ГОРДЕЙ
Изнутри топит черная лава, выжигая все на своем пути.
Сижу в кресле, взгляд устремлён в окно. В руке зажат телефон так, что побелели костяшки пальцев. Я в мучительном ожидании, но ответа все нет. Полчаса назад скинул Кристине СМС с вопросом, как себя чувствует ее сын и чем они планируют заниматься… На кой хрен я это сделал – неизвестно, но молчать не собираюсь. Жду чего-то… Чего-то… Знаю, что зря, ждать нечего, но я жду.
Ее сын болеет уже четвертый день.
И каждый вечер я набирал ее номер и стойко ждал, пока гудки сами собой оборвутся. Сейчас она снова не ответила. И я не сдержался. Отправил сообщение, ведь Кристина, я уверен на сто процентов, не подумает перезвонить и сегодня.
Когда я с ней рядом меня трясет. Внутри болезненно тянет, что-то ломается, а я не знаю, как прекратить все это. Она всегда так на меня действовала. С первого дня. Как удар в челюсть. Постоянно о ней думал, не отлепить было, мысли вечно к ней возвращались. Слепое желание обладать ею бомбануло по башке сразу. Взгляд темный. Как у ведьмы. Она колдунья – не иначе. А как объяснить еще? Меня каждый раз ведет от нее. И даже то, что она свалила с моими бабками, подставила по-крупному, легла под другого, а еще и родила, не способно затмить болезненную глупую тоску, неудержимую ярость, что теперь она принадлежит не мне. Можно было бы по-другому, можно… Она видела, что ради нее я бы весь мир перекроил, в жизни так не попадал, а тут… И до сих пор ничего не изменилось. Ничего. Готов ли я силой взять то, что хочу? Знаю, что лучше не надо. Не связываться. Не связываться… Когда цена вопроса измеряется лишь в количестве нулей – это одно. А внутренние порезы, которые не удается ни замазать, ни вылечить – совсем другое. Не лезть бы мне к ней снова. Вообще не соваться. Разобраться с Филатовым можно было бы и без нее. Торчать у нее в кабинете, наслаждаясь нашей перепалкой, было необязательным вдвойне. Но я, просыпаясь утром, как одержимый собирался и мчался туда, где она. Выдержка потихоньку начала сдавать. Хоть ее иголки остры, как и раньше, но жалят намного менее болезненно, чем внутренние кинжалы издевательских воспоминаний.
Секс? Нет, мне нужен не просто грубый перетрах с ней. Хочу раствориться в ее нежности вновь, в ее ласке. Я знаю, какой она может быть сексуальной, инициативной, такой отзывчивой и чувственной. Блядь. Зачем я суюсь к ней опять. Я же еле в себя пришел тогда. На кой хрен оно мне надо?!
Мокрый нос упирается в ладонь, заставляя меня опустить глаза.
– Привет, Чарли, – словно со стороны слышу собственный голос.
В ответ раздаётся дружелюбный лай.
– Хочешь прогуляться? Можем сегодня в гости съездить. Если нас, конечно, пригласят.
Что ну о-оочень маловероятно.
Чарли шутливо рычит. И кладёт морду мне на колено. А я слегка морщусь: после собаки всегда остается шерсть на одежде. И это дико бесит. Но этого мелкого засранца я бы не променял ни на какого другого. Ласково касаюсь шерсти, ощущая ее мягкость, постукиваю питомца по холке, а пёс, извернувшись, успевает лизнуть руку. Он всегда меня ждёт. У него ко мне какая-то слепая необъяснимая любовь. То ли это благодарность. То ли еще что-то.
Чарли снова гавкает, усаживаясь передо мной, гордо вскидывая голову, навострив уши.
– Ну да. Я тоже думаю, что хрен нам, а не приглашение.
Чарли опять мне поддакивает. Он всегда очень тонко улавливает мой настрой.
Появился пёс у меня случайно.
Я всю жизнь хотел большую породистую собаку. Овчарку. Или добермана. Или даже амстафа. Крепкого такого. Мощного. Грозного, сильного. И уже почти решился завести гиганта, постарался свыкнуться с мыслью, что теперь подолгу отсутствовать дома не смогу. Собака – это был для меня серьёзный шаг. В тот день я ехал в питомник, где разводили доберманов. Хотел поговорить с владельцем, задать интересующие вопросы. Наше знакомство с Чарли вышло хреновым, на самом деле. Хозяину он был не нужен, и мужик просто положил щенка в большую картонную коробку и выкинул на обочину. Мне это показалось подозрительным. Какой черт меня дернул сказать водителю тормознуть и проверить содержимое коробки, я до сих пор не понял. Но как только заглянул внутрь, ноющее чувство вспыхнуло и начало нарастать. Чарли совсем мелкий был. Слабый. Голодный. И он почти околел. Зима началась рано, снег выпал уже в ноябре, на улице холодрыга, пронизывающий ветер. Щенок почти не двигался и мог только жалобно пищать, беспомощно тыкаясь носом в картон.
Пришлось расстегнуть куртку и посадить мальца к себе поближе. Он так и скулил всю дорогу. Сильно дрожал. Я пока домой ехал, только одно желание было – удушить того мужика голыми руками.
Посещение питомника я отменил. Денек наблюдал за Чарли: думал не выживет. Потом вызвал ветеринара. Он сказал, что нужно делать. Еще сказал, щенок похож на лайку, но пока слишком мал и сложно сориентироваться. Желательно проконсультироваться с заводчиком. Через какое-то время я так и сделал. Да, действительно. Оказалось, Чарли – русско-европейская лайка. Они очень подвижные, и лучше их в квартире не держать. Да и я, честно говоря, охотничью себе-то не хотел. Но… в итоге привязался к этому шустрику. Каждый раз на него смотрел и реально умилялся его окрасу. Чарли весь чёрный, а кончик хвоста, носки и грудь – белые. Но самое прикольное другое: его морда разделена чётко посередине. Справа – чёрный цвет, слева – белый.
Вот так мы с ним и подружились. С зимы он заметно подрос, но все равно ещё мелкий и любит дурачиться. А ещё он любит детей и быть в центре внимания.
Странное назойливое желание познакомить сына Кристины и Чарли не даёт покоя. Мне кажется, пацан обрадуется, а Чарли залижет его до смеху. Может, малец немного оживится. В тот день, когда он заболел, ему было очень плохо. Это, конечно, не мое дело, и Кристина скорее пошлёт меня в жопу, чем согласится побыть лишние пять минут в моей компании, но навязчивая идея не покидает. А я редко спрашиваю чье-либо разрешение.
Ладонью ощущаю неожиданную вибрацию. Опускаю взгляд на экран. Петарда взрывается внутри.
Крис: «Мы с сыном гуляем, пусть хоть воздухом подышит, может, повеселеет немного».
Жаль мальца. Когда я его видел, выглядел он, конечно, отвратительно. Кстати, я, конечно, не рассмотрел особо, но мне показалось, что на Кристину он мало похож. Мысли об отце ребенка я старательно от себя отодвигаю, сорвусь же ненароком.
Торопливо засовываю телефон в карман.
– Так, погнали, – встаю с кресла. – Лучше сами напросимся.
Перевожу взгляд на радостного громкого щенка. Здоровая уже псина, однако.
– Ну ладно тебе. Заканчивай лаять. Веди себя прилично, – жестом указываю на коврик возле двери. Если б меня ещё кто послушался. Все слушаются. Он – нет.
– Садись, говорю.
Пара вкусняшек, и он родину продаст.
Я: «Я подъеду на пятнадцать минут. Можете не прятаться».
Вопрос «Зачем?» остался, естественно, без ответа. Потому что ответа нет даже у меня.
КРИСТИНА
Недоверчиво перечитываю присланную строчку.
Гордей: «Подъеду сейчас. Возле дома будете?»
Слишком крепко стискиваю корпус телефона пальцами и поджимаю губы от бессилия. Куда он, черт его возьми, подъедет?! Я с сыном гуляю, вообще-то! Мне не до его дебильных словечек, идиотских штучек и дурацких обвинений! Даже, если я очень виновата перед ним! Не хочу его вообще видеть!!!
Громко вдыхаю-выдыхаю воздух, стараясь делать это размеренно.
Набираю ЕГО номер. Добавляю голосу вежливости, спокойствия. Это же легко, да?
– Привет, Крис. Ждете?
Меня немного вводит в ступор его будничное «вы». Как будто в норме вещей. Если не забыл, что я с сыном, зачем вообще сейчас приезжать и опять клевать мне мозг? Я прекрасно понимаю, почему он вцепился в меня мертвой хваткой. В прошлый раз отпустил, но сейчас добьет точно! Ну отдам я ему эти деньги, Господи! Заработаю и отдам! «Когда-нибудь…» – добивает внутренний голос.
– Нет. Гордей, мне сейчас не до споров, у меня есть дела поважнее. Давай «мои» долги, – делаю упор на слово «мои», – обсудим позже.
– Да я вообще не за этим, я на пятнадцать минут. Хочу вас кое с кем познакомить.
Душа уходит в пятки. С кем…познакомить? Я уже почти паникую. Он снова привёз адвоката? А может, сразу нотариуса? Кого ещё из своих кровопийц он решил на меня натравить?! Ну только не это… зачем при ребёнке-то?!
– Давай на работе пообщаемся? Пожалуйста, Гордей. Мы с сыном во дворе. Вышли немного подышать воздухом.
– Потом необходимость отпадёт. В общем, ждите, – короткое жесткое приказание сбивает с ног и вызывает бурю возмущения.
В трубке раздаются короткие гудки, а я расстроенно всматриваюсь вдаль. Ну что за человек, а?! Все делает только так, как считает нужным.
Но самое неприятное… всегда так было. Именно это мне в нем так нравилось. Он плевал на чужое мнение. Для него было важно только его собственное…
Малыш дёргает меня за руку и тащит на качели. До этого момента мы были одни на площадке.
– Ты покататься решил? – присаживаюсь на корточки и всматриваюсь в родное личико.
Сын радостно подпрыгивает и громко отвечает: «Да!»
Это единственное слово, которое он произносит. Зато бодро и уверенно. С гордостью.
– Конечно, милый, пойдём.
Наблюдаю, как он сосредоточенно взбирается на высокие качели, и умиляюсь. Как же я его люблю! Мой мальчик.
– Держись крепко, – знаю, что ни к чему, сынок и так всегда хорошо держится, но я зачем-то каждый раз это произношу.
Раскачиваю малыша и отхожу на шаг в сторону. Приветливо улыбаюсь мальчику, что занял соседние качели. Его тоже подстраховывает мама. Девушка счастливо смотрит на сына, потом на меня, затем в сторону… и вдруг… она немного приосанивается, вздёргивает подбородок. Смазанным движением проводит пальцами по волосам. И вновь смотрит на сына, на этот раз смущённо.
С удивлением ловлю на себе косые взгляды ещё двух проходящих мимо девушке. Чего это они? Отворачиваюсь, отталкивая от себя качели, и чуть не подпрыгиваю от неожиданности.
– Привет, – раздаётся совсем рядом знакомый голос. – Я вас нашёл.
С неудовольствием перехватываю тёмный искристый взгляд.
– Да. Я вижу.
Вот почему девчонки так застеснялись. Его заметили. Ну надо ж так. Прям зарделись.
Гордей приветливо смотрит на сына и здоровается, присаживаясь на корточки. А меня берет ступор. Надежда, что этой встречи никогда не произойдет, корчится в муках.
Еще бОльшая растерянность овладевает, потому что замечаю в мужских руках поводок, а в паре шагов от Гордея вижу милого пушистика.
Андрей тут же воодушевляется и неожиданно спрыгивает с качели, подвигается поближе к пёсику и указывает на него пальчиком, издаёт неразборчивый звук, что-то среднее между «о» и «а».
Собака смело шагает к сыну и радостно обнюхивает его штанишки и обувь. Пару раз звонко лает и склоняет голову набок, высунув длинный розовый язык.
Какой же милый этот пёсик! Просто прелесть!
Сынишка уже восхищённо тянется к собачьей морде, но я напрягаюсь.
– Его можно погладить. Он добрый, – Гордей осторожно обращается к Андрею.
Сыночек стеснительно прячет ручки и чуть опускает голову, но с собаки глаз не сводит, смотрит исподлобья.
– Это Чарли. А тебя как зовут?
– А! – прозвучал уверенный ответ.
Гордей хмурит брови, слегка поглаживает собаку. Пушистик явно не привык сидеть на одном месте, а Гордей нарочно сдерживает его рвение.
– Не разговариваешь с незнакомыми, значит? Ну все правильно.
Ответа Гордей не дождался и здесь.
Вокруг пса неожиданно начинает собраться ниоткуда взявшаяся на площадке детвора, и Гордей говорит, что лучше переместиться.
– Так зачем ты приехал? – уточняю настороженно, вышагивая по тротуару.
– Крис, – этот снисходительный тон откровенно начинает очень давить. – Все же очевидно. Чтобы малец обрадовался, получил положительные эмоции и быстрее выздоровел. Тогда тебя я смогу мучить в любое удобное мне время.
Я поправляю панамку на голове сына, не сразу отвечая нахалу.
– Зря. Ещё и за сеанс психотерапии я тебе точно платить не буду, – перевожу взгляд.
Андрюшка ожил. Ему так нравится придерживать поводок, будто сын сам пса выгуливает.
– Что ж у тебя мама такая зануда?
Пока малыш тут же тянет звук «а» и отворачивается, я со всей дури луплю мужчину по плечам.
– Ещё хоть одно дурацкое слово! – шиплю ему в лицо. – И как бедного пёсика угораздило из всех людей города попасть именно тебе!
– Так же, как и тебе когда-то, – иронично выгибает бровь.
– Мы уходим. Твои пятнадцать минут затянулись.
Твёрдое заявление вызывает у мужчины довольную улыбку.
– Хорошо, пойдём, мы с Чарли проводим.
Пытаясь собраться с мыслями, придерживаю Андрюшу за руку, а он осторожно передвигается по бордюру. Сынок уже утомился, все же слабость возвращается быстро.
Невероятного окраса пушистый пёсик – половина морды белая, половина – чёрная – следует за малышом попятам. А Андрей так радуется этой собаке… Как Гордею удаётся продумать все, что только возможно?
Я отворачиваюсь, поджимая губы. Все ещё помню нас. Необузданный темперамент этого мужчины. Его бешеный напор, страсть. Эпизоды, когда я ласково поглаживала гордо выпирающий животик, уговаривая себя, что я все сделала правильно, что так лучше. Пусть Гордей считает меня последней дрянью, зато с ним все в порядке. И я свою роль разыграю до конца. Я разберусь с возникшими проблемами, заработаю и отдам ему все, что Олег вложил в мою фирму. А потом… хочется убежать и укрыть сына. Уверена, у Гордея осталось ещё слишком много врагов. И рисковать жизнью своего ребёнка, раскрывая тайны и вручая невидимым игрокам козырные карты, я не намерена.
– Погоди-ка, – внезапно осеняет, – а зачем ты спрашивал, где нас найти? Разве не ты говорил, что за мной присматривают?
Гордей насмешливо кривит губы. А я вновь невольно засматриваюсь. Какой же он все-таки красивый мужик. Я с первого взгляда влюбилась в его глаза и мощную опасную энергетику. Других таких мужчин в своей жизни я не встречала никогда.
– А ты ещё и обманщик, – подытоживаю кратко.
– Ага. Как оказалось, передаётся половым путём.
Нельзя. Нельзя вступать с ним в спор! Он же всегда выходит победителем!
– Собачка прелесть. Мы в восторге. Но мог бы и не заморачиваться.
– Уже прощаешься?
– Именно. Андрею спать пора.
– Почему твой слизняк на себя его не записал?
Я тяжело сглатываю и ошарашенно отступаю на шаг назад. Изо всех сил стараюсь придать лицу бесстрастное выражение. Но искоренить затравленность не удаётся.
Пытаюсь воззвать к мужской корректности. А вот оправдывать Олега теперь не хочется не только перед Гордеем, но даже перед самой собой. Он так мне ничего и не объяснил…
– Гордей, есть вещи, которые тебя не касаются, – не узнаю свой голос. Столько боли в нем… – Это – одна из них.
Внезапно рядом пробегает дворовая кошка, и Чарли тут же бурно реагирует, резко оттягивая поводок в сторону. Андрей взвизгивает от удивления и, указывая пальчиком на зверей, начинает издавать громкие звуки и пищать.
– Почему он не разговаривает? – мужчина оглушает вопросом, подозрительно прищуриваясь.
– Это – вторая. Ты не собираешься уезжать?
Тормозим у подъезда. Нам вроде как домой нужно, а он все не уходит.
Лай становится более грозным.
– Чарли! Фу! – резко прикрикивает на собаку. И пёсик тут же слушается. Торопливо подбегает и садится у ног хозяина, гордо выставляя грудь и вздёргивая мокрый носик, высовывает язык и мило склоняет голову набок. Ну какое же прелестное создание! А Гордей все продолжает пилить меня взглядом. – Крис, я вроде как нормальный вопрос задал!
Ненавижу, когда на меня повышают голос, но конфликт разводить не хочется.
– Небольшая задержка речи. Это бывает у детишек.
Сынок уже обеими ладошками увлечённо гладит присмиревшую собаку.
– У него что – проблемы со здоровьем? – сверкает глазами.
Я тяжело вздыхаю, лаская взглядом сыночка.
– Ну не то чтобы прям огромные проблемы, – позволяю улыбке слегка коснуться уголков губ: как Андрюше понравился пёсик, малыш в полном восторге! – Но повод для беспокойства искать не приходится.
– Если что, я могу хорошего спеца найти, – и, видя, как я поменялась в лице, тут же заверяет, – платить мне за это не придётся, не перегибай.
– Ты вроде появился, чтобы меня запугать, – понижаю голос, чтобы нас не было слышно со стороны. – А теперь ангела из себя строишь?
– Вы хотите поговорить об этом? – высокомерно насмехается. Как и всегда. – Ты вроде домой собиралась, – передразнивает мои же слова, и тут же его лицо становится жёстким, требовательным. – Считай, что ты меня только что пригласила. А я уже согласился.
Зловеще кивает на домофонную дверь, а меня начинает колотить изнутри. Что ему нужно? Что?! Почему он не отстанет?!
У меня дрожат руки. Я… я не понимаю, что делать. Хочется затопать ногами и заорать на всю улицу, чтобы он нас не трогал, но я не позволяю и тени сомнения коснуться лица.
– Ты нарушаешь личные границы. Так нельзя. Я живу не одна.
Молчаливый суровый взгляд пробивает. А я готова съежиться в невидимую точку. Он собирается что-то требовать. Не деньги. Что-то другое. И этой решительности двадцать минут назад в нем ещё не было.
Его телефон вибрирует в кармане. Гордей цепляет гаджет и раздражённым взором мажет по экрану. Слегка морщится и сбрасывает вызов.
– Долго стоять будем? – вновь переключается на меня.
– Давай в другом месте всё обсудим. Не сегодня, – обреченно пытаюсь договориться, но от его каменной уверенности моя устойчивость начинает таять, как мороженое в жару. Я против него не выстою. Никогда не получалось, он лишь получал возможность позабавиться. Всегда добивался, чего хотел.
– Иди дверь открывай, – глухой приказ звучит оглушительно и зловеще… Если Гордей решил, ничего его не остановит: ни угрозы, ни уговоры.
Когда мы поднялись и прошли в квартиру, я попросила его протереть лапы псу, скептично оглядывая пушистика.
– Тряпку неси.
Это удивительно, но он встаёт на колени и сам вытирает Чарли лапки, треплет по холке и даже улыбается. Видимо, теперь человечным он может быть только с животными. Андрей тоже удивил. Он нормально взаимодействует с посторонними, не боится, а тут и вовсе… уселся рядом с Гордеем и протянул ручку, молчаливо предлагая помощь. Задние лапы отец и сын отмывали вместе.
Пришлось покрепче сжать кулаки, позволяя ногтям болезненно впиться в кожу, чтобы хоть как-то притупить тянущее чувство внутри.
Не представляю, как Гордей отреагирует, если узнает, что его сын растёт без отца. А если узнает… Что он со мной сделает? И насколько поменяется наша жизнь?
– Мне сына спать укладывать, что ты хотел обсудить?
Останавливаюсь возле раковины и наблюдаю, как Гордей смывает грязь с рук, позволяя брызгам свободно попадать на циферблат часов. Вытирает руки. И все это он делает молча.
Мужчина плотно закрывает дверь в ванну, и теперь мы заперты наедине.
Холодный взгляд раздевает наголо. Тёмный опасный омут…
– Перед тем, как ты свалила с моей картиной, ты обещала мне ночь, – небо вдруг обрушивается на голову, даже в ушах начинает шуметь. Я смотрю не моргая на красивое безжалостное лицо, осознавая, что земля уходит из-под ног. – Особенную. Яркую. Нашу. На деньги насрать, надеюсь, они сделали тебя счастливее. Но эту ночь я требую себе. Приедешь, когда скажу. И выложишься на сто процентов.
Ни одного возражения не прорывается. Ни единого слова. Я не верю в то, что он делает сейчас, не верю…
Рядом с раковиной раздаётся противное бренчание. Ему опять звонят. Я успеваю отметить женское имя на экране, прежде чем Гордей дотягивается до гаджета. Принимая вызов, он роняет краткое:
– Я занят. Перезвоню позже.
И прячет мобильный в карман.
– Ты теперь обделён женским вниманием?
– Ты меня не услышала, Крис, – однажды этот мужчина пригубил мою душу, а сейчас ледяными клинками разрывает сердце. – Когда я скажу – ты послушно соберёшься и приедешь ко мне. Вопросы мне задавать не нужно.
Я готова осесть на пол…
Упоминание о той злосчастной картине окончательно вышибло дух. Как это он не потребовал рассчитаться за все сразу…
– Нет, – слетает с губ прежде, чем я успеваю закрыть рот, заторможенное напряжение внутри уже настигло пика.
Гордей делает решительный шаг вперёд, больно хватает за руку, и я… отмираю.
– Ты в своём уме?! – пытаюсь вырваться, но мужская хватка становится нестерпимой, обжигая болью. – Ненормальный! Я, вообще-то, с другим теперь! – кричу громким шепотом.
– Да мне плевать, золотце, – резко прижимает к стене, наваливаясь сверху так, что становится сложно дышать. Властно вклинивая колено между моих ног, насмешливо вскидывает брови. – Ты должна мне много чего. Но я требую только ту ночь. Радуйся, что я такой великодушный.