Марика Полански
Меченая огнем
Глава 1. Странник
В Вышней Живнице стоял знойный полдень. Нещадно припекало солнце, блестевшее золотой монетой на лазурной глади неба. Тяжёлый воздух рябил, поднимаясь от раскалённой земли. Скотина в хлевах уныло жевала пожухлую траву да обмахивалась хвостами, отгоняя вездесущую мошкару. Замешкавшийся путник, идущий по пустынным улочкам, торопился спрятаться под крышей избы от опаляющих лучей да полудниц, что мелькали ярким маревом над пшеничными полями.
Разморённый жарой городок впал в сонное оцепенение.
И тем удивительней было, когда на горизонте появился одинокий путник. Он быстро приближался, и вскоре на постоялом дворе послышалось конский топот. Всадник спешился, взял под уздцы коня и передал его мальчонке-служке в драной рубахе. Тот подбежал к путнику, едва он появился в воротах, изъеденных грибком.
– Дай ему воды и овса, да вычисти как следует. Всё понял? На вот тебе, – он сунул служке в руку золотой нар. – Сделаешь, как я сказал, получишь столько же.
Глаза мальчонки расширились от удивления и радости. Он низко поклонился, сунул монетку за пазуху, взял коня и ничего не сказал. Что поделать – немой от рождения. Всадник же направился в бревенчатый терем. Затёртая покосившаяся табличка рядом с дверью гласила «Пристанище усталого путника».
Постоялый двор принадлежал одному удачливому дельцу, Брюхоскупу. Человеком он был весьма отталкивающим, но при этом умел сторговаться даже с нечистью. Да так, что нечисть убытки несла, а мешки хозяина двора наполнялись золотом.
Одни поговаривали, будто бы Брюхоскуп заключил сделку с богом торговли Весеном. Тот за небольшую плату в виде мешка золотых нар да бочки вина́, ежемесячно поставляемых хозяином постоялого двора в местный храм, наградил его способностью получать прибыль даже от самых безнадёжных сделок. Иные перешёптывались, будто делец был настолько скуп, что собирал каждую медяшку, а сам спал на мешках с золотом. При этом держал свою жену и детей в чёрном теле, отчитывая за каждый ломоть съеденного ими хлеба.
И те, и другие оказались неправы.
Брюхоскуп действительно был удачлив, но исключительно благодаря своему изворотливому уму, а не лукавому божеству. И спал он не на мешках с золотом, а на полатях служанки Радомирки – бойкой черноокой девицы. Та же похвалялась своим бабьим счастьем перед соседскими кумушками. Дескать, сам хозяин оказывает ей знаки внимания. И даже бусики подарил на прошлой неделе. Да-да, третьего дня! Красные, как ягоды калины зимой. Из цветного стекла, а значит, недешёвые!
Путник вошёл в терем и огляделся. Изнутри постоялый двор больше походил на корчму влакийцев. Напротив двери располагалась тяжёлая деревянная стойка из морёного дуба, за которой хозяйничал сам Брюхоскуп. Он был невысокого роста, с червонной курчавой бородой и лысой постоянно потеющей башкой на толстой шее. Хитрые глаза-бусинки были так глубоко посажены, что невозможно было разглядеть, какого они цвета. Он причмокивал толстыми, похожими на вареники, губами. Складывалось неприятное впечатление, что Брюхоскуп бубнит под нос проклятия. Одет он был просто: в холщовую рубаху, подвязанную блёклым поясом, и такие же порты.
За стойкой – дверь, ведущая на кухню и уборную. Справа и слева стояли массивные столы с лавками. По углам висели пучки сушёной полыни, чтобы никакая нечисть – будь то злыдень или мошкара – не смогли пробраться внутрь. Начищенные доски пола всё ещё блестели от воды. Справа от стойки находился закуток, отделённый от основного зала. Видать, для особо почётных гостей. Слева же располагалась лестница, ведущая наверх к гостевым комнатам.
Вот только в отличие от влакийской корчмы здесь было пусто. Суеверные араканцы предпочитали по домам прятаться. Даже горькая пьянь, – и та обходила постоялый двор в полдень. А ну как наберёшься, а потом полудница с собой утащит!
Увидев на пороге гостя, Брюхоскуп поспешил навстречу.
– Свет вашему дому, господин, – растягивая слова, сказал хозяин постоялого двора и подобострастно склонился. – Чем могу служить вам? Комнаты самые светлые и богатые. Во всей Вышней Живнице не найти лучше! Богаче токмо у аннича в тереме. А об…
Путник махнул рукой, оборвав Брюхоскупа на полуслове.
– Комнаты на пару дней и хороший обед. Плачу щедро, – он с нажимом произнёс последнее слово.
Хозяин «Пристанища» искоса бросил взгляд на гостя.
Незнакомец был очень высок и широк в плечах. Густые золотистые волосы ниспадали до лопаток. На фоне загорелой обветренной кожи они казались льняными. Очелье с золотым витиеватым рисунком пересекало лоб. Один белёсый шрам тянулся от левого уха к уголку рта, навсегда запечатлев саркастическую ухмылку. Другой, более толстый, шрам пересекал правый глаз и исчезал в густой бороде. На левом ухе висело золотое кольцо серьги. Стало быть, не из простых людей он.
Черты лица – жёсткие, грубоватые. Впрочем, большинство женщин сочли бы гостя привлекательным и даже красивым. Однако прямой немигающий взгляд золотых глаз с вертикальными зрачками показался Брюхоскупу подозрительным, пробудив неприятное чувство беспокойства.
Одет путник был как-то странно. Белая льняная рубаха с золотистой вышивкой по краям и с завязками возле ворота доходила почти до колен. На поясе висели ножны. Рукоятка, выполненная в форме змеи с зелёными изумрудами глаз, выглядывала из-под епанчи. Вместо привычной красной, которую носили ксеничи да анничи, она была белой с золотистой каймой, скреплённой застёжкой в виде свернувшейся кольцом змеи. Бежевые порты были заправлены в пыльные светлые сапоги из мягкой кожи. Богатый гость – хороший гость.
– Как угодно будет господину, – поклонился Брюхоскуп, подобострастно растягивая толстые губы в улыбке. – Радомирка! – позвал он служанку, и та появилась, точно выросла из-под земли. – Проводи господина в комнаты наверху да стол накрой. Чай, господин устал после дороги, отдохнуть желает.
Она быстро поклонилась и жестом позвала гостя за собой.
«Чудно́, – подумал про себя Брюхоскуп, глядя ему вслед. – Ей-ей, чудно́. Таких постояльцев здесь ещё не бывало. Странно так одет… И ни слуги, ни ратника… Интересно, откуда он пришёл?.. А, впрочем, платит – и Черног с ним!» Развернувшись, он прикрикнул на служку. Малец от испуга выронил поленья, а хозяин пошёл на кухню поторапливать кухарку с обедом.
Старый Бюхоскуп соврал, говоря, что богаче только у аннича. В большой комнате находилась огромная кровать с мягкой периной под балдахином, дубовый сундук, обитый позолоченным железом, да камин. Пол устилали медвежьи шкуры. Возле окна – стол с резными ножками и письменными принадлежностями. Как и внизу, по углам висели пучки высушенной полыни. Пахло неприятно, но два дня перетерпеть было можно.
– Это комната для господина, – проворковала служанка и открыла дверь, которая находилась слева от камина. – А это – для слуги.
Там стояли лишь жёсткая кровать, грубо сколоченный стул да сундук.
– Нет у меня слуги. А, впрочем, здесь и останусь.
– Не желает ли господин что-нибудь? – услужливо спросила Радомирка, с девичьим любопытством разглядывая постояльца. Одновременно она обдумывала, что ещё можно предложить, чтобы обратить на себя его внимание.
– Пусть воды принесут. Я хочу искупаться после долгой дороги, – небрежно бросил гость и, поймав на себе изучающий взгляд служанки, насмешливо приподнял бровь.
Та залилась краской и, коротко кивнув, выскочила из комнаты.
Оставшись один, Странник скинул епанчу на кровать и выглянул в окно. Двор пустовал, но он догадался, что не пройдёт и трёх часов, как его заполонят люди – гости да расторопная прислуга. А после заката корчма наполнится весельем да пьяными голосами…
Ледяной сквозняк пробрался под рубаху.
– Зачем пришла? – не оборачиваясь, спросил Странник.
Послышался тихий переливчатый смешок.
– Да вот поговаривают, – во вкрадчивом женском голоске звенела неприкрытая издёвка, – будто в землях гардианских правитель войска собирает.
– Так радовалась бы, – презрительно бросил он и повернулся к непрошеной гостье. Та стояла посередине комнаты и не сводила с него пристального взгляда. Черноволосую голову украшал костяной венец, а с пояса свисал серебристый серп. – Тебе и твоим стервятникам пировать, Морана. Или ты выбралась из Чертогов, чтобы меня о готовящейся войне рассказать?
– Это не просто война. Гардианскому правителю Черног помогает. Старая обида его заела. Поквитаться хочет.
Странник подошёл почти вплотную к Моране, наклонился к её лицу и с шумом вдохнул воздух. Испещрённые мелкими шрамами губы растянулись в хищную улыбку.
– Что я слышу? Неужели сама богиня Смерти испугалась?
– У тебя слишком мало времени, – она отшатнулась. – Пока Черног набирается сил. Но ежели Тёмный Бог придёт к власти, мир в крови утонет.
***
Под ногой хрустнула ветка, и рыжебородый пихнул соседа в плечо.
– Да тихо ты! – зло прошипел он. – Пока ведьма нас не услышала. Али раньше времени с Мораной хочешь повстречаться?
Парнишка напряжённо тряхнул головой и покрепче стиснул рукоять самодельного ножа.
Лесную тишину нарушало лишь журчание ручейка, спрятавшегося в овражке, да шелест листвы. Ни шороха пугливых зайцев, ни пения птиц. Только золотистые лучи солнца, пробивающиеся сквозь изумрудные кроны, да прохладный ветерок.
Шагающий впереди чернявый наёмник резко остановился и поднял руку. Потом поманил второго за собой к кустам.
– На вот, – он сунул парнишке тряпку. – Уши заткни.
– А это ещё зачем? – удивился тот.
– А потому как ведьма сладкоголосая, как птица Сирин, – прошептал рыжебородый. – Зачарует, – окажешься в дремучей чаще. Один и без портков, – и, еле слышно заржав, принялся обматывать голову тряпицей.
Внезапно кусты зашевелились. Троица притихла и, не сговариваясь, отползла в сторону. Чернявый снял с плеча арбалет и, целясь перед собой, крадучись обошёл кусты.
Увидев мужика с оружием наперевес, заяц испуганно перестал жевать лист и бросился наутёк.
– Тьфу ты! Черногово отродье! – выругался наёмник и с облегчением выдохнул. Потом, повернувшись к товарищам, с нервным смешком добавил: – Заяц.
Всё произошло слишком быстро.
Перед глазами промелькнула золотистая тень, и чернявый исчез за кустами. Только ноги в дырявых сапогах задёргались в зелёной листве, забили по земле и тотчас безжизненно замерли.
По щеке мазнуло сквозняком, и в ствол дерева за кустами вонзился болт. Отскочив, юноша ошалело озирался по сторонам. Рыжебородый словно под землю провалился. Лишь одиноко лежал арбалет, там, где пропавший недавно стоял.
Липкий страх стянул горло. Пальцы судорожно сжимали рукоять ножа. На лбу проступили капли холодного пота. Парень нетерпеливо смахнул их ладонью, вздрогнув от едва заметного колыхания листвы.
Что-то коснулось плеча юноши, и тот испуганно шарахнулся в сторону. Однако за спиной никого не оказалось. Из груди непроизвольно вырвался вздох облегчения.
– Черног побрал бы эту ведьму! – прошептал наёмник и бросился к арбалету.
Зацепившись ногой за корягу, он распластался на земле. Нож выпал из рук и отлетел в сторону. Чертыхаясь, проклиная жадность товарищей и собственную неосмотрительность, парень приподнял голову.
Арбалет поблёскивал заострённым наконечником болта совсем рядом. Сердце радостно забилось в груди, – с таким оружием и врагу не дашь близко подойти, даже если это ведьма.
Парень протянул было руку, но тут на арбалет опустилась женская ступня. Багровые шрамы уродливым рисунком поднимались по блестящей коже обнаженной ноги.
Наёмник поднял взгляд и обомлел.
Над ним стояла молодая женщина и всматривалась в него, подобно рыси, загнавшей зайца в угол. Тёмно-коричневые шрамы обезобразили некогда красивые лицо и тело. В лучах солнца волосы горели пламенем, и юноше подумалось, что перед ним стоит полудница.
Кривая ухмылка исказила обожжённую сторону лица, и ведьма молчаливо указала наёмнику на тряпку, обмотанную вокруг его головы. Тот заворожённо стянул её.
– Стало быть, Младич совсем отчаялся, коли таких юнцов на смерть посылает, – промолвила она. – Как звать тебя, наёмник?
– Э-эм… э-э-э… – промямлил он, чувствуя, как липкий холодный пот проступил под рубахой.
Ведьма звонко расхохоталась, глядя, как его побледневшее лицо покрывается красными пятнами, а потом вновь бледнеет.
– Неужто немой? – она снова рассмеялась.
– Раду я. Из Горницкого селения.
Она резко замолчала, отвела взгляд и, наклонив голову поближе к юноше, негромко спросила:
– И сколько обещал вам аннич за мою шкуру, Раду из Горницкого селения?
– Так это… сундук червонными. На троих.
Ведьма задумчиво кивнула и хмыкнула, будто услышала что-то весёлое.
– Дорога нынче стала моя шкура. Дорога… А куда тебе столько золота? Али не слышал, что в Морановых Чертогах откупа не бывает?
Ответа не последовало.
Перед широко раскрытыми глазами юноши будто вся жизнь пролетела с самых малых лет, когда матушка его в люльке баюкала, и строгий отец хворостиной гонял за шалости. Раду потом сбежал вместе с пришлыми наёмниками. Хотел денег заработать, а вместо этого лежал на земле и молился богам.
Ведьма наклонилась почти к его уху и, шумно втянув воздух, прошептала:
– Не тать ты, и не наёмник. А потому возвращайся туда, откуда пришёл. Но, ежели ещё раз увижу в лесу, не пожалею.
Не помня себя от страха, Раду ринулся прочь так, будто за ним черти бросились вдогонку.
Мара ухмыльнулась. Слабых наёмников нынче Младич подослал. Никак не может успокоиться аннич. Всё обида его за покойного брата гложет. В прошлый раз плечо пришлось зашивать да месяц в горячке на полатях пролежать. Благо настойки из белоярусника были про запас, иначе бы отдала Моране душу, – стрела ядовитой оказалась.
– Вижу, забаву ты себе нашла – наёмников изводить – услышала ведьма, вздрогнула и обернулась.
Облокотившись на ствол дуба, сидел Черног и крутил в пальцах травинку. На лице его играла безмятежная улыбка, а глаза были прикрыты. И дерево, и трава вокруг него покрылась тонким серебристым инеем.
– Да ежели и так, тебе какая печаль? – Мара фыркнула и подобрала с земли арбалет. – Али полюбоваться пришёл? Не наёмники это, а так. Недоразумение.
– Добрая ты стала. Прошлых так не щадила. Одного в овраге уморила. Второго в лесу оставила на съедение волкам. А третьего… До сих пор бесноватым по улицам бродит, каждого шороха чурается.
– Сами пришли, я их не звала. Да было бы с чего бесноватым становится, коли от жадности разум потеряли?
Черног покачал головой, будто обдумывая слова ведьмы.
– Скажи, Мара, не устала ли по лесам от охотников прятаться? – в его голосе скользнула неприкрытая насмешка. – Осталась бы со мной, жила бы спокойной жизнью.
– Была твоей, да надоело, – отозвалась женщина. – Жесток ты, Черног. Безрассуден. Уж лучше змею целовать да от укуса змеи умереть, чем с тобой оставаться, – и, не обращая внимания на Чернога, она направилась в чащу.
Глядя в спину удаляющейся ведьмы, Тёмный Бог прищурился. В уголках губ застыла злая ухмылка.
– Что ж… Да будет так.
***
С темно-алого неба сорвалась снежника и плавно опустилась на нос воина, охранявшего вход в ярангу своего хозяина. Он отмахнулся от неё и с раздражением плюнул на землю. Из-под мехового шлема равнодушно поблёскивали чёрные узкие глаза, зорко наблюдавшие за всем, что происходит вокруг.
Его сосед поправил наплечный пояс. Что-то странным ему показалось в ночном сумраке, который почти никогда не покидает северные земли. Врождённое чутьё воина заставило его напрячься. Он покрепче перехватил меч и дёрнул подбородком, указывая на что-то своему товарищу в непроглядную пустоту. Тот снял с плеча лук и натянул тетиву.
Внезапно из темноты появилась тёмная согбенная фигура. Она двигалась, низко согнувшись в почтительном поклоне – так, как велит обычай подходить к жилищу хегана Северных Кочевников. В протянутой руке она держала пергаментную записку.
Стражники быстро переглянулись. Один из них издал гортанный звук, и из-под тяжёлой шкуры, служившей дверью в ярангу, появился маленький человечек, одетый в меховую куртку. Он взял записку, развернул её и юркнул обратно в жилище.
Тёмная фигура стояла, не шелохнувшись. Несмотря на лютый холод, пришелец был завёрнут лишь в тонкий шерстяной плащ. Чёрный капюшон надёжно скрывал лицо от посторонних. Оба стражника не спускали с него настороженного взгляда. От фигуры веяло опасностью, и стражники были готовы напасть на неё при малейшем резком движении. Однако она стояла смиренно.
Наконец, в двери появился человечек и жестом пригласил фигуру проследовать в ярангу. Она проплыла мимо стражников и исчезла за меховым пологом.
Краал был истинным сыном северных земель. Из-под кустистых бровей тяжёлый взгляд раскосых чёрных глаз окинул он незваного гостя. Длинные волосы были собраны в тугую косу, в которую был вплетён острозаточенный кинжал маах-ра, а темная с проседью борода скрывала половину лица. Из-за когда-то давно сломанного носа оно казалось приплюснутым и безобра́зным. Хеган перечитывал пергаментную записку.
За его спиной стояли молчаливые стражи, очень похожие на тех, что охраняли вход в ярангу. Маленький юркий человечек, тот, что пригласил путника, занял место за спиной вождя. Больше никого в яранге не было.
– Да славится в веках имя великого Краала и детей его, – почтенно обратился вошедший к горделиво восседавшему на меховой тахте вождю. – Да даруют предки тебе здоровых сыновей!
Хеган Северных Кочевников знаком отослал всех и пренебрежительно усмехнулся.
– Давно здесь не было Безликих… Что потребовалось тебе в наших землях? – спросил он. – Ты можешь подняться. Я не люблю разговаривать с теми, кто шепчется с землёй.
Безликий выпрямился.
– Твой Бог предлагает тебе, наконец, свести счёты с араканским володарем. Отомстить ему за унизительное поражение в битве за Хладное море.
– Мои люди сражались достойно, – в голосе Краала послышались гневные нотки. Он не терпел, когда кто-то упоминал о его поражении возле Хладного моря. – И пали как великие воины. Предки приняли их. Но имена всегда будут с нами!
Тень почтительно склонила голову и мягко продолжила:
– В таком случае, почему бы хегану Краалу не объединиться с гардианским Молохом? Нет более достойного способа, чем помянуть имена великих воинов на пепелище поверженных врагов.
– Уж не предлагаешь лишь ты, Безликий, предать наших предков и переметнуться, как трусливым собакам, к отпрыскам паучихи Арны?
– Я лишь передаю волю Чернога. Станет ли великий предводитель Кочевников спорить с волей Бога Тьмы и Северных Земель?
Эти слова не понравились Краалу. Незваный гость вызывал у него всё большее раздражение. Если бы на месте Безликого был кто-то другой, то он приказал бы казнить его без промедления. Однако этот гость – посланник самого Чернога, бога, которому Северные Кочевники и не поклонялись, но все же испытывали перед ним суеверный ужас. А вызывать его гнев никто бы не осмелился.
– И чего же хочет Бог Северных Земель? – сдерживаясь, спросил Краал.
– Он предлагает тебе объединиться с детьми Арны, чтобы уничтожить тех, кто нанёс тебе непростительное оскорбление. Присоединишься, – и он сделает тебя верховным хеганом над Северными Кочевниками. Ты получишь плодородные земли для племён, золото, лошадей, а, главное, – женщин для своих воинов. А откажешь… – Чёрный капюшон многозначительно качнулся, и Безликий продолжил: – Выбор за тобой, Краал, сын Северных Земель.
Обезображенное лицо исказила усмешка. Однако слова посланника заставили задуматься хегана.
Выбор был невелик. Черног не любит, когда отказывают. За подобную дерзость тот наслать лютый холод на племя, обрекая его на жёсткую смерть в снегах Северных Земель. Но, с другой стороны, мысль об объединении племён под одной властью и землях, дающих богатый урожай, пришлась Краалу по душе. А, главное, он получит женщин, способных зачать и выносить детей. Неведомое проклятие постигло народ, и вот уже четыре сотни лет у Кочевников рождались мальчики. Чтобы не погибнуть всем племенем, им приходилось совершать набеги на соседние селения, воруя женщин и детей.
– Передай своему господину, Безликий, что Северные Кочевники явятся по первому зову Тёмного Бога.
Тень удовлетворённо кивнула и растворилась в воздухе.
Глава 2. В «Пристанище усталого путника»
Он просил, чтобы его называли Странником. На дотошные расспросы отвечал уклончиво или предпочитал и вовсе отмалчиваться. Говорил мало и по делу.
Странник появился в корчме только после заката и занял стол в закутке. Сел так, чтобы видеть каждого, кто заходил, оставаясь незамеченным.
К гостю тотчас поспешил Брюхоскуп. Обычно с посетителями он так не церемонился, предпочитая хозяйничать за стойкой, в то время как вокруг подвыпившего люда хлопотали Радомирка и его маленькая светловолосая жена с загнанным взглядом.
Но Странник держал своё слово. Платил чуть ли не тройную цену за всё. А потому Брюхоскуп, бросив все дела, суетился вокруг щедрого гостя. Вскоре на столе перед постояльцем появились самые изысканные блюда: три вида запечённого мяса под разными подливками, овощи, рыба, свежеиспечённый хлеб, лучшее вино, мёд, фрукты и сладости, которые было сложно достать не только в Вышней Живнице, но и во всей Аракане. Облокотившись на стену, постоялец медленно потягивал вино из оловянного кубка и рассматривал людей, постепенно наполнявших корчму. Со стороны казалось, что человек в углу кого-то или чего-то ждал.
Острый немигающий взгляд равнодушно скользил по лицам, присматриваясь и изучая. Про себя Странник отметил, что слишком разнообразный люд собирался в «Пристанище усталого путника». Приходили и ремесленники со слободы, отдыхающие после тяжёлого дня. Разогретые дешёвой выпивкой за столами возле дверей громко хохотали крестьяне, хватая с тарелок куски жирного мяса. Ближе к лестнице собрались то ли контрабандисты, то ли скупщики краденого, – уж слишком воровато они оглядывались на всех. Ближе к центру за столами сидели наёмники и городские стражники. Об их скрытой неприязни друг к другу можно было судить по тому, как они сидели за разными столами. Впрочем, и те, и другие уплетали гречневую кашу с репой и говядиной, запивая её огромным количеством медовухи. Сумрачное помещение, освещённое прыгающим пламенем лучин, полнилось тяжёлыми запахами печёного мяса, разливного хмеля и людского пота. Между столами ловко сновали служки с тарелками и глиняными кувшинами.
– У господина отменный аппетит, – с иронией покачал головой незнакомец, появившийся словно из воздуха. – Угостит ли он старинного друга, некогда спасшего его из плена жриц богини Мокалуши?
Странник оторвался от созерцания людей. Уголки его губ дрогнули в еле заметной улыбке.
– Всегда удивлялся твоей способности, Гура, подбираться незаметно.
Гура усмехнулся в ответ и грузно опустился напротив него. То был среднего роста крепкий человек, удивительно похожий на лесного разбойника. Косматая каштановая голова с проседью на висках была обхвачена кожаным очельем. Тёмная борода – заплетена в две косицы. На обветренном лице горели лукавством синие глаза. Рваный, серовато-грязный шрам от когтистого кнута Северного Кочевника пересекал щеку, делая и без того неприятного наёмника жутковатым и пугающим.
– Ежели бы не эта способность, меня бы разорвали в клочья Кочевники во время битвы за Хладное море. Какими судьбами здесь?
– Еду к западным границам. Неспокойно там сейчас. Ксеничи междоусобицу затевать надумали. Пока они за передел земли дерутся, как бы гардианцы напасть не решили. Вот и запросил володарь араканский помощи у володаря шуморского.
– Так, стало быть, ты по-прежнему Странником, то бишь разъездным советником при Великом Змее служишь?
– Стало быть… Однако ж, негоже на сухую сидеть, – подметил Странник. Он жестом подозвал Брюхоскупа. Тот, бросив полотенце, подбежал к столу и подобострастно склонился. – Ко мне старинный друг мой присоединится.
Хозяин постоялого двора понимающе кивнул. Вскоре перед Гурой появились кубок, вика и тарелка.
– Как я погляжу, Брюхоскуп достал из своих запасов всё самое лучшее, что хранил, – подивился тот, окинув блюда.
– Деньги творят чудеса, – произнёс Странник, едва Брюхоскуп, разлив по кубкам вино, исчез. – Ну что ж… Давай выпьем за неожиданную встречу. Приятно видеть тебя в добром здравии. Поди, лет пятнадцать не встречались. Помнится, в последний раз виделись, когда ты наёмником при Грознославе служил. Молодой был, ушлый. Чёрта с два тебя было вытащить из храма Мокалуши…
– Э-э-э… – наёмник расхохотался. – Столько воды утекло! Время не щадит никого. Хотя, гляжу я на тебя, ты не изменился. Не постарел, не одряхлел. Сказано, что змеиный сын. Время не властно над вами, детьми Шумора.
– Так и есть. Лучше о себе расскажи. Ты же был вольным наёмником?
– Был. Да надоело потом…
Странник удивлённо приподнял бровь. Вольные наёмники от своего ремесла не отказываются. Их жизнь – на полях битвы. В этом они видят смысл. Гура явно темнил. Простой вопрос заставил его понуриться. Он осушил одним махом кубок и взялся за кувшин с вином.
– А впрочем, чего греха таить, – помолчав, точно собираясь с мыслями, он принялся рассказывать: – Отправил нас Грознослав к Хладному морю. Дескать, Кочевники совсем распоясались. Наши валы охранные повадились бить. Лет двенадцать назад это было. Как сейчас помню, нас тогда с одним сопляком в разведку кинули. Их лагерь стоял в десяти вёрстах от наших позиций. А через два дня мы ночью на них напали… Ох, и славная битва была! Мне тогда каган лицо изорвал. Думал, сожрут, собаки северные. Ан нет, поперхнулись, отродья! Никого из них не осталось… Всех перебили. Благо отряд с востока подтянулся. Ну, а дальше начался делёж, кто что себе забирает. Дошло до баб, коих там немного было, тех, что из захваченных деревень уводят да потом по своим нуждам таскают. Сам понимаешь, мужики голодные, боем разгорячённые… Чуть друг другу глотки не перегрызли из-за них. Я себе девицу отбил… Женщины порой опаснее топора кочевника. В бою знаешь, откуда ждать удар. Различаешь своих и чужих. Видишь врага и бьёшь по нему. Но с женщиной… – наёмник покачал головой. – Нет более прочных силков, чем руки женщины, попавшей в сердце! Не заметил я, как к ней привязался, о другом стал думать… Опротивели мне битвы. Надоела походная жизнь. Кровь да смерть круго́м. А дома – она. Такая тёплая, нежная. И чем-то вкусным пахнёт. Чудно́ так было поначалу. Жизни другой захотелось, понимаешь?.. Я забрал её и золото, которое заработал. Уехали с северных границ сюда, в Вышнюю Живницу. Женился. Дом купил, землю. Стали выращивать животину всякую. Я кузнецом местным заделался. Работников нанял. Жизнь другим смыслом наполнилась. Детей, правда, у нас не было долго. А потом родила мальчугана крепкого, бойкого. Да только три месяца назад не стало их… Мы с женой прожили десять лет… Представляешь, десять лет, – и всё как один день! И вдруг… Сначала сын. А вслед за сыном и она ушла… Даже Мара спасти её не смогла… Воистину говорю тебе, женщины – ведьмы! Ведь когда она уходит, она забирает с собой твою душу…
Повидал на своём веку Странник тех, кому приходилось провожать любимых в морановы чертоги. Одни постепенно возвращались к жизни, другие – ломались, теряя смысл. Каждый по-своему переживал утрату.
Наёмник тяжело вздохнул. Он привык и к кровопролитным боям, и к тяжёлым военным походам. Никогда не жаловался и не робел перед тяготами жизни. Но внезапная смерть жены опустошила его, как опустошают селения ночные набеги кочевников.
– Кто такая Мара? – наконец спросил Странник, подливая ещё вина́ Гуре.
Кубок был так же выпит залпом, как и предыдущий. Наёмник вытер рукавом губы и раздул щёки, сдерживая отрыжку.
– Местная целительница. Кто-то вроде ведуньи, но не из их ордена. Всё, кому помощь нужна какая, к ней обращаются. Иной раз таких безнадёжных у Мораны отвоёвывала, что диву даёшься.
– А лошадей она лечит?
– Лечит. А тебе зачем?
– Сивер хромать начал. Обращался к кузнецам да конюхам, но те лишь руками разводят. Подковы целы, ноги – тоже, мозолей нет, но едва до города добрались…
–…Да кто такая эта Мара?! – раздалось за соседним столом. Пьяный темноволосый мужичок, влезши на лавку, размахивал руками, пытаясь показать всем свою молодецкую удаль. – Кошка драная, ей-ей! Эх, встретиться бы, да я ей бы когти повыдёргивал, чтобы царапаться она больше не могла!
И, залихватски махнув рукой, он свалился под стол, опрокинув тьму стоя́щих под ним бутылок. Его собутыльники грубо расхохотались. Один из дружков схватил захмелевшего хвастуна за шиворот, достал его из-под стола. Послышались сальные шуточки в сторону целительницы и сомнительные подбадривания.
– Экий он неловкий, – усмехнулся Гура, гулко отпив из кубка. Вино да выкрики таверного пьяницы отвлекли его от печальных дум. – Ему бы сначала себя на ногах удержать, а потом уже против Мары ерепениться!
– Странное отношение к местной целительнице, – заметил Странник.
– А-а-а, не бери в голову. Это местная голодрань. Лающая шавка, которая укусить боится, ибо своих зубов нет.
Вдруг дверь таверны с грохотом отворилась, заставив развеселившийся люд обернуться. Фигура в чёрном плаще со скрывающим лицо капюшоном неторопливо направилась в сторону стойки, где хозяйничал Брюхоскуп. В тяжёлой тишине, будто все вокруг проглотили языки, слышалось, как поскрипывают половицы под её ногами. Кто-то сполз под стол, стараясь ненароком не попасться вошедшей на глаза.
– А вот это уже не к добру, – прошептал наёмник. Страннику показалось, что друг невольно съёжился.
– Хозяин, а хозяин, – промурлыкал мелодичный голос из-под капюшона. – Я пришла.
Икнув, Брюхоскуп сполз под стойку, на полпути измарав исподнее содержимым своего кишечника.
– Сию минуту, матушка Лесная Хозяйка, – промямлил он. – Всё будет, – и опрометью бросился за кухонную дверь.
Несчастный Брюхоскуп непослушными руками собирал в корзину фрукты, овощи, вяленое мясо и хлеб, попутно молясь Богам-Прародителям, чтобы гостья забрала всё и не трогала его. С глухим стуком разбился глиняный кувшин. За ним на пол слетела тарелка. Он выругался себе под нос, проклиная тот день, когда обратился к лесной ведьме за помощью.
Наконец дрожащий как осиновый лист и бледный как полотно хозяин вынес огромную корзину, накрытую льняным полотенцем.
– Вот, матушка, – чуть ли не скулил он. Его перепуганный вид вызывал жалость. – Всё, как ты любишь. Али ещё чего пожелаешь?
Ему показалось, что капюшон презрительно усмехнулся.
– Да нет. Благодарствую, Брюхоскуп…
– А-а-а, это ты! – в этот момент из-под стола выполз пьяный хвастун. – Кажись-ка, на ловца и зверь бежит…
Побелевший собутыльник, который пытался достать его за шиворот из-под стола, вцепился в рукав. Тот нетерпеливо выдернул руку и со словами: «Да отвали ты!» и со смешком, едва держась на ногах, направился к Маре.