Марина Колесова
Тетрадь в косую линейку
Запись шестьдесят третья. Бить или не бить, вот в чём вопрос. Мои с мужем взгляды на воспитание детей оказались диаметрально противоположны.
В результате я покинула гостеприимный «гарем» моего босса и перебралась обратно к себе домой.
Димка действительно постарался, чтобы Игорь напрягал меня минимально. Единственное, в чём я пошла на уступки ребёнку, я его укладывала спать и держала при этом за руку и ласково гладила по волосам, пока не уснёт. Обычно минут пятнадцать-двадцать, редко, когда дольше он не засыпал.
Всё шло вроде неплохо, но через некоторое время, я случайно узнала, что Димка иногда наказывает племянника ремнём. Не особо сильно, но наказывает.
Я приехала раньше, услышала вскрики и всхлипывания Игоря, зашла в гостиную, и застала очень некрасивую сцену: всхлипывающий Игорь со спущенными штанами лежит на диване и Димка с ремнём.
– Выйди, – жёстко сказал мне Дима, – потом поговорим.
Я попробовала возмутиться, и вот тут мой муж, достаточно резко мне заявил, что или он будет воспитывать Игоря так, как умеет, или это делаю полностью я, а он не лезет.
Я развернулась и молча ушла на кухню, минут через десять пришёл Димка, сел напротив.
– Дим, детей бить нельзя. Ты это понимаешь? – ледяным тоном поинтересовалась я.
– Нет, не понимаю и понимать не хочу, – помотал головой он. – Меня бабка, знаешь как хворостинной драла, сидеть не мог, ничего вырос. А вот Соньку, кстати, ни разу и пальцем не тронула. И что в итоге?
– Меня тоже никто никогда не бил. На Соню твою не похожа. Так что не показатель это, – с вызовом возразила я.
– Ладно, вы девочки. А он парень, – не сдавался мой муж. – И не сильно я его бью и лишь когда совсем край. Раз десять ремнём по заднице, максимум двадцать. Не развалится.
– И за что это было?
– Кота в ванной из душа облил. И хохочет, я мол не трогал. Ну и я объяснил, что ближайшую неделю он тебя точно не увидит. Сам ремень мне принёс. Мол, накажи, только маме не говори.
– Вот пожалуется на тебя в школе, и мы с тобой под суд угодим, – привела я, как мне казалось, самый действенный аргумент .
– Алин, – поморщился мой муж, – он хоть и с определёнными отклонениями, но не настолько дебил, чтобы жаловаться на нас. Так что никому он жаловаться не будет. А если всё же хоть кому-то пожалуется, то вот тут без всяких сожалений в интернат его сдам, и он знает об этом.
– Кот, кстати, сухим меня встречал, – удивленно проговорила я.
– Алин, я вытер его вначале, потом феном посушил. Аккуратно и не насильно. Сам сидел. Ему даже понравилось, по-моему. Заодно я сам успокоился, чтобы не особо сильно наказать.
– Облить Кота водой ты считаешь поводом для подобного наказания?
– Я сейчас это спущу, и потом он его вареньем обольёт или кислотой для чистки унитазов. Прикольно же за мокрым или липким Котом наблюдать. Тебе это надо? Плохо у него с границами. Сама же про Кота тысячу раз объясняла, и что? Слова подействовали? А так он сейчас сто раз подумает, надо ли хоть чем-то в него швырять или обливать.
– А у нас в доступе есть кислота?
– Алин, всё убрано, конечно. Но парню не три года, а двенадцать. В чем проблема залезть на стремянку и достать из ящика?
– Я начинаю его бояться.
– Не надо бояться. Надо контролировать, без нервов и сантиментов. Когда он чувствует, что он под жёстким контролем, ему самому легче. Так что успокойся. Это всего лишь элемент воспитательного процесса. Я даже не злился уже на него, когда наказывал.
– И часто ты его так? – поинтересовалась я, внутренне никак не желая смириться с тем, что мой муж, как выяснилось, способен быть агрессором.
– Нет, не часто. Сильнее всего первый раз было, когда, дурачась, на дорогу выскочил. Как машина затормозить успела, не знаю. Водитель ас попался, не иначе. Я поймал его, извинился перед водителем, а ему хоть бы что, даже не понял, стоит хохочет, весело ему. Но вот дома я ему и объяснил всё. Причём он ещё и бегать от меня тогда пробовал. Но я упрямый, сказал, гоняться за ним не буду, а за каждые десять минут, что он ещё не на диване лежит, по удару набавлю. А если через три часа на диван не ляжет, то отправится в детский дом. Где-то через час он лёг на диван сам. Я не привязывал и по первости прощал даже то, что он вскакивал и убегал. Ждал. Предупреждая, что время ожидания не больше десяти минут. Когда он понял правила, бояться вообще перестал. Теперь вон сам ремень приносит. Его раньше сожитель сёстры гораздо сильнее бил. Он кстати их выгнал, когда он его укусил и расцарапал сильно во время побоев. Но там вообще у них ужас что творилось. Сожитель напивался, гонялся за Сонькой, за ним. Бил, не объясняя причин, просто потому что пьяный и злой. Сонька Игоря тоже била и тоже не объясняла за что, просто: «достал ты уже!». Сейчас Игорь начал понимать правила и ему легче. И мои наказания он ни унижением, ни издевательством не считает. Сама у него спроси. Будешь укладывать вечером, спроси.
– Можно ведь как-нибудь по-другому наказывать. Вон мой босс, например, сыновей по стойке смирно на час ставит, – попробовала я подсказать мужу альтернативные способы воздействия на ребенка.
– Алин, он пяти минут спокойно постоять не может. Какой час? Ты диагнозы его почитай на досуге и поймёшь, что твоё предложение нереально в принципе. Ты замечала, что за столом он всё время крутит или вилку, или ложку, дергает ногой, стучит по столу? – с усмешкой покачал головой он.
– Да, не катастрофично вроде, ты ему замечание делаешь, и он перестаёт, – пожала я плечами.
– Правильно, перестаёт после спокойного замечания, поскольку не нарочно, а не осознанно. Он пока очень плохо владеет своим поведением, но улучшения явные идут. Я кстати его теперь по утрам заставляю холодной водой обливаться. Вернее вместе обливаемся. Сначала я, потом он по моему примеру. Говорят, это хорошо нервную систему тренирует.
– Обливания, это хорошо, – согласно проронила я и недовольно добавила:
– А вот то, что ты его бьешь, мне не нравится. Категорически не нравится!
– Алин, давай ты сделаешь вид, что не знаешь об этом. Так легче будет и тебе, и мне, и ему. Это мужские игры, и тебе не надо в них лезть. Поверь мне, что во вред я ему поступать не намерен и закрой на это глаза.
– Сначала с ним поговорю, потом разговор продолжим, – резюмировала я.
– Хорошо, согласен, – кивнул Димка и вышел из кухни.
А минут через пять на кухню несмело заглянул Игорь.
– Мам, добрый вечер. Ты чай пьёшь? Мне можно тоже?
– Пей, конечно. Сам налить себе сможешь? Я попила уже. Мне поработать надо. Пойду в кабинет.
– Дядя Дима сказал, за что наказывал меня? – с опаской осведомился Игорёк.
– Нет, – соврала я. – Сказал, ты провинился. И это мужские разборки. Девочки лезть в них не должны. А ты как считаешь?
Он явно обрадовался и интенсивно закивал:
– Я тоже так считаю, мам.
– Ты сердишься на него? – задала я очередной вопрос, который должен был помочь мне понять, как наиболее правильно отреагировать на сложившуюся ситуацию.
– Нет, – замотал он головой, – не сержусь. Он правильно наказал. Я плохо поступил, больше так не буду. А ты не лезь в это. Ладно? Это наше, мужское дело. Не лезь. Ты девочка, не лезь.
«Не лезь» в его устах меня, конечно же, зацепило, но я сама сказала это словосочетание, а он любил повторять за мной мои слова. И видимо это ему особенно понравилось.
– Хорошо. Договорились, – кивнула я, и он, подойдя, с явной благодарностью сжал мне руку.
Запись шестьдесят четвертая. Мысли о том что жизнь мне стала не мила, начинают посещать меня всё чаще.
Всё у меня вроде бы шло хорошо и на работе, и дома. Эксцессы дома, конечно же бывали, но мы с Димой с ними справлялись. Наконец прошла зима, зазеленели первые проталины, и вот тут, неожиданно меня накрыло понимание, что устала я жутко.
На работе я была постоянно с боссом, дома с Димкой и Игорьком, и расслабиться я не могла нигде. Мне до ужаса хотелось сбежать на необитаемый остров, но ведь не отпустит никто и никуда.
Если вначале босс, как только я уехала из его «гарема», спрашивал, не хочу ли ещё на недельку туда сбежать от семьи, то теперь перестал. Видимо, появилась очередная «наложница», и я была этому рада.
В один из дней, когда я сидела, тупо уставившись в компьютер после очередного совещания, босс спросил меня, что я такая хмурая, и я автоматом выдохнула:
– Хочу сдохнуть, устала.
– Что достало больше: семья или работа? – босс встал со своего места, подошёл к моему столу и сел на его край.
Он любил так разговаривать, сидя на краю моего стола, иногда опираясь при этом на руку.
– Отсутствие приватной территории. Я не могу нигде расслабиться и, наверное, скоро свихнусь, босс.
– Если ты надеешься, что из этого кабинета тебя отпущу, то зря, Алинка. Не отпущу. Ты мне нужна.
– Да я всем нужна. Тебе, Димке, Игорьку. И эта нужность меня достала… кстати, ты не представляешь как я завидую своей одиноко живущей маме. А она, кстати, завидует мне. Мол ты всегда в кругу близких, а вот я одинока… А я не могу больше в этом кругу… домой ноги не несут. К тому же у Димки на работе нагрузка увеличилась, он меньше стал времени Игорю уделять, и тот больше достаёт меня. Мам то, мам это. Посмотри, что я сделал для тебя, что склеил, что нарисовал. Я понимаю, он от всей души старается, и стараюсь хвалить, но как же меня это достало.
– Он так и продолжает тебя мамой называть?
– Только так и называет. Если едем куда-то в кафе, например, или по магазинам, то выглядит забавно: «это моя мама, а это дядя Дима, он мамин муж». Это он должен рассказать всем и каждому, от кассирши до официанта. Я первое время злилась, теперь привыкла.
– Зачем он это говорит?
– Подтверждает свой статус и мой. У него внутреннее устойчивое ощущение, что чем большее количество народа об этом узнает, тем более надёжным этот мой статус окажется. Ему нужно слышать, что я это не опровергаю, и соответственно я действительно его мать.
– Ты не хочешь его психиатрам показать?
– С ним занимаются, босс. Диагнозов у него куча, и с ним работают специалисты. Положительная динамика есть. Так что не волнуйся, мальчик не брошен на произвол судьбы.
– Я не в том смысле. Я в том, чтобы помогли его поведение скорректировать.
– Оно и так уже достаточно неплохое. Он потихоньку более самостоятельным становится. Сейчас даже может один в ближайший магазин сходить, особенно если я попрошу. Я одно время пыталась так от него хоть немного отдохнуть. Но быстро поняла, пятнадцать минут отсутствия, а потом тридцатиминутный рассказ, как он шёл, кого встретил, что кому сказал и через слово: «мам, скажи, я молодец?». Поэтому теперь посылаю нечасто.
– Хочешь, в командировку тебя пошлю? Или в гостевой дом за город приглашу?
– Если бы это действительно было надо, я бы уехала. Но ради своего удовольствия исключено. Поскольку вечером у парня будет истерика. Он привык, я должна его уложить. Помнишь, мы задержались на переговорах со шведами? Так вот, он до двух ночи долбился головой в стену и орал. И сделать с ним Димка ничего не мог. Ни объяснения, ни угрозы, ни попытки наказать не действовали. Он в этом состоянии ничего и никого не слышит и не понимает. Димке пришлось ему скорую вызвать, и они ему укол какой-то сделали, после которого он вырубился. Но от этого лекарства или же от пережитого стресса у него весь следующий день тряслись руки, болела голова, и он плакал. Благо суббота была, и мы с Димкой оба были дома. Хотя, если совсем честно, мне сейчас чуточку удалось исправить это. Если я заранее предупреждаю, прошу, долго уговариваю, и в результате он обещает меня отпустить, то именно такая истерика теперь исключена. Но он будет всю ночь сидеть на кровати в обнимку с огромным медведем, которого я подарила, и монотонно повторять ему, что надо ждать маму, которая скоро приедет. Когда из Питера в пять утра вернулась, он до пяти утра так сидел, и Димка при нём. Я приехала, за руку взяла, через три минуты он уже спал. Так что привязана я сейчас к дому, покрепче чем цепью.
– Алин, мне идея пришла. А не хочешь деду позвонить и его попросить помочь?
– Нет, босс, не хочу. Всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Понимаешь, нельзя кардинально менять чужую карму, это чревато…
– Объясни.
– Ты не поверишь.
– Попробуй.
– Понимаешь болезнь Игоря это карма его матери. Сейчас он мною закрывается от неё, поэтому ему легче. Я могу попросить Василия Никифоровича, и возможно, он сможет эту завязку убрать, но это однозначно повлияет на сестру Димки. У неё пропадёт шанс, и всё закончится для неё очень-очень быстро. Пока этот шанс есть, она может осознать всё, вернуться, забрать сына, и вместе с ним стать лучше. Лично я очень на это надеюсь. К тому же Василий Никифорович не так прост, как кажется на первый взгляд. Вот попрошу я его что-то, и попаду в такую кабалу, что сдохнуть захочется ещё больше и быстрее.
– Понял. Ладно, поехали, кое-что покажу тебе. Хотел сюрприз сделать, но может и к лучшему, что не сюрприз, сможешь что-то поменять на заключительном этапе.
– Ничего не поняла.
– И не надо пока. Приедем, увидишь, поймёшь. Поехали.
– А отказаться ехать могу?
– Нет. У тебя рабочее время, и это мой приказ. Вставай, поехали.
Мы вдвоём сели на заднее сиденье его машины и куда-то поехали. Всю дорогу ехали молча. В итоге босс привёз меня в свой посёлок. Только джип его заехал не на его участок, а на соседний, на котором шла стройка.
– Я не буду здесь ничего покупать, – проговорила я, даже не вылезая из машины.
Охранники подошли, открыли дверки, ожидая нашего выхода, но он сделал им знак, и они дверки захлопнули и встали по краям. Водитель тоже вышел.
– А тебе и не надо ничего покупать, – как только мы остались наедине проговорил босс. – Всё уже куплено. Причём от твоего имени.
– И как ты это провернул?
– Помнишь ты доверенность нотариусу от фирмы подписывала? Там ещё один лист был. Твоя личная доверенность.
Я вспомнила, как подписывала, подгоняемая боссом, не дававшим мне всё прочесть, и уверявшим, что всё уже проверено сорок раз и им лично тоже, после чего, криво усмехнувшись, понятливо кивнула:
– Да, я помню.
– Так вот ты уже больше полугода мой компаньон и держатель большого числа акций, которые приносят неплохую прибыль. На эту прибыль куплен этот участок, и этот дом строится. Тебе с такой семьёй нужно большее жизненное пространство и приватная территория, о которой ты сегодня мне и говорила. Надеюсь, тебе понравится. Дизайнер был в курсе твоей ситуации и постарался максимально её учесть.
– Это круто, босс, конечно. Но неправильно как-то… – задумчиво проговорила я.
– Что неправильного, Алинка? Что за спиной твоей сделал? Так я знаю твой характер, по доброй воле ты бы не согласилась. А мне скандалы с тобой ни к чему. Поэтому так.
– У Игорька школа там. Как его возить?
– Наймёшь воспитательницу ему, причём можешь с профильным образованием психолога-дефектолога какого-нибудь с водительскими правами или водителя ещё отдельно. Будут возить. В чём проблема?
– Не знаю…
– Что ты не знаешь? Вот что?
– Неожиданно это как-то. Как снег на голову. Я не готова, босс.
– А пока и ни к чему тебе готовой быть и не надо. Тут ещё на пару недель, а то и больше работы. Вот за это время и подготовишься морально. Всё. Пошли смотреть твои угодья.
Мои угодья по сравнению с угодьями босса выглядели намного скромнее. Никаких тебе фонтанов и огромных бассейнов, да и территория была меньше, примерно четверть от его. Но всё очень продумано, и по уму сделано. Один большой длинный двухэтажный кирпичный дом, разделённый на центральную часть с главным входом и две боковых, с двумя дополнительными входами, при этом без всяких вычурных колонн и арок. Лишь красивые полукруглые навесы и перила. Сбоку от въезда ещё один дом, обычный, видимо, предназначенный для обслуживающего персонала и охраны. Дальше от входа большая зона отдыха с навесом, мангалом, столом, скамейками и садовыми качелями, неподалёку большая беседка, чуть дальше детская площадка. Ещё дальше деревянная избушка с печной трубой, скорее всего баня и небольшой круглый крытый бассейн. Везде ещё был строительный мусор, и пока ещё только разметка под дорожки и газоны.
– Босс, ты не поверишь, но мне нравится. Нет помпезности и целесообразно всё очень. Я бы лучше придумать не смогла.
– Территория, конечно маловата, Алин. Но так уж сложилось. Сосед попал в финансовую ловушку и жаловаться стал, что не хочет дом продавать, а видимо, придётся. Я предложил купить часть его земли. Мужик хороший, как сосед вообще идеальный. Он с радостью согласился. Вот так всё и получилось. А теперь самый интересный момент. Пошли покажу.
Мы прошли вдоль высокого кирпичного забираю разгораживающего наши с ним участки, и он показал большую дверь с прочным засовом. Причём дверь явно была ровесницей забору и засов уже порядком проржавел.
– Это проход на твою территорию?
– Да, мимо охраны, напрямую. С той стороны точно такой же засов. Если оба хозяина хотят встретиться, могут отрыть проход. Мы раньше посиделки совместные с соседом на первых порах устраивали, вот и сделали. Как считаешь, его восстановить или заложить?
– Босс, конечно же восстанавливай. С моей стороны, кстати, засов вообще снять можешь, а вот засов со своей стороны в рабочем, но желательно закрытом состоянии в обязательном порядке держи, у меня не совсем адекватный ребёнок, не надо это забывать.
Запись шестьдесят пятая. Босс убеждает меня, что жизнь учит меня любить тех, кто на мой взгляд любви не достоин.
Чуть больше чем через месяц я с семьёй переехала в новый загородный дом.
И Диме, и мне, и Коту, и Игорю дом понравился, а Игорю ещё очень понравилось, что как только мы переехали, к нам пришёл босс со своими сыновьями, и оба мальчика предложили ему дружбу, потом показали собаку и начали звать участвовать в своих играх. Калитка между нашими участками перестала закрываться вообще, и Игорь постоянно уходил играть к новым друзьям. Нанятая мною тьютор Оксана, миловидная девушка, недавно окончившая институт по специальности дефектолог, конечно, сопровождала его, но от её сопровождения толку было мало, мальчики играли сами по себе, а она в основном стояла и болтала с новой гувернанткой сыновей босса Ириной Михайловной, гувернёр из Белоруси приехать не смог.
Я первое время пыталась предостеречь босса от такого поведения его сыновей, потом поняла, что оно спровоцировано им самим, и перешла от предупреждений к претензиям:
– Босс, прекрати заставлять своих мальчишек дружить с Игорем. Для них он явная обуза. Прекрати!
– Алин, умение общаться с разными по своим возможностям и способностям индивидуумами очень неплохо развивает коммуникативные способности. Да, Игорь своеобразен, но он не агрессивен, и не опасен. Опекая его, мальчики учатся рассчитывать свои силы, как с той же Джесси, чтобы не обидеть и не причинить вред. В один класс с ним я бы их конечно не отправил, способности слишком разнятся, и это нецелесообразно по определению, а вот так играть, почему нет?
– Потому что он не даёт им резвиться в полную мощь, я видела. Они при нём не качаются высоко на качелях, не лазают на самый верх лестниц, потому что он тоже туда хочет, но не может. И чтобы он не ныл и не плакал, они ему уступают. Они даже в догонялки ему порой проигрывают, чтобы он не обижался. Это нонсенс, босс. Не должны здоровые люди ограничивать себя лишь для того, чтобы больным не было обидно. Давай все вместе не будем ходить рядом с теми, кто сидит на инвалидных колясках. А то ведь им завидно, что мы ходим, а они не могут.
– Алина, не утрируй. Потом это процесс адаптации, сейчас Игорь привыкнет и перестанет так остро реагировать на успехи других, и всё стабилизируется. К тому же ты тоже можешь вмешаться в процесс игры, объяснить и Игорю, и моим мальчишкам, что явно поддаваться в игре это не совсем правильное поведение. Для моих мальчиков ты авторитет, а уж для Игоря и подавно. А хочешь, выберем время и вместе с ними поговорим.
– Да, хочу, – сказала я.
В ближайший же вечер, мы с боссом уехали с работы раньше и застали мальчишек в вольере с Джесси.
При этом Игорь что-то кричал и топал ногами, рядом стояли и Оксана, и гувернантка сыновей босса, и даже Анна Яковлевна. Все пытались что-то ему объяснить, но Игорь истерично требовал что-то своё.
Увидев меня, с воплем: «Мамочка, приехала!», Игорь кинулся ко мне и всё остальное ему сразу стало неинтересно. Однако увиденная картина столь разозлила меня, что я тут же ледяным тоном и с огромным энергетическим посылом ему отчеканила:
– Ты что творишь?! Ты почему меня так позоришь? Это что такое? С сегодняшнего дня я запрещаю тебе сюда приходить, нарушишь запрет, я уеду! Понял?!
– Мамочка, не сердись. Мамочка, я прошу тебя, не сердись. Я не буду, не буду больше. Прости меня, пожалуйста. Я не буду никуда ходить, только не уезжай, пожалуйста. Не уезжай, пожалуйста! Если ты сердишься, скажи дяде Диме, пусть он меня накажет, только не уезжай! Мамочка, прости меня! Пожалуйста, прости! – Игорь после моих слов тут же начал рыдать, хватать меня за руки и заглядывать мне в глаза.
– Пошли домой! – я взяла его за плечо и, извинившись перед всеми, увела к нам на участок. От стыда я была готова провалиться сквозь землю, тьютор Оксана, шедшая за нами, видела моё состояние, поэтому решила поддержать и разъяснить ситуацию:
– Алина Викторовна, Вы не сердитесь на него, он пока не всегда может полностью контролировать своё поведение. Он капризничал, конечно, но ничего очень предосудительного не сделал. Он хотел Джесси апорт в бассейн бросать, а мы запрещали. Вернее он один раз бросил, но Илья запретил Джесси туда прыгать, холодно. Вот он и раскапризничался. Потому что позавчера она прыгала туда, но это было днём, и было жарко. А сейчас холодно и вечер уже, она высохнуть не успеет. Мы объяснить это пытались.
Я молчала, по опыту зная, что если сейчас начну хоть что-то ещё говорить Игорю, начнётся вообще неуправляемая истерика.
Мы пришли домой, я села на диван в гостиной, Игорь, продолжая причитать, всхлипывать и клясться, что никуда ходить не будет и будет слушаться, улёгся рядом со мной и положил мне голову на колени. Я молча гладила его по спине, пока он не успокоился и не уснул.
На моё счастье Дима тоже приехал раньше, и я радостно сообщив, что мне срочно надо доделать проект договора к завтрашнему дню, оставила Игоря на него и Оксану, после чего сбежала в свои комнаты.
Дом был спроектирован так, что у каждого здесь была своя приватная территория и при желании можно было вообще ни с кем не пересекаться.
Примерно через полчаса пришло сообщение от босса: «Ты там как?».
«Сбежала от ребёнка и медитирую в одиночестве», ответила я и тут же получила предложение посидеть у него в беседке. Я согласилась и ушла к нему.
Босс встретил меня в беседке с богато накрыты столом и бутылкой коньяка вопросом:
– Расслабиться не хочешь? Мне что-то кажется, это тебе необходимо.
Я согласилась. Закуска хорошая, коньяк ещё лучше, расслабиться хочется, почему бы и не позволить себе.
Мы выпили, и босс спросил:
– Слушай, Игорь с тобой всегда такой?
– Частенько. Любое замечание, и начинается истерика. И чем больше пытаться остановить, тем хуже. Лучше всего молча выслушать, а вот когда успокоится, объяснить, что вёл себя плохо.
– Так с самого начала было?
– Сначала было лучше, на мои замечания он реагировал более адекватно. А сейчас… сейчас он нашёл метод противодействия – истерики. Я сделала замечание – истерика, не выслушала – истерика, я не пожалела, она же. Как же я от них устаю.
– Он добивается твоего внимания и твоей любви. Давай, кстати, за любовь выпьем.
– Давай. Наливай. Только вообще, в принципе за любовь, поскольку никакой любви к Игорю у меня нет.
Мы выпили за любовь в принципе, и босс спросил меня:
– Вот как так-то? Ты возишься с ним, столько всего делаешь и без любви?
– Ага, – кивнула я, почувствовав, что начала пьянеть. – Жалость есть, а вот любви никакой. Я устаю от него, и он меня раздражает. Оксана эта, тьютор его, всё мне высказывать пытается, мол, проявляйте и демонстрируйте ему больше любви, он очень ее ждёт. Всё мне подчеркивает: посмотрите на это, и вот на это, это он для Вас сделал, Вы не представляете как он старался, а я смотрю, киваю и улыбаюсь через силу, внутренне желая лишь одного: вообще никогда его не видеть ни с его поделками, ни без.
– И как ты со всем этим справляешься?
– Как в детстве, я выживаю рядом с ним, демонстрируя то, что от меня ждут. Я как на войне. Поэтому так и устала. Кстати, он это чувствует… Поэтому такой напор и идёт. Если бы я научилась его любить, то и ему бы легче стало, и мне. Но нет там у меня к нему любви, – я постучала себя по груди, – нет. И взять её неоткуда. И стерва эта, его мать, не объявляется…
– Хочешь объявлю в розыск? Найдём, квартиру ей купишь и содержание назначишь, будет с сыном жить как миленькая.
– Босс, если бы всё так просто было… она как старуха из золотой рыбки будет себя вести, потому что дыра у неё в душе и залатать она её не хочет. И пока не залатает, бесполезно что-то для неё делать. Поэтому выход один: ждать.
– А ты не хочешь попробовать понять, почему никаких чувств у тебя к нему нет?
– Почему никаких? Я презираю его, босс. Вот смотрю на него и чувствую презрение смешанное с жалостью и ничего больше… и все эти вырезанные открытки, нарисованные цветочки это такой бред… и выученные четыре строчки стихов… это ужасно. Это в пять лет в детском саду этим восхититься можно, но не в двенадцать же. Эта Сонина планида восхищаться этой дребеденью, поскольку она его мать и должна чувствовать с каким трудом ему это всё даётся. А у меня эти усилия вызывают лишь иронию и сарказм.
– А если бы на его месте оказалась ты сама?
– Я бы презирала себя и постаралась сдохнуть. Я и на своём-то месте этого хотела. Сейчас вот тоже не против бы была. Я уважаю тех, чья жизнь смысл имеет, а не биомусор.
– А если они стремятся перестать быть биомусором? Вот твой Игорь очень стремится. Он этим и занимается, постоянно пытаясь продемонстрировать это тебе – я стал на капельку лучше и свои умения чуть больше развил. Вот мать его, согласен, уважать не за что. А Игорь боец. Он сражается, отважно сражается со своим недугом, и лапы, как ты, складывать не намерен.
– Во-первых, он не мой. Во-вторых, он не столько нагружает себя, сколько окружающих. Для того, чтобы он полноценно жил его опекает Дима, Оксана, я, специализированная школа и куча врачей. А какой кпд? Пара вырезанных для меня открыток и построенный из конструктора домик? Оно того стоит?
– Так, давай выпьем за взаимопонимание, и я всё расскажу тебе о вырезанных домиках.
– Давай, – согласилась я и осушила очередную рюмку.
– Вот, теперь о домиках, – продолжил босс. – Ты смотрела фильм «Спасти рядового Райана»?
– Нет! И не буду, – тут же откликнулась я, – потому что сам посыл несусветной дурью считаю: угробить элитное подразделение, чтобы спасти одного. Конечно, каждому хочется себя на его месте представить, мол, если что, всех вокруг пусть угробят, а меня они спасут. А вот мне такого не надо! Меня не надо спасать, жертвуя окружающими. Я согласна безропотно погибнуть, в критической ситуации, лишь бы кого-нибудь по случайности вместо себя туда не отправить. Но и от меня жертвы ждать не надо, и уж тем более требовать.
– А что же ты с чемоданом поехала, если знала, заранее знала, на что идёшь? – с усмешкой поинтересовался он.
– Босс, а твоя жизнь ценнее. Я посчитала, что ценнее, ты не рядовой. Рядового я бы спасать не стала. А вот тебя я хотела вытащить любой ценой, даже своей жизнью. Ты можешь сделать этот мир гораздо светлее. И принести гораздо больше пользы, чем я. Я прагматик и тоже циник. Мной руководил расчёт и не более. Я бы и сейчас это повторила, даже зная через что придётся пройти, только сейчас я бы не стала возвращаться, и дед бы меня не вернул. Устала и смысла не вижу…
– Алинка, ты рехнулась такое говорить?! Нет, ты точно рехнулась! Ты что несёшь, чертовка?! – он перегнулся через стол и обхватил ладонями мои руки.
– Правду я говорю, босс, правду. Поскольку врать устала… Я потеряла смысл… Игорь забирает все мои силы, и я не вижу в этом никакого смысла… это глупо, на редкость глупо, что я так с ним вожусь. Но я делаю эту глупость, и сама не знаю зачем и почему. Меня раздражает, что это делаю я, и ещё больше раздражает, что не только я, но ещё Димка, и своих сыновей ты это делать заставил… этот пустоголовый мальчишка отнимает силы у всех, потому что та, ради которой он здесь появился, решила не пользоваться дарованным ей шансом и слить свою душу… дурь полнейшая, и я ей активно способствую. Вот какого чёрта спрашивается?
– Алин, а не допускаешь мысли, что ради себя стараешься? Вдруг ты учишься любить того, кто на твой взгляд любви вовсе не достоин? Вдруг это надо?
Его слова резанули, очень больно резанули, потому что в голове всплыли сразу другие слова Василия Никифоровича о том, какой я была, и я раздражённо скривилась:
– Босс, я лично для себя делать никогда ничего не делала и не собираюсь. Вот если бы мне кто-то сейчас подтвердил твои слова, то я больше бы к этому неполноценному индивидууму даже бы не приблизилась. Понятно тебе? Вот ты думаешь, с тобой я тоже ради всего этого стараюсь? – я указала рукой на забор моей территории. – Да я хоть сейчас плюну на всё это и уйду. Вообще на всё плюну. И уйду.
– Тихо, тихо, не надо никуда уходить. Сиди. И ответь мне, моя дорогая альтруистка, вот хоть что-то тебе в этой жизни нравится и удовольствие доставляет?
– Хороших людей радовать нравится. Мне самой радостно от их радости.
– А от радости Игоря тебе не радостно?
– Нет. У него бестолковая радость. И не та. Я не знаю, как тебе это объяснить… хотя знаю. У его радости другая вибрация. У него вообще все вибрации другие… тебя вот трогает радость алкоголика или наркомана? Тебе радостно смотреть, как они ловят кайф? Вот мне примерно столь же безрадостно смотреть на него.
– Вот на тебя пьяную смотреть мне приятно. Ты становишься откровенной, перестаёшь страховаться. И сквозь жёсткую броню начинает проглядывать нежная и добрая девочка, которую я безумно люблю.
– Хороша себе добрая девочка, заявляющая, что презирает ребёнка, называющего её матерью. Босс, я не добра ни грамма, даже пьяная. Я стараюсь поддерживать тех, кто добр и справедлив, и стараюсь сама быть справедливой. Но с добротой у меня явные проблемы. Да и вообще в этом мире это атавизм какой-то. Добрых тут сжирают. А если сразу не сожрали, то пользуются, считая потенциальным донором и не более. Я перестала быть доброй очень давно, иначе бы не выжила.
– Я согласен, что доброта должна быть в разумных границах. И тех, кто не умеет эти границы выстраивать быстро подминают те, кто вообще берегов не видит. Но в этом и есть прелесть игры. Почувствовать грань, правильный баланс, удержать волну как серферу. Ты держишь, кстати, прекрасно. И вообще бы проблем не имела, если бы тебе Игорька не подкинули. Но тебе его подкинули, не спорь, выслушай. Я понял, что кармически он с тобой не завязан, но стечением обстоятельств подкинули его именно тебе. И причина какая-то есть для этого. Давай попробуем проанализировать: какая. Как только поймёшь, ситуация начнёт улучшаться. Поверь мне.
