Марина Крамер Анатомия любви

Семен

Домой ехать не хотелось. Семен долго колесил по загородной трассе, потом решил вернуться в город и поужинать в баре – без алкоголя, разумеется, просто забросить пару бургеров и перекинуться с барменом новостями. Ну или с Кузей, если тот окажется на месте.

Сделав заказ, Семен устроился за стойкой и, попивая апельсиновый сок, принялся лениво окидывать взглядом зал. Парочка знакомых байкеров, приветственно махнувших Семену и снова углубившихся в какой-то свой разговор, молодой парень в больших наушниках уставился в монитор ноутбука, а за столиком в самом углу, там, где было темнее всего, он вдруг увидел ту самую девчонку, что пела здесь вчера. Она куталась в джинсовую куртку и быстро набирала что-то в телефоне.

Семен поднялся, прихватил стакан с соком и жестом показал бармену, куда принести его заказ, а сам пересек зал и уселся напротив девчонки:

– Ну привет, певица. Как подружка, оклемалась?

Девчонка уронила телефон на стол, быстро сгребла его в карман и враждебно спросила:

– Какого черта?

– Ты почему грубая такая, а? Мама не научила, что со старшими так не разговаривают?

– А тебя мама не научила не клеиться к незнакомым девушкам в баре?

– А что – ты меня боишься? – улыбнулся Семен, и девчонка, дерзко уставившись ему в лицо, шепотом спросила:

– А ты меня не боишься?

Семен захохотал:

– Остроумно.

– Думаешь, если здоровенный вымахал, так и все, царь горы? Я, может, приемы знаю специальные.

– Ой, все, надоело, – махнул рукой Семен. – Хотел поговорить как с нормальной, а ты, видимо, действительно глупая малолетка. Ну и припухай тут одна.

Он встал, забрал пустой стакан и вернулся за барную стойку, перехватив по дороге официантку с тарелкой бургеров, предназначавшихся ему.

– Что за цыпа? – натирая пивной стакан салфеткой, поинтересовался бармен, и Семен пожал плечами:

– Да фиг знает… чумная какая-то, нормальных слов не понимает. Она тут часто бывает, не знаешь?

– Я первый раз вижу. Пришла час назад, сидит и все время в телефон пялится – ну знаешь, как сейчас молодые… вроде общаться приходят, а сидят каждый в своем мобильнике, смех и грех. Я иной раз думаю, что они там и переписываются по привычке, хоть и рядом сидят, – хохотнул бармен, убирая блестящий стакан на подвесную стойку.

– Ну эта вроде одна сидит. Может, парень не пришел, она его ищет.

– Все может быть. Тебе пивка налить?

– Нет, – помотал головой Семен, – я же в завязке, на работу вышел. Завтра первая операция.

– Понял, принял, – кивнул бармен. – Тогда соку еще сделаю.

– Вот это можно, – согласился Семен, отодвигая пустую тарелку. – И пару бургеров бы еще, я что-то голодный.

Бармен, посмеиваясь, ушел в кухню, а Семен, бросив взгляд через плечо, заметил, что девчонка, похоже, никуда не собирается, заказала себе бургер и теперь ест, зажав двумя руками и даже немного зажмурив глаза. Свободных мест за столиками уже не было, к ней подошла официантка, что-то спросила, девчонка замотала головой – видимо, отказалась от подсадки.

За окнами уже стемнело, посетители в баре менялись, но девчонка в джинсовке продолжала сидеть за столиком в углу. И почему-то Семену это показалось странным. Не очень пока понимая, почему делает это, Кайзельгауз просидел в баре до закрытия, не выпуская из поля зрения фигурку в джинсовой куртке.

«Такое ощущение, что ей некуда идти, хотя на бродяжку она не тянет, – размышлял он. – Интересно, что будет делать, когда Кузя закрывать начнет».

– Девушка, закрываемся, – почти сразу раздался голос владельца бара, и Семен развернулся, чтобы видеть картину целиком, а не через плечо.

– Да-да… я сейчас уйду… – девчонка начала вставать, но тут появилась официантка:

– Куда? А рассчитаться?

Девчонка плюхнулась обратно на стул:

– У меня денег нет…

– Отличное кино! – раздулась официантка, уперев руки в бока. – И теперь, значит, я за твой заказ из зарплаты отдам?

– Кузя, оставь ее, я заплачу, – вмешался Семен, подходя к столику и вынимая бумажник.

Трёха пожал плечами:

– Как скажешь, Доктор.

– Вот, возьми, это за нее и за мой заказ, – Семен протянул официантке три тысячных купюры. – Сдачу себе возьми.

– Ага, давай, разбалуй мне тут всех, – пробурчал Кузя недовольно. – Люда, сдачу всю до копейки сюда, быстро.

Официантка пожала плечами, ушла за стойку и через пару минут вернулась с чеком и сдачей, протянула все Семену:

– Пожалуйста.

– Ладно, Доктор, давай тоже выметайся, – протягивая руку для прощания, сказал Кузя. – Завтра приедешь?

– Не знаю, как пойдет, – Семен пожал руку и повернулся к девчонке, теребившей лямку рюкзака: – Ну пошли, провожу тебя, а то поздно уже.

– Сама дойду.

Семен вздохнул:

– Грубиянка. Собирайся, говорю, тут район нехороший, общаги кругом, пьяных полно.

– Ты его, малышка, не бойся, он человек серьезный, не обидит, – сказал Кузя, поигрывая ключами.

– Вот еще! – снова фыркнула та. – Ничего я не боюсь.

– Ну и отлично, метитесь оба, мне на другой конец города пилить, – Кузя решительно развернул Семена и девчонку лицами к двери и, подталкивая в спины, выпроводил из кафе.

Оказавшись на улице, девчонка поежилась, плотнее завернулась в куртку, и только теперь Семен увидел ее голые ноги.

– А короче шортов не нашлось в гардеробе? – спросил он.

– Не твое дело.

– Слушай, заканчивай огрызаться, – попросил он миролюбиво. – Я же помочь хочу. Ну вот куда ты в таком виде? Поехали, отвезу.

– Куда?

– Куда скажешь. Мотоцикла, надеюсь, не испугаешься?

– Вот еще…

– Только шлема у меня второго нет. Остановят – не отбрешемся. Тебе, надеюсь, есть восемнадцать?

– А то что?

– А то не хватало мне еще малолетки без шлема у себя за спиной! – Семен начал терять терпение. – Короче, ты едешь или тут останешься? Мне на работу завтра.

Девчонка медлила, прикидывая что-то, а потом спросила:

– Можно, я у тебя переночую?

– Чего? – оторопел Семен.

– Да не бойся, приставать не буду, – насмешливо пообещала она. – Мне просто идти сейчас некуда, мать на работе, а я ключи потеряла вместе с кошельком.

– Так давай доедем до матери, у нее возьмешь.

– Она няней работает у какого-то чувака из администрации, у него и ночует, когда надо. Туда просто так нельзя явиться, да еще ночью. Так что – можно у тебя? Я утром рано уйду, не бойся, на работу свою не опоздаешь.

– Ладно, садись. И держись крепче, а то свалишься еще. Тебя как зовут-то? – усаживаясь на мотоцикл, спросил Семен.

– Аня.

– А я Семен.

– Да, я слышала.

– Ну поехали тогда.

Жил Семен в новом жилищном комплексе из четырех семиэтажных домов, стоящих колодцем вокруг большого двора с отдельной парковкой. Первые этажи занимали магазины, салон красоты и пункт приема химчистки, куда Семен относил вещи, чтобы не заморачиваться стиркой самому. Его квартира располагалась на четвертом этаже, была светлой, хоть и не очень просторной, зато с балконом-лоджией, выходившим как раз на закат, и Семен иногда любил сидеть там с бокалом пива, наблюдая за тем, как садится солнце. Он и выбрал-то эту квартиру как раз из-за этого шикарного вида.

Припарковав мотоцикл на отведенном для него месте, Семен убрал шлем в бардачок и посмотрел сверху вниз на замершую неподалеку девчонку:

– Ну идем.

Она медлила, колебалась, и Семен понял, что напускная бравада слетела, и теперь к ней пришло осознание того, что сейчас она окажется в квартире совершенно незнакомого ей мужчины. И эта мысль ее пугает. Это почему-то Семену понравилось – выходило, что она не такая прожженная, как пыталась показаться.

– Ты меня, Аня, не бойся, – сказал он, протягивая ей руку. – Никаких дурных мыслей насчет тебя у меня нет. Спать ляжешь в спальне, там замок крепкий, если боишься – запрись.

Она смерила его взглядом, давая понять, что его внешность очень диссонирует со словами о надежном замке, и Семен рассмеялся:

– Да я серьезно. Идем, поздно уже и холодно, у тебя вон коленки все синие.

Аня тряхнула волосами, вложила в протянутую руку Семена холодную узкую ладошку и пошла за ним.

Аделина

Больше всего меня беспокоят звонки с просьбой положить кого-то в клинику. За ними почти всегда следует еще какая-то просьба, выполнять которую зачастую не очень хочется.

Сегодня позвонил старый институтский приятель Гена, давно уехавший из нашего города и обосновавшийся где-то на юге. Позвонил так, словно мы с ним не переставали общаться и расстались буквально пару дней назад.

– Делька, ты, я слышал, процветаешь там?

– Не жалуюсь.

– А я, понимаешь, у моря окопался, работаю в частной клинике. Будешь в наших краях – заходи, не стесняйся.

Я не стала говорить, что в тех краях не бываю и не планирую, да и встреча с бывшим сокурсником в ближайшее время в мои планы тоже не входила.

– Гена, у меня мало времени. Я так понимаю, что раз уж ты озаботился и нашел мой номер телефона, то у тебя ко мне какое-то дело? Так не тяни, выкладывай.

В трубке раздался оглушительный хохот:

– А ты, Драгун, вообще не изменилась! Все такая же прямая, как рельс. Но ты права, у меня к тебе просьбишка есть небольшая. Слышал, клиника твоя специализируется на пластике?

– Неужели решил ухо прооперировать? – не сдержалась я, вспомнив, что у однокурсника имелся врожденный дефект ушной раковины, она оттопыривалась в сторону и смешно торчала.

– Я-то? Нет, пока не решил. Но у меня друг есть… хороший друг, брат, можно сказать. И вот у него реальная проблема. Рубец у него на лице после ранения, очень глубокий и страшный, прямо детей пугать… Поможешь?

– Надо смотреть.

– А он в вашем городе сейчас работает, назначь время, он подъедет хоть сегодня.

Я посмотрела на часы – была половина десятого, у меня сегодня операция, но к обеду я уже буду свободна.

– Хорошо, пусть приезжает к часу и на шлагбауме попросит, чтобы меня вызвали. Адрес дать?

– Не надо, Деля, адрес я знаю. Спасибо тебе, я знал, что не откажешь.

– Ну я еще не согласилась.

– Ой, да брось! Ты только увидишь этот рубец и уже не сможешь отказать.

– Хорошо, посмотрим. Все, Гена, мне в операционную пора. Жду твоего приятеля в час.

Я попрощалась, положила трубку и почти сразу забыла об этом звонке, погрузившись в карту клиентки, которую сегодня оперировала. Именно поэтому, когда, сбросив сабо и закинув ноги на подлокотник дивана, я отдыхала после операции в кабинете, звонок Аллы с сообщением об ожидающем у шлагбаума клиент заставил меня удивиться:

– Погодите… какой еще клиент, я никому на сегодня не назначала.

– Он говорит, что вам кто-то звонил и вы назначили на час дня.

– Ах ты ж… точно. Аллочка, будьте так добры, встретьте его и проводите в приемное, я сейчас подойду.

Посидев еще минуту, я сунула ноги в стоявшие рядом с сабо балетки и, поправив халат, пошла в приемное.

В смотровой меня ждал большой сюрприз, тут Гена не слукавил – таких безобразных рубцов я не видела давно. Почти вся левая половина лица сидевшего передо мной на кушетке мужчины была исковеркана до такой степени, что даже было непонятно, как лицо выглядело до этого кошмара.

– Меня зовут Аделина Эдуардовна, я владелица клиники, – представилась я, садясь за стол.

– Зайцев Михаил Кириллович, – мягким голосом произнес клиент. – Полных лет сорок. Не женат, не был, не состоял, как говорится. А Гена рекомендовал вас и вашу клинику как единственное место, где мне реально могут помочь.

– Мы постараемся, – я предпочитала не обнадеживать клиентов, а в данном случае вообще не была уверена в успехе, потому сразу решила, что надо вызвать Матвея. – Если вы не возражаете, я вызову сюда доктора Мажарова, он один из лучших хирургов нашей клиники.

Зайцев пожал плечами:

– Ну если вам так надо…

– Это, пожалуй, надо вам, а не мне, – заметила я, набирая номер ординаторской.

Он снова пожал плечами, но ничего больше не сказал, сидел, уставившись в белую стену, до тех пор, пока не пришел Матвей.

– Добрый день, – поздоровался он и сразу прошел к раковине мыть руки. – Ну что тут у нас?

– Я бы хотела, чтобы вы тоже взглянули, Матвей Иванович.

– Н-да… – протянул Матвей, подходя к клиенту и разворачивая его голову за подбородок к лампе так, чтобы видеть пораженную часть лица. – Осколочное?

– Да… зацепило, – процедил клиент, но в подробности углубляться не стал.

– Понятно. Ну что ж… – Матвей перевел взгляд на меня. – Ситуация сложная, но не безнадежная. Правда, потребуется не одна операция, за одну тут не справиться, слишком глубокое поражение тканей, еще нужна будет реконструкция нижней стенки глазницы. Сумма… – но клиент замотал головой:

– Это как раз не имеет значения.

– Ну тогда оформляйтесь, приезжайте завтра, если не готовы остаться сегодня, будем готовить к операции, думаю, что первую можем провести уже через пару дней, как только будут готовы анализы. Вас это устраивает?

– А оперировать вы будете?

Матвей бросил в мою сторону быстрый взгляд, и я еле заметно кивнула.

– Поскольку начальство не возражает, то я.

– Отлично. Спасибо вам, – Зайцев поднялся, пожал руку Матвею и повернулся ко мне: – Если возможно, я остался бы уже сегодня.

– Пожалуйста. Сейчас медсестра принесет вам контракт, подписывайте, оплачивайте – и располагайтесь, вам все покажут и расскажут, а утром возьмут необходимые анализы.

Вошла дежурная сестра с бумагами, и мы с Матвеем, оставив клиента на ее попечении, отправились в корпус.

– Почему сама не взялась? – спросил муж, не глядя на меня.

– Побоялась, что не справлюсь, – честно призналась я, потому что так и было. – У тебя все-таки в этом плане опыта больше.

– Ну как скажешь.

Я остановилась, взяла Матвея за рукав халата:

– Погоди… что происходит?

Муж остановился, развернулся ко мне лицом:

– Со мной ничего.

– А с кем?

– Ну видимо, с тобой.

– Матвей… ты все еще злишься из-за Калмыковой?

– Нет, Деля, она тут ни при чем. А ты могла бы хоть иногда прислушиваться к моему мнению тоже.

– Ах, вот как… Тогда покажи мне письмо, в котором Калмыкову обвиняют в халатности, – потребовала я. – Ты ведь так и не удосужился сделать это.

Лицо Матвея приобрело красноватый оттенок:

– Ты хочешь сказать, что я обвинил Инну без оснований? Что письма нет?

– Я разве так сказала?

– А прозвучало так! – Матвей развернулся и быстро пошел по переходу в корпус.

Слышать подобное от мужа было обидно, если не сказать сильнее. Мне даже в голову не пришло, что Матвей по какой-то причине мог соврать про письмо и попытаться таким образом заставить меня отстранить Инну Калмыкову от работы. Да и вообще – ну что она ему так поперек горла встала, просто непонятно… Обычная женщина, двое детей, взгляд какой-то затравленный, но это и понятно – одна их тянет, мать на пенсии давно, отец умер, муж… Вот опять я наткнулась на то, что совершенно ничего не знаю о муже Калмыковой, и был ли он вообще. Конечно, это не входит в список того, что я обязана узнать, принимая человека на работу, но за два года можно было и поинтересоваться, раз уж семейные проблемы начали выбивать Калмыкову из рабочей колеи. А теперь, похоже, они начали влиять еще и на мою собственную семейную жизнь.

Вернувшись в кабинет, я вызвала к себе психолога. Иван пришел минут через десять, как обычно, неся с собой две чашки хорошего свежесваренного кофе, что всегда являлось неотъемлемой частью наших с ним разговоров.

– Что-то случилось? – поинтересовался он, устраиваясь на диване.

– Да, есть разговор.

– Я слушаю.

– Иван, я сказала – есть разговор, а не желание выговориться, это ведь разные вещи, правда? – я тоже села на диван, взяла предназначавшуюся мне чашку. – Что вы помните из бесед с Инной Калмыковой?

– С анестезиологом, что устроилась два года назад? – мгновенно вспомнил Иван, обладавший отличной памятью. – Ничего такого, что могло бы меня насторожить, раз уж я подписал ей рекомендацию.

– То есть обычная женщина без особенных проблем?

– Ну если не считать того факта, что к сорока годам она осталась одна с двумя детьми, то абсолютно обычная биография. А почему этот разговор происходит именно сейчас?

– Ну вы ведь в курсе происшествия с антибиотиками? – Я сделала глоток и внимательно посмотрела на Ивана, хотя знала, что на его непроницаемом лице не отразится никаких эмоций.

– Разумеется, – кивнул он. – Но Калмыкова ко мне не приходила, значит, ее это не слишком обеспокоило.

– Это беспокоит Мажарова…

– А когда что-то беспокоит Мажарова, вы, соответственно, тоже беспокоитесь, – закончил Иван за меня. – Но я не вижу особенных причин для подобного беспокойства. Ошибки случаются у всех, и наша клиника, увы, тоже от них не застрахована. Но я могу поговорить с Инной Алексеевной и обсудить с ней создавшуюся ситуацию.

– Если честно, я думаю, что у нее какие-то внутренние проблемы. Она как-то упоминала о дочери, та студентка нашего мединститута, перешла на второй курс, но учится, как я поняла, еле-еле, без желания, да еще и с такой фамилией приходится нелегко, там до сих пор неорганическую химию Ганченко преподает, а она терпеть не может детей из медицинских династий, – я даже поежилась при воспоминании о Галине Григорьевне и ее брезгливом выражении лица.

– Ну я с ней не знаком, учился не здесь. Однако можно ведь навести справки. Возможно, девочке нужна помощь, а просить об этом мать она по разным причинам не хочет или не может.

– Вполне допускаю, что вы правы. Но ведь и сама Калмыкова у нас такой помощи не просит, – заметила я.

– Аделина Эдуардовна, вы от меня чего хотите? – не меняя выражения лица, поинтересовался психолог.

– Не знаю, – призналась я, отставляя чашку. – Мне не хочется думать, что Калмыкова соврала при устройстве на работу и мне, и вам. Дело в том, что Матвею пришло какое-то письмо, в котором говорится об истинных причинах ухода Инны из московской клиники. И это вовсе не собственное желание, если верить написанному… хотя… я этого письма сама не видела, – призналась я, зачем-то понизив голос.

– Не думаю, что Матвей Иванович выдумал такое, – твердо произнес Иван, и мне вдруг стало невыразимо стыдно, словно я обвинила мужа в чем-то непристойном.

– Нет, я так тоже не думаю… просто… у меня есть повод сомневаться, я же трудовую книжку видела – там все чисто. А Матвей сказал, будто причиной увольнения явилась халатность. Я попросила своего знакомого проверить, но он позвонит только завтра.

– Вот я бы и не волновался до звонка, – пожал плечами Иван. – А сегодня бы с мужем помирился на вашем месте. И не носил работу домой, кстати, не первый раз об этом говорю.

– А с чего вы… – начала я, но тут же умолкла, вспомнив, что Иващенко отлично уже разбирался даже в оттенках моего голоса, чтобы вычислить такую вещь, как размолвка с Матвеем.

Иван не успел ответить «с чего», потому что дверь кабинета открылась и вошел Матвей с каким-то листком в руке.

Увидев, что я не одна, он слегка сбавил обороты, как будто выдохнул, и постарался взять себя в руки:

– Не помешал?

– Конечно нет… – И тут вмешался Иващенко:

– А это очень хорошо, Матвей Иванович, что вы зашли. Присаживайтесь, я полагаю, что нам лучше обсудить создавшуюся ситуацию втроем.

– Какую ситуацию? – поморщился Матвей.

– Сложившуюся вокруг Инны Калмыковой, – невозмутимо ответил Иван, закидывая ногу на ногу. – Я так понял, что вы тоже считаете ее психологическое состояние далеким от нормального?

Матвей выглядел совершенно сбитым с толку, и я вдруг поняла, что, увидев Иващенко, муж мой решил, будто я тут жалуюсь на семейную жизнь и разногласия, а теперь не может переключиться на новые обстоятельства.

Мне стало смешно, я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, настолько забавно выглядел мой супруг в растерянном виде.

– Кофе будешь? – еле сдерживая смех, спросила я.

– Буду, – Матвей наконец смог собраться и взял стул, развернул его спинкой к себе и уселся, сложив руки. – Только покрепче, пожалуйста. Так, значит, вы, Иван Владимирович, тоже заметили, что Калмыкова не в порядке?

– Я особенно не приглядывался, но раз так считает Аделина Эдуардовна…

– Я считаю, что у неемогут быть семейные проблемы, но утверждать не берусь, – уточнила я, возясь с кофемашиной. – Хотя сегодня мне пришлось дать ей три дня выходных, она приехала утром и попросила об этом сама. Мы договорились, кстати, что она зайдет к вам, Иван Владимирович.

– Не заходила, – отозвался психолог.

Матвей расправил листок, который все еще держал в руке:

– А у меня есть вот что. «Уважаемый доктор Мажаров, считаю своим долгом довести до вашего сведения, что один из докторов, работающих в вашей клинике, скрыл от вас истинную причину своего увольнения с предыдущего места работы. Его уволили за причинение вреда здоровью пациента и возбудили уголовное дело по статье «Халатность», но потом потерпевшие заявление забрали. Надеюсь, вы будете настороже и не позволите данному доктору пятнать репутацию вашей клиники», – прочитал он, и я с удивлением спросила:

– И откуда у тебя эта филькина грамота?

– Вынул из почтового ящика, когда свою квартиру навещал.

– Матвей… ну даже не смешно – это же самая настоящая анонимка в лучших традициях, даже слог такой… классический, со всеми канцелярскими оборотами!

Я подошла к мужу, протянула ему чашку кофе и взяла из его руки листок. Текст был набран на компьютере – ну немудрено, и никаких подписей, имен, дат – ничего.

– Кто-то сильно не любил нашу Инну, раз решил вот так ей по мелочи нагадить, – усмехнулся Иван.

Матвей покраснел и встал, отошел с чашкой к окну, постоял там. Я понимала, что он сейчас чувствует – ослепленный ошибкой Калмыковой, он вспомнил содержание письма, которому до того не придал особого значения, и раздул из этого почти скандал.