– Егорушка, – зашептала она. – Это я, я с тобой, не волнуйся, родной мой. Я буду рядом, я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.
Коваль наклонилась к его лицу, ощутив теплое дыхание, коснулась губ. В коридоре тихо переговаривалась с медсестрой охрана, не пуская ее в палату.
– Постой здесь пока, – басил Дрозд. – Там жена, пусть еще минутку побудет, имей сочувствие!
– Мне уколы делать надо, – возмущалась девушка. – Какая жена еще?
– Детка, не груби, не надо, у него жена – женщина серьезная, лучше не злить, а то жалеть потом придется.
– Да мне-то все равно, кто у него жена, я на работе, пустите меня!
– И мы, золотая, на работе, и хозяйка нас не погладит, если мы ей помешаем! – убеждал Дрозд.
Марина со вздохом встала и открыла дверь, впуская медсестру в бокс:
– Я уже ухожу. Что вы ему колете?
– Это антибиотики и обезболивающее. Вы не переживайте, я ночевать здесь буду, заведующий велел, я прослежу, чтобы все было в порядке, – заверила она.
– Я надеюсь. Тебе заплатят за это отдельно. Макс, мне плохо, помоги…
Тот подбежал, не дав упасть, повел в палату. Беспокойной пациентки уже хватились – по коридору носился доктор Арбузов, весь в мыле и гневе:
– Где ты бродишь? Я ведь велел тебе лежать!
– Велел? – переспросила Коваль, надменно вздернув брови. – А кто ты такой, чтобы что-то велеть мне? Я ухожу отсюда завтра же, я вообще не понимаю, как и зачем здесь оказалась. У меня много дел, а больничный мне не нужен.
– Если вы уйдете, то я не несу ответственности за вас! – официально и сухо заявил Арбузов.
– Вот и хорошо, а то проотвечаешься ненароком.
В палате она легла на постель и сразу уснула, утомленная этим бесконечным, тяжеленным днем.
Из больницы Коваль уехала на следующий же день, наплевав на все предостережения врачей. Прежде чем поехать в «Рощу», зашла к Егору, там все оказалось без изменений, он по-прежнему не желал приходить в себя. Марина поговорила и с заведующим реанимацией, но он тоже не сказал ничего утешительного…
На крыльце больницы курил, поджидая ее, Розан.
– Хреново выглядишь, подруга дорогая! – обрадовал он своими наблюдениями, словно без него Коваль себя в зеркале не видела.
– Отвали, мне не до этого! Поехали.
– Ты мне скажи все-таки, кто тебя так отоварил? – не отставал он.
– Хохол, телохранитель строгачевский, – беря сигарету, ответила Марина.
– Бугай безмозглый! – посочувствовал Розан. – Очень плохо себя чувствуешь?
– Лучше, чем Егор! – отрезала она, прекращая разговоры на медицинскую тему.
Розан привез ее в «Рощу», и во дворе его коттеджа Коваль увидела разминающего огромные ручищи Вилли – злобного и жестокого изверга, при одном взгляде на которого мороз продирал по коже. В бригаде ему отводилась одна из самых малоприятных работ – Вилли был «штатным» палачом, его всегда задействовали на публичных разборках или когда нужно было быстро вытрясти из кого-то информацию.
– Здорово, Вилли! – процедила Марина, сунув в зубы очередную сигарету.
– Здрасьте, Марина Викторовна! – гаркнул монстр так оглушительно, что у нее в ушах зазвенело.
– Не базлай, придурок! – осек его Розан. – У нее голова разбита, плохо ей и так!
– Так это, может, руки подровнять кому, вы скажите, я мигом, – предложил добрый и душевный парень, но Коваль отказалась.
Розан вынес во двор кресло, усадил хозяйку, заботливо укрыв ее ноги пледом, Марина надела темные очки, чтобы мартовское солнце не слепило, и попросила чашку кофе с коньяком.
Пока Макс варил его, обратилась к монстру:
– Вилли, ты только давай осторожнее, сначала мне нужно имя заказчика вытрясти, понял? Грохнуть их мы успеем, торопиться некуда. Но имя, имя, Вилли!
– Да нет проблем! – заверил он.
Это точно – общение с ним редко кто выдерживал дольше получаса, этот зверь мог выбить глаз одним ударом, отбить печень и почки, не оставив следов, а уж если кто-то имел раны на теле… Об этом даже далеко не слабонервная Коваль не могла думать без озноба. Зрелище было ужасное, да и звуковое сопровождение – тоже, а потому пришлось ей подготовиться к предстоящей экзекуции, опрокинув почти полный стакан коньяка.
– Розан, давай! – махнула Марина заместителю, но он медлил. – Ну? В чем дело?
– Может, ты в дом все же пойдешь? Знаешь ведь, сейчас будет тут мясокомбинат на гастролях… – предложил он нерешительно.
– Так, что за базар, я не поняла? – заорала Коваль, вцепившись в подлокотники кресла. – Я не барышня кисейная, если надо, сама не хуже Вилли отработаю, я за Егора порву кого угодно! Сюда их, я сказала!
Розан вздохнул и дал отмашку пацанам, сидевшим на лавке у ворот гаража, где и находился подвал, в котором содержали киллеров.
– Обоих? – спросил кто-то.
– Давайте обоих, так легче разговаривать, – распорядился Вилли.
Дрожащих от подвального холода парней пинками выгнали во двор, они озирались вокруг, разглядывая окруживших их кольцом людей. Коваль курила, сидя в кресле, ждала, когда пацаны наиграются, наслаждаясь ужасом и страхом в глазах обреченных. Наконец ей это надоело.
– Ну-ка, покажите мне этих лохов! – лениво произнесла она, и пацаны расступились, открывая ее взгляду жмущихся друг к другу парней. – Здорово, архаровцы! Надеюсь, вам у меня понравилось? Так спешу разочаровать – на этом мое гостеприимство и закончилось, теперь начнется совсем другая сказка. Но помочь немного сократить мучения могу, если сразу услышу имя того, кто вас послал.
Повисла пауза, было слышно, как тяжело они дышат, представляя, что с ними может произойти дальше.
– Я жду! – напомнила Коваль. – А ждать не люблю страшно.
– Вы путаете что-то, девушка, – начал с заметным украинским акцентом тот, что постарше. – Мы и понятия не имеем, о чем речь.
– Я вижу, что вы понятия не имеете, иначе знали бы, что за каждое слово отвечают. Клянусь, я вас научу напоследок. Сам скажешь, кто заказал Малыша, или помощь тебе требуется?
– Я не знаю никакого Малыша…
– Да? А мужа Наковальни ты знаешь?
Пленник выпучил глаза, и стало ясно, что, может, Малыша он и не знал, но про Наковальню слышал однозначно.
– Ну, не молчи, болезный, – подстегнула она, глядя из-под упавшей челки прямо в бегающие глаза неудачливого киллера. Тот молчал. – Извини тогда, братан! – вздохнула Марина. – Вилли, давай!
Через пару минут окровавленный парень корчился на грязном снегу, зажимая рукой то место, где раньше было правое ухо, которое урод Вилли бросил в костер. Коваль поморщилась от запаха:
– Вилли, я шашлык не заказывала!
– Не буду больше! – детским голоском пискнул он, вызвав хохот у братвы.
Второй киллер с заклеенным скотчем ртом глядел выпученными от страха глазами на лежащего напарника. Он перевел на Марину взгляд, надеясь, видимо, что слабонервная женщина прекратит это безобразие, но это не значилось в ее планах. Вилли одним ударом, каким-то неуловимым движением выбил парню глаз, Розан за спиной Коваль матерился сквозь зубы, а она словно окаменела, не было ни страха, ни брезгливости, ничего. Егор, весь в бинтах и без сознания, стоял перед ее глазами, и этих двух козлов Марине было совершенно не жаль.
– Я на куски тебя порву, если будешь молчать, – пообещал Вилли, вынимая огромный десантный нож, которым орудовал лучше, чем ложкой и вилкой. Обезумевший от боли парень закрыл оставшийся глаз и замычал что-то невнятно.
– Рот освободите ему, – сказала Коваль, снова закурив.
Вилли дернул скотч, и парень, собрав последние силы, пополз к ней, оставляя за собой кровавые полосы.
– Умоляю… прекратите… вы же женщина…
Марина уперлась носком сапога в его подбородок, поднимая голову, и тихо сказала:
– Я не женщина, братан. Меня бесполезно брать на жалость – я просто не знаю, что это. Скажи то, что я прошу, и умрешь без дальнейших мучений.
Этот дурак молчал, прикрывая чью-то задницу, и тогда Вилли со всей дури всадил ему тесак в грудь, кровища брызнула во все стороны, киллер дернулся и затих.
– Готов, – констатировал Розан.
– Вилли, ты что, бля, слов не понимаешь?! – заорала Коваль, чувствуя, как снова заболела голова. – Я что, сказала мочить его?
– Не рассчитал…
– Ну, так со вторым рассчитывай, будь так добр!
Со вторым пошло веселее, и минут через десять он, прежде чем отдать концы, промычал разбитым ртом имя заказчика, повергшее Марину в шок. Самсон. Самсон, неблагодарная сволочь! У нее глаза налились кровью, она заблажила, вскочив из кресла:
– На квартиру к Самсону, на дачу, в офис – куда хотите, сгребайте всех на хрен и, главное, гниду эту мне сюда! Что встали?!
Братва рванула по машинам не хуже своры гончих, пара минут – и нет никого, двор опустел, а Коваль, почувствовав, что сейчас ее вывернет наизнанку, зажав рот, кинулась в туалет. Вышла, держась за стены, бледная, как смерть, испугав бросившегося к ней Розана:
– Тебе плохо? Коваль, не молчи – плохо?
– А сам не видишь? – окрысилась она. – Домой отвези меня, я полежу немного, и к Егору.
– Здесь будешь лежать! – заявил Розан, беря ее на руки. – На глазах у меня!
– Пусти, сама пойду! – Но он не выпустил, отнес в свою спальню, опустил на постель. Присел рядом, стягивая сапоги и джинсы. Марина осталась в черных колготках и водолазке, в спешке натянутой вчера на голое тело, и Розан понял это, глядя на выпирающие под тонким шелком соски, но Коваль внимательно посмотрела на него и тихо сказала:
– Убью, сволочь!
– Не бойся, не трону – не до этого сейчас, – вздохнул он, укрывая ее одеялом. – Ты поспи хоть пару часов, а то зеленая вон вся. Побереглась бы немного, а? – попросил он вдруг жалобно. – Нельзя же так!
– Перестань, Серега, не расслабляй меня, я и так из последних держусь, еще чуть-чуть – и сорвусь, на фиг.
– Ладно, спи, – он задернул шторы на окнах, создав приятный сумрак, и уехал за пацанами.
Когда она открыла глаза, выныривая из объятий сна, Розан сидел в ногах с расстроенным лицом.
– Что?! Что с Егором?! – подскочила Марина, но он уложил ее обратно:
– Не кипи, там все по-прежнему, ему не хуже.
– Тогда – что?
– Фигня, дорогая, – Самсон исчез, с семьей испарился, все счета свои выгреб подчистую, – огорченно сообщил он.
Коваль застонала от бессилия, молотя руками по подушке, а потом из ее груди вырвался такой крик, что Розан зажал уши:
– …твою мать!!! Сука, ушел все-таки!
– Не переживай, нет такого места, где бы его нельзя было достать, найдем! – пообещал Розан. – Теперь главное – Малыша поднять.
– Распорядись койку мне к нему в бокс поставить, я с ним буду.
– Не надо тебе там самой сидеть, давай наймем кого-нибудь.
– Спятил? Я никому не доверю его, он мой, сама все сделаю! – возмутилась она.
– Дел полно…
– Так разберись! А я должна быть с мужем, это мое единственное дело.
Коваль переселилась в больницу, не обращая внимания на протесты врачей. Егора смотрели лучшие специалисты, но в прогнозах осторожничали, всех, как и жену, беспокоило то, что он никак не желал выходить из своей странной комы, хотя ни одно обследование не показало травмы головы. Доктора побаивались Марину, понимая, что и так-то она не ангел, а тут еще и ушиб… Розан хохотал, рассказывая, что у него интересовались наличием у Коваль оружия. Он приезжал каждый день, таскал еду из «Шара», но она так мало ела, что Серега все время ее ругал. Ветка тоже приезжала. Она перебралась к Строгачу, от него и узнала обо всем.
– Повезло же тебе, дорогая, – заявила она в первый же свой визит, глядя с завистью на безмолвно лежащего Егора. – Какой классный мужик у тебя! Завидую!
– Оставь это, Ветка, не до того мне сейчас, только б выжил… – тяжело вздохнула Коваль, сейчас совсем не похожая на ту, прежнюю, настолько вымотали ее тревога и переживания.
– Не волнуйся, – она уставилась в неподвижное лицо Егора, долго стояла, замерев, а потом сказала: – Он очнется, увидишь, просто не время пока. Жди – все будет.
Марина не выдержала и разрыдалась, прижимаясь к ней и заливая слезами белую шифоновую блузку.
– Пойдем-ка покурим, – увлекла ее за собой подруга.
Они сели в курилке на подоконник, Марина вынула пачку и постаралась взять себя в руки.
– Ну, что про себя расскажешь, раз уж про меня все ясно?
– А что? Нормальный мужик, сказка, можно сказать, – улыбнулась Ветка. – Только, по-моему, на тебе слегка сдвинутый.
– Ревнуешь? – щелкая зажигалкой, поинтересовалась Коваль.
– К тебе? Нет. Я же знаю, что он-то тебе не нужен, – пожала она плечами. – Просто сравнивает все время с тобой, а так… Пока помолчу, дальше видно будет. Тачку вот поменял мне, стыдно, говорит, что любовница на дешевой машине гоняет, «бэшку» купил. По статусу, говорит, подходит.
– Привыкай, у нас все так: статус, положение, понятия… – усмехнулась Марина. – Ты приезжай ко мне хоть иногда, Ветка, а то поговорить, кроме Егора, не с кем, а он, сама понимаешь, слушатель только…
– Я же сказала – наладится все, – поцеловав ее в щеку, пообещала ведьма и умчалась к своему Сереге, а Коваль побрела обратно в бокс, где неподвижно и безмолвно лежал любимый муж.
Она опять села у его постели, неотрывно глядя на родное лицо с закрытыми сейчас глазами в густых ресницах.
– Просыпайся, родной мой, посмотри на меня, – попросила шепотом. – Это ведь я, твоя девочка, я так соскучилась по тебе, любимый…
Ответа не было, да и не ждала она его. Ей было важно, чтобы Егор чувствовал, что жена рядом, чтобы слышал ее голос. Шли дни – и ничего не менялось, врачи начали заговаривать о том, что вряд ли уже Егор будет прежним, что, скорее всего, так и не выйдет он из комы, продолжая жить, пока будет биться его совершенно здоровое сердце. Марина прекрасно знала, как называется такое состояние больного – овощ… Но это не о ее Малыше, она никому не позволяла даже думать так, а за подобное предположение, высказанное при ней вслух, один резвый ординатор получил коленом в пах, и телохранители едва успели перехватить хозяйку и закрыть в боксе, чтобы та его вообще не искалечила. После этого Марину вызвал к себе главный врач, пообещав вызвать ОМОН и выкинуть из больницы вместе с ее быками. Коваль в ответ только зловеще улыбнулась:
– Попробуйте!
– Ты, Коваль, всегда была странная какая-то, шальная, – вздохнул главный. – Я ж тебя лет с шестнадцати помню, когда ты еще полы здесь драила, нельзя было тебя не заметить – все мужики, как коты на валерьянку, облизывались. Что-то было в тебе запретное, запредельное. Что ж ты сделала со своей жизнью? – спросил он вдруг совсем по-отечески. – Зачем тебе это уголовное дерьмо? Детей бы рожала, а ты…
– Какие, к черту, дети! – невесело усмехнулась она, взяв сигарету. – Еще одно уязвимое место. А про жизнь… Это от меня не зависело, так сошлось, и все – вход – рубль, а выход – два, не соскочишь уже. И «маски-шоу» ваши не пугают меня давно, я прекрасно знаю, что такое КПЗ и СИЗО. Обещаю, что, как только Егору станет хоть немного лучше, я заберу его и сама отвалю отсюда, не волнуйтесь. Но врачам скажите, чтоб не смел никто при мне говорить что-то подобное о моем муже – убью! – и, ткнув окурок в пепельницу перед носом обескураженного главного, вылетела из кабинета.
В палате ждал сюрприз – в кресле возле Егора восседал Строгач, а рядом с ним – улыбающаяся Ветка. По углам замерла охрана, возглавляемая Хохлом, опустившим глаза в пол при Маринином появлении.
– Здравствуй, Серега, – негромко сказала Марина, когда он шагнул к ней и обнял.
– Здравствуй. Приехал посмотреть, как ты тут, как Малыш.
– Сам видишь – как, – кивнула она на неподвижного Егора.
– Да-а! – протянул Серега. – Ты плохо выглядишь, Коваль. Устала?
– Не знаю…
– Так, Вета, – скомандовал он. – Остаешься здесь на пару часов, побудешь. Ей проветриться надо.
– А успеете – за пару-то часов? – сощурилась Ветка, глядя на Строгача.
– Рот закрой! – велел он негромко, но так, что даже у Марины мурашки побежали.
Ветка мгновенно умолкла и села в кресло, а Строгач, подав Коваль с вешалки шубу, повел к выходу. Телохранители вопросительно смотрели на это все, но она успокоила их, сказав, что едет домой и скоро будет. Уже в машине устало спросила у сидящего рядом Сереги:
– Что ты хочешь от меня?
– Ты знаешь.
– Я не могу, Серега, пойми, пока он – там, такой… Не могу…
– Можешь. И хватит об этом, – он сжал ее руку так, что побелели пальцы. Коваль тяжело вздохнула:
– Ты можешь взять меня силой, я не в состоянии сейчас сопротивляться, можешь позвать своего Хохла, чтобы помог, но это ничего не изменит.
– Я никогда не беру баб силой, они сами ноги раздвигают, – усмехнулся Строгач.
– Это не мой случай.
– Ты не исключение, Наковальня. Сама попросишь и предложишь сама.
– Зря ты так обо мне. Я не шлюха, и не была ею никогда.
– Да иди ты к черту, Коваль! – заорал вдруг он, отпихивая ее от себя. – На хрен мне этот головняк?! Я на колени должен встать, чтобы ты позволила себя трахнуть? Иди ты к такой-то матери, королева! Вали, бери шмотки свои, я тебя отвезу к твоему обожаемому Малышу, который и не понимает, кажется, какое сокровище имеет каждую ночь, чистоплюй хренов! Но запомни этот день!
– Не грози мне, Серега, не надо…
Дома она побросала в сумку какие-то тряпки, сменила шубу на кожаную куртку, взяла из сейфа пачку денег. В больницу ехали молча, Строгач игнорировал непокорную бригадиршу, демонстративно глядя в окно. Он не поднялся с ней в отделение, бросив только:
– Ветке скажи, что жду. Удачи тебе.
Коваль промолчала.
Едва открыв дверь бокса, она наткнулась на вопросительный взгляд подруги и, отрицательно качнув головой, сказала:
– Ничего не было, Ветка, – увидев, как радостно и благодарно заблестели у той глаза. – Иди, он ждет тебя в машине.
Она поцеловала Марину и убежала, а Коваль, прислонившись головой к плечу Егора, заплакала.
– Родной мой, мне так тяжело и невыносимо без тебя… Вернись, я прошу тебя…
И вдруг она услышала, как он произнес хриплым, срывающимся голосом:
– Не плачь… моя девочка…
Марина подняла голову – на нее смотрели широко распахнутые синие глаза… От шока ее тело стало ватным, чужим каким-то, и речь пропала куда-то, Коваль сидела и безмолвно смотрела на мужа, а он, словно пробуя слова на вкус, шептал:
– Девочка… девочка моя… родная…
Приехавший в это время Розан онемел от изумления, замер в дверях, а Марина не шевелилась, боясь спугнуть чудо, случившееся вопреки всем прогнозам.
– Не плачь… – опять повторил Егор, и она, очнувшись наконец, послушно стала вытирать глаза.
– Я уже не плачу, родной, все, все…
Розан было двинулся к ней, но Марина отмахнулась от него, как от назойливой мухи:
– Уйди пока, не до тебя мне!
За дверью он возбужденно сообщил охране:
– Ништяк, пацаны, сдвинулось – Малыш в себя пришел!
Коваль все еще не верила, что это так и есть, гладила его по лицу, по волосам и смотрела, смотрела…
– Поцелуй меня, – попросил он шепотом, и Марина прижалась к его губам, ощущая, как он отвечает, прижимая ее голову здоровой рукой.
– Ты симулянт, Егор, – тихо сказала она, оторвавшись от мужа. – Я так люблю тебя.
Егор закрыл глаза, утомленный неожиданными эмоциями, он был еще слишком слаб.
– Отдохни немного, – прошептала Коваль, поцеловав его в лоб и выходя из бокса.
Утащив Розана в курилку, она уселась на подоконник, болтая ногами.
– Светишься прямо! – улыбнулся он, поднося зажигалку. – Рад за тебя.
– Спасибо. У тебя что-то срочное?
– Короче, подруга, в Москве пацаны завалили жену Самсона, – тихо сказал Розан, вмиг став серьезным.
– Как – завалили? – Рука с сигаретой остановилась, не дойдя до губ, Марина смотрела на заместителя и не понимала, о чем он говорит.
– Наглухо. Хотели прихватить, а она вырвалась, орать стала, ну и…
– Зачем?! Я же просила тебя – без крови!
– Да выхода не было, пойми! – рявкнул он. – Между прочим, паспорт у нее нашли на другую фамилию и вид на жительство в Израиле. Усекаешь?
– А в Москву она за кефиром прилетала, Самсон израильского не пьет? – удивилась Марина, искренне недоумевая по поводу столь странных обстоятельств.
– Да черт ее знает! Зато теперь понятно, где он окопался.
– И что – мне должно полегчать от этого? Как я его оттуда достану? – с досадой сказала Коваль, понимая, что это будет совсем непросто.
– Фигня – зарядим туда пацанов, они прихватят.
– Да, прихватили они уже жену, хорош! И не до этого мне сейчас, надо Егора поднимать, раз уж все так сложилось.
Это удалось ей не сразу и с большим трудом, пришлось основательно потратиться и вложить много собственных сил и нервов. Сколько раз муж орал на нее, когда она заставляла его вставать, ходить, двигаться, когда заставляла соблюдать все врачебные назначения и диету, весьма жесткую и противную из-за ранения желудка. Но Марина не обращала внимания, упрямо настаивая на своем.
– Какая же ты стерва, Коваль! – стонал Малыш, но та неизменно отвечала:
– Мне не нужен инвалид, я хочу здорового, сильного мужика, способного гасить меня ночи напролет! Иначе уйду к другому!
– Стерва! – орал он, сгребая жену в охапку и не выпуская без порции поцелуев.
Словом, первого мая она забрала его домой почти в прежнем состоянии, на своих ногах и полного сил. Весь народ гулял в центре, отмечая праздник, а Марина с Егором в окружении телохранителей и Розана сидели в беседке у бассейна, и Серега жарил свои фирменные шашлыки. Егор наслаждался шедеврами сушиста из «Шара», ради праздника превзошедшего самого себя в приготовлении этих блюд. Было уже совсем тепло, даже трава кое-где пробивалась. Коваль потягивала текилу, к которой не прикасалась со дня покушения на Егора. Тот улыбался, поглядывая в сторону жены:
– Не балуйся, накажу!
– Я же аккуратно, по чуть-чуть! – оправдывалась она, но стакан отставила, поймав на себе ехидный взгляд Розана.
– Все, Коваль, похоже, отпилась ты – Малыш решил за тебя всерьез взяться!
– Отвали, да? Захочу – так налакаюсь – ахнете вместе с Малышом! – пригрозила уязвленная Марина.
– Давай-давай, а я тебя потом высеку! – пообещал Егор без тени улыбки, и она замолчала.
Просидев до темноты, Коваль решила, что пора бы и расходиться – многовато впечатлений для первого дня дома. Они поднялись в спальню, Егор пошел в душ, и она не смогла отказать себе в удовольствии присоединиться. Наблюдая с улыбкой за ее жадными ласками, Егор поинтересовался:
– Похоже, моя девочка не размялась ни с кем за это время?
– Нет, – ответила она, опускаясь на колени и глядя на него снизу. Он, кажется, удивился:
– Что, вообще?
– Как ты можешь, а? Ты лежал в коме, а я, по-твоему, скакала по чужим постелям?
– Не обижайся, любимая, – попросил он. – Просто я знаю тебя, знаю, как любишь ты мужское внимание и ласку. О господи, – пробормотал, отрываясь от нее буквально на секунду. – Я и забыл, какая ты, моя сладкая…
Утром, откатившись от неподвижно лежащей поперек кровати Марины, муж соизволил поинтересоваться:
– Устала, любимая?
Она молчала, не в силах шевельнуться.
– Может, поедим?
После бурных и затяжных занятий любовью он ел нереально много, ей же при воспоминании о съестном стало дурно.
Пока Егор был на кухне, Коваль добралась до зеркала и ужаснулась – вид у нее был, как у проститутки после «субботника» с ее быками – глаза ввалились, вокруг них – чернота, лицо безумное, волосы висят сосульками. Кошмар! Вернувшийся муж обнял ее сзади, положил на плечо голову и страстно прошептал на ухо:
– Ты самая прекрасная женщина, любимая моя. Я люблю тебя, с ума схожу, исполню любое желание…
Она спала почти сутки, приходя в себя после любовного марафона, даже не вставая поесть – сил не было. Приехавший Розан, глядя на ее бледное лицо с огромными синими кругами вокруг глаз, улучил момент, когда Егор вышел из каминной, и просто скорчился от смеха:
– Ха-ха-ха, Коваль! Вот не знал, что Малыш такой жеребец! Смотри, насмерть замучает, если ты его не приструнишь!
Она только отмахнулась, улыбаясь:
– Пусть, лишь бы ему хорошо было!
– За что ж ты любишь-то его так, скажи? – спросил вдруг Розан тихо и серьезно.
– Просто за то, что он есть, за то, что мой.
– Ты, дорогая, хоть бы делами поинтересовалась!
– Я ж тебе, Серега, доверяю.
– Я заказал оборудование для казино, бумаги подпиши.
– Оставь, посмотрю. А про Самсона – ничего? – понизив голос, спросила Коваль, которую этот вопрос волновал куда сильнее, чем собираемая с подкрышных коммерсов дань или прибыли от казино и клубов. От этого зависело ее спокойствие и безопасность ее мужа, а это куда более ценные вещи.
– Пока нет. Малыш знает, кто его?
– Нет. И не узнает, – жестко произнесла она, давая понять, что этот вопрос больше не обсуждается.
Вернулся из кухни Егор, принеся жене чашку кофе и сигареты. Розан начал прощаться, ехидно поглядывая в Маринину сторону, но та сделала вид, что не замечает. Егор недоуменно спросил:
– Что это с твоим Розаном?
– Шок и удивление. Это ведь только ты не видишь, во что меня превратил, а Розан не слепой.
– По-моему, он просто завидует.
– Тебе или мне?
Егор захохотал, обняв ее. Возможно, на подобные проявления чувств его подталкивало желание безраздельно владеть этой женщиной, подчинять ее себе и видеть, что она безропотно идет на это. Такая неуправляемая и взбалмошная в жизни, в постели Коваль становилась совершенно другой, она не любила главенствовать, а с удовольствием отдавала свое невероятно желанное тело во власть мужа, выполняя любые его просьбы и причуды. Только там Егор чувствовал себя ее хозяином. В остальное время жена не подчинялась никому, наоборот – от одного только взгляда этой женщины бледнели многие уверенные в себе мужики, а толпа отморозков с уголовным прошлым, именуемая бригадой, беспрекословно подчинялась и делала все, что говорила Наковальня. И только он, Егор Малышев, знал, какая она на самом деле нежная, ласковая и желанная…
Врачи запретили на какое-то время Егору работать, и он не ездил в офис, принимая все бумаги по факсу тайком от жены. Марина, конечно, это знала, но молчала, понимая, что дела в корпорации и так идут не очень-то. У нее самой их было не меньше, дел-то, она бывала дома только по вечерам, и Егор встречал ее так, словно отсутствие любимой было по меньшей мере недельным. Коваль в кои-то веки не ездила на разборки, не наводила дисциплину в бригаде железной рукой – Розан освободил ее от этого, оставив только бумажки по «Империи удачи».
– А то ты в последнее время жестокая стала, пацаны бояться начали, – шутил он. – Такая красивая женщина – и замашки мясника!
– Ты решил воспитать из меня нежную курсистку, падающую в обморок от слова «дура»? – смеялась Марина.
– Ага, упадешь ты в обморок от этого слова, как же! Матом кроешь, словно десять пасок отсидела! Самой-то страшно не бывает, назад не оглядываешься?
– Я, Серега, стараюсь этого не делать. Жить сегодня надо, ведь завтра может и не наступить при нашей с тобой жизни. Не хочу вспоминать то, что было в прошлом, иначе могу с ума сойти. Ты и сам ведь знаешь, – они сидели вдвоем в ее кабинете в офисе «Империи», и Розана вдруг потянуло на задушевные разговоры:
– Я, Коваль, зауважал тебя, когда ты против Мастифа поперла, когда к Черепу уехала, – сказал он, закуривая. – Не испугалась, что с тобой могут сделать.
– Серега, вот за это самое я виню себя до сих пор. Если бы я вообще не приблизилась к Черепу, он был бы жив. Это я убила его, я и мое тело, державшее его тисками. Я позволила Олегу взять то, на что и сама-то прав не имела, как оказалось. Ты же помнишь, для чего я нужна была пахану? Мне просто повезло, что Олег оказался рядом, научил, что и как, да еще – что первым, с кем мне пришлось оказаться в постели по приказу, был Малыш, – Коваль замолчала, прикурила сигарету. До сих пор воспоминания причиняли боль, это было страшное время, с которого она и начала подниматься по лестнице, могущей в любой момент рухнуть. Но именно та пора подарила ей Егора.
– Слушай, Розан, что-то мы с тобой стали слишком глубоко рыть, надоело, хватит!
– Да никто и не рыл, – пожал плечами Серега.
На этом «вечер воспоминаний» закончился, и Розан повез хозяйку обедать в «Стеклянный шар». Японская кухня мирила ее с тяготами жизни, это совсем не то, что, например, налопаться пиццы в итальянской пиццерии или капусты со свиной ножкой – в немецкой пивной. Это требовало неторопливого наслаждения, созерцания, внимательного взгляда внутрь себя, словно прислушиваешься к ощущениям. Коваль часами могла сидеть в татами-рум, расслабляясь и получая удовольствие, сравнимое разве что с хорошим сексом, который дарил ей Егор…
Сегодня весь кайф поломала Ветка, позвонившая на мобильный.
– Мне нужно срочно тебя увидеть! – заорала она, даже не здороваясь. – Я умоляю тебя – это срочно!
– Приезжай, я сижу в «Шаре», скажешь мэтру, что ко мне, он проводит, – неохотно отозвалась Марина – перспектива разгребать какие-то Веткины проблемы сегодня не улыбалась, она собиралась пораньше закончить все дела и побыть вдвоем с мужем, а теперь придется немного отложить этот приятный момент.
Ветка прилетела минут через сорок, вся какая-то вздернутая, без косметики и кое-как одетая, плюхнулась рядом с Мариной, выхватив из-под руки чашечку с сакэ и опустошая одним глотком.
– Фу, гадость какая! – сморщилась она. – Тут водки нет, что ли?
– Это тебе не пельменная, а японский ресторан! – слегка обиделась Коваль, очень трепетно относившаяся к своему любимому детищу и любимой кухне.
– Да иди ты, Коваль, со своими выпендрючками – японский, китайский! – отмахнулась Ветка.
– Розан, водки принеси ей, – попросила Марина, понимая, что иначе она не расслабится.
– Я официант, что ли? – возмутился он, но встал и ушел.
Ветка курила, прищурив глаза и барабаня пальцами по столу, Коваль ни о чем не спрашивала – надо будет, сама все выложит, тянуть по слову клещами не собиралась. Наконец вернулся Розан с бутылкой клюквенной «Финляндии». Ветка вырвала ее у него из рук и, одну за другой, быстро влила в себя две рюмки, даже не морщась.
– Ого! – оценил Розан. – Нормальный ход, если так пойдет и дальше, то и Коваль переплюнешь!
– Уйди, а? – скривилась Ветка.
– С какой балды? – удивился он.
– А с такой! Не мешай бабам о бабском поговорить!
– Что, переспать не с кем? Так позови – я вот он! – нахально предложил Серега, облапив ее и впиваясь в тонкую шейку, открытую расстегнутым воротничком блузки.
– Розан! – предостерегающе начала Марина, но Ветка уже завелась, сбрасывая его руку.
– Ты?! – произнесла она возмущенно и брезгливо, наливая себе еще рюмку. – Да на что ты годен, китайское однозарядное ружье?
Коваль от смеха чуть не подавилась, а у Розана глаза налились кровью.
– Да я тебя… – поднялся он из-за стола.
– Что? – невинно поинтересовалась Веточка, хлопнув налитую рюмку, и Розан не вынес – выматерился и уехал в офис, сказав, что будет ждать там.
– Ты не очень резко на водяру налегай, за рулем ведь, – посоветовала Марина, видя, как опасно и быстро пустеет бутылка.
– А-а! – отмахнулась подруга. – Сто баксов – и вся дорога моя!