Марианна Красовская
Асенька и ее зверь
10. Самое доброе утро
– Доброе утро, жена.
Ася мучительно выкарабкивалась из бездны самого крепкого сна. Поцелуй на плече, горячие пальцы заправляют прядь волос за ее еще спящее ухо.
– М? Влад! Это жестоко.
Осторожное покусывание мочки уха было ответом.
– Я знаю, как разбудить тебя с пользой и удовольствием. Но ты же будешь ворчать потом?
Будет. Эротические упражнения по утрам, так любимые Берингом, были одой несправедливости и неравенству в браке. Она просыпалась долго, чувства все были словно в тумане, притуплены и замедлены. А Берингу нравился вид ее трогательно-беспомощный. Хищник, что с него взять!
Дорожка покусываний, пробежавшая по плечу и на спину, заставила мужественно открыть глаза. У них был уговор. Или утренние тренировки или… утренние удовольствия. Беринг в любом случае выигрывал, надо заметить. Но сегодня совесть Настасьина несвоевременно постучала в дверь разума. Нашептала ей всякие гадости и заставила отказаться от десерта во имя будущего.
Девушка медленно села, с удовольствием услышав разочарованный вздох супруга. Выбор всегда был за ней, и своей маленькой властью было грех не воспользоваться. Очень маленькой, но все же – властью.
– Я сова, и это жестоко.
– Есть варианты. И кстати, я точно рассчитал твой биоритм. Завтрак откладывается. Водные процедуры – и за работу. Представь себе: такая холодная злая вода и потом целый час тренировок или…
– Я очень мужественная и сильная духом сова.
Сказала и свесила ноги с кровати, с ужасом понимая, что всего шесть утра. Мучительная пытка ранним утром. Беринг все же садист!
Силы духа хватило доползти до раковины в ванной и взять в руки зубную щетку. Мужественно. Смело, и очень решительно посмотреть на себя в большое настенное зеркало и выглядывающую оттуда бедную девочку пожалеть.
Отразившаяся за спиной наглая мужская ро… лицо ехидно ей намекнуло на “варианты”. Пришлось напомнить ему и себе о необходимости тренировок.
– Влад, а почему ты думаешь, что получится?
Говорить с полным пастой ртом и щеткой под языком было не очень удобно.
– Нда. Ты права, надо начать нам с теории. И с мотивации, дважды права.
Он все-таки считал ее умной. Придется соответствовать ожиданиям. Сделать попытку хотя бы.
Сделала очень мудрый вид (сова она или кто?), блеснула загадочно глазками, мысленно себе поаплодировала. Плеснула в лицо ледяной водой.
– Ых!
И в ухо тут же дохнуло горячее:
– Еще есть варианты…
Он не медведь никакой! Он змей. Искуситель.
На кухонном столе стояла странная композиция. Свеча и зеркало.
Беринг посадил Настю перед ними, сам сел за спиной, обнимая. И дыша напряженно в макушку.
– Влад. Тренировка!
Он снова тяжко вздохнул, жестом фокусника доставая откуда-то зажигалку и зажег свечу.
– Смотри в зеркало, что ты видишь?
Посмотрела, расстроилась. Лицо невыспавшееся, волосы дыбом, прыщ на носу. И ро… Беринг смотрит внимательно из-за плеча. Только одно и утешило Настеньку – смотрит с нежностью и любовью.
– Ась, смотри на свечу. Что. Ты. Видишь?
Присмотрелась. Обычная свечка, парафиновая, огонь тоже обычный.
– Свечка горит.
– А теперь, Асенька, смотри очень внимательно. И запоминай, что увидела. До самых мельчайших подробностей запоминай.
Он осторожно прижал к ее вискам горячие свои ладони и дунул на пламя свечи. Сильно дунул, так, чтобы не оставалось никаких сомнений в результате. Пламя погасло. Но в зеркале… в зеркале не изменилось вообще ничего. Всё та же свеча продолжала гореть, лишь вздрогнув от дуновения.
– Это… фокус?
– Я показал тебе кусочек другого пространства, – Беринг убрал руки и свечка в зеркале тут же погасла. – Мы с тобой сейчас во вселенной реальности.
Только теперь Настя заметила лежавший на столе белый лист очень плотной бумаги.
Влад взял в руки лист и сложил его пополам.
– Смотри. Эта плоскость – наша реальность. А вот эта – то, что люди называют магией или колдовством. Заметь, они неразделимы. Две половины одного листа, имя которому – мысль. Разум, сознание. Самое загадочное во всей Вселенной явление.
Настя невольно восхитилась педагогическими талантами Беринга: так интересно ей лекции еще никто никогда не читал. Если бы в институте был хоть один подобный преподаватель, она бы его не бросила.
– А кто… сложил этот лист?
Беринг задумчиво усмехнулся, с явным уважением взглянув на Настасью. Похоже, за умную сходить у нее получалось… пока.
– Это вопрос философский. Давай вернемся пока к темам попроще. О высоких материях… – он взглянул на часы, – когда будет чуточку больше времени. А теперь посмотри.
Он прижал обе плоскости плотно друг к другу.
– Люди как это только не называют. И инициацией, и открытием дара, и оборотом. А на деле все просто. Когда разум находит путь в магическое пространство, реальность его становится вот такой. Видишь? В два раза крепче и толще. Но – все та же реальность. Для нас наши звери – реальность. То, что люди зовут магией и колдовством – тоже реальность, – он перестал придерживать пальцами сложенный лист, и тот развернулся. Две стороны отдалились практически под прямым углом. – А для остальных эти две плоскости далеки бесконечно, – он снова расправил лист в плоскость. – Для большинства даже вот так.
Настя смотрела во все глаза на этот простой и невероятный урок. Мир вокруг вдруг стал другим совершенно.
– Погоди. То есть… каждый может быть… Вот этим, толстым и прочным?
Снова искра уважения в темном взгляде. За эти минуты она выросла в собственных даже глазах.
– К сожалению, нет. Хотя… скорей, даже к счастью. Способности все же наследуются. Как… ну, к примеру, таланты. Жать на клавиши механически можно каждого научить, но единицы сыграют Шопена. И склонность талантов наследуется. Этакий фильтр.
Настя сникла. Это был приговор, оставалось лишь взять эту свечку на память и уйти плакать. Единицы…
– Значит, все это зря. Влад. Зачем я тебе, вот такая? Шопена мне не сыграть.
Беринг снова ей улыбнулся, приложил ладони к вискам и целуя куда-то в макушку.
– Посмотри. Видишь?
Пламя свечи снова горело. В отражении, только там. Настя всхлипнула молча в ответ, получив еще один поцелуй и улыбку.
– Увидеть такое могут только те самые, единицы. Те, кто играет Шопена. Одаренные. Те, кто может сложить всю страницу.
Настя смотрела на отражение и не могла насмотреться. Все остальное вокруг стало вдруг совершенно неважно. Только она, это пламя и Влад, смотревший на нее сейчас так…
– Влад… Я… Это правда?
– Я был в этом уверен. Есть еще кое-что. Очень важное и нас обоих касающееся.
Настя развернулся на стуле к медведю лицом, краем глаза увидев, что пламя погасло.
– Расскажи. И у меня еще много вопросов!
– На следующих тренировках, любимая. Мне пора убегать. И помни этот огонь. Когда будет трудно, когда покажется, что все безнадежно – вспоминай. Ты не просто одарена, твой огонь очень силен. Горел фитиль ярко.
Сказав это, еще раз поцеловал и был таков. Вот ведь… змей! Это он умудрился провести важнейший в жизни Насти экзамен, да так, что она и не заметила даже! И слушая звуки торопливых сборов (с обязательными мужскими утренними ритуалами вроде поиска пары носок), девушка думала только о том, как же ей повезло с этим невероятным, потрясающим и исключительным Берингом.
А потом пришлось брать себя в руки и приступать непосредственно к тренировке. Еще вчера вечером ей совершенно не верилось в эту затею. Балерину не сделать из каждого встречного даже упорными тренировками. А теперь… Влад вдохнул в ее душу надежду. Даже уверенность: она сможет, нужно лишь захотеть. Очень хотела, немыслимо, до зубовного скрежета. Вспоминая, как этой зимой, когда они все, наконец, переехали в столицу Урсулии, Руму, ей изо всех сил приходилось учиться жить как морф. Сомневаясь, не веря.
Говоря откровенно, только лишь отношение жителей Румы к своему лидеру заставило их Настю принять. Пусть не сразу, зубами скрипя, удивляясь, но звание “человеческая жена Беринга” стало ей настоящим щитом. Беринга здесь не просто любили или уважали. Нет. Иногда ей начинало казаться, что каждый житель Свободного острова лично знаком с ее мужем и считает себя Берингу в чем-то обязанным. Впрочем, отчасти оно так и было: большая часть жителей это страны были сами эмигрантами или потомками беглецов. И жили они под защитой последнего из племени проводников.
Весь мир Насти тоже вращался вокруг этого невероятного человека. Морфа, медведя, ученого, проводника. Она ему была очень нужна, Настя знала. Не просто возлюбленной, а подругой и даже соратником. А потому…
Придется ей снова учиться, тренировки и тренировки. Как в первый класс школы пошла.
Школу Настя вспоминала с устойчивым содроганием. Учиться она не любила. В деревенской школе было скучно. Дети там не рвались к знаниям, часто убегая с уроков. Настя тоже убегала. В городе ей нравилось больше, вот только знаний и терпения ей остро не хватало, да и учителя часто говорили: «Да что с неё взять, с деревни», совершенно не учитывая, что отец у Насти был вполне себе настоящим художником, да и мать не была глупа. Если бы не внезапная ее беременность, Маше Анискиной вполне можно было ехать в город в институт, аттестат у неё был очень даже приличный. Не в кого было Насте быть дурой.
Только к девятому классу, осознав перспективы возвращения в деревню, Стася рьяно взялась за учебу. Ходила хвостом за учителями, вгрызалась в учебники, заучивала формулы и теоремы. Физика и химия ей так и не поддались, а математика нравилась. И сочинения ее даже отправляли на конкурсы.
Как давно это все было: словно в прошлой жизни! Острова воспоминаний всплывали в общем тумане беспамятства. Отчего-то детство свое девушка помнила очень плохо. Над ней еще Валька смеялся: “Безмозглая курица ты!”.
Снова он непрошено в голову влез. Где он, что с ним? Не чужой ведь человек, порою даже – хороший друг. Пусть и струсивший тогда, когда ей была нужна поддержка. А если бы не струсил – она бы не встретила Влада. Поэтому девушка великодушно его простила. Так было надо, все произошло к лучшему.
Настя теперь понимала: они все равно бы расстались рано или поздно. Выросли бы друг из друга. Пора была двигаться дальше. И скорее всего, это Валька бы бросил свою “деревенскую дуру”. Так что…
Все! Надо было сосредотачиваться, брать себя в руки и тренироваться. Сходила в спальню, нашла в сумках папку с толстой тетрадью – Ванькиной бесценной находкой.
“Основы родовых ритуалов всех древних двуликих родов”.
Положила на стол. Сосредоточилась, успела даже прочесть первые строки, написанные крупным, убористым почерком. И тут она вдруг уловила очень странный звук. Будто кто-то поскреб входную дверь. Странно: за последние месяцы у нее явно характер испортился, а вот слух и нюх обострились.
Настя бесшумно убрала тетрадь в ящик кухонного стола. На цыпочках выскользнула из кухни, столкнувшись в своем собственном холле с… Эмилем.
Тот молниеносно зажал Насте рот, гася сопротивление, и прошептал в ее ухо:
– Т-ш-ш. Ребятки блокируют нападение на квартиру. А теперь я тебя отпускаю, а ты не кричишь, все вопросы потом. Если согласна, можешь меня укусить.
Ох уж она постаралась. Даже выдержанный волк беззвучно зашипел, тряся укушенной лапой и отпустил ее.
Нападение? Хорошенькое завершение лучшего в ее жизни утра…
11. Валентин
– А теперь, Анастасия, мы завтракаем, собираемся и едем гулять. Будто и не было ничего. Собирайся, и отставить истерику.
Легко ему было сказать. Настю трясло крупной дрожью. Зубы выстукивали дробь по стакану воды. Волки с двух сторон обступили ее, и что странно: их присутствие успокаивало. Даже искусанный Эмиль был сейчас ее дороже и ближе всего злого мира за дверью. Кроме, конечно же, Берингов.
– Влад знает? Вы сообщили ему?
Эрнест покачал головой отрицательно. Было понятно, что ничего больше говорить волки ей не собираются. Рука сама потянулась к телефону, лежавшему на столе. Эмиль ее перехватил, девушка зацепилась взглядом за кровоподтек на ребре ладони. Стало стыдно. Но он лишь в ответ ухмыльнулся.
– Не стоит тревожить его, сегодня у Беринга важный день, и боюсь… это связано именно с нападением. А потому строго следуем плану. Завтракаем и гулять. Влад набросал нас список мест для посещения. Ясно?
Захотелось ответить “Так точно!”, лапу к уху приложить и встать в строй. Не так виделись девушке эти каникулы: в одиночестве под конвоем маршировать по летнему Питеру точно она не мечтала.
– А куда мы?
Эмиль задумался на секунду, а потом судьба решила все за них.
Мелодично звякнуло сообщение на айфоне, и Настя невольно, по старой привычке мазнула пальцем по экрану, уверенная, что снова пришла смс о распродаже в каком-то из сетевых магазинов. Здесь ей вообще никто не интересовался, даже тетка, которой девушка позвонила, чтобы сообщить, что ее не сожрали зимой серые волки (ха-ха, тут она лукаво взглянула на Эмиля и Эрнеста), ответила единственной племяннице очень сухо нечто вроде “Некогда, я на совещании. И вообще очень разочарована твоим образом жизни, я тебя воспитывала совсем по-другому”. Странно, на что это она намекает?
Уже и неважно.
Теперь же вдруг оживший айфон сообщил Насте, что абонент Валентин вновь в сети. Влада рядом не было, посоветоваться было не с кем, и Настя нажала кнопку звонка на свой страх и риск.
– Да? Слушаю, – нетерпеливо и громко раздалось из телефона. Голос Валькин, но интонации совершенно чужие. Ее бывший парень всегда отвечал на звонки дурацким “Внемлю” или “Прачечная у аппарата”. Так ему казалось остроумнее.
– Валентин, это Настя.
– Какая еще Настя? Из приемной комиссии? У вас какие-то вопросы?
– Настя Лисицина, балда. Теперь – Беринг.
– О, какие люди? Богиня почтила своим появлением грешную землю? Ты где? В Ярике? Надолго?
– Нет, я…
– Слушай, я в Питере. Мне до Ярославля… двенадцать часов автобусом. Только в воскресенье смогу, подождешь?
– Валь, я уже…
– Ладно, я тогда тебе одну штуку экспресс-почтой прям-щас отправлю, только…
– Заткнись уже, Миронов, и выслушай меня. Я тоже в Санкт-Петербурге.
В трубке внезапно воцарилось молчание, а потом невидимый собеседник осторожно спросил:
– Да? Совпадение? Не думаю. Нам нужно встретится тогда, Анастасия. Давай так: удобнее всего будет встретиться в центре. Запускай навигатор и приезжай на Васильевский остров. Жду тебя в два часа в Токио сити. Метро Василеостровская, Средний проспект. Как из метро выйдешь, сразу налево, там меньше ста метров, найдешь. Как раз между часами “пик” и успеешь приехать. Узнаешь меня?
Удивилась. Угукнула совершенно невежливо и отключилась. Чего она там в нем могла не узнать?
Вот и маршрут прогулки определился.
***
И все-таки Валентин ее смог удивить. Изменился он капитально, с первого взгляда и не узнать. Куда девался смешной, криво подстриженный парень в очках (ужасно ему не шедших, но надеваемых “для солидности”) растянутой толстовке, худой и какой-то нелепый? В нем поменялось все: и стрижка, и походка, и разворот плеч. Даже джинсы и свитер были совсем другими, явно уже из хорошего магазина, а не секонд-хенда на Первомайской. Но главное, взгляд: уверенный и спокойный. Почти что мужчина, уже не мальчишка.
Он тоже ее не сразу заметил. Наверное, сложно было поверить, что эффектная девушка, сидящая за одним столиком с двумя одинаковыми крепкими мускулистыми блондинами, и есть его деревенская подружка. Наконец, в лице Валентина появилось узнавание, он даже глаза раскрыл так широко и улыбнулся дурашливо, и у Насти от сердца отлегло. Нет, не такие уж и разительные перемены.
– Ну здравствуй, пропажа, – опустился он к ней за столик. – Целоваться, пожалуй, не будем, я с замужними не целуюсь, не для них моя роза цвела. И который из этих твоих красавцев – Беринг? Не отвечай, я сам угадаю – у вас мжм?
Лицо Эмиля вдруг побагровело, а Эрнест фыркнул по-звериному.
– Это моя охрана, Валь, – быстро сказала Настя, начиная злиться. Нет, она поторопилась. Нисколько этот обормот не изменился.
– Да я понял, понял. Они могут попить свой кофе за другим столиком, а?
– И мне потом им пересказывать? Слишком долго. Давай к делу.
– М-м-м, вот прям сразу? Уговорила. Я, кстати, тебя искал. Пробил Беринга по всем каналам. Владимир Михайлович Беринг, место рождения – город Санкт-Петербург, тридцать два года, уже даже доктор наук, еще почему-то доцент, биолог, член кучи всяческих академий со страшными названиями, куча публикаций, уважаемый человек. И не бедный, как я понимаю. Нехило ты замуж выскочила, лисеныш. Вижу, что брак удачный, да?
– Не знаю, что ты там видишь, но да, удачный.
– Ты изменилась и очень сильно. Стала такая…, – Валька описал в воздухе нечто похожее на гитарные изгибы и лукаво подмигнул хмурому Эмилю. – Вот что деньги с человеком делают.
– При чем тут деньги?
– Косметолог, парикмахер, стилист, дорогие шмотки, – перечислил парень. – Волосы наращивала или процедуры всякие? Шикарные стали. Ладно, не злись, я не мастер комплиментов. Одно только скажи, что такого секретного в Белогорском заповеднике, что туда вообще никого не пускают? Я даже с отцом помирился ради его связей. И все равно – закрытая зона. Там что, ядерное оружие производят? Секретная база НАТО? Биологические лаборатории по клонированию динозавров, что?
– Редкая флора и вымирающие виды фауны, – скупо бросил Эрнест.
– Уникальная биосфера, – добавил Эмиль.
– О да, про вымирающее я нашел. Медведи эти берингийские, кабарги белогорские всякие.
– Заявку оставляйте и приезжайте, – снова подал голос один из “Э”. – Ничего секретного. Вход всего восемьдесят рублей, между прочим.
– Ну конечно, – ухмыльнулся Валька, заглядывая все же в меню. – Это если по разрешенным маршрутам. А вглубь уже не пускают, я пробовал. Ну да ладно. Говорите, нет динозавров? Жаль. Насть, а кто такой Шапкин?
Резкий перевод темы заставил девушку вздрогнуть.
– Мой отчим, – неуверенно ответила она. – Участковый в Глухаревке. А что?
– А ничего. Шапкина Василия в природе не существует, чтоб ты знала. Документы его я нашел в базе данных местного УВД, и не смотри на меня так ошарашенно, да, умею, а дальше – вообще забавно. Родился в городе Рыбинске Ярославской области в 1971 году. Кстати, ты знаешь, сколько роддомов в Рыбинске?
– Эээ… один? – растерянно предположила Настя.
– Угадала. Так вот, в 71 году в Рыбинске родилось около двенадцати тысяч детей. Из них Шапкиных – одиннадцать. Семь девочек, четыре мальчика. Василия ни одного.
– И что?
– Ничего. В архивах ЗАГС тоже Василия Шапкина не зарегистрировано. Я проверил несколько лет.
– Зачем?
– И, главное, как? – с подозрением спросил Эмиль.
– Устроился туда на подработку, оцифровывал базы данных. А вот зачем… интересный вопрос.
– Может, он имя сменил? – азартно предположила Настя. – Или даже – имя и фамилию.
– Может, – помрачнел Валька. – Этого я не учел. Проверить можно, но кто ж мне даст доступ…
– Все это очень увлекательно, – не выдержал Эмиль. – Валентин Сергеевич Миронов, 1998 года рождения, зарегистрирован по адресу г.Ярославль, проспект Толбухина 24, квартира 93. Место рождения напомнить? Номер школы? Паспортные данные? Только для чего вы столько сведений собирали, уточните, пожалуйста… коллега.
Валентин вдруг развеселился. Заулыбался во весь рот, откидываясь на спинку стула.
– Вот уж не думал, что я настолько интересная личность! Я в три года ветрянкой болел, это у вас в досье есть?
Настя скосила глаза на суровое лицо Эмиля и его выдвинутую челюсть. Как же ее достали эти мужские игры, эти гляделки и перетягивание одеял! Вальку она знала неплохо, он мог вот так болтать, не говоря ничего важного, часами. Что с него взять, с тик-токера, он этим деньги зарабатывал, между прочим! Захотелось рычать и стукнуть лапой… ладонью по столу. Чувствуя подступающую ярость, она решительно поднялась со стула.
– Я, пожалуй, погуляю, пока вы тут меряеетесь… Своими умениями. Позвоните, когда перейдете к более конструктивному диалогу.
– Ладно, ладно, не злись, – успокаивающе похлопал ее по руке Валька. – Короче, этот ваш Шапкин – темная лошадка. И еще он, кажется, маньяк. Который грохнул твою мать, Насть. Или не грохнул, но ставил над ней какие-то сложные опыты.
12. Опытным путем
Насте захотелось смеяться. Или плакать. Она пока не решила. Глядя на совершенно серьезного Валентина, хотелось закричать, что он дурак и выдумщик, что ничего подобного в ее жизни быть просто не могло. Но Эмиль вдруг опустил глаза и лицо его сделалось каким-то пустым, а Эрнест, наоборот, склонился над столом, внимательно вглядываясь в лицо бывшего Настиного друга.
– С чего вы это взяли, Валентин? – ласково и как-то очень мягко спросил он. У Насти от его тона побежали мурашки по спине. – У вас есть… какие-то доказательства ваших слов?
– Пруфы? А как же. Я ведь, господа охранники, тогда все-таки передумал. Решил, что поступил некрасиво, не по-мужски, бросив свою девушку в деревне одну с мелюзгой. И вернулся. Да было уже поздно, птичка моя замуж тю-тю. Ну, я немного пошарился в доме. На всякий случай. И нашел несколько очень интересных тетрадей.
– И что в этих тетрадях? – скучным голосом спросил Эрнест.
– А вот не скажу. Эй-эй, мужчина, не смотрите на меня так! Не скажу, потому что не знаю. Там на незнакомом мне языке. Я, конечно, прогнал через прогу, даже через дешифровщик, но угадать смог лишь малую часть текста, и то – урывками. Про зверя, про расчлененку и про инъекции.
– Где. Эти. Тетради?
– А почему я должен их вам отдавать? Кто вы вообще такие? По сути, даже Настя к Шапкину отношения не имеет. Он ей никто…
– Ты хочешь денег? – предположила Настя. – Сколько?
– Деньги у меня и самого теперь есть, – фыркнул Валька. – Я ж говорил, что с отцом помирился. К тому же научился всякому, пока искал следы этого твоего отчима.
– Тогда что?
– У Беринга твоего связи немыслимые просто. Он же – чертов гений, доцент… где-то там. Хочу, в общем, в СПГУ. На журфак.
Эмиль присвистнул от такой наглости, а Настя нахмурилась.
– С чего ты взял, что у Влада есть такие возможности?
– Ты, видимо, знаешь о муже своем куда меньше меня, дорогая. Я тут кое-что изучил… Для него почти все двери открыты. Короче, передаете ему мои эти слова и мой телефон. Я учусь тут на подготовительном отделении журфака, живу в общаге. Надо будет – найдет. Все всем ясно?
А вот теперь Настя его совершенно не узнавала. Сталь в голосе, твердый прищур глаз.
– Теоретически… – Эмиль тоже в ответ подобрался. – Мы можем и сами их взять, верно? Ячейка камеры хранений на Московском вокзале не лучшее место хранения тайн.
– И что вам мешает? – голос Вальки предательски вздрогнул.
– Интуиция. У людей нашей профессии она очень развита. Мы передадим Берингу все тобой сказанное. Если Анастасия не возражает, конечно.
– Я сама. Эмиль, пожалуйста, мне еще кофе.
Быстрый взгляд волка, всполох янтарного взгляда. Он будто умел понимать Настю без слов. Братья переглянулись и одновременно поднялись со стульев. Эмиль пошел к барной стойке, средний волк – ко двери туалета. Чем дольше девушка с ними общалась, тем ближе они становились. Такие… опасные, но совершенно свои.
– А я ведь ошибся, – Валька рассматривал ее снова очень внимательно и задумчиво.
– Нам свойственно ошибаться. Слушаю я тебя и в этом опять убеждаюсь.
– Да? Ну и чем же я снова тебя разочаровал? Кстати, тут есть можно, и не только кофе. Скажи своим… этим. Ой, глаза у них страшенные какие, как ты с ними только… Кстати, один из них в тебя того. Влип. В курсе?
Изумленное лицо Насти явно его позабавило. А она разозлилась опять. Что ж такое?
– Не уходи от ответа. Со своими мужчинами я сама разберусь как-нибудь.
Настал Настин через наблюдать удивление на лице Вальки. А вот. И нечего ей здесь!
– Ты просто похорошела. Без всяких. Влюблена? Будто светишься изнутри. Со мной… – голос Вальки внезапно осип,– так не было.
Смешной он. С ним вообще было все по-другому. Они просто выросли.
Краем глаза заметила: волки уже возвращались. Никуда не спешили, словно давая ей время.
– Я люблю его, – тихо сказала, а прозвучало, как гром среди ясного неба.
– Знаешь, а я это понял, когда ты телефон отключила. И стало так больно… Будто сам себя потерял. А потом оказалось – нашел. Ладно, мне пора уже, рад был увидеть. И не обижайся, рыжик. Поверь мне: так надо. Спасибо, может, потом еще скажешь.
Встал, наклонился порывисто и вдруг поцеловал ее в волосы. Потом принял самый независимый вид и, стремительно развернувшись, ушел.
Эмиль, тут же возникший перед взглядом девушки, выглядел очень встревоженно.
– Он тебя обидел?
Пожала плечами. Сложный очень вопрос. Почему-то она не обиделась. На что обижаться? Они даже возлюбленными никогда не были, просто – случайные попутчики. Хотя… этот взгляд Вальки, его странный порыв. Что-то ей говорило: не так все и просто.
Головой покачала. Для закрепления результата даже пожала плечами, мол, этот – и меня вдруг обидеть?
– Я с Владом связался, наш план на день сегодня остается в силе, – и в ответ на немой вопрос Насти добавил. – О своих встречах расскажешь сама. Как договаривались.
Молча допила свой кофе, дождавшись, пока переглядывающиеся многозначительно братья позавтракают, и задумчиво двинулась вслед за ними. Прогулка по городу под конвоем не обещала ничего хорошего совершенно. Так ей казалось.
И совершенно напрасно.
День прошел изумительно. Волки умели быть галантными кавалерами. И, как выяснилось, отдыхать тоже умели. И на речном трамвайчике покатались, и прошлись по каким-то неведомым тропам через узкие переулки дворов-колодцев, прорезая кварталы и выходя из сумеречной тишины старого города в стремительный поток современного мегаполиса. Город контрастов!
Настя столько мороженого, сколько они перепробовали за сегодня, в жизни даже не видела!
И как отдельный подарок – завистливые взгляды всех встречных девушек. Она в окружении роскошных и мужественных блондинов, улыбающихся только ей. Самой себе впору завидовать. Она ощущала себя и красивой, и женственной. Одного не хватало: того единственного мужчины, для которого…
Они возвращались домой уже уставшие (хотя по волкам и не скажешь), поздним вечером. Что-то кольнуло вдруг. Настя притормозила. Медленно оглянулась, увидев. На той стороне перекрестка Среднего проспекта с какой-то-там линией (выучить она их еще не успела) стояла мужская фигура которую спутать с кем-то другим она точно уже не могла.
Он выделялся из толпы, как высокий утес, омываемый со всех сторон людским потоком. Стоял и смотрел на нее. Пристально, улыбаясь, лишь ей.
– Что заморозилась, Анастасия, иди, – Голос Эмиля прозвучал очень близко, буквально за ухом.
– А охранять нас вы будете? Кстати, а Влад почему без охраны?
Засмеялись волки в унисон. Им весело было, ага.
– Он практически неуязвим. Чтобы убить Проводника, его нужно сначала поймать.
Она только было собралась им возразить, припомнив гибель всех старших Берингов, как сзади подошел еще один волк, ее просто бесцеремонно тихонько толкая навстречу медведю.
– Ты – его слабость. Тобой его можно поймать, как не раз уже было с другими проводниками. Помни об этом, Анастасия, пожалуйста. Иди уже.
И она пошла, мучительно думая о всем сказанном ей волками. Она – его слабость. А теперь еще этот Валька! Свалилась она на Владову буйну голову со своими проблемами…
Подошла. Обнимая, принюхалась, уткнувшись в подмышку, как очень любила делать всегда.
– Привет, любимый мой человек, я скучала.
Осторожные прикосновения, руки на бедрах. Шумный вздох в волосы.
– Здравствуй, Асенька, – поцелуй нежный в висок, – ты пахнешь тревожно.
– Угу. Пошли, Влад. Буду с тобой разговаривать. Ты когда улетаешь?
– На два дня раньше. Зато и прилечу уже через день. Ты не передумала? Хочешь, надену на тебя темную маску, накормлю таблетками успокоительными и буду на ручках держать?
Она вздрогнула. Три неполных курса технического образования не прошли для Насти зря. Она только убедилась, что аппарат, который настолько тяжелее воздуха, летать не может и не должен, тем более на запредельной высоте и с запредельной скоростью. Вся эта авиация – просто магия, и работает она, пока в нее веришь. Настя не верила. И проверять свою теорию не испытывала никакого желания.
– Я ужасно боюсь самолетов, – грустно сообщила она. – Даже смотреть на них снизу боюсь: кажется, что на голову упадет эта дура крылатая.
Они шли по тротуару Среднего проспекта в потоке прохожих, Влад чуть впереди, держа Настю за руку и постоянно оглядываясь на нее. Что-то странное, мелькнувшее в глазах мужа Настю сейчас настораживало. Он будто прислушивался к чему. Взгляд был такой… отрешенный, для Беринга не характерный совсем.
– Ты никогда не летала на них, как можно бояться, не зная? Только опытным лишь путем… – он вдруг притормозил, отчего-то Настю словно бы заслоняя.
Нахмурился, резко и быстро оглянувшись направо. Там, на пешеходном переходе стояло несколько невысоких молодых людей, скорее, даже подростков. Гибкие, тонкие, они нагло смотрели на Беринга, но столкнувшись с ним взглядом, вдруг растерялись и тут же растворились в толпе.
– Ты знаешь их? – прижалась к спине мужа, снова его обнимая.
– Впервые вижу, Асюш.
– Как можно пугать так людей, их совершенно не зная? Опытным снова путем?
– Лисица ты хитрая, моя дорогая. Как все перевернула, горжусь.
Обнял, и они пошли по уже известной Насте дороге. Домой.
Как быстро его мир стал их домом…
