– Ты понял? Непростая штучка, – охренел Костян и надавил педаль газа.
– Тем лучше. Люблю норовистых кобылок, интереснее будет объезжать, – посмотрел я в зеркало на удаляющуюся фигуру.
– Подожди, ты же трахаться хотел? Девок побольше.
– Ради такого уникального случая я готов подождать, – усмехаюсь.
– Думаешь, эта дастся?
– Куда она денется. От дяди Федора ещё ни одна сучка не ушла неоттраханной.
– Вспомнил, то когда было, пятнадцать лет назад, а это сейчас. Сейчас тёлки гонористые пошли. Мне кажется, эта сильно строгая и взрослая. Да ещё и с принципами. Чем они старше, тем в голове у них всё хуже и хуже. Взял бы молодую, та бы тебе в рот заглядывала, а эта думаешь, будет? Ты ей палец, а она тебе руку откусит. По лицу видно, бывалая тётя.
– Давай-ка, Костя, поехали за тачкой, что-то надоели мне твои умозаключения.
– Наконец-то, а то знаешь, задолбался я уже у тебя таксистом работать.
– Ты давай мне хату организуй по-быстрому, не паленую. Но сначала езжай за автобусом.
– Черт, а ты не мог сам за автобусом проследить? – возмущается.
– Пешком что ли, знаю, ты в мои таланты так свято веришь, но я ведь не Бог.
– Твою мать, таскайся теперь за автобусами, – недовольно бурчит Костян, – не, ну, что нельзя было любую из шлюх снять в клубе, их там с десяток у бара сидело. Нет нужно именно ту, которая не трахается.
– Вот такой я непредсказуемый человек.
Автобус повилял по улицам, заехал в какую-то дыру с двухэтажками. Краля вышла на одной из остановок и мы, не выходя из машины, увидели, куда девушка вошла.
– Ну, все понятно, вопрос снят, теперь за тачкой и можешь валить.
Костян облегчённо вздохнул.
-–
– Где тебя носит, у меня уже весь желудок к ребрам прилип, – слышу из комнаты недовольное ворчание.
Повесила сумку, сняла куртку, разулась и прошла в комнату. Инвалидное кресло в углу, на кровати Николай Николаевич, свёкор.
– Почему так долго?! – кряхтит.
– Я работаю до девяти, – подошла, взяла его под руки, начала поднимать.
– Да мне плевать до скольки ты работаешь, я ссать хочу. Вот нассу в кровать, потом сама будешь орать, что матрас обоссал.
– Малого попросить нельзя? – подвезла кресло, перетащила Николаевича.
– Твой малой гуляет полдня, ему похер, что я тут лежу, немощный.
– Вы побольше на него кричите, – повернула кресло, повезла в уборную. – А сиделка вам что, утку не подала?
– Твоя сиделка только по телефону языком трепать умеет. Не нравится мне она.
– Вам ничего не нравится, третью сиделку поменяли. Уже нет желающих выслушивать маты. Вас, между прочим, в черный список внесли. И теперь все сиделки в агентстве от меня шарахаются.
– А мне плевать, – повернулся, лицо злобой перекошено.
Я вышла из уборной, жду, когда он свое дело сделает.
– Так мне не плевать, – говорю, глядя в сторону. Достал он меня, сильно достал.
– Если бы тебе было не плевать, не уходила бы, – зажурчало.
– Ну, конечно, а питались бы мы святым духом.
– Я пенсию получаю, забыла? И ты тоже.
– На вашу пенсию я ребенка буду поднимать?
– А работа шлюхи лучше? Я всё.
Я вошла, взялась за ручки, повернула кресло к рукомойнику.
– Я не шлюха, а танцовщица.
– Так это то же самое, – говорит прямо даже с удовольствием.
– Вы могли бы и сами пытаться вставать, ничего не делаете, что врач прописал, никаких упражнений.
– Как у тебя все просто, – зло ответил он.
Стою, молчу. Очень тяжёлый у него характер, прямо изводит меня каждый день. Стараюсь не злиться. Инвалид же. Деньги собираю ему на операцию. По квоте не получается, а за деньги можно хоть сейчас. Собираю, но тяжело идёт этот сбор. Николаевич не верит уже в то, что мы сможем операцию ему сделать. А я стараюсь накопить. В надежде, что после операции он встанет, наконец, и будет жить отдельно от меня. До того он меня уже довел, что порой хочется отдать его куда-то в дом престарелых, но не могу. Жалко его. Это он показушно злится. Сам он не такой.
Да и квартира его. Если уйдём, нам с малым некуда будет податься. Можно, конечно, квартиру снимать, но с моей нестабильной работой делать это опасно. Малого срывать с места не хочется, тут родился, тут и друзья, и школа. Да и при всем желании свекра не брошу. Очень хочу, но не могу. Совесть, чтоб ее.
Короче, терплю. Пока. Как дальше – не знаю.
– Где Егор? – спрашиваю.
– Мне откуда знать, гуляет, что ему ещё надо. Соседи покормят. Совсем распустила пацана.
– А вы куда смотрите? Вам как будто всё равно. Вы же у нас мужчина в доме.
– Я ему не авторитет. Он на меня плюет с высокой горы.
– Кто ж в этом виноват? – повезла в кухню.
– Да, пацан без отца – это тряпка или идиот мамкин. А этот уже ни тебя, ни меня ни во что не ставит. Вот чего ты добилась своим ночными работами.
Ввезла в кухню, поставила у стола.
– Вы если хотите поговорить, так езжайте в свою комнату.
– А я с тобой хочу.
Хожу туда-сюда, нервно. Налила в кастрюлю воды, поставила на плиту, включила газ.
– Мне после работы вас слушать совсем не хочется. Как вы не понимаете.
– Нет, ты слушай, может ума хоть какого-то наберёшься.
– От ваших советов ни холодно ни жарко, деньги с неба не упадут.
– Знаю я зачем тебе деньги, избавиться от меня хочешь. Только учти, если встану, сразу вас обоих прогоню.
Я повернулась, посмотрела на него прямо с укором:
– Так сейчас прогоните.
Он сразу притих.
– Болтаете, сами не знаете что.
– Не любила ты сына моего, это я ещё тогда сказал. Ради прописки с ним, мозги ему запудрила, а он дурак, на твой живот повелся.
– Ну, конечно, и с вами ради прописки вожусь. Больше мне делать нечего.
– И со мной ради прописки. Куда ты пойдешь? Некуда тебе идти, нет у тебя ничего, только жопа и сиськи, – смотрит с ненавистью, – и даже если убьешь меня, ничего тебе не достанется.
Смотрю на этого человека и понимаю, почему он такой.
– А внук ваш тоже на улице окажется?
Притих. Малого он хоть и ругает постоянно, но любит. Меня откровенно ненавидит, считает виноватой во всём. А я его оставить не могу.
– Ты себе ёбаря найдешь, пристроишься, а пацана я тебе не отдам, – говорит грозно.
Звонок в дверь остановил мой не слишком вежливый ответ. Наверное, малой вернулся, только чего звонит, опять ключи не взял.
Я подошла к двери, распахнула, не спрашивая…
На пороге здоровенный мужик, тот черный, из клуба. В руках букет красных роз.
– Я ж говорю, – послышался сзади голос свекра, – не проблема, ебарька всегда найдёшь.
Она быстро вышла на лестничную клетку и прикрыла за собой дверь. Но я уже определил и захудалую обстановочку и мужика-инвалида. Наверное, отец. Вряд ли муж. Что-то не очень он с ней церемонится.
– Здравствуй, – начал я вежливо.
– Тебе ещё чего надо? – не слишком вежливо продолжила она.
– Хочу пригласить на свидание, – скривил губу скептически, вижу, у них тут атмосфера напряжённая.
Нужно очень постараться, чтобы вот сейчас эта блондиночка пошла со мной на свидание. Просто нереально. Да и что я подразумеваю под понятием свидание – потрахаться в гостиничном номере, только и всего.
– Ты считаешь, мне больше заняться нечем? – угрожающе перекинула через плечо кухонное полотенце.
– Это он правду сказал? – приподнял я брови от некоторого охеревания и уразумения жестокой правды жизни.
– Кто?
– Отец твой. Про ебарей, правда?
Она грозно, но так мило вздохнула. Только сейчас заметил в ней какую-то усталость и надлом. Что-то с ее жизнью не так. Ну, так и у меня не все в порядке. Кажется, вот тут как раз мы и нашли друг друга. Только она пока этого не поняла.
– А ну, пошел отсюда!
– Ну, зачем ты так, я же по-хорошему пришел, – цветы протягиваю.
– Не нужно мне твое по-хорошему, и цветы не нужны, – отталкивает, смотрю, даже слезы в глазах сейчас появятся.
– Ты это, если обидел тебя кто, так я быстро…
– Что ты, быстро, о Господи, уходи лучше, уходи.
Сейчас расплачется. Я руку протянул, хотел на плечо положить…
– Ма-а-м, – вдруг раздается голос снизу.
Поворачиваюсь, пацан стоит. Я руку, само собой, убрал.
– Ладно, пойду, – говорю.
Что-то я совсем тут у них некстати.
– Так, быстро домой! Где тебя носит? – сказала она пацану строго, как будто мгновенно обо мне забыла.
Тот шмыгнул в проём. Она прикрыла за ним дверь.
– Слушай, я тебя прошу, уходи. Не вовремя ты пришел, совсем не вовремя, – устало сказала она и провела по волосам, а я залюбовался.
Одичал, видно, совсем на зоне, что уже обыкновенной бабой любуюсь. Рядом с ней, и что говорить нужно, забыл. А потом какая-то мысль быстрая промелькнула и выдал первое, что из приятного на ум пришло.
– Хочешь отдохнуть?
Она даже усмехнулась и на меня, как на того мальца посмотрела. Реально, как на тупого. Ну, я дальше гну свою линию, неохота без ничего уходить.
– Слушай, давай на чистоту. Ты мне понравилась, человек я серьёзный. Увидел тебя в клубе и всё – кукуху снесло. Что делать?
Она вроде подобрела и говорит:
– Знаешь, сколько раз я такое уже слышала?
– Сколько?
– Много. Если я с каждым, кто такое говорит, спать буду, как ты думаешь, что будет?
– Шлюхой станешь, – говорю на полном серьёзе.
– Вот. А я не хочу, чтобы все считали, что я шлюха, поэтому и не сплю ни с кем, и с тобой не буду.
– Я, если что, и жениться готов, – раскрываю все карты.
Усмехнулась, дверь открыла, в квартиру вошла.
– Уходи, устала я, – и захлопнула передо мной дверь.
Я вздохнул, постоял немного. Розы положил на коврик перед дверью. Что делать в таком случае, ума не приложу. Меня бы того, пятнадцать лет назад, сюда, этой двери уже бы не было, выбил бы, не задумываясь. Но теперь стою, как дурак. Хлопнул по карману, достал купюру тысячную, ручку из переднего кармана. Написал на купюре адрес гостиницы. А вдруг передумает. Хрен его знает, может действительно нужно дать ей время. Пусть к моей роже попривыкнет.
Эх, нужно было сказать сразу, что трахаться хочу, с тюряги только вышел, может бы сжалилась.
Ага, тогда точно легавых бы вызвала. Вот же… понравилась же, зараза.
Вздохнул, купюру в дверь воткнул, нажал на звонок и пошел вниз по лестнице.
-–
Дверь открыла, цветы на пороге, тысячная купюра выпала из проема. Я подняла, смотрю – адрес. Ну, что тут скажешь. Серьезно мужик настроен. Раз адрес дает, значит не женатый.
И вроде рожа его, при ближайшем рассмотрении, не такая уж страшная.
Села на кухне, смотрю на цветы. И как-то совсем тошно стало. Мне ведь цветы уже много лет никто вот так не дарил. Малой приносил на день рождения и все. А этот громила, видно, всерьез за меня взялся.
Сразу видно простой, не замороченный, необременённый. На вид не кажется легкомысленным. Этакая глыба. За таким хорошо, как за каменной стеной, а мне уже до чёртиков надоело все самой тянуть.
Не скажу же я ему, что у меня мужика пять лет не было. Как Илья без вести пропал, а потом нашли его. С тех пор не было никого.
Хотелось закрутить хоть с кем, вон их сколько, желающих, но не могу. Кажется, если пересплю с кем-то из них, запачкаюсь и память про Илью запачкаю, а я не хочу.
Вот поэтому до сих пор одна. Понимаю, что малый без мужика совсем от рук отбился, не слушается. Но ведь кого попало в дом не приведешь. А как понять кто достойный, если работа у меня такая, где ничего нормального не вижу.
Может плюнуть на все и на собственные запреты. Трудно мне. Уронила голову на руки. Сижу, будто заснула ненадолго. Потом подняла голову, очнулась. На розы глянула.
А может, и правда…
Взяла тысячу, пошла в комнату, заглянула. Николаевич спит, из Егоркиной комнаты тоже сап доносится. Вышла в прихожую, натянула ботиночки, сумку открыла, достала телефон. Взяла куртку и тихонько вышла из квартиры.