Марго Лурия
Вина
Какой же стыд, так беспокоится о себе, когда девушка умерла…
А она умерла…?
Платок в руке стал мокрым и грязным, но я никак не мог разжать кулак, словно какой-то спазм поразил моё тело, на ломанных ногах я проковылял на кухню, к телевизору, попутно сшибая тумбочки и двери. Её силуэт застилал пеленой глаза, я почти ничего не видел, щеки щипали от пота и слез, меня тошнило, голова раскалывалась, я попытался нажать на кнопку пульта, но руки не поддавались, он выпрыгнул куда-то и исчез. Попытавшись приземлиться на стул, я промахнулся и упал на пол. Меня скрутили судороги, словно от холода, и, перестав сопротивляться, я свернулся калачиком под столом.
Я не видел её лица… Пожалуй, это было важно, но я не мог точно определить, почему. Я не мог ей помочь, но означает ли это, что именно я погубил её? Бездействие – это убийство? Или лишь пособничество ему? Лицо и уши горели от стыда, я точно знал, они меня отыщут и будут обвинять во всем, что случилось. Её платок стал обжигать руку так сильно, что я уже не мог держать его, он будто тлел или таял как воск. Стены кухни залило кровью, внезапно стало темно, словно солнце лопнуло как шарик. Во рту пересохло, а недостаток завтрака сказывался болью в желудке, казалось, прошло несколько дней.
Когда я очнулся, всё вокруг было таким, обычным, ни кровавых стен, ни перевёрнутой мебели, ни смердящей темноты. Моё лицо напоминало опухшую посмертную маску, на которой не читалось ничего, кроме застывших огоний горя, а кулаки все ещё, не поддававшиеся воле, ныли от перенапряжения.
«Платок» – возникло в голове.
Я стал искать кусочек ткани, но не нашёл, он будто и правда истлел. А что, если всё это мне просто примерещилось? Я мог словить нервный срыв от волнения и потерять контроль над своей головой, конечно, это ненормально, но исправимо.
Надежда, поселившаяся в мыслях, внезапно отрезвила меня, и приведя себя в порядок, я не стал узнавать, какой сейчас день, сколько я пропустил, и что мне за это будет, я побрёл на станцию в поисках своего портфеля. Чтобы ни случилось, я был уверен, что смогу это преодолеть и вернуться к привычному распорядку.
На станции было людно, как всегда в это время, отчего я лишь укрепился в мысли, что всё случившееся лишь плод моего воображения. Главное, чтобы я не напугал никого и не навредил в таком состоянии, но судя по тому, что никто в меня пальцем не тыкает, волноваться не о чём.
Портфель, как ни странно, лежал там, где я его оставил, а люди вокруг на него даже не косились. На платформе и вокруг неё я не обнаружил ни следа возможного происшествия, выдохнул и, обняв портфель, зашагал в институт.
