Сидит Царь в нутре земном, ус мокрый щипет, Озирается кругом – чего бы выпить? Уж питó-питó, – полцарства прóпито! А всё как быдто чегой-то не дóпито.
Как боярышня пред грозным пред отцом, Вкруг него всé чарочки кольцом.
Тут и турецкие, тут и немецкие, Архиерейские да венецейские…
«Быстрее глóточки моей, Ей-ей, вы сохнете! Пью не напьюсь, лей не жалей, А все пустёхоньки!»
Ровно милочки – плясать перед купцом — Вкруг него бутылочки кольцом.
Уж и горластые, цветные, красные, Уж и бокастые, и ярлыкастые!
Летáми-плесенью седой захватаны, Как леший, царь лесной, – гляди – мохнатые.
Узнать-то надобно, что в них скрывается, Что цветом-радугой переливается!
* * *
Лей-лей, не жалей, Всё равно перельешь! Пей-пей сколько хошь, — Всё равно не перепьешь!
Лоза наша полная, Погреба просторные, Бочкарь наш испытанный, Бочонки не считаны.
Как мальчоночки пред старым пред бойцом — Вкруг него бочоночки кольцом.
Каким кольцом? Сплошной стеной! Какой стеной, — Война войной!
Плеснешь – не выплеснешь! Хлестнешь – не выхлестнешь! Гляди, Царь-хитростник, Как строй осилишь наш!
Промеж винных рек, бочоночных гор Свой бахромчатый раскинул шатер.
«Людям – море синее, Мое море – винное. Люди спят на берегу, А я – так всю ночь гребу!
Мое море тихое, И гребу без смены. А зато мне ихние Моря – по колено!
Их вода – не сладкая, А моя – с накладкою. Не щадя ни рук, ни плеч, И гребем мы бесперечь.
В своем море мы гребцы, В своем море мы пловцы. Придет час идти ко дну — В своем море потону!»
– Да ну?
«Кто ж тебя схоронит? Раз пьешь – неженатый, А коли женатый, Кругом виноватый!
Кому я нужен – старый, Пятиалтынный – пара, Вином лишенный сану, Кому я нужен – пьяный?»
* * *
Сидел, сидел Царь наш – инда устал! Ручкой-ножкой себе путь распростал.
Хочет нá ноги – ан нет, тянет вниз! – Эй, дорогу, мелкота, сторонись!
Попытался было с левой ноги — Снова навзничь повалили враги!
Разгасился – что индюк-кохинхин! Д’как вцепился тут в шатер-балдахин!
Был кумач тот не сменен – с коих пор! Царю на голову и рухнул шатер!
Как пошла тут дребедень стеклянной пылью! Как тут чокаться пошли бутыль с бутылью!
* * *
Шатер Царя душит, Вино Царя топит, Уж не лужи – а реки, Уж не реки – потоки…
Взошел бы кто с воли, Всяк диву б дался! Шатер царский воет На все голоса.
Как чёрт – красным машет, Шатер царский пляшет. Аль, может, в нем слон какой? Аль, может, дракон какой? Аль, может, всё сон какой?
Чтоб в умишке нам самим не порешиться, Мы пройдем пока на половиночку к Царице.
Пройдем-ка к красавице, – С вином спорить – зря! — Посмотрим, как мается, Слезой обливается, Как с ночью справляется Страна – без Царя.
* * *
Прежде чем засов раздвинем, Ты скажи, душа, – отколе Ты сама-то к нам: с мужской ли, Али с женской половины?
Коль с мужской – так брось тревогу: Нянек корочкой задобрим, Коли с женской – врозь дороги, Влево путь держи, час добрый!
Так. – Засим, дружок, дай руку. Не робей, – плечом не трону! Это – детская наука, Я китайской обучёна.
Если ж сердце (грудь-то ящик!) Хрусталем об стенки чокнет, — Ничего, дружок! – тем слаще На крыльце подружку чмокнешь!
Не води, дружок, певицы Потаенными тропáми! Мы, поющие, – что птицы: Разве что перо на память!
Да и то, коль не скупиться: Тебе – малость, ему – малость… Всем по перышку – Жар-Птица Вовсе б без хвоста осталась! – Так. —
* * *
Отстегни-ка мне монисто — Нянек не обеспокоить! Семь небес у Девы Чистой, У Царицы – семь покоев.
(У тебя ж, паренька, Как ледышечка – рука!)
Стены всé в сетях-тенётах, Колокольчиках-звоночках. Честь жены – Царю веночек: Недостаточно замочков!
(А со мной, коль пригож, Сквозь иголочку пройдешь!)
Быстро – руки, вниз – ресницы: В одной юбке легкой, летней — То плетуньи-кружевницы День и ночь сплетают сплетни.
(Только вкось поглядев, Оплетем без кружéв!)
Глянь-ка: под семью замками, Чтобы вора позабавить, С семью смертными грехами Целых семь укладок бабьих.
(Подари нитку бус, — Без отмычки обойдусь!)
Что за звон такой комарий, Что за звон такой претонкий? То чесальщицы Камарин — скую шпарят на гребенках!
(Лишь бы не было плеши, — И без гребня расчешем!)
С утиральничками в лапах, (Во всé очи, мальчик, пялься!) То семь чертовых арапок, Семь царицыных купальщиц.
(Может, семь моих сестер: Ты мне спинки не тер!)
В кухню женского обману Поспешай, Самсон с Далилой! Здесь из зорь творят румяна, Из снегов творят белила…
(Без белил, без румян В очи пустим туман!)
Так из кухоньки – да в кузню: Кто-то, молот взявши в руки, Из стекла кует союзы, Из свинца кует разлуки.
(Не скажу наперед — Чего нам с тобой скует!)
Рука óб руку два брата, Мухи не обеспокоив, Ровно жар в руке – pyкa-то! Позади все шесть покоев…
(Перед главным, седьмым, Прижми губы к моим!)
Сердце к сердцу, устье к устью… Окунуться в реки эти — Всех Цариц с тобой упустим, Всех Царевичей на свете!
(Отпусти! Оторвись! Мы рассказывать взялись!)
Перед главным ее входом, Пред седьмым ее покоем, Вот тебе, дружочек родный, Слово я скажу какое:
(Да чтоб голос был свеж, Дай воды напьюсь допрежь!)
Коль опять себе накличешь Птицу, сходную со мною, Знай: лишь перья наши птичьи, Сердце знойное, земное…
(Площадной образец, Каких много сердец.)
И еще, дружок, запомни: Мы народ вдвойне пропащий! Так, коли поём краснó мы, — Так еще целуем слаще…
(Запиши себе в грудь. Говорившую – забудь.)
* * *
Няньки спят, мамки спят, Пуховик не смят. Лишь лампадочки в углах дымят.
Ах, так вот каков – покой ее – покой седьмой! Ах, так вот каков – покой ночной!
Где ж она? – Нету. Где ж она? – С ветром. Не спится – так плачется, Так к милому скачется — От мамок, от мужа, От риз от жемчужных, От рож скоморошьих, — От дел наших тошных!
Из спаленки выкралась, На лесенку выбралась, Ступень за ступенечкой — Лишь выйти трудненечко!
А там уж – вольней, вольней, Ногам уж верней, верней, Как будто из гробика Восстав, мчишь по воздуху:
Не к птицам на кровельку, — На вышнюю звездочку!
(Ветер, ветер, вор-роскошник, Всем красавицам – помощник, Ревности – служитель, Верности – губитель, Даровой рабочий — Ветерочек мой!)
Стоит полоняночка На башенной вышечке. Связалась, беляночка, С тем самым с мальчишечкой, Кто цепь нашу грубую Раньше всех расклепал, Кто прежде супруга нам Шейный плат растрепал.
И мастер он ластиться! Потягается с кошками! Сорвал ей запястьице, Играет сережками. Своею жемчужинкой Зовет – дорогой…
Да нужен-то, нужен-то Ей мальчонок другой!
* * *
– Шаги! — Матерь Божья, помоги! Оттого что эти чудные – шаги! Я свечу тебе в три пуда засвечу, Оттого что эти знаю – сапоги!
То не стон — Струнный звон. То не сон — Он.
* * *
– Ты здесь зачем? «А ты зачем?» – Небось, уйду. «Сама уйду».
Стоит смиренник юный, Пощипывает струны.
Нет слов у мачехи-красы, Покусывает хвост косы.
А ветер между ними — Как вьюн – между двоими.
Гусляр по стрункам: щелк да щелк, А сердце в грудь ей: толк да толк, —
Вот в щепья расколотит! Тот спиночку воротит.
Вот-вот уйдет! – Святой Исус! И, косу выхлестнув из уст,
Как зверь нечеловечий — Хвать! – сына за заплечье!
«Стой, погоди, так не уйдешь!» – Брось, баба, что за речь ведешь?
Ты мне сукна не комкай! Ай девка с моряком ты? —
И хочет плечиком повесть, — Не может ручек ей развесть:
За шейкой за любезной Свились – как круг железный.
– Я сын тебе, а ты мне – мать. Взошел я ветром подышать,
Морскую речь послушать… А ты – веревкой душишь! —
«Ты баб до времени не старь! Царица я, а ты мне – Царь!»
А месяц между ними — Как меч – между двоими.
«Три года завтрашней зарей, Как я на персик восковой,
Как нищий на базаре, — На нежный лик твой зарюсь!
Три года эту ночь ждала!» Легонечко – как два крыла —
Ослабшие от муки Он ей разводит – руки.
Вдоль стана бережно кладет, Сам прямо к лесенке идет,
И на гортанный окрик Вдруг голову воротит.
Стоит на башенном зубце, Как ведьма в месячном венце,
Над бездной окиянской Стоит, качает стан свой.
Покачивает, раскачивает, Как будто дитя укачивает, Большие глаза незрячие К мучителю оборачивает. А ветер – шелка горячие Как парусом разворачивает.
«Введешь в беду! Уйдешь – уйду: Ты – с лесенки, Я – с башенки!»
Качается, качается, Шелк вкруг колен курчавится. Как есть – дитя-проказница Страх нагоняет, дразнится.
«Что пошатнулся? Ай – струхнул?» Царевич к ней на шаг ступнул.
«Теперь ко мне – ни шагу!» Царевич к ней – два шага.
Качается: – помру за грош! Качается: – и ты помрешь! Качается: – ан нет, не трожь! Не след! – Негоже! – И как горсть
Горошин тут жемчужинных — Из горлышка – смех судорожный!
«Прощай, мой праведник-монах!» Всё яростней разлет-размах, «Мой персик-абрикосик!» Как змеи, свищут косы.
Так разошлась – в глазах рябит! Так разошлась – луну дробит!
Тут страшным криком нутряным — Как вскрикнет! тот кольцом стальным На всем лету – как сдавит! Как нá ноги поставит!
* * *
Аж пóтом высыпал испуг. — Она смирней ребенка. — Стоит, не разжимая рук, Стоит и дышит громко.
* * *
Тут речи нежные лились: «Теперь не страшно с башни вниз…» И – дрожью соловьиной — Смех легкий, шаловливый.
«Моя исполнилась – вся сласть! Моя исполнилась – вся страсть!» Из бахромы курчавой Глазок глядит лукаво.
«Ты на руках меня держал, К своей груди меня прижал… Добилась, – вновь смеется, — Как твое сердце бьется!
Железом ты в меня впился, Как огневая полоса Под красными щипцами — След твоих рук – на память!
Хотенье женское мое — Вот всё именьице мое. Иди! – Теперь уж, друг мой, Вниз головой не рухну!»
* * *
Ух! – Кто ж это так ухнул вдруг? Чья кошачья меж зубцов – голова? То пророчица великих разлук: Сова-плакальщица, филин-сова.
Охорашивается, чистит клюв. Глаза желтые – янтарь шаровой! Красе на ухо шепочет, прильнув: «За булавочкой к тебе я второй!»
Сотворила тут краса крестный знак, Сваво гостя дорогого узнав. «Весь-то слышал я ваш спор боевой, Всё-то филином-летал я-совой!
Дважды в грудь свою – булавку отправь! Дважды филину – уста предоставь!»
Крылами pyкy ей с рукой, А клювом губку ей с губой Разводит пакостник рябой: – Ты не противься, рот тугой!
Покорность с бабой родилась! Льни, тонкоствольная лоза! Чтоб не увидеть желтых глаз — Закройтесь, черные глаза!
* * *
Закроешь – и легче! Пол-зла, пол-обиды… Обидчика чуешь хотя — А не видишь!
И легче уж губы Свой жар отдают. Не ветер, а певчие Ровно поют.
Уж разное шепчешь, Рот жадный ощеря. Уж грудь – без приказу Вгребается в перья.
Всё легче – всё крепче — И вот уж с тобой — Не филин твой старый, А лебедь младой!
* * *
Видят сквозь кисейку-дымку Месяц с ветром-невидимкой:
Ведьма с филином в прижимку! Ведьма с филином в обнимку!
Месяц – слезку смахнул, Тот – березкой тряхнул…
А от губ – двойной канавой — Что за след такой за ржавый?
– Бог спаси нашу державу! — Клюв у филина кровавый!
Ветер рябь зарябил, Месяц лик загородил…
Встреча вторая
Солнце в терем грянуло — Что полк золотой. Встал Царевич правильный: Веселый такой!
Хоть не спал, а выспался! Хоть враз под венец! Смородина – кислая, А я – молодец!
Трех быков на вертеле Сгублю, не щадя! Поглядим-ка в зеркале, Каков из себя!
Белый стан с шнуровочкой, Да красный кушак. – Что за круг меж бровочек, Кумашный пятак?
Словно снег пуховочкой Прошелся вдоль щек. – Что за круг меж бровочек, Почетный значок?
Аль пастух полуночный Здесь жег костер? Али думу думамши — Да лоб натер?
* * *
Смелыми руками — Вдоль перил витых, Резвыми шажками С лестничек крутых.
Позабыл иконам Класть поклон земной, Не идет с поклоном К батюшке с женой.
Невдомек, что стража Ему нá кра – ул, Белизной лебяжьей Всех ворон спугнул.
Вся краса платочком Ему вслед с крылец. А старухи – дочкам: «Молодец – малец!»
Чья в окошке темном Ночь темней зрачка? Кто к глазам недремным Жмет два кулачка?
«Хочешь цельным уйти Да из женских тенёт — По счетам не плати, Своди с совестью счет.
Скажет: в море плыви! Пусть красотка клянет! Бабы – дрянный народ, Рыбы – славный народ.
Хочешь цельным уйти Да из женских тенёт — Держи сердце в горсти, Дай челну полный ход…
Погляди, как в волнах Наш Царевич плывет, Вровень с морем плывет, В голос с ветром поет.
Хочешь цельным уйти Да из женских тенёт — Надо быстро грести, Молодой мореход!
Ведь всё то ж тебя ждет И у жен и у вод: Грудь – волною встает, Волна – грудью встает.
Песнопевец, в плечу! Наша летопись: льну… Не Царевич к челну — Лебедь к лебедю льнет.
И опять ни к чему Тебе вольный полет! Никому не уйти Да из женских тенёт!»
* * *
Слушал, слушал гуслярок голоса, Просветлел, на локоток оперся.
Словно струнки под его пятерней — В теле жилочки пошли болтовней.
С раззолоченных подушек встает, Лоб откинувши, а грудку вперед.
Да как вскинет синий взор – вот-те раз! — Видит: филин-сыч сидит, пучеглаз.
Подошел, да и накрыл с головой: «Доброй ночи, господин рулевой!
И без ваших ясных глаз обойдусь!» А рябой из-под полы: – Вот так гусь!
Гусь ты, гусь ты мой, заморский индюк! — Да как вымахнется – разом – из рук!
Не очнулся гуслярок, как промеж Двух сапог его – да дядькина плешь!
«Что за притча? Ошалел, старый гриб!» – Ручки-ножки, ребра-кости зашиб!
«Без приказу моего – как дерзнул?» – Чтобы лебедь мой – да в даль не махнул!
Мало ль на море приманок-прилук? Кто в ответе? – есаул твой, гайдук! —
Расходился тут Царевич, – нет сил! Ожерельице в зубах закусил.
«Как завидел тебя – нож ровно в бок! Словно черный кот мне путь перебег!
Чтоб весь век не пил-не-ел, чтоб зачах!» Да как вдарит тут по гуслям в сердцах!
* * *
Говорит тут Царь-Девица Двум юнцам-своим-щеночкам, Морячочкам-морякам:
«Ох вы, чудо-морячочки, Два весла моих проворных, Две младых моих руки!
Цельну ночь всё в карты дулись, Картой дрему вышибали — Моего дружка стеречь.
Бросьте карты-вы-колоду, Вы ныряйте в глубь-пучину, Поспрошайте тварей-рыб:
Не слыхать ли рыбам звону, Не слыхать ли тварям гласу, Не плывет ли млад-гусляр?»
Разом мóлодцы вставали, Расправляли стан плечистый, Сотворяли знак честной, —
Лишь жемчужное круженье По воде, – да грудь у Девы Вся алмазами пошла.
* * *
«Мать рожала – не тужила: Не дитя, – дымочек-дым! Словно кто мне налил жилы Светом месячным сквозным.
Лень и семечки лущить-то! Не до плотского греха! Вы невесту мне сыщите Для такого жениха!
Не жених, а стебель шаткий! Кто пройдет – дрожу росой. Коли дождь, иду без шапки, Коли снег, иду босой.
Старой бабы беззащитней, Зеленее стерженька… Вы подружку мне сыщите Для такого муженька!
По морским румяным рощам, Лыжи легкие востря, Сжалилась над братом тощим Мощная моя сестра.
Красный круг заря прожгла мне, Круг, пылающий вверху. Есть моим палатам – камни, Есть невеста – жениху!»
Ту песенку прослушала — Как яблочка откушала. Звон струнный вобрала — Как брагой запила.
А тут – бореньем водяным — Пловцы на свет столбом двойным: Гривастые, как львы, Две красных головы.
«Шептались с тварью-с-рыбами», Враз на корáбель прыгают, «Для горя твоего — Не слышно ничего.
Нет твоего Царевича!» – «Знать, тонок слух мой девичий», — Она с усмешкой им, Двум морячкам своим.
«Такой уж слух мой воровской, Что даже шум травы морской О рыбий хвост чешуйный, Не то что друга – чую!
Ввысь, паруса! Пучина, в пляс! Не Царь я вам, коль в тот же час Челнами не сшибиться! Не Царь и не Девица!»
* * *
Ох ты воля! – дорогая! – корабельная! Окиянская дорога колыбельная!
* * *
Плывет Царь-мой-Лебедь В перстнях, в ожерельях Кафтан – нет белее, Кушак – нет алее…
Сережка – подковой Висит из yшкá.. (Живого такого Напеть бы дружка!)
Ох, взор его синий! Роток его алый! «Глянь, чтой-то пучина Пошаливать стала!»
– В сочельник крещенский, Что ль, парень, рожден? У баб деревенских, Что ль, врать обучён?
«Да нет, старина! Ровно мóрок какой-то. Гляди, – не волна уж: Гривастая тройка!»
Так и спит с последним криком, С ротиком полуоткрытым.
* * *
Весь кафтан-ему-шнуровку Расстегнула на груди. Держит сонную головку На полвздоха от груди.
Дышит? – Нет? Дышит? – Да?
Наклонила лик сусальный Над своей грудною сталью: Есть ли, нет ли след вздыхальный?
Да, надышан круг! Да!
Радость – молнией В глазах, – зóлотом! Радость – молнией! Горе – молотом!
«А если уж жив он, — Чего ж он лежит-то? А если уж дышит, — Чего ж он не слышит?»
Бог пó морю ветром пишет!
Брови сильные стянув, Взор свой – как орлица клюв — В спящего вонзает.
Весь из памяти – букварь! Растерялась Дева-Царь, Что сказать – не знает.
В грудь, прямую как доска, Втиснула два кулачка: Усмиряет смуту.
– Ох, лентяй ты наш, лентяй! И от пушечного, чай, Не вздрогнёт – салюту! —
Как бы листвой Затрёсся дуб.
Как пес цепной Смех – с дерзких губ.
«Агу, агу, младенец!» Хохочет, подбоченясь.
Всё – как метлою замела! Всё – как водою залила!
Гляди: сейчас – грудь лопнет! Все корабли потопнут!
– и —
Молча, молча, Как сквозь толщу Каменной коры древесной,
Из очей ее разверстых — Слезы крупные, янтарные, Непарные.
Не бывало, чтоб смолою Плакал дуб! Так, слезища за слезою, Золотые три дороги От истока глаз широких К устью губ.
Не дрожат ресницы длинные, Личико недвижное. Словно кто на лоб ей выжал Персик апельсинный.
Апельсинный, абрикосный, Лейся, сок души роскошный, Лейся вдоль щек —
Сок преценный, янтарёвый, Дар души ее суровой, Лейся в песок!
На кафтан его причастный, Лик безгласный – кровью красной Капай, смола!
Кровью на немую льдину… – Растопись слезой, гордыня, Камень-скала!
«А уж под сталью-латами…»
А уж под сталью-латами Спор беспардонный начат: – Чтó: над конем не плакала, А над мальчишкой – плачешь?
Вихрь-жар-град-гром была, — За всё наказана! Войска в поло`н брала, — Былинкой связана!
Войска в поло`н брала, Суда вверх дном клала, А сама в топь брела — Да невылазную!
Кулаком славным, смуглым Лик утирает круглый — Наводит красоту.
Лик опрокинула вверх дном, Чтоб солнце ей своим огнем Всю выжгло – срамоту.
«Его Высочеству приказ: Что в третий и в последний раз Зарей в морскую гладь
На гусельный прибудем зов. Прощай, Гусляр! До трех разов У нас закон – прощать».
Всей крепостью неженских уст Уста прижгла. (От шейных бус На латах – след двойной.)
От сласти отвалилась в срок, И – сапожок через борток — В дом свой морской – домой.
* * *
Еще сталь-змея вороток дерёт, А целованный уже вздрогнул рот: Не то вздох, не то так, зевóта, А всё, может, зовет кого-то…
Допрежь синих глаз приоткрыл уста: – Эх, и чтоб тебе подождать, краса! И не слышал бы ветер жалоб: Целовала б и целовала б!
Оттого что бабам в любовный час Рот горячий-алый – дороже глаз, Все мы к райским плодам ревнивы, А гордячки-то – особливо!
* * *
Потягивается, подрагивает, Перстами уста потрагивает… Напрасно! И не оглянется! Твое за сто верст – свиданьице!
А дядька-то шепчет, козлом пляша: «Должно быть, на всех парусах пошла! Не всё целовать в роточек… Давай-ка свой вороточек!»
* * *
Синей василёчков, Синей конопли На заспанных щечках Глаза расцвели.
«Эй, старый, послушь-ка: Вот сон-то приспел! Как будто кукушку Я взял на прицел!
Пусть зря не тоскует! Зажмурил глазок… И слышу – кукует: До трех до разов».
– То не пташечка-кукушка Куковала, То твоя подружка Тосковала.
Как под бурею ночной стонут снасти… Да уж спать-то ты у нас больно мастер! —
«И вижу еще я, — Речет сам не свой, — Что плачет смолою Дубок молодой.
Ветвями облапит Как грудку-мне-стан, И капит, и капит Слезой на кафтан».
– Нет, Царь Лебединый, Не дуб, не смола: То спесь-ее-льдина Слезой изошла. —
«И снится мне, – молвит (Сам губочки трет), — Что красное солнце Мне – яблочком в рот.
Да так вот, с поклоном: Испробуй, лентяй!» – Царя Соломона На сон почитай. —
Тот вздохом туманным: «Дай сон доскажу! За перст безымянный Прикован – лежу.
Ай к смерти? Ай к свадьбе? Скажи, не мытáрь!» – Эй, спать бы и спать бы Тебе, государь!
От бабы Иосиф-то Нагишом, – берегись! На женском волосике Не один уж повис! — Не внемлет Царевич дурной ворожбе, Сам нежную руку целует себе.
«Гадай хошь на картах, А хошь – на бобах! Хошь вороном каркай, — Всё сласть на губах!»
Ты бренчи, Гусляр, задай нам пиру-звону! Синь-то водная – что синькой подсинёна! Исполать тебе, Царь-Буря, будь здорова! Рот у мальчика – что розан пурпуровый!
