Марина Крамер Анатомия любви

Семен

Испытывая легкую дрожь в руках, Семен вышел в предоперационную и сел на табурет в углу. Он все сделал так, как нужно, в исходе не сомневался – это главное. И ему совершенно не страшно было попадаться на глаза Аделине Драгун – он видел, что и она довольна его работой.

«Ну все, можно выдохнуть. Первая операция всегда самая важная, это же как визитная карточка, как показатель того, что ты можешь, что умеешь, как владеешь руками и инструментами. Я все сделал, все смог».

– Ты чего тут? – в предоперационную вошел Игорь Авдеев.

– Да вот… присел.

– А-а, – понимающе протянул тот. – Как прошло?

– Хорошо, спасибо.

– Ну и отлично. А я через двадцать минут в соседней оперирую, – Игорь кивнул вправо. – Опять Инка подменилась, со второй операции у меня срывается, не могу понять, в чем дело. Похоже, я ей чем-то не нравлюсь.

– Я ее утром видел, сказала, что взяла три дня отгулов по семейным обстоятельствам, – сказал Семен, вставая.

– Ну… может быть. Слушай, там, говорят, к Мажарову поступил редкий кадр с половиной лица. Можно будет операцию посмотреть, Матвей всегда приглашает, если случай интересный или показательный.

– Я ж не по лицам.

– Так и что? Я тоже в лицевой хирургии не очень, но почему не поучиться, если предлагают?

– Там будет видно. Ладно, пойду гляну клиентку.

– Давай, – Игорь вышел первым, повернул в свою предоперационную, а Семен отправился в корпус.

В переходе где-то впереди слышались шаги – кто-то шел в реабилитацию.

Семен немного ускорился и увидел перед собой мужчину в коричневой футболке и синих джинсах. Это не был кто-то из коллег, скорее – клиент, и Семен решил обогнать его.

Поравнявшись с мужчиной, он бросил беглый взгляд через плечо и едва не остановился от неожиданности – половину лица мужчины закрывали рубцы и шрамы, глазница исковеркана.

Поймав взгляд Семена, мужчина сразу замедлил шаг, давая возможность Кайзельгаузу уйти вперед, и Семен понял, что таким маневром человек хочет избавиться от чужого повышенного внимания.

«Похоже, это и есть тот клиент Мажарова, о котором Игорь говорил. Если так, то я в первых рядах на куполе сидеть буду – подобную операцию редко где увидишь, у мужика реально половины лица нет, – подумал Семен, размашисто шагая в реабилитацию. – Интересно только, почему он тоже сюда идет, все новые клиенты лежат в лечебном корпусе, в реабилитацию переезжают только после операции».

Но эта мысль тут же вылетела у него из головы, потому что навстречу ему шла медсестра Люба и широко улыбалась:

– Ну что, Семен Борисович, поздравляю с первой операцией. Говорят, все прошло отлично?

– Спасибо, Любаша. Уже говорят? Надо же, молва раньше меня успела, – улыбнулся в ответ Семен. – Навестим мою первую клиентку?

– Конечно, я как раз сейчас к ней собиралась.

Они повернули к палате, и тут им попался Иван Владимирович Иващенко, вывернувший откуда-то из соседней палаты:

– А, Семен Борисович? Поздравляю. Когда мне ждать вас для беседы?

– Э-э… – замялся Семен, совершенно забывший о посещении психолога, а Иващенко, словно не заметив этого, продолжил:

– Может, сегодня? Через часок, годится?

– Сегодня?

– Ну а чего тянуть? Чем сегодня отличается, скажем, от завтра?

– Только тем, что завтра обычно никогда не наступает.

Психолог внимательно на него посмотрел и улыбнулся:

– Логично. Тогда жду вас?

– Хорошо, через час я у вас.

– Кабинет найдете? Это здесь, в этом корпусе.

– Я покажу, – поспешно предложила Люба и тут же покраснела, отвернулась, а Иващенко незаметно погрозил Семену пальцем, словно давал понять, что не стоит заводить шуры-муры на работе.

Семен, у которого подобных мыслей не возникало, только плечами пожал:

– Видите, провожатую я уже приобрел, так что не заблужусь.

– Ну и хорошо, не буду вас больше задерживать, меня клиент уже должен ждать.

Иващенко заторопился по коридору, а Семен почему-то подумал, что клиент, скорее всего, тот самый мужчина из перехода – иначе зачем бы ему сюда идти?

Он с помощью Любы осмотрел прооперированную клиентку – та уже проснулась и лежала в кровати с довольным лицом, незаметно поглаживая под простыней тугой корсет на груди:

– Спасибо, Семен Борисович.

– Ну пока еще не за что. Неприятные ощущения сохранятся до конца дня, если будет невмоготу терпеть – попросите обезболивающий укол.

– У вас пультик с кнопкой вызова сестры закреплен в изголовье, – добавила Люба, показав на миниатюрное устройство с синей кнопкой.

– Но мне совсем не больно.

– Так и замечательно. Значит, все будет хорошо. Но вы, пожалуйста, корсет сами не трогайте и – не дай бог – не снимайте, его нужно носить пока постоянно, – предупредил Семен.

– Ой… – расстроилась женщина. – А как же я посмотрю?

– Там пока все выглядит не очень презентабельно, так что и смотреть незачем. Потерпите, скоро все заживет, еще насмотритесь.

– Хорошо, – с грустью в голосе согласилась клиентка. – Надеюсь, Наташка от зависти задохнется.

Это Семен пропустил мимо ушей.

– Тогда я к вам загляну еще перед уходом, а пока отдыхайте.

Они с Любой вышли из палаты, и медсестра покачала головой:

– Нетерпеливая какая… Да ладно бы еще там до операции совсем ничего не было, так ведь нет же, вполне нормальная грудь…

– Ну вы ведь слышали – главное, чтобы Наташка от зависти задохнулась, у Наташки-то, как я выяснил, после пластики что-то с размером и формой случилось. А нашу даму точно психолог осматривал?

– Разумеется! У нас без этого на операцию не идут, вы ведь слышали.

– Тогда как он этот соревновательный забег просмотрел? У Наташки третий, так я четвертый сделаю…

Люба рассмеялась:

– Да ладно вам, Семен Борисович! Женщины так устроены, это нормально.

– Мало в этом нормального, Любаша. Грудь должна нравиться мужчине и себе, любимой, а не вызывать зависть у подруг.

– Как посмотреть… Ой, я тут заболталась, а у меня антибиотики же! – воскликнула она, бросив взгляд на стенные часы. – Побежала! Зайдете еще?

– Да, перед уходом непременно. А кабинет психолога как же – самому искать? – вспомнил Семен, и Люба уже на бегу пообещала:

– Я покажу!

Разговор с психологом прошел гораздо легче и проще, чем представлял себе Семен. До этого у него не было подобного опыта, он всегда считал, что мужчине негоже плакать в жилетку незнакомому человеку, да еще за деньги. Об этом он прямо заявил Иващенко, когда тот поинтересовался наличием подобного опыта:

– Знаете, Иван Владимирович, я вообще считаю, что это странно – идти к постороннему человеку со своими проблемами, да еще ждать от него волшебный рецепт, где будет написано, что и как сделать, чтобы жизнь изменилась.

– Такого рецепта не существует.

– Разумеется! Но в основном-то люди именно за этим и приходят, разве не так? Человек ждет, что за его деньги вы напишете подробно, как ему жить.

– Отчасти вы правы, Семен Борисович, – согласился Иващенко. – Но лишь отчасти. Многим просто некому рассказать какие-то вещи, кто-то боится быть непонятым близкими и, как следствие, отвергнутым ими. А есть такие, кому просто нужно проговорить проблему вслух, и решение они надут сами. Мое же дело – выслушать и направить. Я не могу изменить чью-то жизнь, но могу помочь выйти на ту дорогу, которую человек сам, может, просто не заметил. Вот возьмем вас.

– А что – я? – удивился Семен. – У меня особых проблем нет.

– Видите – особых нет, – сразу зацепился за слово психолог. – Значит, они все-таки есть, но вы не считаете их важными, определяющими или непреодолимыми. Проблемы есть у всех, даже если нам они таковыми не кажутся. Даже выбор рубашки утром зачастую проблема, согласитесь?

– Мне с этим легче, я футболки предпочитаю.

– То есть подобную проблему вы для себя решили, – улыбнулся Иващенко. – А давайте выясним, какую проблему вы решаете, садясь на мотоцикл и выезжая на трассу.

– Разве для этого нужна проблема? – удивился Семен. – Я с детства люблю… – и вдруг осекся, вспомнив, как однажды, когда ему было лет двенадцать, он впервые попал с отцом на мотогонки.

Борис Исаевич так восхищался бесстрашными парнями на мотоциклах, так вдохновенно рассказывал об их мужестве, отваге и настоящем мужском стержне, что Семен понял – такие парни вызывают у отца уважение.

В секцию он пришел поздно, особых результатов от него уже не требовали, гонял Семен больше для себя, а потом познакомился с байкерской тусовкой и, что называется, переметнулся. Отец, кстати, не заметил того, что сын больше не ходит на тренировки, как не заметил, кажется, смены спортивного мотоцикла на подержанный харлей, который Семен любовно перебирал в гараже под присмотром соседа-автомеханика.

Выходит, увлечение мотоциклами пришло не само по себе, понял Семен и удивленно посмотрел на психолога:

– А вы правы… – И он рассказал историю с мотогонками, замечая, как Иван удовлетворенно кивает.

– В конечном итоге отец все равно не стал считать вас мужественным и смелым, ведь так?

– Так… но мне его мнение теперь уже неважно.

– «Теперь уже»? А когда было важно?

– Когда впервые скальпель в руку взял. Я тогда на пятом курсе учился, дежурил в приемном, как многие – бесплатно, чтобы опыта набраться, ходил хвостом за хирургами, они иногда разрешали ассистировать на простых операциях. Я первую аппендэктомию сделал как раз на пятом курсе, а отец узнал – вместо похвалы орал как бешеный, – признался Семен, глядя в пол. – И запретил мне в приемном ошиваться, к себе в клинику велел приходить. Ну а там никто ничего особо делать не давал – принеси-подай, анализы-карты, ну такое…

– И вам не приходило в голову возмутиться и отстоять свое право?

– Да бросьте, Иван Владимирович, ну какие права у студента? А с моим отцом в клинике вообще никто не спорит. Сказал – не пускать в операционную, вот и не пускали.

– Но вы ведь могли туда и не приходить.

– А толку? Скандал был бы, что учиться не хочу.

– Но по сути вы и не учились.

– Не учился, – согласно кивнул Семен. – Все только в теории, практика была в институте на трупах, но и все. К живым пациентам отец меня не подпускал.

– Как думаете – почему?

Семен пожал плечами:

– Не хотел, чтобы я накосячил и фамилию его запятнал, думаю, так.

– Про вас говорят, что вы хороший хирург. Не выдающийся, простите, но и не средний.

– Гены? – криво усмехнулся Семен, чувствуя, однако, благодарность коллегам в отцовской клинике за такие отзывы.

– Ну тут я не силен. Думаю, ваше упорство. Ведь как-то же вы оказались здесь, сумели вывернуться из-под папиной руки? Да и специализацию по пластической хирургии прошли – явно ведь Борис Исаевич возражал?

Слово «возражал» вообще не выражало тех эмоций, которые, по всей видимости, испытал отец, когда узнал, что сын уезжает на обучение. Такого ора в их доме не стояло с тех пор, как семилетний Сема разрисовал фломастерами английский атлас анатомии, подаренный отцу кем-то из зарубежных коллег…

– Ты в своем уме?! – с пеной у рта кричал Борис Исаевич, потрясая кулаками и даже не понимая, как комично выглядит, наскакивая на двухметрового сына. – Какая пластическая хирургия, что еще за дурь?! Кто тебе вообще это подсказал, какой идиот?! Вставлять силикон в разных дур – это ты называешь профессией?! Я столько сил в тебя вложил – для чего? Чтобы ты остаток жизни увеличивал сиськи женам и любовницам олигархов?!

– Чем эта специализация хуже любой другой? – упирался Семен, чем злил отца еще сильнее. – Для тебя хирург только тот, кто в брюшной полости работает?

– Чушь! Это чушь! – Борис Исаевич, казалось, вот-вот разорвется от негодования. – Хирург тот, кто жизни спасает!

– А тот, кто дает возможность жить в гармонии с собой – не хирург?

Впервые в жизни отец обложил сына крепким словцом и выскочил из комнаты, где они ругались, с криком:

– Зина! Зина, накапай мне корвалола немедленно! Этот… этот… он меня в гроб сведет!

Семен тогда уехал на всю ночь за город, ночевал в палатке, а на следующий день улетел в Москву на пять месяцев.

– Ну что ж, Семен Борисович, – бросив взгляд на часы, подытожил Иващенко, – наша беседа вышла интересной и продуктивной. Предлагаю продолжить через пару дней.

– Еще сеанс? – удивился Семен, вставая из удобного кресла.

– Мне бы хотелось показать вам вас настоящего, – загадочно улыбнулся психолог, сверкнув очками. – Так что увидимся через пару дней.

Инна

Не дождавшись ни дочери, ни звонка от нее, Инна решила хотя бы забрать Даню. Время как раз подходило к тому, когда заканчивался день пребывания в лагере, и она, наскоро собравшись, поехала за сыном, благо чувствовала себя гораздо лучше, чем утром.

Даня бежал ей навстречу, размахивая каким-то букетом, и Инна удивилась – никогда он не собирал для нее цветов, как делала это в его возрасте Алина.

– Мама, мама, смотри, что у меня есть! – Даня запрыгал вокруг нее.

– Где ты это сорвал?

– Я не сорвал. Мне дядька какой-то дал, – сообщил сын, вручая матери букет мелких розоватых цветов.

Инна уже открыла рот, чтобы произнести гневную тираду о том, что нельзя ничего брать у чужих, как почувствовала, что все слова словно застряли в горле. В руках сына был букет из «дыхания ребенка», того самого, что она сама высаживала на клумбы в сквере клиники. Она могла голову прозакладывать, что больше нигде в городе таких цветов не было – довольно редкая расцветка, Инна выписывала семена из московской оранжереи…

– Ка… какой… дядька? – еле выдохнула она, хватаясь рукой за металлический прут забора, чтобы не упасть.

– Не знаю, – беззаботно заявил мальчик. – Он у ворот стоял, когда мы возвращались с полдника, поманил меня пальцем и спросил, как зовут. А когда я сказал, он тогда спросил – а маму твою зовут Инна? Я ответил, что да. И он мне вот эти цветы дал и сказал, чтобы я их отдал тебе. А кто это был, мам? Какой-то твой знакомый?

Инна аккуратно присела на корточки, взяла сына за обе руки и, заглянув в лицо, спросила:

– Данечка, а ты помнишь, как я просила тебя никогда не разговаривать с незнакомыми людьми?

– Но он же тебя знает – какой же он незнакомый?

– Но ведь ты его не знаешь. А если бы он тебя с собой забрал?

– Мама, ну ты что?! – возмутился сын. – На воротах-то охранники!

– Но ты ведь взял у незнакомого человека букет – охранники могли бы подумать, что все в порядке.

– Ой, ты вечно! – Даня вырвал руки из ее ладоней и насупился. – Тебе нужно меньше телевизор смотреть, – проворчал он, и Инна невольно услышала мамины интонации в его голосе. – Там всегда страшилки показывают.

– Даня, не всегда, к сожалению, эти страшилки выдуманы сценаристами. Ты знаешь, сколько детей пропадает вообще без следа только потому, что вот так доверяли незнакомым людям?

– Мама, он не незнакомый, говорю же! – сын закатил глаза ко лбу, словно давая понять, как устал объяснять очевидную вещь. – Он меня узнал и тебя тоже знает!

Инна поняла, что сейчас лучше прекратить воспитательные разговоры и вернуться к ним чуть позже.

– Ты можешь подождать меня пару минут? Мне нужно кое-что спросить у охранников.

Даня пожал плечами и сел в машину, а Инна, держа злосчастный букет подальше от себя, пошла назад к воротам.

Постучав в окошко служебки, она попросила охранника выйти на улицу и, когда неповоротливый мужик в камуфляже появился на крыльце, сделала два шага, взяла его свободной рукой за куртку и прошипела:

– Вам что – работа ваша надоела?! Так я помогу уволиться и больше никуда не устроиться!

– Полегче, мадам, – пробасил охранник, не решаясь, однако, прикоснуться к Инниной руке, сжимавшей ткань его куртки. – В чем дело?

– Дело в том, что сегодня к моему сыну приставал незнакомый мужчина – в двух метрах от вашей будки! А завтра я приеду – а ребенка нет?! Хотите, прогуляемся к начальнику лагеря?

– Погодите… – захлопал глазами мужик. – Такой высокий, худой, в светлых джинсах и голубой рубашке?

– Я его не видела!

– Ну точно… – не слушая ее, продолжал охранник. – Он меня сигаретами угостил, сказал, что тут его племянник отдыхает… и цветы вот эти в руках вертел, – он кивнул на букет в Инниной руке. – А что не так? Я видел, как мальчик к забору подошел, букет взял – и все, обратно побежал, своих догонять. Ничего там не было, мужик этот даже пальцем его не тронул.

– А надо было, чтобы он голову моему сыну открутил, чтобы вы среагировали?! – прошипела Инна. – Ведь у вас есть списки родственников, которым разрешены посещения! А у меня нет и не было никаких братьев!

– Да мне-то надо в вашей родословной копаться?! – рассвирепел мужик, осмелившись наконец отцепить Иннины пальцы от куртки. – Сына тогда научите к чужим не подходить, мамаша! Сразу им охрана виновата! Распустят своих деток, разбалуют, а мы отвечай!

Инна поняла, что разговор окончен, и пошла к машине, бросив букет в урну. Нужно было как-то донести до сына всю опасность подобных бесед, но как сделать это, она не понимала. Мальчик вырос открытым, доверчивым, изначально не видел ни в ком плохого, и Инна никак не могла нащупать грань, за которой не внушит ему обратного и не сделает замкнутым и нелюдимым.

Она села в машину, положила на руль руки и замерла, не понимая, как вести себя дальше. Сделать вид, что ничего не произошло? Отругать сына? В очередной раз прочитать лекцию об опасности разговоров с незнакомцами? Начать запугивать мальчика стандартными страшилками на эту тему? Что?!

Решения так и не нашлось, потому Инна медленно завела машину и поехала домой. Сын на заднем сиденье молчал, насупившись и отвернувшись к окну, и Инна буквально спиной чувствовала, что Даня не испытывает никакого чувства вины и не понимает, почему мать рассержена.

«Ну что мне с ним делать? – думала она, сжимая оплетку руля пальцами. – Как обезопасить, но при этом не заставить шарахаться от людей? Ему, конечно, не хватает мужского воспитания, но что я могу с этим поделать?»

По дороге она решила заехать в супермаркет, так как вспомнила, что холодильник пуст. На парковке сын вышел, сразу направился к закутку с тележками, вытащил одну и покатил перед собой – очень любил делать это лет с пяти, чувствуя себя помощником. Инна догнала его, положила руку на ручку тележки, и Даня, подняв голову, улыбнулся.

– Ты сегодня почему-то рано, – сказал он как ни в чем не бывало, и Инна решила не продолжать ссору:

– Я вообще три дня дома буду.

– А что случилось? Ты заболела?

– Нет. Мне дали небольшой отпуск, и мы должны решить, как его проведем.

– Я послезавтра в поход иду.

Инна изо всех сил прикусила губу изнутри, чтобы не сказать, что ни в какой поход его теперь точно не отпустит, решила, что сейчас этот разговор затевать не время.

– Но есть ведь еще и завтра и даже кусочек сегодня, – проговорила она, стараясь делать это как можно беззаботнее. – Хочешь, в кино пойдем?

– Хочу! – подпрыгнул сын.

– Тогда сейчас продукты купим, в машину забросим – и вперед!

Она изо всех сил делала вид, что все хорошо, но на душе, что называется, скребли кошки и предчувствие неотвратимо надвигающейся беды никак не покидало ее.

Аделина

– Ну я тебя поздравляю, дорогая, на этот раз нас все-таки закроют! – голос дяди Славы Василькова в телефонной трубке звучал раздраженно.

Я бросила взгляд на часы – была половина пятого утра, за окном едва-едва начало светать. Матвей спал рядом, отвернувшись и сунув руку под подушку, и я, чтобы дать ему возможность поспать еще час, тихонько выбралась из-под покрывала и вышла в кухню, закрыв за собой дверь спальни.

– Ты можешь не орать, а объяснить все нормально? – щелкнув кнопкой чайника, попросила я в трубку. – Что случилось?

– А труп у нас в котельной нашли, вот что!

Я машинально потянулась к сигаретной пачке, но она оказалась пуста. Руки задрожали, нужно было срочно успокоиться и оценить информацию здраво и без лишних эмоций.

– Погоди… какой труп, кто обнаружил, что случилось? – Я взяла сигарету из пачки Матвея, закурила и поморщилась – крепкий табак сразу ободрал горло и забил легкие.

– Ты, может, хочешь еще и визитную карточку с координатами убийцы?! – рявкнул Васильков, в моменты крайнего волнения позволявший себе вот такое обращение со мной.

– Дядя Слава… ты успокойся, а? – попросила я, вовсе не желая того, чтобы мой заместитель свалился с очередным инфарктом. – Полицию вызвал, раз уж мне не хочешь на вопросы отвечать?

– Деля! Мне не до шуток! И тебе бы тоже не стоило так легкомысленно…

– Тебе полегчает, если я тоже начну орать и паниковать? Или мы конструктивно будем проблему решать? Вызови полицию, никого не пускай в котельную, поставь там кого-то из охраны, а я сейчас приеду.

Васильков что-то проворчал и бросил трубку, а я, ткнув в пепельницу почти половину сигареты, пошла в душ. К тому моменту, как я, уже накрашенная и с уложенными волосами, вышла из ванной, в кухне уже колдовал Матвей, готовивший завтрак.

– Привет, – он чмокнул меня в щеку, чем изрядно удивил после вчерашней ссоры, но я не стала заострять на этом внимания – день обещал быть тот еще, и семейные дрязги там точно будут лишними. – Ты куда так рано? Что-то случилось?

– У тебя операции есть сегодня?

– Нет, а что?

– Хорошо… а лекции?

– Тоже нет. Деля, что случилось? – повторил вопрос муж, уловив за моими вопросами желание что-то от него скрыть.

– Ты можешь быстро собраться и поехать со мной? Ты мне очень нужен, – вырвалось у меня, и Мажаров без дальнейших расспросов отправился в душ.

Завтракать я совершенно не хотела, кусок не лез в горло, но пришлось заставить себя и съесть хотя бы гренку с джемом, чтобы не обижать мужа. Матвей наскоро побросал в контейнер завтрак для себя и сказал, обуваясь в прихожей: