Марина Крамер
Терапия памяти

– Хорошо, скажу.

Сбросив звонок, Ульяна вдруг заметила, как подрагивают пальцы левой руки на руле.

– Ну, этого только не хватало! – разозлилась она и крепко сжала оплетку, так, что побелели костяшки. Расслабила кисть, убрала руку с руля, растопырила пальцы – нет, все в порядке, дрожь пропала. – Показалось, что ли? Ладно, все, берем себя в руки, хватит. У меня нет поводов нервничать, все хорошо…

Регина

День тянулся невыносимо медленно, как будто время превратилось в прилипшую к подошве ботинка жвачку, и она никак не отлепляется, а только делается все длиннее и тоньше.

Я включила телевизор, но сразу наткнулась на интервью с Ленкой Красильниковой, моей заклятой подругой еще со времен ВГИКа, и палец автоматически нажал кнопку «выключить». Правда, визгливый голосок Красильниковой еще пару минут звучал в ушах, причиняя почти физическую боль.

Многие сказали бы, что это зависть. Нет, это не была зависть, да и чему там особенно завидовать? Ролей у меня было больше, поклонников тоже хватало, зарабатывала я несравнимо с ней – а что еще? Муж? Да ни за что я не обменяла бы свою свободу на такого, как ее Петечка, – толстый потеющий боров в вечно лопающихся по швам костюмах. Ну да – работает где-то в Мосгордуме, ну и что? Уже одно то, как он натужно сопит при ходьбе и постоянно вытирает скомканными платками лоб и бычью шею, навсегда объяснило мне, что физическая привлекательность мужчины для меня куда важнее его финансовых и остальных возможностей. Так что чему уж там завидовать у Ленки…

Саднило лицо, хотелось вцепиться ногтями в щеку и драть ее до тех пор, пока не покажется скуловая кость – может, тогда этот отвратительный, выматывающий зуд оставит меня хоть на минуту.

Таблетки уже не действовали, но временно помогал лед, и я поплелась в кухню, достала из морозильной камеры пакет и прижала к лицу.

Сперва стало очень больно, но потом потихоньку замерзающая кожа перестала чувствовать и откликаться болью.

Свернувшись калачиком в большом кресле у камина, я попыталась задремать. Это почти удалось, я уже начала даже видеть какой-то сон, когда в прихожей раздался звук проворачиваемого в замке ключа, а потом голос Ариши:

– Регинка, я все устроила!

– Черт тебя побери… – пробормотала я и с трудом выбралась из кресла.

Бессонница последних дней выматывала физически, подкашивались ноги, меня шатало, но спать ночами я все-таки не могла. Стоило закрыть глаза – начинались кошмары, от которых хотелось выпрыгнуть в окно.

– Ты где? – уже шлепая задниками тапочек по коридору, вопрошала Ариша, попутно открывая все попадавшиеся на пути двери.

– Да здесь я, что ты так орешь-то? – Я вышла из каминной, по-прежнему прижимая к щеке уже растаявший пакет.

– Болит? – сочувственно справилась мой агент, по-хозяйски отодвигая меня со своего пути и устремляясь в кухню.

– А ты как думаешь? – проскрежетала я, направляясь следом.

Ариша всегда чувствовала себя в моем доме как в собственном, буквально с первого дня, как стала моим агентом.

Такое впечатление, что мой дом, моя машина, мои вещи – все автоматически приравнивалось к моим делам, которые она вела, к интервью, которые организовывала. Всем этим Ариша распоряжалась по своему усмотрению и абсолютно не задумываясь о том, нравится ли это мне.

Порой мне ужасно хотелось поставить эту излишне простую девицу на место – на то, которое она и должна бы занимать по роду своей деятельности, но я в последний момент вспоминала, что Аришу вырастил дядя – один, даже без жены, что она не получила в детстве той заботы и ласки, что достаются девочкам от матерей, что ей, в общем-то, никто не прививал какие-то тонкие вещи, вроде правил поведения и общения с людьми. Это меня останавливало, а Ариша продолжала залезать в мою гардеробную и выбирать там вещи, чтобы отправиться на деловую встречу – благо рост и комплекция у нас были одинаковыми. Да и покупала она эти вещи сама, чего уж… Для человека с низкой самооценкой моя агент порой бывала довольно беспардонной.

Вот и сейчас Ариша без смущения открыла холодильник, залезла в шкаф и вынула упаковку кофейных капсул, зарядила кофемашину, отрезала кусок ветчины и закинула его в рот, как голодная чайка – только что выловленную рыбу.

Стараясь не раздражаться, я сунула в морозильную камеру ставший теплым и бесполезным пакет, оторвала кусок бумажного полотенца и приложила к намокшей повязке.

– Не трогай! – тут же вклинилась Ариша. – Надо сменить, а то загноится. И вообще – давай-ка вещи соберем, я билеты уже купила, вылетаем ночью.

Большие часы в простенке между окон показывали половину седьмого, значит, времени на сборы не так уж много.

– Куда мы летим?

– В клинику. Дядя договорился, все будет в порядке. Там никто вопросов не задаст, лежать будешь в отдельной палате, сделают все в лучшем виде – по его словам, там какая-то богиня от пластической хирургии работает, может из дерьма конфетку собрать.

– Ну, спасибо вам, Арина Витальевна! – иронично бросила я. – Вот, значит, что вы о моей внешности на самом деле думаете!

– Ой, Регинка… – прикрыв ладошкой рот, испуганно проговорила Ариша. – Ну, я же не то… ну, в смысле… она любое уродство… ой!

– Все, умолкни, я тебя умоляю! Вари тут кофе, ешь-пей, а я пойду чемодан поищу.

Оставив растерявшуюся Аришу в кухне, я ушла в другой конец дома, где в большой кладовке хранились мои чемоданы – целая коллекция на все случаи жизни. Осталось только решить, какой из них на случай поездки в клинику пластической хирургии…

Подумав, что вряд ли мне понадобятся вечерние платья и туфли, а также деловые костюмы и строгие блузки, я поняла, что могу, наконец, позволить себе не быть «звездой». И это значит – здравствуйте, удобные толстовки, джинсы и спортивные брюки, здравствуйте, кроссовки и спортивные ботинки – все то, что я так редко могу позволить себе носить в повседневной жизни. Вернее, то, что не позволяет мне носить Ариша, считающая, что я всегда должна быть элегантной, безупречной и выверенно-стильной. Черт бы ее побрал…

Ариша пришла с бутербродом и чашкой кофе, плюхнулась в кресло в гардеробной и заглянула в разложенный на полу чемодан:

– Много не набирай, там ходить-то некуда, клиника в лесу, до поселка несколько километров по лесной дороге.

– Там холодно?

– Холоднее, чем в Москве, и снег уже лежит. Угги есть какие-нибудь?

– А ботинки чем плохи?

– Они у тебя еврозима, а там зима настоящая.

– Нет у меня ничего больше.

Ариша, засунув в рот последний кусок бутерброда, посмотрела на часы.

– Успею еще. Ты собирайся, а я в торговый центр метнусь, куплю тебе угги.

– Как хочешь, – мне не терпелось избавиться от нее хоть на час, так что я готова была согласиться на покупку вещи, необходимости в которой не видела. Но хоть одна побуду…

Ариша умчалась, оставив полупустую кофейную чашку на подлокотнике кресла. Вечно после нее в доме бардак…

Интересно, а она что, собирается остаться в клинике со мной? Это как раз то, без чего я бы с удовольствием обошлась. Надеюсь, у нее не хватило фантазии на то, чтобы забронировать палату еще и себе…

Ариша с коробкой вернулась в тот момент, когда я, упаковав в чемодан все необходимое, снова сидела в каминной с пакетом льда у щеки.

– Повязку все равно придется менять, Регинка… – она вывалила серебристые угги из коробки на пол у моих ног. – Примерь, должны подойти.

– Почему ты никогда не спрашиваешь, нравится ли мне, подходит ли, такие ли я хотела?

Ариша, усевшись на пол, растерянно захлопала глазами.

– В каком смысле?

– Да в прямом! Ты решаешь за меня, что я буду носить, какой пить кофе, в каких ресторанах ужинать. Тебе не кажется, что это перебор? А тебе просто повезло, что я тебя жалею, а? Любая другая уже послала бы тебя так далеко, что ты до сих пор еще в пути была бы, а я терплю.

– Терпишь..? – голос Ариши дрогнул, в нем послышались слезы. – Я мешаю тебе жить? Что я делаю не так, Регинка? Ну, я ведь все для тебя, все, чтобы тебе… – она закрыла руками лицо и заплакала навзрыд, и я вдруг почувствовала угрызения совести.

Похоже, Ариша действительно искренне считала, что облегчает мне жизнь своими поступками. Наверное, ей, выросшей без родителей, такое проявление заботы казалось нормальным и естественным – раз она мой агент, то берет на себя все стороны моей жизни, в том числе и бытовую. Проблема в том, что я не нуждаюсь в такой опеке, от кого бы она ни исходила. Но как донести это до Ариши в деликатной форме, я за все это время так и не придумала.

– Ладно… извини, я погорячилась, – почувствовав себя виноватой, пробормотала я, дотягиваясь ногой до валявшейся на ковре обновки. – Ариша… ну, прекрати ты рыдать, никто ж не умер. Смотри, они мне прямо по ноге сели. Ну, посмотри же…

Ариша чуть раздвинула пальцы, но руки от лица не убрала, по ним текли слезы, закатываясь в рукава модного свитера.

– Ну вот… – глухо произнесла она, – теперь не замерзнешь, там, говорят, можно гулять, если противопоказаний нет…

– Спасибо, – я постаралась вложить в это слово хоть немного благодарности, чтобы как-то загладить свою вину за резкие высказывания. Бедная девочка старается, а я во всем вижу только корысть и злой умысел. – Ты ведь со мной полетишь?

Ариша, наконец, вытерла мокрые глаза и, почти совсем уже успокоившись, сказала:

– Да, я тебя устрою в клинику и вернусь в Москву, надо здесь как-то руку на пульсе держать…

«Слава богу, – пронеслось у меня в голове. – Не придется терпеть ее еще и там».

– Постарайся, чтобы никто ни о чем не узнал, хорошо?

– Будет сложно так долго водить всех за нос… рано или поздно начнут выяснять, где ты, что ты…

– Ну, тогда и придумаем что-нибудь.

– Думать надо уже сейчас, заранее, чтобы потом врасплох не застали, – возразила моя умная агент. – Мы должны придерживаться одной версии, чтобы никто не смог докопаться.

– Слушай, ну, могла же я поехать, например, на лыжах кататься и ногу сломать?

– А от интервью почему отказываешься?

– Не хочу, чтобы меня видели беспомощной.

– Регинка… – Ариша укоризненно покачала головой. – Глупо же…

– Вот у тебя и будет время, чтобы что-то более умное придумать. А мне и без этого хватает проблем. Все, давай перевязку сделаем, скоро выезжать.

– Ты парик выбрала?

– Ой, да любой возьму – какая разница?

Аделина

Как Матвей умудряется вставать в пять утра и чувствовать себя бодрым и отдохнувшим?

Этот вопрос не давал мне покоя с того самого дня, когда мы стали жить вместе. Для меня утренние подъемы – пытка, и только по утрам я жалею, что моя клиника расположена далеко за городом, потому что это вынуждает меня вставать в такую рань и выходить из дома затемно.

А Мажаров умудрялся еще и завтрак приготовить, и зарядку сделать – на такие подвиги у меня никогда не хватало энергии. В последнее время я даже за руль почти не садилась, мы ездили в клинику на машине Матвея, исключая те дни, когда он читал лекции в медицинском институте.

Сегодня меня разбудил запах блинчиков, которые у мужа всегда получались изумительно вкусными.

День определенно обещал стать удачным…

– Сегодня явится эта протеже министерская, – сказала я, уже сидя за завтраком.

Матвей просматривал новости и, казалось, не слышал моей реплики, однако я знала, что это не так.

– Терпеть не могу этих «позвоночных», от них всегда какие-то неприятности, – продолжила я жаловаться на судьбу, попутно намазывая блинчик вареньем.

– Деля, ты всякий раз так говоришь, но почему-то еще никому не отказала, – заметил муж, не отрывая взгляда от экрана планшета.

– Почему же – не отказала? Отказывала… просто Семенцов не тот человек, кто воспримет отказ адекватно. Такие обычно мелочные, начнет проверки присылать… мы ведь говорили об этом.

– Чего нам бояться? В клинике все в порядке.

– Если захотеть, нарушения можно найти даже в вакууме. Ладно, не забивай себе голову, это я так… побрюзжать с утра. Очень вкусные, кстати, блинчики, – доедая последний кусочек, сказала я. – Повезло мне с тобой.

Матвей отодвинул планшет и взял чашку с остатками кофе.

– Такое впечатление, что тебе от меня что-то нужно.

– Разумеется. Поскольку сегодня у меня еще и новый хирург первый день на испытательном сроке, то мне без тебя не обойтись. Посмотри протеже Семенцова.

– Деля! – расхохотался муж. – Это, в конце концов, просто неприлично! Он договаривался с тобой.

– Не вижу проблемы, если клиентку осмотрит лучший хирург моей клиники.

– Ладно-ладно, я ее посмотрю, но с условием. Ты будешь присутствовать, вот так. – Матвей допил кофе и встал: – Все, собирайся, пора ехать.

Это было, конечно, не совсем то, чего я хотела, но все-таки лучше, чем совсем ничего…

На планерке я присматривалась к Ненашевой. Она выглядела спокойной, уверенной, только слегка бледной – видимо, волновалась, но это по-человечески понятно, все-таки первый день, новый коллектив.

Однако мне никогда не нравились хирурги, которые не владели собой в мелочах. Никакие личные драмы, волнения, неприятности не должны вноситься в стены клиники, а тем более – в операционные. Здесь мы все – врачи, и на первом месте у нас здоровье людей, а свои проблемы – это за шлагбаумом.

После планерки Ненашева двинулась вместе со всеми в ординаторскую, а я, просмотрев план операций, записала себе в ежедневник время, на которое назначена первая операция нового хирурга.

Смотреть я решила с купола, чтобы не отвлекать Ненашеву своим присутствием – никто не любит, когда им дышат в затылок, а особенно, когда это делает владелица клиники, да еще в первый рабочий день. Я и сверху отлично увижу, как она будет работать.

Своих операций у меня сегодня не было, зато была кипа бумаг, требования на медикаменты, смета по кухонному блоку и смета на предстоявший летом косметический ремонт холла административного корпуса. Не самая любимая мной работа, но никто, кроме меня, этим, конечно, заниматься не будет.

Еще и дядя Слава Васильков взял пару недель без содержания… Мой заместитель теперь сам не оперировал, зато брал на себя часть административной работы, но последние пару месяцев он вдруг начал жаловаться на сердце, и я буквально силой отправила его в отпуск.

Стало ощутимо сложнее, но ведь раньше я как-то справлялась – или клиентов было меньше?

Закопавшись в цифрах, я едва не пропустила момент, когда нужно было идти на купол.

Сменив туфли на каблуке на балетки, я заперла кабинет и пошла в лечебный корпус.

Операция еще не началась, но анестезиолог уже колдовал над клиенткой, закрепляя катетер в локтевой вене. Ненашева вошла в операционную, держа перед собой согнутые руки. Ей подали халат, натянули перчатки, она сжала кисти в замок и встала у окна, наблюдая за манипуляциями анестезиолога.

Даже сверху мне было видно, что она абсолютно спокойна и выглядит уверенной. Это мне понравилось и почему-то напомнило первую операцию Матвея в моей клинике. Тот тоже был спокоен и уверен в себе, а в его движениях была та легкость и четкость, которая отличает гениального хирурга от просто хорошего.

Похоже, Ненашева тоже будет неплоха.

Когда она заняла свое место и протянула руку за скальпелем, я вдруг подумала, что не посмотрела разметку, которую Ненашева делала перед операцией сама.

«Старею, – пробурчала я про себя. – Никогда раньше такого себе не позволяла».

Но, если судить по тому, что происходило внизу, новый хирург свое дело знала – работала быстро, четко и аккуратно. По тому, как расслабленно сидит на табуретке анестезиолог, можно было сделать вывод, что у них все под контролем, все хорошо. Наконец Ненашева наложила послеоперационный гипсовый бандаж на лицо клиентки, закрепила его и сделала аплодирующий жест ладонями – операция закончилась.

Я спустилась на этаж ниже и вошла в операционный блок. Навстречу мне попались медсестры с каталкой, на которой лежала прооперированная клиентка.

Я остановилась и внимательно осмотрела бандаж – он был хорошо наложен, но о результатах можно будет судить только спустя время.

Ненашева размывалась в предоперационной, делала это так тщательно, словно мылась на операцию, а не наоборот.

– Поздравляю с первой операцией в нашей клинике, Ульяна Борисовна, – сказала я, и она от неожиданности вздрогнула.

– Извините, я задумалась… спасибо, – вялым голосом отозвалась она.

– Прокручивали ход операции в голове?

– Да…

– Я тоже всегда так делаю. У вас хорошая техника.

– Спасибо… – и снова этот вялый голос, неужели так устала? Операция-то не такая сложная. – Мне сказали, что вы сами определите, каких клиентов я буду вести.

– Да, все верно. У нас принято, что врачи ведут тех, кого оперируют, и оперируют тех, кого ведут, мы редко отдаем клиентов, только в случае крайней необходимости – либо если вдруг что-то в лечении идет не по плану. Так что уже сегодня сможете планировать операции на следующие дни. И еще. Я привыкла, что к обходу врачи уже имеют свежие данные анализов и осмотров, так что смотреть своих клиентов вам придется сразу, как только приходите на работу.

– Я это поняла.

Ненашева уже закончила мыться и теперь комкала в руках полотенце.

– Как вас коллеги приняли? Все нормально?

– Да…

– Тогда идемте в административный корпус, я передам вам истории. Вы курите, Ульяна Борисовна?

– Что? А, нет-нет, я не курю, – выбросив, наконец, полотенце в корзину, поспешно ответила она.

– Я это не к тому, что считаю подобную привычку неприемлемой – сама курю.

– Нет, у меня нет вредных привычек, – каким-то ученическим тоном сказала Ненашева. – Я веду здоровый образ жизни, занимаюсь спортом.

– Спортом? Каким?

– Фехтованием. У меня первый взрослый разряд, я чемпионка области и серебряный призер первенства страны.

«Надо же… а нервы у тебя гуляют, вон и сейчас побледнела, на щеках румянец, как с мороза. Странно для спортсменки».

– С вами все в порядке, Ульяна Борисовна?

– Да… со мной все в порядке. – Сказав это, она выпрямилась, подняла подбородок и предложила: – Я готова, можем идти. – И у меня возникло ощущение, что идти она никуда не хочет, а делает это потому, что так надо.

Всю дорогу по длинному подземному переходу до административного корпуса я пыталась понять, почему меня нервирует эта девица. В ней не было ничего отталкивающего, наоборот – мягкая, почти неприметная внешность, светло-русые волосы, аккуратная короткая стрижка, плавные движения, негромкий голос. А я иду рядом с ней и буквально ощущаю, как во мне что-то переворачивается, а внутренний голос говорит: «Не верь ей, она не та, кем хочет казаться».

– Ульяна Борисовна, а вы уже переговорили с Иваном Владимировичем? – спросила я, когда мы уже подошли к лестнице, ведущей в корпус.

– С кем?

– С психологом.

– А… нет, пока не успела, знаете, как-то не было времени, я сразу историю взяла, пока все просмотрела, пока прикинула план… – И снова мне показалось, что она будто оправдывается, нагромождает словесную кучу, чтобы за ней скрыть явное нежелание идти на разговор к Иващенко.

– Ну, вот как раз сейчас у него перерыв, – бросив взгляд на часы, сказала я, – он наверняка пьет кофе в ординаторской, так что сможете договориться о времени посещения.

– Да… конечно, – без особого энтузиазма согласилась Ненашева.

Передав ей истории тех клиентов, которыми она будет заниматься, я вдруг вспомнила, что время уже обеденное, а Матвей так и не позвонил. В ординаторской его тоже не было.

– Кто видел Мажарова? – спросила я, обращаясь к врачам, и Филипп Басалаев откликнулся:

– Он вроде в приемное ушел.

– Что же мне не позвонил? А не сказал, что там?

– Кого-то привезли из городской.

Это была нормальная практика – городская больница часто отправляла к нам своих пациентов, кому требовалась пластика, потому не было ничего удивительного в том, что Матвей, дежуривший сегодня по приемному отделению, ушел туда не отзвонившись.

Но где же эта семенцовская протеже? Черт бы подрал этих «позвоночных», ведь назначили же время…

Сейчас разозлюсь и отошлю ее, пусть в Москве клинику ищет.

Ульяна

Руки тряслись, колени подгибались, по спине сбегали струйки пота – именно так она чувствовала себя, когда впервые в карьере вошла в операционную в роли хирурга, а не ассистента, и это ощущение Ненашева помнила очень долго.

Сегодня ничего подобного не было, Ульяна чувствовала себя собранной, уверенной и точно знала, что и как делать.

Поздоровавшись со всеми, она посчитала в голове до десяти и шагнула к столу, ощущая затылком, что за ней наблюдают.

Подняв слегка голову, она увидела, что потолок операционной стеклянный, там находится купол – такой же, как в больницах, где она проходила практику, учась в институте. И наверняка там сейчас сидит Аделина Драгун и наблюдает за тем, как она, Ульяна, будет работать.

Она отлично понимала, что это не от недоверия, не от желания проконтролировать – владелица клиники хотела посмотреть, как поведет себя в первый операционный день новый хирург, в этом нет ничего странного или обидного.

«Я не облажаюсь, – сказала себе Ульяна, протягивая руку сестре и чувствуя, как в ладонь лег скальпель. – Я отлично владею этой техникой, сейчас все сделаю в лучшем виде».

После первого разреза она и думать забыла о Драгун, об испытательном сроке, обо всем вообще – только о каждом своем следующем движении, о каждом следующем шаге в ходе операции.

Объем вмешательства был небольшой, девушку не устраивала довольно заметная горбинка, исправить это оказалось просто.

Накладывая послеоперационный бандаж, Ульяна подумала, что действовала по четко намеченной утром схеме, и после снятия всех повязок по мере того, как спадет отек тканей, лицо девушки станет миловидным и не будет больше причиной ее каждодневного стресса.

Именно так клиентка охарактеризовала свое состояние сегодня утром, когда Ульяна осматривала ее перед операцией.

– Вы просто посмотрите на этот крюк, доктор, – повернувшись к Ульяне в профиль, с досадой произнесла девушка. – Я же при желании могу бутылки открывать…

– Вы преувеличиваете, – спокойно отозвалась Ненашева, пальпируя спинку носа. – Но я согласна с тем, что эту горбинку лучше убрать, раз она причиняет вам такой дискомфорт.

– Дискомфорт! – фыркнула клиентка. – У вас вон даже горбинка на носу симпатичная, и сам носик маленький…

– У вас немного другое строение лицевого черепа, потому такая форма носа, как моя, сделает ваше лицо невыразительным, он для вас мелкий. А мы устраним имеющийся дефект, и ваше лицо станет вот таким. – Ульяна взяла планшет, с которым, как ей уже объяснили, здесь принято ходить на обходы, и показала девушке два варианта фотографий, совмещенных в одну картинку – до и после. – Видите? Мы это аккуратно уберем, и ваше лицо изменится. Нравится?

Девушка, едва дыша, взяла планшет двумя руками и долго всматривалась в фото, с которого уже исчезла ненавистная горбинка.

– Ой… надо же… – возвращая планшет Ульяне, произнесла она. – Вообще другое лицо…

– Еще не поздно отказаться.

– Да что вы, доктор! – живо возразила клиентка. – Я в эту клинику еле попала! Ни за что не откажусь!

– Тогда до встречи в операционной. Через пару часов проснетесь уже с другим носом.

– Удачи нам, доктор, – сказала девушка, глядя на Ульяну с благодарностью.

– Спасибо, она нам пригодится.

Выйдя из палаты, Ульяна почувствовала, как ей стало чуть легче, как будто беседа с будущей клиенткой сняла напряжение, охватившее Ульяну в тот самый момент, когда она вышла из машины на парковке.

Ненашева всегда волновалась. Иногда ей казалось, что она родилась, волнуясь, и умрет, тоже охваченная волнением. Это чувство стало постоянным ее спутником по жизни.

Сегодня причиной волнения была предстоящая встреча с новыми коллегами. Она знала, что работают хирургами здесь мужчины, исключая только владелицу клиники; а женщин, кроме медсестер, кухонных работниц и врачей отделения реабилитации, больше не было.

Хирургия – традиционно мужская территория, женщины стали заходить на нее сравнительно недавно, и многие добивались больших успехов.

Ульяна выбрала специализацию как раз потому, что профессия считалась мужской. Могла пойти в терапию, в кардиологию, но это ее не интересовало. Она знала себе цену, но почему-то жутко смущалась, если об этом начинали говорить вслух – о том, что Ненашева талантлива, что у нее золотые руки, что она накладывает потрясающе аккуратные швы, что она делает экономные разрезы. Ей казалось, что она не заслуживает таких похвал, хотя работает хорошо.

«Зачем хорошо, когда ты должна делать идеально?» – звучал голос в ее голове, и Ульяна снова чувствовала, что не дотянула, не достигла…

Но, против ее настроя, ординаторская встретила ее хорошо и приветливо, и до планерки Ульяна успела со всеми познакомиться.

Особенно заинтересовал ее высокий, широкоплечий мужчина с открытым лицом. Ульяна силилась вспомнить, где раньше слышала эту фамилию, и голос в голове вдруг выдал фразу «а Мажаров молодец, не растерялся. Никогда Аделина никому в рот не смотрела, а тут даже дышать, кажется, боится. Кто бы мог подумать, что он на нее вообще внимание обратит… Хотя ради перспективы и Драгун не самый плохой вариант».

От этих слов, прозвучавших только для нее одной, Ульяне вдруг стало не по себе – словно их услышали все в ординаторской.

«Ну вот… сейчас опять покраснею, – зло подумала она, опустив голову и сделав вид, что изучает снимок клиентки на экране планшета. – Выходит, это муж Драгун… А напротив меня сидит интересный мужчина, и он, похоже, моложе всех здесь. Так, надо прекратить, я точно уже красная, как вареный рак».

Хирурга, занимавшего стол напротив того, что отдали Ульяне, звали Игорем Александровичем Авдеевым, и именно он вызвался первое время помогать ей разобраться в том, как и что устроено в клинике – так решили коллеги, заверив, что это нормальная практика.

Ульяна только плечами пожала – Авдеев не вызвал у нее негативных эмоций, скорее, наоборот.

Когда все разошлись смотреть своих клиентов, Авдеев остался в ординаторской.

– А вам на обход не нужно? – спросила Ульяна, заметив, что он и не собирается покидать своего места.

– Это еще не обход. У нас принято смотреть своих клиентов до того, как состоится обход с главным врачом. Аделина Эдуардовна и сама так делает.

– Я запомню, – кивнула Ульяна. – Но вы своих смотреть не будете?

– Я сегодня дежурил, уже все сделал. Вы, Ульяна Борисовна, не стесняйтесь, спрашивайте обо всем, что непонятно. У нас тут многое не так, как в других больницах.

– Например?

– Например, вам сегодня до вечера нужно в кухонный блок подать список продуктов, которые вы предпочитаете. Питание у нас организовано, из дома никто ничего не носит, а кухня учитывает пожелания каждого сотрудника.

– Интересно… впервые с таким сталкиваюсь…

– Да, это еще первая заведующая кухонным блоком такое правило ввела, – чуть покачиваясь на стуле, сообщил Авдеев. – С тех пор новая заведующая это поддерживает.

– А со старой что же случилось?

– Ее задушили. – И у Ульяны по спине пробежали мурашки. – Я подробностей не знаю, тут не принято сплетни собирать.

– Извините…

Авдеев перестал качаться на стуле и, сложив перед собой на столе руки, спросил:

– А что вас привело в эту клинику?

– Пластическая хирургия.

– Нет, это понятно. А вообще? В городе много небольших клиник, а вы к тому же в Москве стажировку проходили – не хотелось остаться?

– Мне не нравятся большие города. Зато нравятся перспективы.

– В науку хотите?

– Почему бы нет? Я слышала, здесь это поощряют.

– Верно слышали. Если интересно будет, могу рассказать о том, над чем сейчас работаю. Вы на чем хотите специализироваться?

– Челюстно-лицевая хирургия.

– Жаль… – искренне огорчился Авдеев. – Думал – сможем вместе работать. Но я по реконструктивной хирургии больше – маммопластика и все такое.

Ульяна непроизвольно скривила губы, и Авдеев это сразу заметил:

– Считаете, что для мужчины это странно?

– Ну почему же? – поняв, что не сдержала эмоций, постаралась сгладить неловкость Ненашева. – Как раз для мужчины вполне логично…

– Я ведь раньше кардиохирургом был, – вдруг сказал Авдеев изменившимся голосом. – А потом… словом, потом пришел сюда. Сперва хотел тоже лицевой хирургией заняться, но так вышло, что…

– Игорь Александрович, я не хочу показаться грубой, но… мне нужно клиентку посмотреть, у меня операция в час, – извиняющимся тоном проговорила Ульяна.

– Да, конечно! – спохватился Авдеев. – Уже пора идти в лечебный корпус, скоро обход. Давайте я вам все покажу, что попадется по дороге, а после операции продолжим, хорошо? У нас тут много закоулков всяких, сразу все не запомнить.

Вернувшись после операции в ординаторскую, Ульяна обнаружила на столе чашку кофе, а на отдельном блюдце – несколько кусочков сахара и пакетик сливок.

Это было кстати – она чувствовала, что устала, и немного бодрости не помешает.

Протокол операции она написала быстро, с фотографической точностью воспроизведя все манипуляции, которые провела в операционной. План послеоперационного ведения клиентки тоже не вызвал сложностей, и, поставив последнюю точку, Ульяна отодвинула от себя клавиатуру.

На столе лежало несколько папок – это те клиенты, которых ей предстояло вести самостоятельно. Ненашева придвинула стопку к себе и погрузилась в чтение.

«Однако… тут, смотрю, сразу нагружают, и операции довольно сложные, – с удивлением отметила она, откладывая в сторону очередную папку. – Но это даже хорошо – всю следующую неделю мне будет не до отдыха, это прекрасно. Нужно кое-что почитать…»

Перед тем, как начать собираться домой, Ульяна решила сходить и проведать послеоперационную клиентку.

Немного заплутав в подземном переходе, она еле нашла лестницу, ведущую в реабилитацию.

Спросив на посту номер палаты, Ненашева оказалась в просторном помещении с двумя большими окнами, зашторенными жалюзи песочного цвета.

Одна из кроватей пустовала, на второй лежала ее клиентка, уже проснувшаяся после наркоза.

Ульяна осмотрела повязку, справилась о самочувствии.

Девушка попыталась даже выдавить улыбку:

– Все в порядке, доктор… только саднит нос, тянет…

– Это пройдет. И не пугайтесь, синяки под глазами пройдут, это от отека.

– Мне сказали, что тут зеркал нет.

Ульяна смутилась:

– Я здесь недавно… откровенно говоря, вы моя первая клиентка… в смысле – в этой клинике…

– Значит, у нас с вами дебют… скажите, а если заболит ночью, мне можно попросить укол?

– Конечно. Вам его и так предложат на ночь, я назначила, но если будет совсем нестерпимо, то попросите, кнопка вызова сестры на пульте. Я приду завтра часов в семь утра.

– Спасибо… отдыхайте, доктор.

Ульяна вышла из палаты с чувством облегчения – клиентка в порядке, все хорошо. Можно ехать домой.

«Ах да, я же еще в зал собиралась… – вдруг вспомнила она, уже шагая в сторону административного корпуса. – Даже бандуру с формой взяла… придется заехать».

«Что значит – «придется»? – тут же зазвучал голос в голове. – Как можно так халатно относиться к чему-то? Как вообще при таком подходе можно добиться высоких результатов? Делу нужно отдаваться целиком, только тогда в этом есть какой-то смысл!»