Марго Генер
Сердце Черной Пустоши. Книга 1
Глава 10
Когда выбежала на палубу, виконт уже расселся за столом с таким видом, словно вокруг никого нет, а он находится в королевском зале. Лицо надменное, взгляд холодный, как у подледной рыбы.
– Вы могли бы пригласить меня, – крикнула я.
Глядя на серебряное блюдо перед собой, де Жерон произнес:
– Я приглашал. Несколько раз. Но вам, видимо, нужно особое приглашение, с поклонами и песнями. Извините, но такими полномочиями Черный принц меня не снабжал. Хотите есть, спускайтесь.
Внутри меня все в очередной раз закипело. Когда острые слова готовы были сорваться с языка, на плечо опустился Диларион и заглянул в лицо заспанной мордочкой. Гнев немного утих, а я подобрала юбки и, вскинув голову, спустилась по ступенькам.
Виконт продолжил чинно жевать, глядя куда-то перед собой, словно мыслит о проблемах мира. А я собрала волю в кулак и произнесла любезно:
– Можно присесть?
– Благоволите, – отозвался виконт. – Ваши приборы на месте.
Я поправила платье и опустилась на стул.
Диларион, увидев еду, взвизгнул и прыгнул на стол, с размаху врезавшись мордой в вишневый пирог.
Довольно хрюкая и делая из белоснежной скатерти пятнистую, как шкура ворвейской овцелошади, дракончик принялся поглощать бисквит.
Глядя на питомца, я вспомнила о собственном голоде. Улыбнувшись виконту, ждала, что он предложит рыбу с золотистой корочкой из того же блюда, откуда только что подцепил на вилку сразу трех рыбешек. Но он не обратил на меня внимания. Или сделал вид, что не заметил.
Ел быстро, много, с такой жадностью, какая уместнее за какой-нибудь первобытной трапезой, в пещере прямо у костра.
Понимая, что здесь любезности не дождусь, я робко протянула вилку с ножом за рыбой, но виконт тут же похитил ее чуть ли не из-под моего носа, и еще быстрее… съел.
Испугавшись, что мне сейчас ничего не достанется, последних двух рыбин подхватила со скоростью молнии. Он поднял лицо и посмотрел на меня так хмуро, что показалось, вот-вот зарычит.
Я сглотнула и робко притронулась к рыбе под все тем же хищным взглядом.
– А вы не слишком галантны за столом, – проговорила я.
Взгляд виконта пару мгновений был невидящим, но когда дракончик сорвал с его вилки кусок рыбы, вздрогнул и проговорил:
– В самом деле?
– Когда Бенара звала нас обедать, – произнесла я, – на стол ставилась посуда из серебра, а рядом с тарелками лежали несколько приборов для разных блюд. А вы, смотрю, пользуетесь только одной вилкой. Причем та, которой едите рыбу, вовсе не для рыбы.
Виконт опустил взгляд на пальцы, в которых сжимает трезубую вилку и ненадолго задумался, когда вновь поднял голову, взгляд стал еще холодней.
– Вы считаете, что в морском путешествии важно, какой вилкой есть рыбу?
– Но вы ведь в присутствии леди, – отозвалась я, накалывая на вилку кусок. – Могли бы проявить вежливость.
– Я проявляю достаточно вежливости, – проговорил виконт и откинулся на спинку стула, – спасая вашу жизнь и невинность.
Дыхание перехватило, а перед глазами потемнело от гнева и незаслуженной обиды.
– Да вы! – начала я, когда виконт невозмутимо отодвинул от себя пустую тарелку и придвинул блюдо с маленькими пирожными.
Все с тем же заинтересованным видом он подхватил прямо пальцами сразу два пирожных и одно за другим, закинул их в рот.
Я так оскорбилась, что скомкала салфетку на коленях.
– Между прочим, за такое поведение в нашем доме лишали сладкого! – сообщила я виконту.
– За какое? – осведомился виконт. – За спасение этих, ваших, добродетелей?
– За то, что бравируете своими подвигами, как зеленый юнец, который не умеет держать себя в руках, и бахвалится даже самой мелкой победой!
Он смерил меня оценивающим взглядом, а когда он спустился к декольте, у меня запылали уши.
– Для леди вашего сословия странно, – сказал он и снова посмотрел в глаза, – что вы заговорили о юнцах. Выходит, у вас есть опыт в таких делах? А я думал, везу невинную девушку к Черному принцу.
Вилка выпала из рук. Я вскочила, не понимая, что делаю. Прежде, чем успела сообразить, швырнула в него тарелку. На тарелке лежали остатки рыбы, а виконт не успел увернуться, и теперь смотрит на меня бешенными глазами, весь покрытый ошметками.
Лишь спустя минуту, поняла, что натворила, но вины почему-то не ощутила и, вместо извинений, сказала:
– Виконт, вы нахал. Я не желаю слушать оскорбления в свой адрес. Может вы, конечно, доверенное лицо моего будущего мужа, но у вас нет повода сомневаться в моей чести и невинности. А в общении с вами ее приходится защищать слишком часто!
Ноздри виконта раздулись. Не сводя с меня яростного взгляда, он взял салфетку и медленно вытер лицо. Затем сказал:
– Я был бы спокоен, если убедился сам.
– В чем?! – выкрикнула я и затряслась.
Виконт с задумчивым видом вынул из основательно пострадавшей прически рыбную кость и аккуратно положил ее на блюдо. Затем с не менее задумчивым видом окинул взглядом меня.
Колени почему-то подогнулись, а мне показалось, он вот-вот поднимется, и сделает со мной то же самое, что с несчастной рыбой.
Но виконт провел языком по зубам, не разжимая губ, и тихо проговорил:
– Ну, если, как вы выражаетесь, я бравирую своими подвигами, то они хотя бы очевидны. Вы же бравируете категориями эфемерными, посему я и заметил, что хорошо бы знать наверняка. Чтобы не везти Черному принцу подпорченный товар.
Он медленно поднялся, комкая салфетку. То есть мне сначала показалось, что салфетку. Лишь, когда о палубу звякнуло, я опустила взгляд и увидела скрученную в бараний рог вилку. До меня дошло, что он на пределе бешенства. И винить в этом, кроме меня, некого.
Не найдя ничего лучшего, кроме как истошно завизжать, я затопала ногами для устрашения и крикнула:
– Диларион – взять!
Я развернулась и бросилась бежать по палубе, на нос корабля, где рулевой, боцман и капитан… Оттуда раздается песня суровых моряков, которые меня точно защитят.
Пока бежала, за спиной раздавались крики дракончика, который бросился защищать хозяйку от большого и страшного человека. Они смешались с проклятиями и руганью виконта, а мне немного полегчало. Но, когда позади раздались быстрые шаги, а на носу никого не оказалось, кроме попугая боцмана, сердце упало в пятки.
В голове пронеслись жуткие картины, где разъяренный виконт пронзает меня мечом и рубит на кусочки за то, что оказалась недостаточно хороша для Черного принца.
Взвизгнув, я подбежала к самому борту и прижалась спиной.
Когда развернулась, увидела в нескольких метрах взбешенного виконта. Он остановился возле штурвала, держа дракончика за лапы, и уставился на меня, как бык на красную тряпку.
– Не смейте… – проговорила я, все сильнее прижимаясь к борту.
– Вы… – прохрипел де Жерон.
– Не смейте ко мне приближаться! – выкрикнула я неожиданно громким голосом. – Вы не имеете права! Вы мерзавец, виконт, и хам! Я не желаю вас слушать! И видеть вас до самого конца путешествия!
– Миледи… – снова проговорил виконт, делая шаг.
– Не смейте ко мне обращаться!
Он протянул ко мне руку, явно намереваясь сказать что-то еще, но ноги неожиданно заскользили, а мир кувыркнулся. Перед глазами мелькнуло голубое и синее, а потом меня оглушило всплеском.
Тысячи ледяных игл вонзились в кожу, проникая к самому сердцу, я попыталась вдохнуть, но горло обожгло болью. Лишь через секунду поняла, это вода. Она ворвалась в глотку и принялась рвать изнутри. В голове успело мелькнуть – это конец, а потом боль от удушья и ужас заполнили сознание.
Я барахталась, била руками и ногами, отчаянно пытаясь всплыть, поймать ртом воздух, но не понимала, где верх, где низ, а перед лицом были только муть и чернота.
Тело стало словно не моим – тяжелым, неудобным, оно тянуло вниз, и мутная пелена перед глазами темнела все больше, пока сознание не покинуло, а свет не померк окончательно.
Спустя вечность, будто издалека прозвучало:
– Элизабет! Лиззи! Очнись!
Меня снова принялось мотать в волнах, потом что-то горячее прикоснулось к губам и обожгло. Жжение потекло в горло до самых легких, а потом с силой хлынуло обратно через рот. Я закашлялась и стала судорожно хватать воздух.
– Лиззи! Лиззи, девочка, ты сильная, ты сможешь! Лиз! Лиззи, очнись!
Мои губы опять обожгло, и я снова вдохнула.
Воздуха оказалось так много, что меня сотряс кашель.
– Лиззи! – раздалось снова, будто откуда-то сверху, и я удивилась, что так отчетливо слышу голос под водой.
Меня закрутило, я принялась болтать руками и ногами, пытаясь удерживать равновесие, но с запозданием ощутила, что тело стало тяжелым, а ладони ударились о твердое.
Перед глазами плавали круги, но к губам в который раз прижалось горячее, и в голове вспыхнуло.
Драгоценный воздух заполнил легкие. Я принялась жадно дышать, словно впервые в жизни ощутила его вкус. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что это вкус вовсе не воздуха, а чьих-то губ, но она ускользнула быстрее, чем успела сделать следующий вдох.
Откуда-то совсем близко раздался стон, и это был точно не мой стон.
Голова закружилась, словно меня качает на волнах, я с трудом открыла глаза и увидела над собой лицо виконта.
С мокрых волос вода капает мне щеки, губы покраснели, а мои от чего-то горят.
– Виконт… – слабо пробормотала я, – что вы… делаете?
– Спасаю вам жизнь, – сказал он коротко и хрипло. – Снова.
Я попыталась подняться, но локти подломились, и я упала на спину. Захотелось раствориться и исчезнуть потому, что легкие саднило от соленой воды, голова стала чугунной, а глаза пекло, словно в них насыпали песка.
Зажмурившись, вдруг ощутила, как меня подняло в воздух. Когда открыла глаза и попыталась воспротивиться, прямо возле уха раздался горячий шепот:
– Тихо, Лиззи. Тебе надо отдохнуть.
– Я не хочу… – слабо проговорила я.
– Знаю, знаю, – тихо сказал виконт. – Я сам обо всем позабочусь.
Меня снова погрузило в темноту, а когда очнулась, обнаружила себя в каюте, на кровати укрытую до подбородка. Рядом сидит виконт и внимательно смотрит на меня.
– Что случилось? – спросила я и попыталась пошевелить руками.
Но тело все еще непослушное, и пальцы лишь слабо подвинулись под одеялом.
– Вы упали за борт, – просто ответил виконт. – Я вытащил вас прежде, чем вы успели наглотаться воды.
– Вы?..
– Звать кого-то было некогда, – произнес он и почему-то отвернулся.
Мне стало приятно и даже немного радостно от того, что он готов был рисковать собой, спасая меня в холодном и неприветливом море. Когда вспомнила, как платье намокло и стало тащить на дно, по телу пробежала дрожь. Я инстинктивно вжалась в уютную постель и лишь сейчас поняла, что совершенно нагая.
– Виконт… – еле слышно прошептала я.
– Да, миледи?
– Почему я…
Его брови сдвинулись, лицо напряглось.
– Что-то не так? – спросил он тревожно. – Вы себя плохо чувствуете? Не переживайте, это скоро пройдет. Я тоже однажды тонул. Потом два дня глотка болела. Но все пройдет.
Я собрала силы и смогла подтянуть руки, чтобы сильнее натянуть одеяло на подбородок.
– Д-да… – проговорила я тихо. – Я вам верю. Только…
– Что? Да что с вами?
– Виконт, почему я голая?
Его брови взлетели на лоб, он отшатнулся и произнес так, словно я говорящее полено:
– Но не мог же я положить вас в постель в мокром платье. Вы бы заболели и, не дай боги, еще умерли бы от лихорадки. Что я потом Черному принцу скажу? Что не довез его четырнадцатую невесту?
Я нервно сглотнула и ощутила, как по всему телу растекся горячий стыд, щеки запылали, а я проговорила:
– К-кто меня разоблачал?
На этот раз покраснел виконт. Он прижал кулак к губам и очень фальшиво закашлялся.
– Миледи, – сказал он, словно бы в промежутках между приступами кашля. – Выздоравливайте, миледи. Всего вам наилучшего, миледи. А у меня дела.
Он спешно поднялся и по полу мелко застучало. Я проследила взглядом звук, и увидела, что с одежды виконта натекла лужа, а на одеяле осталось мокрое пятно.
– Кто меня разоблачал? – настойчиво повторила я, чувствуя, что щеки не просто горят, а пылают.
– Право, миледи, не стоит сейчас об этом, – снова замямлил виконт и опять закашлялся.
– Отвечайте!
Лицо виконта обрело сосредоточенное выражение, словно решился на что-то. Глядя мне прямо в глаза, он проговорил:
– На корабле нет женщин, миледи, и мне… пришлось… Я был вынужден помочь вам… Это вынужденная мера, уверяю вас.
– Мерзавец! Дрянь!
Обе подушки, что были на моей кровати, улетели в виконта, и обе достигли цели.
– Вынужденная мера?! – вскричала я.
– Прошу извинить, миледи, дела, неотложные дела, – скороговоркой проговорил виконт, уклоняясь от третьей подушки, и спешно ретировался из каюты.
Стоило мне остаться одной, как тяжесть обрушилась девятым валом, руки и ноги налились свинцом, и сил на стыд просто не осталось.
Я откинулась на подушки, и, казалось, прикрыла глаза всего на мгновение. Но когда снова их открыла, день за окном сменился сумраком, тело стало почти болезненно легким, что говорит об одном: несколько часов я провела без сознания.
Зевнув в ладонь, я перевернулась на бок и истошно закричала.
Рядом, на подушке, лежит цветок.
Черная эустома.
На языке цветов – смерть. Смерть в муках.
Глава 11
Стоило мне умолкнуть, как поняла: в каюту стучат.
Что это не виконт, поняла сразу, он бы стучать не стал. Страх сразу улетучился, ему на смену хлынула волна жгучего стыда из-за того, что лежу голая и воплю, словно меня режут.
Следом пришло осознание своей распутности, при которой лежать голой перед виконтом и вопить во всю глотку нормально. От этого меня затрясла мелкая дрожь.
Разум подернулся дымкой, но утратить его помешала яростная пульсация в висках. Лишь спустя секунду вспомнила, что это не в висках стучит, а в дверь. И очень настойчиво.
Раздался ломкий, как бывает у подростков, чуть встревоженный голос юнги Конька.
Он спросил:
– Миледи? Миледи Элизабет? С вами все в порядке? Я проходил мимо. Показалось, вы кричали.
Я перевела дыхание, и стараясь говорить как можно спокойней, ответила:
– Нет, я не кричала, просто… Негодовала, оттого, что голодна.
На пару мгновений повисла тишина, потом возникло ощущение, что за дверью сглотнули. Я застыла, мысленно моля богов, чтобы у юнги хватило учтивости не входить, а он произнес:
– Виконт де Жерон распорядился, чтобы ужин подали в вашу каюту. Он сказал, вам не здоровится, и вы не сможете отужинать с ним на палубе. Когда будет удобно приступить к трапезе, миледи?
Я расчувствовалась, слушая, как старательно Конек подбирает слова. И еще больше от радости, что виконт, наконец, внял голосу разума и милосердия, и решил оставить меня в покое. Наедине со скорбью и позором.
Погрузившись в размышления, я совсем забыла о Коньке, но из-за двери раздалось:
– Миледи?
– Да-да! – невпопад ответила я, и за дверью настороженно замолчали, словно прислушиваясь. – Через полчаса в самый раз.
– Слушаюсь, миледи, – с облегчением сказал Конек, потом раздались удаляющиеся шаги, больше напоминающие бег.
– Диларион! – воскликнула я, когда дракончик высунул мордочку из-под одеяла и сонно зачмокал. – Мы не успеем! Мы опоздаем!
Я откинула одеяло, вскакивая из постели, а, когда на пол упал черный цветок, напугавший меня минуту назад, только досадливо цокнула.
Спустя мгновение с пальцев сорвалась искра. Серое облачко пыли, которое только что было зловещей эустомой, закружилось волчком, а затем и вовсе исчезло в окне.
Я же со скоростью лани помчалась в купальню и, подставившись горячим потокам, постаралась не думать, что недавно по моей коже скользили чьи-то руки.
Диларион восторженно плескался в раковине, повизгивая и похрюкивая. Видя радость питомца, я щедрой рукой ополовинила в раковину бутыль с розовым мылом. Спустя секунду купальня заблагоухала цветущим лугом, а еще через десять и вовсе исчезла в розовых облаках, сквозь которые пришлось пробираться к выходу чуть ли не наощупь.
Оставив восторженного дракончика гоняться за розовыми пузырями и плямкать пеной, я наскоро привела себя в порядок. Спустя десять минут в дверь постучали. Когда позволила войти, внесли столик и поднос, щедро уставленный яствами.
Как подобает благовоспитанной леди, я сидела у зеркала, на стуле с высокой резной спинкой, а чистый и благоухающий, как розовый куст Диларион разместился на моих коленях, почти как домашняя кошка.
Один из матросов расположил столик посередине, другой, ухнув, водрузил на него поднос, на котором оказалось столько блюд, что хватило бы на троих.
Мой стол действительно сервировали на троих. А когда вспомнила, что объяснила Коньку свое поведение голодом, ощутила, как запылали кончики ушей.
Матросы двигались неловко и даже неуклюже, что значит, не привыкли прислуживать за трапезой. Но я искренне поблагодарила их за заботу, а когда они пожелали «питать себя» и скрылись, бросилась к столу, опередив даже Дилариона.
– Я уж думала, виконт решил уморить меня голодом, – сыто пожаловалась я дракончику, откинувшись на спинку стула. – Так и случится, если до конца плавания нам придется завтракать, обедать и ужинать вместе. Но, святое войско, до чего же вкусно!
Зажаренные до золотистой корочки крылышки каплуна, морской окунь, тушеный с морковкой и луком, пряная закуска из картофеля, политая чесночным соусом, тонкие ломти сыра, крупный омар, и крошечные, на один зуб, бутерброды-канапе с зеленью и креветками.
Только попробовав все, я поняла, что переоценила свои силы и голод. Диларион же оказался крепче: похрюкивая от натуги, дракончик смело сражался со третьей порцией ванильного пудинга.
Я налила золотистого напитка из графина и с наслаждением пригубила.
– Не смотри на меня так осуждающе, – попросила я дракончика, который и не думал смотреть или осуждать. – Просто бокал вина. По сравнению с тем, что я сегодня пережила, когда кувыркнулась за борт, можно и два.
Вспомнив, что было после того, как меня выудили из воды, почувствовала, как щеки запылали и посмотрела на графин, сомневаясь, что два бокала способны смыть стыд и позор, который пережила.
Диларион сыто хрюкнул, и перевернулся на спину, даже не удосужившись покинуть стол. Лапки питомца коснулись баночки с перцем, и она опрокинулась. Черные крупинки взлетели в воздух и стали медленно опускать на белоснежную скатерть, а мы с Диларионом принялись чихать.
Когда чихание закончилось, я ощутила, как по щекам тянутся мокрые дорожки.
– Ты прав, милый, – сказала я смирно глядящему на меня дракончику. – Ты бесконечно прав… Черная Пустошь… Где меня ждет Черный принц. Отныне я не принадлежу себе, никогда не принадлежала, и принадлежать не буду. Черный принц… Почему же, чем дальше, тем больнее об этом думать?! Бенара говорила, что чем дальше, тем будет легче. Я свыкнусь, привыкну… У леди моего круга есть выражение: «Терпение – величайшая из благодетелей. Проявленное в должной степени, оно способно даровать все блага мира».
Дрожащими пальцами я взяла графин и налила второй бокал. Когда бокал опустел, приятное тепло разлилось по телу, а в голове зашумело.
– Кажется, в мой первый ужин вино не было таким крепким, – пробормотала я.
Диларион, глядя на меня преданными глазами-бусинками, выпустил облачко пара.
– А тетя говорила! – невпопад произнесла я. – Что только следуя долгу можно обрести счастье… Почему же я… чем дальше следую, тем все более и более несчастна? Почему, Диларион? Молчишь? Вот ты какой. Против меня. Все против меня.
Как-то сам-собой опустел третий бокал, а когда наполовину опустел четвертый, над ухом раздалось деликатное покашливание.
Прежде чем обернуться на голос, который узнала бы из тысячи, я залпом допила то, что оставалось в бокале. Только после того, как поставила не желающий становиться ровно бокал, обернулась.
Виконт де Жерон стоял совсем близко, смотрел свысока, нахмурившись и поджав губы, словно решал в уме алхимическую задачу.
– Виконт! – сказала я ему, отчего-то улыбаясь. – Вас явно не учили стучаться. Ну, там, где вы росли. В Черной Пустоши. Может, в Черной Пустоши вообще не принято стучаться? И вы решили преподать мне урок хороших манер? Ой, не стоило беспокоиться. Достаточно было объяснить словами. Мы, маги, вообще отличаемся понятливостью, если не сказать, острым умом и интеллектом!
Де Жерон, слушая меня, склонил голову набок. Взгляд скользнул на стол, выразительно задержался на практически пустом графине, затем снова вернулся к моему лицу.
Он кивнул, словно формулировал мысль, и произнес:
– Я понимаю, что магам позволено немного больше, чем обычным людям, и все же… Я не стал бы на вашем месте дальше экспериментировать с эльфийским крепленым… А уж увлекаться им – тем более.
– Эльфийским? – переспросила я, и, кажется, пьяно хихикнула. – Вы же не станете утверждать, что его варили эльфы? Или… королевские гномы?
Виконт вздохнул, и даже показалось, прежде чем ответить, сосчитал про себя до десяти.
– Конечно, нет, миледи! – сказал он. – Название вино получило благодаря виноградникам Эльфарии. Южная провинция Черной Пустоши. Славится на все королевство своим знаменитым виноградом. Знаете, местность там гористая… И когда виноградники, что расположены на самых вершинах гор, накрывает снегом, виноград замораживается природным способом. И вино, которое добывается из него, называется ледяным… Оно обладает чудесными свойствами согревать, придавать силы. Я сам распорядился, чтобы его подали вам к ужину, поскольку не был уверен в полной степени, что вы согрелись и восстановили силы… Кто же знал, что, помимо ваших остальных достоинств, вы еще питаете склонность к крепким напиткам.
Какое-то время я молчала, просто хлопая ресницами.
– Виконт, – наконец, произнесла я. – У меня странное чувство. Мне сейчас показалось, что вы меня оскорбили. Снова. Просто пришли в каюту, чтобы оскорбить меня, как обычно. У вас есть десять секунд, чтобы убедить меня в обратном. Девять. Восемь. Семь…
– Миледи, – холодно произнес виконт. – У меня и в мыслях не было вас оскорблять. И тем более, приходить для этого в вашу каюту. Я успел заметить, что вы не в восторге от моей честности и прямолинейности. Что ж, это ваше право.
– Честности, значит, – задумчиво пробормотала я под нос.
Затем взяла графин с остатками янтарного напитка, с сожалением покосилась на виконта и снова на остатки. Наконец, сделала выбор в пользу более ценного и вылила в стакан. Затем обернулась к виконту, сжимая графин и выразительно посмотрела на его лоб. Прямо в середину.
Видимо, что-то такое было в моем взгляде, потому что де Жерон быстро шагнул ко мне и еще быстрее проговорил:
– Клянусь, леди, если сделаете это, я заверну вас в эту самую скатерть, вместе с остатками ужина, и привяжу к кровати!
У меня даже пальцы разжались от решительности, которая звучала в его словах, графин упал бы, если бы виконт в последний момент не подхватил его.
Не разгибаясь, виконт поставил графин на стол, а я замерла, боясь даже вдохнуть. Близость виконта, жар, исходящий от поверенного моего будущего мужа, заставили ощутить себя птицей, попавшей в силок. Стоит пошевелиться – петля затянется, и ничто уже не спасет.
К моему облегчению, виконт распрямился, но остался стоять совсем рядом, и рассматривать с высока. Я надеялась, он смотрел на лицо, а не на декольте скромного, по меркам Аварона, платья. Хотя рядом с виконтом я ощущала себя и вовсе без платья.
У меня пересохло горло. С трудом переведя дыхание, под пристальным взглядом виконта, я залпом выпила то, что было в бокале. Когда поставила его на стол, брови де Жерона поползли вверх, а взгляд стал слишком красноречивым.
– И в чем я был не прав, леди? – ухмыляясь, спросил он.
– Когда помимо избалованной, безголовой, бессердечной и безнравственной обозвали меня еще и пьянчужкой? – стараясь говорить спокойно, произнесла я. – Прямо не знаю, с чего начать.
– Начните с главного, – посоветовал виконт, по-прежнему нависая надо мной.
– Я… я не могу, – призналась я, опуская голову.
– Отчего же? – вкрадчиво спросил виконт.
– Вы… давите на меня, – призналась я.
Виконт недоуменно хмыкнул.
– Чем же я давлю, леди? – уточнил он.
– Авторитетом, – нашлась я после небольшой паузы и подняла голову.
К моему удивлению, бледные щеки виконта тронул румянец, и он отступил. На полшага, затем еще на шаг. Затем еще на несколько шагов.
А я ощутила, что вновь могу дышать.
Сознание было подернуто туманной дымкой, мысли роились и жужжали, как пчелы, и я с трудом ухватила из роя одну.
Потом запоздалым возмущением произнесла:
– А что вы делаете в моей каюте?
Виконт посмотрел на меня, словно удивлен, и, пожав плечами, произнес:
– Как что? Пришел ночевать.
Хмель как рукой сняло.
Только сейчас увидела подмышкой у виконта сверток, который он бережно прижимает, как мать младенца.
Меня затрясло, но тут же постаралась взять себя в руки.
– Вы шутите, – произнесла я, надеясь, что он не заметит дрожь в голосе.
Виконт вздрогнул, отводя взгляд, прошелся к окну, и, уставившись вдаль, наконец, ответил:
– Отнюдь.
– Виконт де Жерон! – зашипела я. – Я запрещаю! Слышите?
– Прекрасно слышу, – отозвался виконт. – Я уже говорил: это не обсуждается. И, не хотелось бы повторяться, но сделаю это. Миледи Элизабет. Это решено. Эту ночь, и все последующие, я проведу в вашей каюте.
Я затравленно оглянулась на кровать, накрытую розовым покрывалом, затем на дверь, за которой раздается топот от сапог, и очень прилипчивый мотив песни про Черную Пустошь.
– Вы не смеете! – выкрикнула я. – Не смеете меня бесчестить!
Виконт резко обернулся. Взгляд голубых глаз стал и вовсе ледяным, брови столкнулись у переносицы, на щеках заходили желваки.
– Вас никто не собирается бесчестить, леди, – тихо, едва слышно произнес он. – Вам всего лишь спасают жизнь. Чего вы не в силах уловить своим высшим, в сравнению с простыми смертными, магическим умом и интеллектом!
– Не кричите на меня! – возмутилась я.
– Никто на вас не кричит, леди, – устало произнес виконт.
– Вы это бессовестно делаете с момента нашего знакомства, – сообщила я таким тоном, будто жалуюсь дяде на Бенару.
Де Жерон опустился на стул у зеркала, сверток положил рядом и произнес:
– Вы не задумывались, почему на корабле нет лакеев, чтобы прислуживать вам за столом и горничной, что подобает вашему статусу?
– Вы говорили, что женщины на корабле, команда голодных мужчин и все такое… – пробормотала я.
Виконт усмехнулся.
– Каждый из этих матросов – боец. Даже юнга. Здесь лучшая команда морских воинов Черной Пустоши. Каждый из этих людей, включая меня, отдаст за вас жизнь, не задумываясь. Черной Пустоши нужна леди. Черному принцу нужен наследник.
– Но… – начала я, но виконт остановил меня жестом.
– После гибели тринадцати невест Черный принц не может рисковать. Вы не имеете никаких моральных прав говорить или даже думать о собственном бесчестии. На всю ночь назначена вахта. Все, начиная от капитана и заканчивая рулевым, осознают угрожающую вам опасность, и необходимость защищать вас любыми доступными способами… Как бы это ни выглядело со стороны. Когда «грань между жизнью и смертью тонка», все наносные устои, принятые в обществе, отступают на второй план. Обнажается самое главное. Инстинкты. Жажда выжить. Желание превзойти смерть. И все, все на этом корабле понимают это, Элизабет! Кроме вас!
Последнюю фразу виконт практически выкрикнул, отчего ощутила, как задергался глаз.
– Но… – снова робко возразила я, но произнести, что хотела, опять не дали.
– После того, как вам дважды подбрасывали цветы, можно заключить, шутить она не намерена. А вы имеете беспечность прекословить и мешать, когда вам спасают жизнь! Воистину, еще ни одна из невест Черного Принца не стремилась на тот свет так упорно и настойчиво, как вы!
Виконт замолчал, присев на туалетный столик, руки скрестились на груди, а он продолжил буравить меня взглядом.
– Трижды, – пробормотала я, и запоздало воскликнула: – Она?! Что значит она? Вы что же, знаете, кто пугает меня?!
– Вивьен Ру. Третья невеста Черного Принца, – пробормотал виконт, кивая, но потом внезапно перешел на крик: – Что значит, трижды?!
От его крика я вскочила, а Диларион возмущенно запищал и полыхнул черным облачком.
Я подхватила питомца на руки и принялась нервно гладить, непонятно, кого пытаясь успокоить больше, себя или его.
Повинуясь взгляду виконта, все же произнесла:
– Когда проснулась, рядом лежала… черная эустома…
Виконт выругался так грязно, что я зажмурилась и затрясла головой, надеясь, что мне все это снится.
Де Жерон вскочил и принялся нервно мерять шагами каюту, как дикий зверь, что оказался в клетке. Время от времени он останавливался, окидывал меня уничижительным взглядом, восклицал что-то крайне нелицеприятное в мой адрес. Виконт не стеснялся, подбирая эпитеты. Я была кем-то от ворвейской овцелошади до безголовой курицы и даже самки барбиглази.
Когда обидные слова закончились, и виконт начал повторяться, что его разозлило еще больше, он замолчал. Затем, подойдя к столу, налил в опустевший стакан воды из второго графина.
Опрокинув его в глотку залпом, произнес, не оборачиваясь:
– И вы молчали?! Вивьен – единственная из невест, кто была магом. Этим объясняется, что ее призрак проникнет сквозь любые ваши магические замки. Ваш нетопырь и бровью не поведет…
Он оглянулся, а увидев, как стою, вжавшись в стену, и дрожу, продолжая нервно гладить дракончика, сказал уже мягче:
– Вам стоило сразу послать за мной, Элизабет. Вы рисковали, даже ужиная в одиночестве! Вивьен расчетлива и находчива… Пожалуй, даже слишком находчива. А ее темперамент сравним разве что с темпераментом племени взбесившихся дикарей. И если она обещает вам скорую смерть в муках…
Виконт запнулся. Через секунду его кулак обрушился на ни в чем не повинную стену.
– То что? – чувствуя, как глаза наполняются слезами, спросила я.
– Ничего, – ответил виконт. – Пока я с вами.
