Дитя, маленький эгоистичный ребенок. Любила, хотела, не хотела… Но он-то умный взрослый мужик и должен был предвидеть последствия своих поступков. Такой же эгоист до мозга костей? А я – наивная дура! Ведь девочка-отличница меня столько раз предупреждала – принцы не влюбляются в нудных бухгалтерш! Оказывается, в реальности они вообще не способны любить, только производить выгодные расчеты и удовлетворять свою похоть.
Руки у сестренки тряслись, лицо перекосилось… Сейчас ее невозможно было назвать красивой. Она была омерзительна… Кошмар! Как я умудрилась угодить из пронизанной любовью сказки в пропитанный эгоизмом и пошлостью кошмар! Где все не те, кем казались. Где кругом грязь, грязь, грязь… Грязь и зловоние!
Я не могла ничего ответить, слова сказать, онемела, застыла, умерла, располосанная ножами мерзкой правды.
Юля закрыла трясущимися пальцами лицо.
– Я-я просто любила…
Маленькая эгоистичная девочка, бессердечная дрянь, у которой внутри бьется маленькое сердечко, созданное при непосредственном участии моего неправильного принца… Этого самовлюбленного монстра.
Но ребенок ведь ни в чем не виноват.
Как трясутся Юлины руки, кажется, она действительно переживает.
Вспомнились слова доктора: «Постарайтесь ее не волновать сильно, это сейчас очень важно».
– Юляш, успокойся, – бесцветным тоном прошептали мои губы, – тебе сейчас нужно думать не только о себе.
– Таня, прости…
Простить?! Это выше моих сил.
– Все будет хорошо… – произнесла я замогильным голосом.
Хорошо… Стандартные слова. Но ничего хорошего я уже не видела, и неизвестно, буду ли вообще когда-нибудь способна видеть. Глаза заволокла, закрыла черная пелена боли.
Юля опять всхлипнула.
– Не н-надо слез, сестренка, думай о ребенке, т-тебе нельзя расстраиваться.
Встала со стула, больше я была не в силах находиться в этой светлой кишащей омерзительными чудовищами палате. Ноги подкашивались… Того гляди, упаду в обморок. Сестренка беременна от моего любимого мужчины, она нагло украла мои мечты и желания, безжалостно их разрушила. А каким подлецом оказался тот самый любимый мужчина – «сегодня темненькая, завтра светленькая». Одна – идеальная кандидатура на роль жены, другая – готова прибежать по первому зову, чтобы воплотить в реальность его грязные эротические желания. Уверена, после нашей свадьбы их связь продолжилась бы. Они бы смеялись за моей спиной, трахались, как кролики, пока я увлеченно, старательной девочкой с синдромом отличницы изо всех сил пыталась создать для нас с Шуваловым уютный семейный очаг. Возможно, даже лучше, что так случилось.
– Юля, я-я, пожалуй, пойду, береги себя и малыша…
– Таня, а что с Алексом?!
С ним навсегда покончено, дорогая моя сестренка… Ты убила сказку, убила любовь, навсегда меня покалечила.
– Это ваши дела, Юля, сама с ним разбирайся. Я уже все для себя решила, роль идеальной жены при таком непорядочном муже, мне, конечно же, не подходит.
Сделала шаг по направлению к двери… Нужно побыстрее уйти отсюда, поскольку чудовища не побрезгуют, проглотят даже мои порезанные испоганенные останки.
Как пьяная, вышла из палаты.
В коридоре ждали родители.
– Таня, о чем вы так долго говорили?! – бросилась с расспросами мама.
Долго сдерживаемые слезы побежали по щекам. Я отшатнулась, потому что все вокруг казались ужасными тварями, даже самые родные близкие люди.
– Дочка, что случилась?! Ты вся белая, – приблизился ко мне отец.
Папочка, они зарезали моих девочек, они выпотрошили меня, засунув вместо них кучу огромных омерзительных тараканов. Но вслух я, конечно, этого не сказала. Если отец сейчас обнимет, едва держащаяся оболочка, называемая Таней Лазаревой, станет водопадом из слез и стечет прямо в канализацию… Именно туда меня отправили эти два чертовых развратных эгоиста.
– Что-то с Юлей?!
– Юля беременна от Шувалова, – сказала я безэмоциональным голосом зомби и побрела к выходу из больницы, не желая видеть округлившиеся от шока глаза родителей…
А на улице было красиво, там бушевало зеленое, солнечное лето… Даже поразилась… Как такое возможно?! Моих девчонок убили, испоганили, растоптали душу, а вокруг все цветет и буйствует.
Млять, кто врубил музыку! Что за бред?! Так хотелось еще немного поспать, тем более, мне снился очень приятный сон про Таню Лазареву, она ластилась ко мне грациозной кошечкой и шептала на ушко всякие откровенные непристойности. Таня, мы расстались несколько часов назад, а мое тело уже ломало желанием снова чувствовать ее рядом с собой. Хочу, чтобы она всегда была не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.
Музыка продолжала играть. Блин, кто надумал звонить так рано?! Ведь знают же, я предупредил, что прилечу ни свет ни заря… Потянулся за телефоном, только звонок уже закончился. Ну, Шувалов, ты горазд спать. На мобильном было три пропущенных вызова от начальника службы безопасности. Что-то беспокойно екнуло в животе. Андрей Анатольевич просто так звонить не будет.
– Алло, Андрюх, прости, не слышал твоих звонков… Вырубился. Самолет задержали, а ночь в аэропорту – тяжкое испытание для организма. Что-то серьезное случилось?
– С прибытием, шеф. Насчет серьезности не знаю, но мне показалось, информация может быть важной. Ту девушку, за которой ты сказал проследить, сестру твоей зазнобы, ее сегодня из дома увезла скорая.
Вот это поворот.
– Ребята выяснили, в чем дело?
– Не совсем, только удалось узнать, что ее определили в гинекологическое отделение. Сейчас медперсонал прошаренный, по телефону справок не дает. Все подробности, говорят, выясняйте у лечащего врача… Парни побоялись дальше проявлять интерес, чтобы не выдать себя.
– Понятно, спасибо, что сообщил, молодцы ребята, правильно действовали.
– Таня Лазарева вместе с родителями тоже приехала в больницу.
Бедная моя девочка, ей так и не удалось поспать. А ведь все азербайджанские вечера и даже часть ночей я безбожно мучил Таню своими ласками, утром был ранний подъем, днем мы также бодрствовали, изучали достопримечательности и архитектуру великолепного Баку. Впрочем, днем свой темперамент мне тоже не удавалось сдержать. «Попробуем догнать Боттаса», – вдруг вспомнились веселый голос моей черноволосой нимфы и она,стоящая на коленях в роскошном бакинском номере, нанизывающаяся своими великолепными пухлыми губами на мой член. По телу прошлась жаркая волна. Ни одну женщину я еще так не хотел, не любил.
– Шеф? – вопросительно произнес начальник службы безопасности, прерывая возникшую паузу
– Хорошо, я разберусь, Андрей… Еще раз спасибо за информацию.
– Ребятам продолжать вести открытую слежку за девушкой?
Если Юля попала в больницу, особенно по «скорой», то наверняка младшую Лазареву продержат там несколько дней.
– Пока отбой, потом сообщу дополнительно, нужна ли еще будет слежка. И спасибо, Андрей.
– Да что ты, босс, мелочи.
Что же произошло с гадюкой-блондинкой?! А тревога, да, это точно тревога, нарастала в теле, сердце сильнее застучало в груди.
Надо позвонить Тане, узнать, как у нее дела… Она наверняка сильно переживает. Моя девочка такая ранимая, такая любящая. Мне тоже нужно прикинуться заботливым парнем, который искренне переживает за ее сестру. Хотя по большому счету на здоровье этой белобрысой сучки мне плевать. Набрал Танюшкин телефон… Послышались гудки, один второй, третий, десятый… Однообразные, вносящие смятение гудки. Какого лешего Таня не берет трубку?! Не слышит или, может, оставила где-то сумочку. А вдруг с Ля-ля-ля случилось что-то серьезное?! Мать твою… Таня! Не мучай меня беспокойством, возьми эту чертову трубку! Гудки продолжались, а вот ответа не было. Какого хрена там происходит?!
Несколько минут встревоженно бегал взад-вперед по квартире, потом снова позвонил Андалузской красавице. Но вместо любимого голоса в трубке слышались долбаные однообразные гудки… Может, мне позвонить Юле?! Совсем рехнулся, Шувалов? Если с этой белобрысой сучкой действительно случилось что-то серьезное, то твой звонок будет не вовремя. Кроме того, Юлин телефон может быть у родных,значит, есть шанс, что Таня увидит, кто звонит ее любимой сестренке. И как тогда объяснять данный факт? Мобильных телефонов Таниных родителей у меня, к сожалению, не было. Черт, девочка, возьми трубку, мне просто необходимо тебя услышать.
Напялил на себя одежду, ведь завалился дрыхнуть только в одних трусах. Поеду в больницу. Блин, не самая умная мысль, точнее очень-очень глупая. Что ты скажешь?! Откуда у тебя информация?! Юля не звезда мировой величины, чтобы о ее пребывании в медицинском учреждении стало моментально известно общественности. Млять, успокойся, Шувалов. Чего ты взбеленился?! С чего эти приступы необъяснимой паники?! Моя роза такая, всем сопереживает, а тут болеет любимая гадина-сестра. Тане в этот момент совершенно не до тебя. Однако сердце, ускорившееся после звонка директора службы безопасности компании «Стройинвест», продолжало все так же неровно и быстро стучать в груди, вызывая тревогу в душе. Заметался по квартире, не зная, что предпринять. Прежде всего, нужно успокоиться и не накручивать себя. Когда будет возможность, моя Роза перезвонит. Стараясь не обращать внимание на эти панические ощущения, выбрался на кухню, попил крепкого кофе с парочкой бутербродов… Млять, все равно было неспокойно. И почему, черт возьми, она не перезванивает? Снова схватился за телефон.
Один гудок, второй, третий, а потом раздалось тихое «да» моей Розы…
Облегченно выдохнул.
– Таня, Танюш, как ты, моя хорошая?!
Мобильный телефон подозрительно молчал. Чуть повысил голос:
– Таня, у тебя все в порядке?!
– Са-аша, зачем ты так со мной, я ведь тебя любила-а-а…
От холода, прошедшего по телу, сердце остановилось, закрутилось в бараний рог, ведь в голосе Андалузской красавицы явственно слышалась боль. «Она знает» пронеслось в мозгу, это белобрысая сучка все рассказала моей девочке.
– Таня, я тебя тоже очень сильно люблю, – попытался сказать максимально убедительным голосом.
Розочка лишь презрительно и горько хмыкнула.
– Моя сестра Юля ждет от тебя ребенка, – произнесла она ровным, даже как будто равнодушным, не выражающим эмоций голосом телефонного автоответчика.
Млять, смысл этих тихих слов как мешок льда за шиворот, а из-под ног вышибли табурет, оставшееся полотнище пустого мешка затянулось на шее, мешая дышать.
– Этого не может быть! – потрясенно прохрипел я, выдавая себя с головой. – Таня, нам надо с тобой поговорить.
– Никогда, слышишь, Саш, никогда больше я не хочу тебя видеть, а уж тем более разговаривать. НИКОГДА!..
– Черт, Таня, прошу тебя, девочка!..
Зря просил, меня больше не пожелали слушать. В трубке была тишина, обреченное категоричное безмолвие. Андалузская красавица прервала звонок.
– Мать твою!! Да что за хрень такая!! Блядь, сука белобрысая!
Впечатал кулак в стену, потом еще раз. Стал заниматься со стенкой гостиной борьбой без правил, молотя по ней ногами, руками, головой. Дралась она прилично, от боли даже в глазах потемнело.
– Вот тебе, придурок, получи, под дых, осел, будешь знать, как спать непонятно с кем!
Млять, кто бы мог подумать, что моя неосторожность, постельная безалаберность приведет к таким фатальным последствиям… Какой-то кошмар! Я ее убью, придушу эту мелкую блондинистую сучку!.. Она врет, наверняка брешет, как собака… Я всегда старался напяливать презерватив, позволял себе расслабиться, только если на сто процентов доверял девочке. А таких можно по пальцам пересчитать. Млять… Первый вечер мы точно трахались в резинке. Несмотря на алкогольное опьянение, мне помнилось, что я озаботился этим вопросом. Сука!! Сверху продолжали сыпать снег мне на голову, за шиворот и бить наотмашь по лицу холодными руками понимания. Черт, когда мне снился типа эротический сон, делающая минет Таня Лазарева, тогда не было резинки. Конечно, зачем во сне напяливать презерватив?! Млять, млять!! Ну почему я не остановился!.. Ты же взрослый умный мужик, Сашка, а повел себя тогда, как придурок, прыщавый юнец, думающий, прежде всего, отростком между ног. Хотя к тридцати одному году пора уже было научиться включить мозги. Мать твою! Сука! Не могла же она залететь с первого раза?! Запустил пальцы в волосы, сжал, больно сдавливая короткие темные пряди. Почему нет, да куча таких случаев бывает. Сука! Что же мне теперь делать?! Это полный песец, господа!.. Теперь кто-то принялся со всей силы бросаться по мне снежками… Бамс, первый ударил по моей пустой голове, бамс, второй попал в живот, а третий чуть ниже живота… Черт, Шувалов, ты совершил не одну, а целых две фатальных ошибки, сначала не остановился, когда понял, что ощущения слишком реальные для сновидения, а потом почему-то промолчал, не рассказав Тане о своем близком знакомстве с ее младшей сестрицей. Смалодушничал, побоялся, не счел нужным, понадеялся, что Ля-ля-ля, раз уж она взяла деньги и написала расписку, не посмеет болтать. И как мне теперь оправдаться?! Таня, моя упертая правильная Таня, она не простит… Холодно, прямо знобит. Прошу, не надо больше снега… Я мгновенно превращаюсь в ледышку, стоит только подумать, о том, что Андалузской красавицы больше не будет со мной. Че-е-ерт!!
***
Телефон опять звонил… А у меня не осталось сил разговаривать, последние потратила, чтобы сказать три коротеньких предложения Шувалову. Что оказалось адски сложно, поскольку рвущиеся на свободу рыдания перехватывали дыхание. Только плакать нельзя было ни в коем случае. Гордость – это единственное, что у меня сейчас осталось. Любовь, планы, мечты – все разлетелось в прах. Только гордость давала мне силы держать голову прямо, идти, двигаться, а не валяться по земле, скуля и рыдая от разъедающей все тело боли.
Звонила мама… Черт! Родители беспокоятся, не надо было одной уходить из больницы, но оставаться в той кишащей тараканами стерильности я больше не могла. Вдруг мама и папа думают, что от переживаний я способна наделать глупостей. Допустим, последовать примеру Анны Карениной или других героинь любовных трагедий. Умереть, да, не скрою, именно умереть в этот момент хочется, ведь ощущать, как вместо моих девчонок внутри копошатся мерзкие огромные тараканы, очень больно и ужасно противно. Но разве я могу проявить такую слабость… такую безответственность. А самое главное, разве можно так унизиться, показать этим двум развратникам, что они меня выпотрошили, достали до такой степени, что от переживаний я тронулась умом и наложила на себя руки. Феминистка бы сказала: «Не дождетесь!», – и показала средний палец. Но они зарезали всех моих девочек. Теперь осталась только я – Таня Лазарева. Лазарева Татьяна Николаевна – сильная женщина. Сильная?!
– Алло, мам, – молодец, Таня, ответила вполне спокойным тоном.
– Танюш, Танечка, что же ты так долго не брала трубку? – в родном голосе было какая-то смесь истерики с беспокойством.
– Не волнуйся, мама, с-со мной все в п-порядке, – на этом слове голос дрогнул, какой уж тут порядок, – п-почти.
Слезам плевать на внутреннюю установку быть сильной, они горячими каплями смертельной обиды побежали по щекам. Подожди, Таня, надо доехать домой… Потом уж можно дать им волю. А сейчас «тише, Танечка, не плачь».
– Не переживай, мама, я еду домой.
– Папа чуть не убил Юльку… Хорошо, врач вмешалась. Что же голубоглазка наделала? Как теперь быть?..
– Не только она, мама… В этом процессе всегда участвуют двое. Думаю, виноват, прежде всего, тот, кто старше и умнее.
«А еще похотливее», – последнюю фразу вслух не стала говорить.
– Таня, ох, чуяло мое сердце, и папе Шувалов никогда не нравился.
Помнится, сначала я тоже была насторожена… А потом мое сердце полюбило и поверило, что сказки бывают в реальности и принцы влюбляются в нудных бухгалтерш. Глупая, наивная Таня Лазарева…
– Отец переволновался, давление подскочило, сердце начало шалить, в общем, тоже пришлось к врачу зайти.
– Как папа сейчас?!
– В шоке, Таня. Но вроде бы после укола отпустило. Его хотели в больнице оставить, но ты же знаешь отца, наотрез отказался.
– Мамочка, пожалуйста, п-последи за папой. Это моя вина, нельзя было так сразу вываливать на вас эту информацию. Я-я просто расстроена была.
– А как по-другому? Танюш, ты не виновата в этой шокирующей правде. Мы скоро тоже приедем домой, будем думать, что делать дальше. Держись, дочка!
Я смогла продержаться минут пятнадцать, которые ехала в маршрутке и шла к дому, и еще совсем немного, когда поднималась в лифте и открывала ключом дверь квартиры, затем прямо в коридоре сползла по стене бесформенным, порубленным, испоганенным куском мяса. Плачь, плачь, плачь, Танечка! Сейчас можно, сейчас тебя никто не видит… И слезы мгновенно заполнили глаза, поползли по щекам, заползая соленой влагой в рот. Одежда, кожа стали душить, потому что соленые капли сочились из каждой поры, я вся наполнилась слезами, точно пузырь. Царапая кожу, стала оттягивать сдавливающий ворот футболки. Потом завыла, потому что боль внутри не отпускала, наоборот, когда ей наконец-то дали волю, вырвалась на свободу настоящим стихийным бедствием. Я затоплю слезами всю квартиру и даже соседей залью. Плачь, плачь, Таня, говорят, слезы помогают справиться со стрессом! И я ревела белугой, выла смертельно раненой волчицей, голосила благим матом, схватив себя за плечи и раскачивалась из стороны в сторону, билась головой о стены… Вдруг мне удастся выплакать боль или утопить ее в своих слезах.
Не знаю, сколько я провела на полу в коридоре, сил не было даже для того, чтобы пройти в гостиную, которая и была моей комнатой в нашей квартире. Родители обещали скоро приехать. Млять, Таня… У папы и так давление постоянно скачет, да с сердцем нелады. Нельзя, чтобы они видели меня такой покореженной и расстраивались еще сильнее. Возьми себя в руки, сильная размазня!
Прошла в свою комнату. Меня со всего маха стукнули по башке маленьким дорожным чемоданчиком. Нет. На самом деле, так и не разобранный чемодан спокойно себе стоял около дивана. А ощущения были такие, будто меня без всякой жалости колошматят им по телу. Хотела счастья?! Любви? Принца?! Вот тебе, Таня, получай!.. Глупая, наивная, возомнившая себя Золушкой. Мало?! Еще получай!
Лучи солнца из незашторенного окна падали на полочку возле телевизора, и все комната играла красивыми бликами, поскольку там стояли вазы, целый десяток ваз, которые вместе с цветами подарил мне когда-то Шувалов.
«– Александр Иванович, вам еще не надоело валять дурака?
– Чем недовольна, Татьяна Лазарева?
– У меня не хватает ваз.
– Я учту».
Нда… Охмурять Сашка умел красиво.
Как больно вспоминать, как больно понимать, что этого никогда больше не будет… А мужчина, которому я отдала свое сердце, не достоин даже случайного взгляда, брошенного в его сторону. Подскочила к полочке, мгновенно схватила одну из ваз и бросила ею в стену. Красивая светло-салатовая стеклянная ваза грохнула, жалобно всхлипнула и разбилась на мелкие осколки, как и мое некогда любящее сердце.
«– Александр Иванович, скоро у меня разовьется аллергия на цветы.
Он весело засмеялся в трубку.
– И ты начнешь швыряться вазами?
– Возможно».
В стену полетела еще одна ваза. Только аллергия была тут совершенно ни при чем. Это боль трансформировалась в злость.
Установившуюся потом напряженную тишину разорвала мелодия мобильного телефона… Экран высветил некогда заветный контакт. Алекс… Он еще смеет мне звонить! Размахнулась, в бешенстве запустила телефон в полет, следом за Шуваловскими вазами. Раздался жалобный звяк и мелодия смолкала. Но боже мой, как мне хотелось услышать его голос, его чуть протяжное и ласковое «Танюш»… Злость не отступала, даже наоборот, от осознания своей слабости перед этим мужчиной загорелась еще ярче. Снова в стенку летели вазы, красиво разбиваясь, распадаясь на мелкие острые кусочки. Я чувствовала себя этой гребаной разбитой вазой, только осколки моей любви не блестели, они кровоточили… Скоро ни одной вазы на полке не осталось… Лишь разноцветные стеклянные и керамические части, разлетевшиеся по всей гостиной.
Ходить надо осторожно, можно порезаться. А в груди так нестерпимо горело, и мне вдруг захотелось еще больше боли, ступить на эти стекла и станцевать последнее танго нашей любви или фламенко на осколках своих иллюзий. Быть может, физическая боль поможет справиться с душевной. Тебя заграбастают в дурку, Таня. Где твое здравомыслие?! Что за странные картины безумных танцев на стеклах приходит в голову? Черт, Таня, успокойся, вдох-выдох… Дыши! Цепляй наконец-то костюм сильной женщины. Устало помассировала виски, потом вытерла слезы… Взгляд упал на свои руки. Какое красивое колечко выбрал мне Шувалов, будто драгоценная роза расцвела на моем пальчике. Сейчас этот цветок, словно раскаленное пламя, немилосердно жег кожу. Буквально несколько часов назад я всерьез думала выйти замуж, мечтала о семье и о том, как буду читать нашим детям сказки. А сейчас?! Казалось, все осколки этих проклятых ваз воткнулись в мое тело, или это мерзкие тараканы отрастили острые шипы… Осторожно сняла колечко с пальца, но бросать его вслед за вазами не стала. Злость прошла, оставив место опустошению.
***
– Танюш, что ты делаешь?
– Решила тут убраться немного. Обилие ваз захламляло комнату.
Отец с мамой обеспокоенно переглянулись.
– Таня, черт возьми, ты чего, совсем рехнулась из-за этого смазливого богача?!
– Нет, папуль… Ничего не рехнулась. Наоборот, сейчас спокойна и собрана, как никогда. Не буду скрывать, я расстроилась немного… Ну ладно, очень сильно расстроилась, потом разозлилась, расколошматила эти дурацкие вазочки. Но все уже прошло.
– Тань, не могу понять, а зачем ты осколки в коробку складываешь? – спросила мама.
– Их надо вернуть владельцу. Хочу все его подарки в коробку сложить и отправить Шувалову.
– Правильно, – одобрительно пробубнил отец, – пусть подавится, скотина!
– Коля-я-я, Таня-я-я… И как мы теперь жить дальше будем?!
– Разберемся… – мрачно произнес папа.
– Мам, пап, я уеду, к тете Нине в Болгарию или к бабушке Маше в Смоленск.
– Танюша… Пожалуйста, не надо! – обнимая мои плечи, тут же заголосила самая родная для меня женщина.
А отец побледнел. Они привыкли с мамой во всем на меня полагаться.
– Сбежать легче всего! – раздраженно бросил папа, развернулся и ушел к себе в комнату.
Слезы опять заполнили глаза, потекли по щекам, а ведь казалось, я выплакала целое море своих разбитых мечтаний… Папа прав, конечно, бегство будет трусостью, так я покажу этим двум развратникам свою боль и слабость, что они меня сломали, разломали, расколошматили, словно вазу. Только есть ли у меня силы, чтобы остаться?! Мои любимые героини Джейн Эйр и ФеридеХаным из «Королька птички певчей» тоже сбегали… Иногда бегство – это разумный шаг, чтобы не сгореть от обиды и не истечь кровью, хлещущей фонтаном из разбитого сердца. Им бежать, с одной стороны, было труднее, с другой – легче, у них не было родителей, для которых Таня во всем поддержка и опора. Это ты, глупая влюбленная дура, вообразившая себя Золушкой из сказки, заварила отношения с неправильным принцем, тебе захотелось неземной любви, достойной романов, и теперь, когда сказка стала страшной, разве можно оставить родных людей одних расхлебывать наступивший мрак.
***
Хватит скулить, Шувалов, натворил дел, теперь надо что-то предпринять, попробовать их разгрести. Главное – поговорить с Таней, объяснить ситуацию. Сказать, во-первых, что до дня рождения я был не в курсе наличия у нее сестры-блондинки, а во-вторых, донести – эта сука, точнее милая стервёнкаЮленька, воспользовавшись моей добротой и глупостью, сама на меня залезла. «Сучка не захочет, кобель не вскочит». Блин, в обратную сторону, пословица, скорее всего, тоже работает. Более того у мужчин физиология такая, если он не хочет, то ничего и не получится. А значит, как ни крути, я хотел… Мои оправдания будут выглядеть смешно и жалко. «Прости, Таня, не смог остановится… Думал, мне снится эротический сон с твоим участием, а когда понял, что ошибаюсь, было уже слишком поздно». Сука!.. Других объяснений все равно нет. Правда, кое-что имеется – расписка в получении денег и часть записи нашего разговора со светловолосой стервой. Только они ни хрена не доказывают, наоборот, подтверждают мои близкие контакты с младшей Лазаревой. Да и к чему теперь отнекиваться, что за малодушие. Значит, надо растолковать Андалузской красавице – это была мимолетная связь. А еще заверить всех, что если Юлин ребенок действительно мой, то я не отказываюсь от своих обязательств, обеспечу ее и ребенка. Но эта беременность случайна. Тогда как по-настоящему я люблю старшую сестру Лазареву – красавицу и умницу Таню. Млять… Шувалов, обязательства перед ребенком – это ведь не только деньги.
Выскочил из квартиры, бегом спустился в подземную стоянку, мерс довольно загудел, почувствовав хозяина. Да, я тоже по тебе соскучился, мой хороший, хотя часами ходить пешком с Таней Лазаревой было чертовски приятно. Помнишь, как я признавался ей в своих чувствах, а распаленная под напором моих пальцев Андалузская красавица елозила по кожаной обивке твоих сидений, роняя на нее тягучие капли любовного сока.
«– Таня, ну не закрывай же глаза… Разве ты не знала, что у мужчин «хочу» неотделимо от других чувств? Разве ты не видишь, не понимаешь, как мне с тобой хорошо, весело, интересно? Причем далеко не только в постели.
– О-о-о… – послужило мне ответом.
– Обожаю на тебя смотреть, прикасаться, гладить. Мне до чертиков понравилось просыпаться вместе с тобой и засыпать, впрочем, тоже… А также завтракать, обедать и ужинать».
Черт, Таня! Стукнулся головой о руль машины, прямо по сигналу, протяжный рев которого заставил вздрогнуть. По спине прошлись холодные мурашки. Я не могу все это потерять! Хватить скулить, Шувалов! Поехали лучше на улицу Троицкую, дом десять, попробуем поговорить с Андалузской красавицей.
***
Мне долго не открывали. Потом раздался поворот замка, в проеме показалась Танина мама – Эльвира Тимофеевна, кажется.
– Здравствуйте, извините за беспокойство, но мне очень нужно поговорить с Таней.
– Прошу, вас, уезжайте, сейчас совсем не время.
– Эля, кто там?! – за женской спиной возник силуэт отца моей красавицы. –А-а-а… Богатый сукин сын пожаловал!
Меня за грудки втащили в квартиру, и практически сразу же я получил кулаком по морде, потом еще раз, но теперь с другой стороны.
– Скотина! – орал Николай Алексеевич. – Богатый ублюдок! Как ты мог так поступить с Таней? – и снова мужской кулак врезался в мою челюсть.
– Коля, пожалуйста, не надо! – кричала Эльвира Тимофеевна, пытаясь оттащить Николая Алексеевича.
– С Юлей! Она против тебя совсем девочка. Ничего святого. Похотливый козел! – теперь я получил удар в бок.
– Николай Алексеевич, мне нужно поговорить с Таней!
Больно… Черт! Инстинктивно сжал руки в блоке, но даже не попытался прекратить это избиение праведного отца. Во-первых, заслужил, во-вторых, в самом деле, не буду же я заламывать руки человеку, который старше меня лет на двадцать, а то и больше, тем более, Таниному отцу. Хотя с ним я бы справился в два счета, ибо держу себя в форме и стабильно два раза в неделю посещаю тренажерный зал. В том числе не менее пятнадцати минут колочу по груше.
– Коленька, прошу тебя… Остановись! Не надо! – уже рыдала Эльвира Тимофеевна, повиснув на локте мужа.
– Сукин сын! – снова орал Николай Алексеевич, не обращая внимания на слова жены, продолжая наносить по моему телу беспорядочные удары свободной, как назло, правой рукой.
– Мне нужно поговорить с Таней, прошу вас!
– Пошел вон, паршивец!
«Паршивец»…Это про меня?! Внутри возникла злость… Никто никогда за тридцать один год моей жизни не называл меня «паршивцем» и «ублюдком», да я любого урыл бы за подобное. Из горла невольно вырвался рык, надоело быть боксерской грушей для разгневанного отца. Раскрыл блок из своих рук, намереваясь прекратить рукоприкладство, и получил хороший тычок прямо в глаз. Больно, черт побери! Теперь я понимаю, в кого у Тани Лазаревой такая тяжелая ручка и такой поставленный хук справа.
– Хватит! – закричал я. – Николай Алексеевич, дайте мне поговорить с Таней! Мы взрослые люди, давайте все решать без рукоприкладства.
Отец Андалузской красавицы, тяжело дыша, отступил на шаг назад, затем схватился за сердце и начал бледнеть.
– Коля, Коленька! Что с тобой?! – завопила Эльвира Тимофеевна.
Тотчас же дверь гостиной распахнулась, и оттуда выскочила моя Роза. Таня… Черные волосы распущены темной, закрывающей плечи, гривой, темные глаза горят беспокойством. На меня она даже вскользь не глянула.
– Пап, папулечка… – подскочила Таня к отцу. – Тише… Все хорошо! Пойдем, присядем.
Я опешил, словно получил легкий парализующий удар в солнечное сплетение, остолбенел от ее красоты и какой-то щемящей волны любви и восхищения, прошедшей по телу. Совершенно потерялся, не зная, что делать.
Таня с мамой подхватили старшего Лазарева под руки и повели в гостиную. Млять, я же не пойду сейчас за ними, это семейное дело. А кто я? На данный момент – паршивец, ублюдок, враг, трахнувший сразу двух дочерей.
– Т-таня, принеси таблетки, они в барсетке, а барсетка на полочке в коридоре, – послышался тихий голос Николая Алексеевича.
Андалузская красавица снова выбежала в коридор, пробежала буквально в полуметре от меня. Так близко, что я даже почувствовал запах роз ее кожи. Но взглядом опять-таки не удостоила, будто успешный бизнесмен Шувалов Александр Иванович и совсем недавно ее жених – пустое место, предмет мебели, соляной столб, замерший от ее красоты. Схватила небольшую коричневую мужскую сумочку и опять бросилась в гостиную… Я мог бы преградить ей дорогу, утащить с собой, заставить меня выслушать. Но отцу плохо из-за того, что он хорошенько приложился кулаками об мою рожу и другие части тела. Тане, всем им, сейчас не до «богатого паршивца».
– Коля, может, вызвать «скорую»?!
– Нет, не надо! Сейчас съем таблетку и все пройдет…
– Пап, ну зачем ты руками махал, в твоем-то возрасте, с твоим-то сердцем… Да и было бы об кого мараться.
Дерьмо… Они, она, считают меня дерьмом! Господи, какое гадкое чувство – понимать, что любимая женщина считает тебя самым последним мерзавцем. А главное, у нее есть для этого повод.
Наверное, мне лучше уйти сейчас. Но сначала…
– Алло, Константин Федорович, прошу вас, пришлите своих специалистов со всей необходимой аппаратурой на улицу Троицкая, дом десять, квартира девяносто пять, нужно срочно осмотреть одного человека. Да, сердце пошаливает. Если сможете сами приехать, буду более чем благодарен, во всех смыслах этого слова.
Закончив разговор с доктором, решительно прошел в гостиную. Обращаться с собой как с мебелью, нашкодившим щенком, вытирать о себя ноги я не позволю даже семейству Лазаревых.