. К счастью, взгляд упал на будильник, и она подскочила:
– О, черт! – Кофе выплеснулся на пол и тапочки, босая нога оказалась в луже. – Нет, что за наказание такое?
Лена метнулась в ванную за тряпкой, наскоро вытерла молочно-коричневую жижу и стала собираться на работу.
Машина привычно уже не завелась, Лена попробовала сделать это больше для того, чтобы убедиться: нужно все-таки просить кого-то помочь, – и пришлось добираться на общественном транспорте. Разумеется, она опоздала, получила нагоняй от начальника и в весьма дурном настроении расположилась за столом в кабинете, вынув папку с делом об убийстве Полосина. Появившийся примерно через час Паровозников молча выложил перед ней копии брони отеля и авиабилетов. Лена быстро пробежала их глазами:
– Черт.
– Не на то рассчитывала? – сочувственно спросил Андрей. – У тебя кофе нет?
– Есть, банка за шторой справа. И мне сделай, если не трудно, не успела дома.
– Так все-таки чего расстроилась-то? – Он щелкнул кнопкой чайника.
– Понимаешь, эти твои бумажки мне всю версию обрушили. Получается, что Жильцовы планировали поездку, а не улетели спонтанно. Даты-то стоят еще апрельские.
– И что это меняет? – пожал он плечами. – Даты – апрельские, на дворе май, но это не значит, что убийство Полосина не было спланировано в том же апреле – разве не так? Что мешало подготовиться заранее? А, собственно, почему ты решила, что дело в Жильцовых?
– А в ком?
– Не знаю, в ком угодно. – Он поставил перед ней кружку.
– Труп в квартире матери – и кто-то другой?
– Лена, ты как-то примитивно мыслишь, на тебя не похоже. Мало ли почему этот Полосин оказался в квартире гражданки Брусиловой? Может, дочь ключи дала кому-то из подруг, чтобы та могла с любовником встретиться.
– Вряд ли.
– Да почему? Вполне могла. Если предположить, что есть у Жильцовой замужняя, например, подруга, к которой приезжает любовник из Москвы, – почему не выручить? Мать-то все равно на даче.
– Андрей, это как-то совсем уже глупо. Что за проблема снять номер в гостинице и не привлекать к ситуации кого-то еще? Я бы так сделала. – Она осеклась, поняв, что вот этого, пожалуй, говорить не стоило.
Он тоже умолк, прихлебывая кофе. Лена рассеянно помешивала напиток ложкой и думала, что в словах Андрея все-таки есть рациональное зерно. Возможно, у кого-то из подруг Дарьи Жильцовой мог быть резон для подобного поступка – не все хотят светить, к примеру, свой паспорт в гостиницах, да и город у них не такой уж большой, если подумать.
– Надо отрабатывать подруг Жильцовой, – со вздохом сказала она.
– Список телефонов у меня есть, там их всего трое, дружат еще со школы. Новых не появилось, так, во всяком случае, утверждает ее мать.
– Когда ты это успел?
– Вчера. Она, кстати, на тебя здорово злится, – сообщил Андрей. – Уж очень ты ее оскорбила предположением, что дочь ее может иметь любовника.
– Смотри-ка, какие нежности… Всякое бывает, и абсолютно не обязательно, что мать должна знать о жизни дочери все-все. Но ты прав, пожалуй: я слишком уж явно дала ей понять, что такое может быть, и госпожа Брусилова такого святотатства мне, понятное дело, забыть не сможет.
– Ладно, Ленка, спасибо за кофе, поеду я, наверное, по подружкам мадам Жильцовой, – отставив пустую кружку, сказал Паровозников. – Ты сама ни с кем не хочешь пообщаться, чтоб нам с Сашкой полегче?
– Да, пожалуй, хочу.
– Вот тогда тебе координаты самой задушевной подруги, так мать утверждает. – Андрей быстро черкнул на листке телефон и имя.
– Эй, а вымыть за собой? – возмутилась Лена, наблюдая, как он продвигается к двери.
– Я наливал – ты моешь. – Улыбнувшись, Андрей скрылся за дверью.
– Вот зараза, – пробурчала Лена, сдвигая обе кружки на край стола и берясь за телефон.
Через час Лена стояла у здания банка «Кредит Плюс», где заместителем генерального директора работала ближайшая подруга Дарьи Жильцовой. Ее встречала секретарь – молодая особа в белой блузке и темно-зеленой юбке.
– Вы Елена Денисовна? – приветливо спросила она, и Лена привычным жестом достала удостоверение. Секретарь чуть изменилась в лице, но быстро взяла себя в руки: – Соледад Сергеевна вас ждет.
Странное имя начальницы в ее устах прозвучало вполне естественно и даже немного таинственно, Лена попыталась представить себе, как должна выглядеть женщина, которую зовут Соледад, и ошиблась в своих прогнозах. Секретарь толкнула массивную дверь с табличкой «Матюшкина С. С., заместитель директора» и пропустила Лену вперед. В просторном кабинете за большим столом сидела высоченная круглолицая женщина с курносым носом и копной мелких светлых кудряшек, окутывавших ее голову легким облаком. Ничего «испанского» в ее внешности не было. Голос у Соледад оказался неожиданно низким.
– Проходите, пожалуйста, – сказала она, не вставая из кресла. – Света, два кофе. Или вы предпочитаете чай?
– Нет, кофе вполне подойдет, – усаживаясь за стол, ответила Лена.
– Извините, я не записала вашего имени-отчества, – продолжила хозяйка кабинета, и Лена повторила:
– Елена Денисовна Крошина, старший следователь прокуратуры.
– Да-да, все правильно, Елена Денисовна. И в чем меня подозревают? – с легкой иронией спросила Матюшкина.
Лена терпеть не могла эту манеру людей скрывать волнение за иронией и разговаривать снисходительным тоном.
– Пока еще ни в чем, – привычно ответила она. – У меня есть несколько вопросов о вашей подруге Дарье Жильцовой.
– О Дашке? – удивилась Матюшкина. – А что с ней?
– С ней все в порядке. Но было бы хорошо, если бы вы рассказали мне о ней чуть подробнее. Ее мать назвала вас лучшей подругой Дарьи, вот я и подумала, что вы должны хорошо знать Жильцову и ее мужа.
– Разумеется. Мы с Дашей дружим с первого класса, я была свидетельницей на их с Витей свадьбе. Даже не знаю, о чем вам рассказать. Хорошая семья, благополучная, – последнее слово, как показалось Лене, Матюшкина немного выделила голосом, и в этом ей снова почудилась какая-то ирония. – Все гладко и благопристойно. Знаете, раньше были такие книги – «О вкусной и здоровой пище», «Домоводство» – с яркими постановочными фотографиями? Там были как раз такие семьи: красивый, слегка прилизанный мужчина, ухоженная женщина в кружевном передничке и ребенок, обычно кудрявая девочка с красным бантом. Вот Дашкину семью вполне можно было бы снимать для подобных изданий.
Матюшкина откинулась на спинку кресла и вынула пачку сигарет. Лена же, быстро прокрутив в уме ее последние фразы, опять почувствовала какую-то скрытую недоброжелательность, что ли. Вроде ничего осуждающего или неодобрительного о семье подруги Матюшкина не сказала, но какой-то неприятный осадок от сравнения остался.
– Соледад Сергеевна, скажите, а в последнее время в поведении Дарьи ничего не изменилось?
– В Дашкином – нет, а вот Витя… – Матюшкина умолкла на секунду, выпустила колечко дыма. – Витюша стал какой-то нервный, мы связывали это с уменьшением заказов в его агентстве. У него частная охранная контора, а сейчас мода на личных охранников прошла. Соответственно, денег стало куда меньше, а у Дашки, наоборот, дела пошли лучше: сумасшедшие мамаши ведут к ней своих чадушек в надежде на карьеру Водяновой в перспективе, – чуть усмехнулась Соледад, и Лена вспомнила, что примерно это же вчера говорил и Никита. – Не мне вам рассказывать, как зачастую болезненно реагируют мужчины на успехи жены, особенно если у самих дела идут не очень.
– И что, Виктор Жильцов именно из таких?
– Елена Денисовна, – чуть наклонившись вперед, произнесла Соледад, внимательно глядя Лене в лицо, – человек привык быть первым, главным, сильным – и вдруг… Жена, которая раньше без него шагу ступить не могла, начинает зарабатывать едва ли не больше, уезжает в какие-то поездки, на съемки, на конкурсы красоты среди детей – кому это понравится?
– Он ревновал ее?
– А то! Дашка на втором курсе выиграла конкурс красоты, ее портретами в городе все было оклеено, неужели вы не помните? – Лена отрицательно покачала головой, и Матюшкина продолжила: – Все, что прилагается к подобному событию, у Дашки в жизни тоже возникло: поклонники, букеты, маньяки. Они с Витей на этой почве и познакомились, он ей охранника тогда бесплатно предоставил, ну а потом и сам стал ухаживать. Дашка красивая, таким всегда все само в руки плывет.
К Лениному удивлению, Соледад произнесла это без тени зависти, как бывает обычно даже у близких подруг, одна из которых чуть красивее или чуть удачливее другой. Нет, Соледад, судя по всему, не испытывала зависти к более красивой подруге.
– Витя ее, конечно, баловал очень, но Дашку это не испортило. Мы много лет вчетвером дружим, и никто из нас не заметил никаких перемен – ни Ирина, ни Лера, ни я. Дашка относилась к нам по-прежнему, мы часто всей компанией у них время проводили, даже когда у девчонок собственные семьи появились.
Лена отметила эту оговорку – по всему выходило, что сама Соледад до сих пор не замужем. Отсутствие кольца на соответствующем пальце об этом не свидетельствовало, а вот такая оговорка – вполне.
– Витя, конечно, старше нас всех, прилично старше, – продолжала Матюшкина, – но этого совершенно не замечалось в компании. Правда, в последнее время… – она опять на секунду умолкла, словно что-то припоминая, – да, в последнее время он стал какой-то мрачный, что ли. Знаете, как будто у человека внутри происходит борьба, а он старается это скрыть от окружающих и изо всех сил пытается казаться прежним. Именно казаться, потому что быть прежним он уже не может.
– А в чем это выражалось?
– Скажем, он стал говорить с Дашкой с оттенком раздражения. Словно каждое ее слово причиняет ему боль. Перестал обнимать ее при нас, хотя раньше не стеснялся проявлять чувства. Даже за столом старался сесть не с ней. Если честно, – чуть понизив голос, сказала Соледад, – мне временами начинало казаться, что у Дашки кто-то есть и Витя подозревает ее в измене.
«Интересно, что сказала бы сейчас в ответ на это предположение мадам Брусилова», – подумала Лена, делая пометки в ежедневнике.
– А вы?
– Что я? – Матюшкина вытянула из пачки новую сигарету.
– Вы не подозреваете свою подругу в возможном, хм, адюльтере?
Матюшкина выпустила очередное колечко дыма, внимательно проследила за тем, как оно тает, поднимаясь к потолку, и, красиво держа на отлете руку с сигаретой, сказала твердо:
– Даже если я и подозреваю, то ни за что не стану говорить об этом.
– Почему?
– А вам непонятно? У вас есть подруга, Елена Денисовна? Вот такая, чтобы как сестра?
Лена, разумеется, тут же вспомнила Юльку Воронкову – это был как раз тот случай.
– Да, – кивнула она, – есть.
– Тогда вы меня поймете. Даже если близкий тебе человек оступается, ты ни за что не станешь обсуждать его проступок с кем бы то ни было и постараешься найти ему оправдания.
– Даже если близкий человек совершил преступление?
– А Дашка – совершила? – И в голосе Матюшкиной Лена не уловила ни удивления, ни интереса, ничего.
– А если допустить?
– Бросьте, Елена Денисовна, я ведь знаю, что следователи так не работают, – усмехнулась Соледад, придавливая окурок в пепельнице. – Вы бы не пришли ко мне, если бы не подозревали Дашку в чем-то. Или – Витю? Я скорее поверю в то, что Витюша что-то натворил, чем в то, что это сделала Дашка, – даже теоретически.
«А ты за что-то не любишь мужа ближайшей подруги, дорогая Соледад, – подумала Лена. – Хоть и стараешься скрыть это».
– И почему вы так думаете?
– Потому, что никогда не верила в эту глупую теорию про тихий омут и чертей. У Дашки никогда не было второго дна, понимаете? Она – как на ладони, простая, бесхитростная. Мне кажется, она даже соврать не смогла бы – во всяком случае, я такого за ней никогда не замечала.
– Допустим. – Лена сделала очередную пометку в ежедневнике. – А Виктор?
Соледад задумалась. Лена внимательно следила за тем, как меняется выражение ее лица, но на нем, казалось, вообще не отражались эмоции – простое, круглое лицо, такие принято называть «крестьянскими».
– Виктор… Виктор-Виктор… – произнесла наконец Соледад. – Знаете, мне всегда казалось, что он не настолько правильный, каким хочет показаться. Вот у вас когда-нибудь было ощущение, что человек настолько хороший, что вам от его «хорошести» хочется матом крыть? А мне вот в Витином присутствии регулярно хотелось вывернуть что-нибудь этакое, чтобы у него лицо вытянулось и нутро наружу показалось.
– Странно.
– А ничего странного. Не верю я в идеального мужчину, уж простите, – чуть раздув ноздри курносого носика, сказала Соледад. – Мне всегда казалось, что он только прикидывается таким, лапшу всем на уши вешает, а на самом деле другой – жестокий, способный на любую крайность.
– Даша вам жаловалась?
– Даша? Жаловалась? – переспросила Матюшкина и расхохоталась: – Ой, я вас умоляю! Да если даже что-то там и было, вряд ли Дашка стала бы ломать этот тщательно выписанный лубок, о чем вы! Для нее вот это все внешнее очень важно: преуспевающая бизнес-леди, муж – тоже успешный бизнесмен, приемная дочь – умница и красавица, не жизнь, а глянцевая обложка.
– Кстати, простите за этот вопрос, но почему у них нет совместных детей?
– Потому что Дашка решила не рожать до тридцати пяти. Жизненная позиция, знаете ли, как в Европе. Мол, пока молодые, надо пожить для себя, поездить, посмотреть, что-то испытать. Да и Олеську на ноги поставить. А потом можно и о собственном ребенке задуматься. Ирка с Леркой ее, кстати, осуждают за это.
– А вы?
– А я сама с детьми не спешу. Тоже хочу сперва карьеру и все остальное, а потом уж… – Но в ее голосе Лене вдруг почудилось, что на самом деле эта заученная фраза скрывает душевную боль и какую-то вынужденность ситуации. Детей Матюшкина явно хотела, но что-то не складывалось.
– Наверное, Дашка права, – продолжала Соледад, – пока есть возможность, нужно пожить для себя. Вон они – взяли и в Бразилию укатили, а с маленьким ребенком уже задумаешься: экзотика тебе нужна или комфорт для чадушки.
– Резонно. И что, часто они вот так срываются и улетают?
– Почему срываются? У них все как в Госплане, по полочкам, по датам. Садятся и расписывают на год вперед – когда, куда, на сколько. Никаких внештатных ситуаций.
«Значит, Андрей прав, уехали действительно потому, что собирались. Но это не отменяет возможной причастности к убийству».
– Скажите, Соледад Сергеевна, а фамилия Полосин вам о чем-то говорит?
– Полосин? Леша? – Она улыбнулась. – Разумеется, я его знаю. Он был нашим персональным гидом, когда мы на Дашкин день рождения два года назад в Прагу мотались.
– Значит, Дарья с ним знакома?
– И Дарья, и Виктор, и я, и подруги наши. Это ведь Витя закатил такое празднество – отправил нас в Прагу на три дня и нанял персонального гида.
– Понятно. А после поездки вы с ним виделись?
– С Лешей? Нет. А в чем дело?
– Вы так уверенно ответили на мой вопрос, что мне показалось, будто вы знаете его довольно долго. Я, например, вряд ли вспомню имя и фамилию гида, водившего меня на экскурсии два года назад.
– Если бы вы провели с ним трое суток, вряд ли забыли бы, – улыбнулась Соледад. – Мы же за ним по этой Праге носились, как стайка: завтрак-обед-ужин, магазины, прогулки, теплоход по Влтаве, хоть и прохладно еще было. Такое не забывается. И потом, он Прагу знает как свой родной город, мы бы там сами вообще мало что посмотрели.
– Ясно. А Дарья не общалась с ним потом?
Соледад прищурилась и вдруг начала пристально вглядываться в Ленино лицо, от чего Лене стало не по себе.
– Елена Денисовна, скажите, в чем все-таки дело? – произнесла Матюшкина тихо. – Вы задаете мне какие-то вопросы, я тут разливаюсь соловьем и даже не знаю причины, по которой трачу на вас свое рабочее, между прочим, время. А у меня совещание через час. Что случилось?
– Дело в том, что Алексей Полосин был найден мертвым в квартире матери Дарьи Жильцовой, – сказала Лена, с трудом выдерживая ставший откровенно неприятным взгляд Соледад.
Та на секунду оцепенела, со щек сошел румянец, губы дрогнули, но в тот же момент Матюшкина овладела собой и выдохнула:
– Как так? Он же не местный. Он то в Москве живет, то в Праге, там даже чаще…
– Вот это мы и пытаемся выяснить – каким же образом он, не местный, оказался в квартире Ольги Михайловны Брусиловой.
– Нет… это бред какой-то, не может быть, – махнула рукой Соледад, словно отгоняя от себя неприятную новость. – С чего бы ему к Ольге Михайловне ехать? Нет, бред, бред какой-то…
Известие явно ошарашило ее, Лена видела в глазах растерянность и даже испуг. Но рука ее, которой Соледад потянулась к пачке сигарет, не дрожала, и Лена подумала, что самообладание у этой маленькой женщины вполне мужское.
– И что же – вы думаете, что это Дашка или Витя – его? – спросила Соледад, закурив.
– Разве я так сказала? Мы отрабатываем всех членов семьи гражданки Брусиловой, это обычное дело.
– Ну Ольга-то Михайловна при чем здесь? Она его даже не знала.
– Тогда как он в ее квартире оказался, не подскажете?
– Подсказала бы, да не знаю. В голове не укладывается… – пробормотала Соледад. – Да, огорошили вы меня, Елена Денисовна… Как теперь совещание проводить буду – не представляю, а директор в отъезде.
– Извините уж, как есть.
– Простите, Елена Денисовна… если больше нет ко мне вопросов… – Соледад многозначительно посмотрела в сторону двери. – Мне неловко, но… в самом деле, надо в себя прийти.
– Я могу вызвать вас к себе, если понадобится?
– Да-да, конечно, – поспешно согласилась Матюшкина. Она явно была настроена как можно скорее проститься с гостьей.
Уже у двери Лена затылком чувствовала сверлящий взгляд Матюшкиной, провожавший ее к выходу.
Закрыв за собой дверь, Лена на секунду замерла в приемной, переводя дух, и секретарь Света спросила:
– Может, вам водички? Что-то вы бледная.
– Да, если можно.
Девушка подошла к кулеру и сочувственно сказала, наполняя стакан:
– Соледад Сергеевна у нас вампир. Мало кто может с ней долгое время один на один общаться, сразу начинает неважно себя чувствовать.
– Скажите, Светлана, ваша начальница замужем? – спросила Лена, принимая из рук девушки стакан.
– Нет, – с опаской глянув в сторону двери и понизив голос, ответила секретарь. – Вообще она это не афиширует, но я ведь секретарь, мне все положено знать, даже если начальство этого не желает. Она несколько лет встречается с одним тут… деятелем. Но жениться он не торопится, так как уже женат. И на будущее – если еще раз будете с Соледад Сергеевной встречаться, избегайте вопросов на эту тему, она просто свирепеет. Сами понимаете: неприятно при ее должности ходить в вечных любовницах у владельца цветочных павильонов.
«Однако, – подумала Лена, допивая воду и чувствуя, как становится немного легче. – Действительно, при таком раскладе трудно хорошо относиться к мужу подруги».
– А имя этого счастливца не подскажете? – спросила она, подумав, что любовник Соледад тоже мог бы, наверное, рассказать что-то интересное, если бывал с ней в компании Жильцовых.
– Подскажу, – снова оглянулась на дверь кабинета начальницы Светлана, – но только если вы Соледад Сергеевне меня не сдадите.
– Не волнуйтесь, – улыбнулась Лена и открыла ежедневник.
– Зовут его Илья Богданович Крючков, он владеет цветочными павильонами «Гардения», может, знаете – они на всех больших остановках транспорта стоят, у больницы, напротив загса?
– Да, конечно, знаю, – кивнула Лена. – Спасибо вам, Светлана, за помощь.
– Не за что. Но вы обещали…
– Я обещаю, что ваша начальница ни о чем не узнает. – Лена заговорщицки подмигнула и направилась к выходу. – Не провожайте, я сама найду дорогу.
Когда Лена вернулась в прокуратуру, ее уже ждал Саша Левченко, топтался в нетерпении у кабинета.
– Саша, что же вы не позвонили? – спросила она, открывая кабинет и впуская оперативника.
– Да я только подъехал. Ничего срочного.
– Какие новости?
– Был у подруги Дарьи Жильцовой, Ирины Ложбыкиной. Ничего интересного, если честно, – признался Саша, придвигая стул к столу и раскладывая какие-то листочки на столешнице. – Скучно, прямо зубы сводит. Не семья, а картинка из журнала.
«А вот здесь ты не прав, это как раз интересно, – насторожилась Лена. – Уже второй человек рассказывает о том, насколько все в семье Жильцовых идеально. Именно это и вызывает подозрение. Соледад права: в идеальное не верится».
– Не удивлюсь, если Паровозников явится с такими же новостями, – пробормотала она, и Саша переспросил:
– В каком смысле?
– В прямом. Я только что беседовала с ближайшей подругой, и она рассказала мне то же самое. Не думаю, что третья добавит что-то новое.
Так и оказалось. Андрей приехал минут через двадцать, Лена с Сашей все еще обсуждали и сопоставляли разговоры с Матюшкиной и Ложбыкиной, и в его беседе с Валерией Храмцовой все было почти как под копирку: идеальная семья, все друг друга любят, все счастливы и довольны жизнью.
– Знаете, парни, что меня настораживает? – сказала вдруг Лена, когда Андрей замолчал. – Только Матюшкина сказала, что в поведении Виктора Жильцова в последнее время произошли перемены. А Храмцова и Ложбыкина вроде бы ничего не заметили.
– И что? – пожал плечами Андрей. – Матюшкина просто к Дарье ближе остальных.
– Но свободное время они проводили в компании. Сам подумай: если бы кто-то из твоих друзей вдруг стал вести себя как-то не так, разве ты бы не заметил?
– Это зависит от того, насколько он мне близок, – не уступал Андрей.
– Не думаю. Во всяком случае, перемену во мне ты не заметил. – Лена ахнула, закрыла рот рукой, но было уже поздно – Паровозников встал и вышел, хлопнув дверью.
Левченко растерянно смотрел на нее, не понимая, что произошло: он не был в курсе перипетий их с Андреем личной жизни.
– Черт возьми, – пробормотала Лена, чувствуя, как пылают щеки. – Нет, вот что я за идиотка…
– Я, Елена Денисовна, пойду, пожалуй, – протянул Саша, вставая, и Лена с благодарностью кивнула:
– Да-да, конечно, идите, Саша. Спасибо за материалы.
Левченко ушел, а Лена, вцепившись в волосы, тихонько взвыла от злобы на собственную несдержанность и глупость. «Как можно быть такой дурой в мои годы? Нашла удачное сравнение, пнула в больное место! Он же мужчина, каково ему вообще со мной работать после всего, а тут еще я подливаю масла… Дура, идиотка…»
Легче не становилось, а нужно было продолжать работу – начальство не волнует, какие драмы разыгрываются между следователем и оперативником, да и вообще, подобные вещи не следует выносить на обозрение коллектива.
– Ладно, позже позвоню и попрошу прощения. – Лена вытерла навернувшиеся на глаза слезы и придвинула к себе записи бесед с Храмцовой и Ложбыкиной.
Все сходилось до мельчайших подробностей и противоречило рассказу Матюшкиной только в одном моменте, как Лена и предполагала – они не усмотрели в поведении Виктора Жильцова никаких разительных перемен. А вот Соледад их заметила и связала то ли с неприятностями на работе, то ли с тем, что у Дарьи, возможно, появился любовник. И им, кстати, вполне мог быть Алексей Полосин. И выяснить это можно только единственным способом – поехав в Москву и отработав его связи там.
К вечеру все необходимые для поездки формальности были соблюдены и оформлены, осталось только собрать вещи и предупредить Никиту, что она уезжает.
Кольцов никак не отреагировал на известие о ее внезапной командировке – как будто не услышал.
– Ты просила поговорить с заказчиком буклета. Я поговорил, дал твой номер телефона. Как только у нее появится свободное время, она перезвонит сама.
– Спасибо. – Лена даже не надеялась, что он вспомнит о данном обещании, но оказалось, что Никита не забыл. – Может, ты приедешь сегодня ко мне?
– Зачем? Тебе нужно собираться, а у меня много работы, как раз успею привести в порядок все свои дела, пока ты в командировке будешь.
Лена почему-то подумала, что Никита стремится освободить время для того, чтобы после ее возвращения побыть с ней побольше, и это словно затопило ее изнутри теплом и нежностью.
– Напиши мне, когда доберешься, – продолжал Кольцов. – Только напиши, а не звони, понятно? Я увижу эсэмэску и отвечу.
– Поняла, не волнуйся.
– Тогда все, счастливо тебе долететь. – Даже не дождавшись ответа, Кольцов сбросил звонок.
Лена еще пару секунд тупо смотрела на замолчавшую трубку, потом вздохнула и убрала ее в сумку. Нужно было ехать домой и собирать вещи, самолет рано утром, хорошо еще, что начальник, услышав о проблемах с машиной, пообещал прислать служебную. И был в этой командировке еще один плюс, хотя Лена даже думать об этом стыдилась. Годовщина смерти отца пройдет без нее, и даже оправданий выдумывать не придется – работа, тут даже мать бессильна.
«Наверное, я плохой человек, – думала Лена, медленно шагая по вечернему городу в сторону дома. – Я избегаю встреч с матерью, с облегчением думаю о том, что командировка поможет мне не присутствовать на кладбище. Но я лучше съезжу туда одна, когда вернусь, и не буду чувствовать себя виноватой в том, в чем на самом деле моей вины и не было. А мама сделает все, чтобы заставить чувствовать это. Нет уж, пусть обойдется без меня, я съезжу на могилу потом. И папа наверняка бы понял».
Она провела практически бессонную ночь, а потому, едва опустившись в самолетное кресло, почти сразу заснула и открыла глаза только после того, как стюардесса аккуратно потрясла ее за плечо:
– Девушка, начинаем снижаться, приведите спинку кресла в вертикальное положение, пожалуйста.
Лена помотала головой, прогоняя остатки сна, слегка потянулась и выглянула в иллюминатор. Там, внизу, начинался новый теплый день, не в пример погоде в родном городе. Она похвалила себя за то, что прихватила пару летних вещей, буквально в последний момент уложив их в сумку. «Если будет время, можно с Юлькой по Москве прогуляться, мы давно не виделись», – подумала Лена, застегивая ремень и вынимая из сумки книжку: взлет она удачно проспала, а вот посадку придется «зачитывать». Так она поступала всегда, если летела куда-то, чтобы не прислушиваться к шуму двигателей, к звуку выпускаемых шасси и не волноваться. С самого детства Лена Крошина панически боялась именно взлета и посадки, тогда как сам полет ее совершенно никак не нервировал. Но с годами она научилась справляться с внутренней паникой, погружаясь в чтение книги – именно в самолетах ей удавалось прочитать то, на что не хватало времени «на земле» или просто не хватало терпения.
Погрузившись в чтение, Лена не заметила, как прошла посадка, и убрала книгу только после того, как пассажиры начали вставать с мест и вынимать вещи из багажных полок. У нее с собой была только дамская сумка, а небольшой чемодан она сдала в багаж – торопиться особенно было некуда, можно и подождать. Едва она включила телефон, как увидела пропущенный звонок с московского номера. Набрав его, услышала молодой мужской голос:
– Елена Денисовна? Доброе утро, это Петр Крашенинников, я стажер, меня прислали вас встретить. У вас какой-то багаж имеется?
– Доброе утро, Петр, очень приятно. Честно сказать, не ожидала, что будут встречать. Да, у меня чемодан, – входя в помещение аэропорта вместе с остальными пассажирами, сказала Лена.
– Тогда не торопитесь, забирайте, я вас у выхода из зала прилета жду. На мне светлая ветровка, в руках зеленый рюкзак.
– Спасибо, я постараюсь быстро.
Багаж она получила довольно быстро, вытянула ручку и покатила чемодан к выходу, где за стеклянной перегородкой сразу увидела высоченного молодого человека в светлой ветровке и с зеленым рюкзаком, небрежно болтавшимся на локте согнутой руки. Лена подошла к нему и снова представилась:
– Я Елена Крошина, а вы, как я понимаю, Петр?
– Да, все верно. – Он чуть склонил голову к правому плечу. – Позвольте чемоданчик. – Перехватил ручку. – Я на машине, так что нам в сторону парковки. Нормально долетели?
– Да, неплохо выспалась, – улыбнулась Лена, едва поспевая за Петром.
– А мое начальство вчера решило, что будет неплохо, если я с вами поработаю, заодно с транспортом вашу проблему решу, ну и вообще присмотрюсь, как на периферии следователи работают.
– Думаете, как-то иначе, чем в столице?
– Обиделись?
– На что?
– На «провинцию».
– Молодой человек, вы сколько в прокуратуре служите?
– Первый месяц. Я на стажировке.
– Когда отработаете хотя бы полгода, будет иметь смысл на вас обижаться. А пока не вижу ничего обидного в вашем юношеском снобизме, – все с той же милой улыбкой сказала Лена, хотя мысленно уже прикидывала, как бы избавиться от столь «приятной» компании на время командировки. Никакие транспортные проблемы не пугали ее настолько, чтобы терпеть этого зеленого сноба.
– Вот честное слово, Елена Денисовна, – остановившись, Петр прижал руки к груди и посмотрел на нее сверху вниз, – у меня и в мыслях не было вас как-то обидеть или задеть. Я часто лишнее говорю, потом жалею.
– Петр, я же сказала: не вижу смысла в обидах. И давайте закроем эту тему. Кроме того, я не люблю вот такой театральщины с заламыванием рук и закатыванием глаз, особенно в мужском исполнении. У меня, знаете ли, подруга – актриса, так вот ей простительно, а мужчинам – нет.
– Понял. А актриса известная?
– В нашей провинции, – Лена выделила это слово, – одна из ведущих. Сейчас, кстати, снимается в сериале, так что, возможно, вскоре будет известна и здесь.
– А познакомите?
– Вы слишком молоды, боюсь, – рассмеялась Лена, – но если хотите…
– Я буду только рад. Мир? – глядя на Лену сверху вниз, предложил Петр, и она кивнула. – Прекрасно. Предлагаю отметить это вкусным завтраком где-нибудь по дороге.
– Не возражаю.
Примерно через час Петр сумел свернуть из автомобильной пробки направо и припарковался у торгового центра.
– Да, автолюбителям в Москве живется не очень, – вздохнул он, выходя из машины и открывая Лене дверку.
– Удивитесь, но у нас не легче. Я в последнее время предпочитаю общественный транспорт, благо трамвайная остановка рядом и с домом, и с работой, – сказала Лена.
– Вы какой кофе любите?
– По-венски.
– Да? Надо же, мама моя такой пьет. Сейчас модно любить всякие латте.
– Я вкус не понимаю. Петр, а вас что в прокуратуру привело, если не секрет? – становясь вслед за ним на эскалатор, поинтересовалась Лена.
– Юридический факультет и дедушка. Он всю жизнь этому посвятил, хотел, чтобы мой отец тоже следователем стал, но тот ни в какую – врач. А я с детства любил слушать дедовские рассказы, все представлял себя великим следователем, раскрывающим запутанные дела. Короче, романтический мальчик, – улыбаясь, Петр пропустил ее перед собой в кафе, отодвинул кресло, помог сесть.
– Надеюсь, не разочаруетесь. – Лена приняла от мгновенно подскочившего официанта меню.