Пока она моет лицо, стоя ко мне жопой, я, как дурак, пялюсь на её круглые половины и полосочку стрингов. Член мой, само собой, свободу мыслей почувствовал, ну, и давай оживать.
Я даже не слышу, что она там болтает. Отвечаю на автомате, а сам точно знаю – из ванной ни ногой, я малышку тут как раз и представлял. Вот и исполним.
Подхватил Лилиану, как пушинку, на столешницу посадил, ноги раздвинул, платье задрал.
Сегодня эта красавица никуда от меня не уйдёт.
В упругую задницу Лилианы знатно клешнями впечатался, мну, как не в себя.
Потом рефлекс какой-то давнишний сработал, рванул, сука, малышку и снова жопой к себе повернул. Жуткое монашеское платье задрал, дернул почти невидимые трусы. Тороплюсь очень, боюсь куда-то не успеть.
Ремень одним движением клацнул, пуговицы на новых джинсах, сука, тугие и член ещё уперся, расстегнуть не даёт. Дергаю, дергаю. Малышка притихла, кажется, что сейчас повернётся и спросит: «Ну, ты там скоро, Федя?»
Я, блять, наконец, с пуговицами справился, агрегат свой задубевший вытянул, секунду прицеливаясь, сразу в прощелину сунул… и понеслась. Лапами стойку зафиксировал и вперёд, возвращать забытые знания. Работаю знатно и наблюдаю. Как мой изголодавшийся членушка входит и выходит. Ух, и знатно входит и охренеть как выходит.
Лилиана поскуливает, понятное дело, от счастья, такой мужик её ебёт. А я стараюсь. Не ленивый. Нагнулся, за сиськой полез под платье. А там, бля, и не пролезешь, пояс же ещё.
Смотрю, поняла малышка задумку, пояс быстро развязывает. Тут моя пятерня сиськи нащупала, стало радостнее. Жарю, короче, Лилиану, она глаза от кайфа закатывает. В зеркало то перед нами вся реакция как на ладони. Свою рожу вижу и малышки смазливое личико. Рот открыла от удовольствия, волосы растрёпанные, руки по столешнице шарят, ищут, за что зацепиться. Я, от нихерасе какого возбуждения, схватил малышку за плечо и конкретно так присовывать начал.
Вот, сука, повезло мне сегодня, не шлюху жарить, а приличную местами Лилиану.
Надоело сзади, снова повернул, посадил, сунул между ног. Она их знатно раздвигать умеет. Во, бля. Платье, сука, мешает теперь, потянул снимать, Лили руки подняла, я платье стянул, лифчик расстегнул. Класс. Вот теперь самая та тема.
Жарю, как подорванный, сиськи трясутся, Лили стонет. Я счастлив, походу.
-–
Давно я так не трахалась… Мощно.
Забыла про то мясо, про рот перчёный, вцепилась в Фёдора, как в одного единственного на всей планете Земля. Деру с него рубашку. Во изголодалась. Оголяю охренительное тело с буграми мышц и кубиками пресса. Поражаюсь, откуда?
Согласная, ой, согласная.
– Ты это, не устала ещё, Лили? – пыхтит Фёдор.
Не хотела, вот не хотела, чтобы кто-то меня так называл, есть в этом имени действительно что-то от клубной шлюхи, но когда он так меня назвал, сразу безропотно согласилась. Даже понравилось. Ласково так – Лили.
Трахаемся уже почти час и всё в ванной. Он меня то в один, то в другой угол тащит, то на бортике, то на раковине, то на столешнице, то у стены.
– Нет, не устала, – говорю уже слабо.
Он продолжает. Я бы уже и в водичку бы занырнула поостыть, тут у него не ванна, а чуть ли не бассейн. Или на кроватке чутулю полежала бы.
Но Фёдор как будто гигант, неутомляемый. На пол переместились. Я сверху. Скачу безумно, но уже точно начинаю уставать. Второй час пошел.
И только, когда он снова поставил меня к себе задом, уже на последних его движениях, я поняла – всё. Отработали.
Фёдор остановился, голову вверх поднял, отрешённо смотрит в потолок, словно совсем ничего не соображает. Я выдохнула, жду, когда освободится моё оттраханое и на славу отмассированое влагалище.
– Ладно, – сказал, глядя в потолок, – пора и отдохнуть.
– Можно бы, – говорю слабо, а сама думаю – ну, наконец-то.
-–
Ослабел. Силы растратил и что-то так жрать захотелось. Я-то того идеально мяса ни куска в рот не закинул, побежал эту спасать, а сейчас после часовой непрекращающейся ебли, так в животе скрутило, что хоть голодным волком вой.
Самцовый-то голод я утолил, а вот брюхо набить за всей этой суетой забыл.
– Может, поедим, – говорю, отпуская Лили.
– Можно, – еле слышно.
Она бедная, натерпелась, нужно бы и покормить девушку.
– Душ тут включается? – указывает пальцем на кнопки.
Я ещё сам толком не разобрался.
– Ага, жми на красную, – говорю, улыбаясь.
Она ткнула и как заорёт.
– Чёрт, ты это специально, горячо! – отскочила.
Подошел, руку подставил.
– Где горячо? Тебе показалось, – а сам жадно рассматриваю её, голую.
Тело снежное, кожа тонкая, почти прозрачная. Ни одного изъяна. Сиськи до того идеальные, что, глядя на них, и жрать перехотелось. Живот плоский с аккуратным, маленьким пупком. А кися, только сфотать и в рамочку поставить или в портмоне, чтоб всегда перед глазами была.
– Вот, тёплая пошла, становись.
Она встала под струи, а я взгляд оторвать не могу. Венера, чтоб её, а эта, наверное, ещё и лучше будет.
– Теперь, ты – моя, – говорю, неспешно шаря взглядом по телу Лилианы.
– С какого перепуга?
– С такого, что с сегодняшнего дня, ты моя женщина.
– Ты же говорил, с вчерашнего, – усмехнулась, гель для душа взяла, нанесла на руку и по телу давай размазывать.
Водит ладонями, а я снова затормозил чего-то. Джинсы-то уже натянул, а не надо было. Лили смотрит мне в глаза, а я еле-еле на лице её взгляд удерживаю и снова на сиськи, на бедра и на всё остальное. Не выдержал, шагнул под струю воды. За волосы мокрые схватил Лилиану, выкрутил так, чтобы её лицо к своему повернуть.
– Сказал – моя, значит – моя, – снова полез целовать и лапать.
– Федя, Федя, подожди, дай отдохнуть немного, ты меня загонял.
– Теперь только на мне будешь танцевать. Работу эту бросаешь с сегодняшнего дня.
– Что? – она отстранилась, – Нет, мне, конечно, приятно, а семью мою ты что ли, кормить будешь?
Выскочила из душа, схватила полотенце и начала быстро вытираться.
– Я буду, – говорю на полном серьёзе.
Она остановилась, глянула грустно и головой покачала:
– Ну, да и мы все дружно переедем в твою шикарную квартиру. Так?
– Ну, а что, можно, – сказал уже не так уверенно.
Да, об этом я не подумал. Если тут мальчишка начнёт шароёбиться и дед на инвалидной коляске, то, как я буду днями и ночами ебать мою Лилиану?
– Ты, Фёдор, ерунду не городи. Потрахались и разбежались. Не нужно обещаний. И я не твоя женщина, если что, я – своя, личная.
Натянула трусы, лифчик застегнула, платье натягивает.
– Эй, эй, подожди, зачем ты всё это надеваешь, мы ещё не закончили.
Остановилась.
– А что ещё ты предлагаешь? Мясо поели, сексом позанимались, что-то ещё будет?
– А поговорить?
Она что, это серьёзно? Пытаюсь удержать.
– Не до разговоров мне. Домой пора.
– Я думал, утром тебя отвезу.
– А ты меня спросил? У меня ребёнок. Что он подумает, если я утром домой вернусь?
– По-моему, ты усложняешь. Он же взрослый пацан.
– Он ребёнок. И он понимает только то, что мать его оставила и пошла гулять до утра.
Тут я заткнулся. Она права. Крыть нечем.
– Ладно, отвезу тебя домой. Вот сейчас только переоденусь, – указал на мокрые джинсы.
– Хорошо.
-–
Так же молча, как и ехали сюда, едем обратно.
Все эти его хотелки и мечты, конечно, понятны. Фёдор мыслит глобально, не вникая в нюансы, но не думаю, что так будет и дальше. Слишком часто я была свидетелем мужских обещаний. Почти ни у одной танцовщицы из нашего клуба нет нормальных отношений. Всё всегда меняется. Сначала их видят и хотят, потом трахают какое-то время, а потом бросают ради такой же хорошенькой танцовщицы. Эти сказки хорошо известны, чтобы в них верить. Я реалистка. И рассказами про золотые горы меня не заманишь.
Он, наверное, думал, если скажет, что готов жениться, я тут же и растаю.
Нет, Федя, ты ошибся. Считай, я тобой пользуюсь, а не ты мной.
Глянула на него невзначай, смотрит вперёд сосредоточенно, думает о чём-то. Решает. Но явно не мою судьбу. Это было бы совсем нереально. Все его слова, они стучатся мне в душу, но не проникают, слишком толстая у моей души броня.
Остановились у подъезда. Фёдор повернулся, посмотрел на меня долгим, загадочным взглядом и выдаёт:
– Я подумаю, как нам быть.
Я только кивнула. Пусть думает, если так хочется. Только вряд ли из его дум что-то путное родится. Трахаться они все мастаки, а ответственность брать, на это уже не каждый способен.
– Посмотрим, – сказала, чтобы хоть что-то сказать. Дверь открыла и вышла из машины.
Пошла к подъезду, не оборачиваясь. Слышу только, не уезжает, стоит. Видно, в след мне смотрит.
Федя, Федя, такой же ты, как все. Один в один, такой же.
Открыла дверь. Тихо. Стараюсь, чтобы никого не разбудить. Вошла. Смотрю, свет в Николаевича комнате. Ну, всё, сейчас снова выслушивать.
Господи, когда уже закончится эта тёмная полоса? Пять лет уже не заканчивается, а только всё темнее и темнее становится.
Туфли скинула, чтобы каблуками не стучать, раз молчит, значит, просто свет забыл малой выключить. Подошла к комнате, ещё даже не заглянула, один шаг остался:
– Заходи, Лилиана, не бойся, тут никто не спит, – чужой мужской голос.
За одну долю секунды в голове пронеслось много всего: бандит, убийца, маньяк, старый знакомый. И уже в самом конце секунды, самое нереальное предположение – Илья.
Один шаг отделяет от ответа, шагни и узнай. Но я медлю. Глянула на дверь в комнату Егора. Прикрыта, так же, как и всегда. Значит, возможно, он там, а человек, что пришел, знает свёкра, если сидит в его комнате.
Шагнула. И остановилась, испуганно распахнув глаза.
Николаевич на своей кровати. Рядом на стуле человек сидит спокойно так, ногу на ногу забросил, на руках ногти ножом чистит. Из-за двери ещё один высунулся, в углу третий сидит. Все трое наружности неприятной. Особенно тот, что ногти чистит. Морда квадратная, загорелая, на щеке шрам такой глубокий, что даже я вижу его с расстояния.
По виду похожи на опегешников, на бандитов. Такие часто по клубам шарахаются. Но этих в нашем клубе что-то не припомню.
Человек на стуле улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов. На загорелом лице это показалось уж очень ослепительной улыбкой. Лицо его скорее красивое по-мужски, но в этой красоте угадывается с первого взгляда некоторая эмоциональная нестабильность. Словно вот сейчас улыбается, а в следующий момент может горло перерезать. Лицо убийцы, во всей красе.
– Здравствуй милая, Лилиана.
– Здравствуйте, – пугливо смотрю на второго, который встал, и без стеснения, нагло осматривает меня с ног до головы.
Этот человек молодой, высокий, в спортивной, яркой куртке. Кажется ещё более нестабильным, чем первый. Смотрит и рот его жующий жвачку пересекает совсем не такая улыбка, как у первого, у этого – улыбка маньяка. Как есть. Похотливая, мерзкая. Раздевающий взгляд с сумасшедшинкой, с вседозволенностью. Только от одного вида этого парня хочется бежать отсюда подальше.
– Что же ты, Лилиана, гуляешь так поздно? – спрашивает человек со шрамом, а второй, как дурачок, мерзко усмехнулся на эти слова, как будто точно знает, где я была и что делала.
– Это запрещено? – говорю не слишком дерзко, понимаю, это сейчас вообще ни к чему и взгляд мой перемещается на третьего.
Маленький, худой, лысый, задумчивый. Не молодой, но и не старый. В пиджаке, словно с чужого, более широкого плеча. Похож на интеллигента, который вообще тут ни при делах, так, сидит просто в сторонке и никого не трогает. И на меня совсем не смотрит.
Николаевич тихо лежит, испуганный взгляд переводит то на одного, то на другого.
– Не запрещено, девонька, смотря с кем, гуляешь, – сказал из угла лысый, встал и всё ещё на меня не глядя, подошел к кровати.
Постоял немного над перепуганным Николаевичем и повернулся ко мне. Теперь смотрит в лицо. Такое ощущение, что он прочел разом все мои мысли, повернулся и снова пошел, сел на стул. Достал что-то из кармана и закинул в рот.
Человек со шрамом проследил за этими манипуляциями и снова ко мне обращается:
– Хорошо у вас тут, уютно. А малой-то даже и не проснулся. Пусть спит пацан, мы его тревожить не будем… пока.
У меня внутри всё в комок сжалось. Даже боюсь представить, что он имеет в виду.
– Могу я спросить, по какому поводу вы пожаловали? – пытаюсь сохранять холодный разум, но голос, чувствую, от страха дрожит.
– Конечно, можешь. Твоё истинное право, – мужчина встал, – пройдём на кухню, не будем раньше положенного времени пугать родственников.
Прошел мимо меня. Я кинула взгляд на двоих, они, как ни в чём не бывало, один что-то жуёт, второй плечи разминает. Я повернулась, пошла за человеком со шрамом. Вхожу на кухню, тот остановился у окна, сел на подоконник, глянул в темноту ночи, а потом ко мне поворачивается и говорит:
– Знаешь, как меня называют?
– Откуда мне это знать?
– Шило – так меня кличут. А знаешь почему?
Чувствую, ужас стягивает кожу головы, проползает между волосами, пробирается по телу, внутрь него, заворачивается пустотой в желудке.
– Не знаю, – говорю сдержанно, уже понимаю к чему он ведёт.
Усмехнулся и снова блеснул белизной зубов. Потянулся и что-то достал из кармана типа ручки, только потолще, дернул колпачок и я увидела длинное острое шило.
– Вы меня убьёте?
Откуда-то пришло спокойствие.
– Зачем мне это? Наоборот, я оставлю тебя живой.
– Тогда зачем вы пришли, просто, чтобы это сказать?
– А ты смелая, – усмехнулся моему хладнокровию, – не просто, чтоб сказать, а еще, чтобы показать, как я тебя убью, и старика, и пацана, – произнёс спокойно.
Что дальше? Дышать трудно, но я делаю вид что стена. Хочется закричать, зареветь, кинуться ему в ноги, спросить – за что? За что, мать твою?!
– Сейчас мне это не нужно, – успокоил.
– Тогда чего вы от меня хотите?
Он встал, засунул руки в карманы джинс и повернулся к окну. Вздохнул, как будто это я его мучаю, а не он меня словами истязает.
– Хороший вопрос. Сегодня ты ходила трахаться с Графом, – повернулся и в глаза мне впечатался взглядом убийцы.
– С кем? – чувствую, ноги подкашиваются, рукой потянулась, схватилась за стол, чтобы не упасть.
– С Графом, Лиля, с самим Графом. Он только из тюряги откинулся и видишь, как тебе повезло. Понравилась ты ему, – засмеялся гадко.
Я на стул села, лицо руками закрыла.
– Но дело не в том, а вот в чём, будешь встречаться с ним. Его женщиной станешь. И обо всех его планах будешь нам докладывать. Усекла? – растягивает слова, словно уговаривает.
Глухо, сквозь пелену, доносится его голос. Ничего не соображаю, только то, что он сказал, встало перед глазами. События пронеслись скорой лентой. Труп Ильи, похороны и слухи – убийца Граф. В голове, словно набатом по мозгам – Граф, Граф, Граф!
– Слышишь меня?
Я вынырнула из вакуума воспоминаний.
– А?
– Ты поняла, что я сказал?
– Нет.
– Бабой его станешь.
– Нет. Нет, не просите, – головой верчу, слёзы уже подступили ещё немного и…
– А я и не прошу. Это не просьба, Лиля. Это приказ. Не сделаешь, убью старика и мальца у тебя на глазах. А потом, с тобой порешаем что делать.
Сижу и проваливаюсь прямо в ад. Только что была почти счастлива и беспечна. Наивная, считай, влюблённая, а теперь, словно черти пришли, чтобы откусывать и жрать мою душу. Может, и лучше бы, чтобы этот человек убил меня прямо сейчас, чтоб не мучилась.
– Тогда сейчас убивай, – говорю и горячая слеза по щеке скатилась.
– Не выгодно мне тебя сейчас убивать. Нет основания. Не станешь сотрудничать, будет основание.
– Не буду сотрудничать, сами идите к нему, и следите за ним.
– Я бы на твоём месте подумал. Малец твой ещё такой зелёный, ни жизни не увидит, ничего. Старику-то похер, он уже своё отжил, а вот сына не жалеешь ты.
– Не ваше дело.
– Короче, разговаривать можно долго, я тебе свою мысль донёс. Каждый шаг Графа будешь рассказывать. А не будешь, найдём другую сучку. Граф сейчас голодный, ему похер какую пи*ду трахать.
Он похлопал меня по плечу и пошел к двери. Я услышала шаги из комнаты, все трое вышли из квартиры. Дверь тихо захлопнулась, а я сижу пригвожденная к стулу, не могу с места сойти, не могу понять что произошло.
Что сейчас, мать твою, произошло?