Марго Генер
Сердце Черной Пустоши. Книга 1
Лишь, когда виконт в один миг замер, словно натолкнулся на невидимую стену и резко обернулся на меня, поняла, что враг есть только в его голове.
К моим щекам словно приложили угли. Спотыкаясь, я отступила. Затем развернулась и побежала в каюту. Прямо в плаще упала на постель, сжавшись в комок, и на этот раз заснула без сновидений до утра.
***
Разбудил меня писк Дилариона.
Я сонно заморгала и поняла, что дракончик вопит давно, ровно столько, сколько и раздаются удары в дверь.
– Кто там? – крикнула я хриплым со сна голосом.
– Завтрак, милели, – ответили мне.
– Оставьте у двери, – попросила я, – заберу поднос через минуту.
В ответ мне смущенно замолчали. Потом сказали:
– Стол накрыт прямо на палубе. Виконт де Жерон уже ждет вас, миледи.
Глава 7
Внутри меня все закипело, пришлось зажмуриться и представлять безмятежный луг, где пасутся кудрявые овцы, светит солнце и ветерок колышет траву, чтобы не взорваться от возмущения.
Лишь через несколько мгновений удалось взять себя в руки. Я посмотрела на Дилариона и произнесла, словно он может понять:
– Что он себе позволяет? Думает, может позорить меня перед командой, а потом любезно приглашать позавтракать вместе? Хотя любезностью от этого предложения не пахнет.
Дракончик поморгал какое-то время, слушая меня, а потом широко зевнул. Вид у питомца при этом стал такой умилительный, что я немного смягчилась и, подхватив на руки, чмокнула в теплый зеленый нос.
Диларион блаженно сощурился и свернулся в моих ладонях клубком, как маленький ежик, который готовится к спячке. Он довольно хрюкнул, и раздвоенный язык скользнул по пальцам.
– Ты тоже считаешь его черствым и бесчувственным, правда? – спросила я, перетаскивая дракончика на колени.
Тот тут же перевернулся кверху пузом и растопырил лапки, мол давай гладь меня, я хороший.
Губы невольно расползлись в улыбке, хотя мысли уплыли далеко от чешуйчатой шкурки Дилариона. Я рассеянно поскребла желтое брюшко и заговорила:
– Между прочим, кто-то обещал, что никто не войдет сюда без моего приглашения! И что в итоге? В первую же ночь нас атакуют пираты, а наутро, виконт, как ни в чем не бывало, изволит пить кофе возле моей каюты! Что? Что ты говоришь?
Я перевела взгляд на дракончика и вопросительно уставилась на чуть вытянутые глаза с вертикальными зрачками.
– Тоже считаешь, что я вправе прогнать виконта и не разговаривать с ним? – продолжала я, надеясь, что плямканье и ворчание Дилариона означают одобрение. – Вообще. Никогда. Или, хотя бы до самой Черной Пустоши. Да? Вот и я так считаю.
Резко откинув одеяло, я села. Ноги тут же угодили в мягкие домашние туфли, обитые шерстью изнутри. По стопам медленно растеклось блаженное тепло, какое бывает лишь, когда находишься дома и в безопасности. В груди защемило от тоски, но шевеление дракончика и острые коготки быстро привели в себя.
Я выдохнула и пообещала себе:
– Так и сделаю!
Диларион поднял на меня удивленный взгляд, а я добавила:
– Потом… В следующий раз… Как-то не охота всю дорогу провести одной. В молчании… И еще есть жутко хочется… Я… Я завтра его прогоню.
С этими словами покинула постель и скользнула за ширму, раздеваясь на ходу.
Потом не спеша и с наслаждением, словно никто не ждет за накрытым столом, вымылась. Также не спеша исследовала содержимое баночек, расставленных здесь в избытке. Остановившись на нежном ванильном аромате, нанесла крем на все тело.
Из-за ширмы раздался стук, Диларион явно заждался меня. Хорошо зная на что способен голодный питомец, я заторопилась, пока он не разнес всю каюту. Быстро соорудив из одного полотенца тюрбан на голове, другое обернула вокруг туловища и закрепила на груди.
– Ну кто там такой нетерпеливый? – ласково крикнула дракончику. – Знаю, знаю, что ты голодный, уже выхожу!
С этими словами покинула ванную комнату.
– М-миледи? – пробормотал виконт.
Де Жерон застыл на пороге, словно вкопанный. Брови взлетели на середину лба, рот открылся. Даже когда смотрел на мертвого пирата, лицо было будто непроницаемая маска, а сейчас подбородок дергается, в глазах странный блеск.
– Это вы называете «уже выхожу»? – пробормотал он, все еще разглядывая меня, как цветочную фею, что возникла в самом неожиданном для фей месте и трясет розовыми крылышками.
Секунд десять я, оторопев, стояла и смотрела на него, с трудом понимая реальность. Потом проверила наличие полотенца и лишь тогда завизжала. Но визг на де Жерона не подействовал. Он как стоял, так и стоит, словно его контузило, и таращит на меня горящие непонятным блеском глаза.
Я, наконец, смогла собраться с духом и закричала, топая:
– Что вы себе позволяете, виконт?! Что вы здесь делаете вообще?! Убирайтесь вон! Сейчас же!
Виконт с усилием перевел взгляд мне на лицо, но почему-то остался стоять на месте.
– Но вы сами… Крикнули, мол знаете, что я голодный и уже выходите… Как можно… Я всего лишь хотел проверить, все ли с вами в порядке. Я почти час прождал за столом…
– Проверили?! – взвизгнула я и сама поморщилась, таким противным показался собственный голос. – Теперь убирайтесь! Я не с вами вообще разговаривала! Какое мне дело до того, голодны вы или нет!
– Я сам, признаться, удивился, – сообщил он, иронично ухмыльнувшись. – По вам видно, что росли балованной леди, которой нет дела до окружающих.
Его взгляд снова скользнул ниже, виконт сглотнул, будто не просто голоден, а не ел целую неделю и готов сожрать меня целиком, вместе с полотенцем.
– Что?! – возопила я. – Мало того, что вы вваливаетесь в мою каюту без приглашения, так еще и оскорбляете меня? Вон отсюда!
– Неправда, – не согласился виконт. – Вы меня пригласили.
– Да сколько раз вам повторять, я не с вами говорила!
– А с кем?
Я догадалась спрятаться за ширму, и прошипела, выглядывая:
– Вы издеваетесь?
На виконта мой маневр подействовал волшебным образом. Он встряхнулся, точно собака, что вылезла из воды, а затем густо покраснел, словно головой макнули в варенье.
– П-прошу прощения, миледи, – сказал он и закашлялся. – Я… вы… я не хотел ничего дурного.
Бормоча что-то под нос, он развернулся и, наконец, покинул каюту.
Какое-то время я тяжело дышала, не в силах совладать с гневом. Взгляд скользнул в зеркало. Щеки вспыхнули, как угли, почище, чем у виконта, тюрбан соскользнул, и рыжий каскад накрыл плечи мокрым покрывалом.
Я раздраженно щелкнула пальцами. Через несколько секунд от волос пошел пар, а еще через некоторое время они приподнялись в объеме и завились в локоны.
Все еще негодуя и бормоча, я запахнула полотенце и выглянула из-за ширмы. Лишь, когда убедилась, что каюта пуста, и мы с Диларионом одни, покинула ванную комнату.
Торопливо натягивая белье, чулки, подвязки, путаясь в розовом лифе, украшенном черными розочками, я стала жаловаться, косясь на дракончика.
– Видишь, Диларион, как оно бывает.... Бенара всегда боялась, что я научусь дурному, если останусь в Авароне, поступлю в Институт… Сдружусь с магами, которым издревле позволено немного больше, чем обычным смертным… И которые непременно меня испортят… Она, небось, думает, что со вчерашнего дня я веду образ жизни, подобающий леди моего происхождения и статуса…
Справившись с лифом, я потянула за концы шнуровки и завязала на бантик. Из саквояжа выудила самое скромное из своих платьев. Шерстяное, цвета пыльной розы, с глухим воротом и длинным рукавом. Манжеты и широкий пояс расшиты розовым жемчугом.
Я продела руки в рукава, вынырнула из горловины, и снова стала рассуждать:
– А на деле, что получается? В первую же ночь в моей постели оказался совершенно посторонний мужчина…
Воспоминания о пирате, хоть и смягченные дневным светом, что льется из окна, все же заставили содрогнуться. Но я сделала глубокий вдох, прогоняя страх, и продолжила:
– А в первое же утро моей жизни в качестве благородной леди, о которой так грезила для меня Бенара, другой посторонний мужчина застает меня и вовсе в непотребном виде....
При воспоминании о виконте, который застыл на пороге и пожирает меня глазами, щеки снова вспыхнули, а дыхание перехватило от гнева.
– Вот и думай, случилось бы такое, останься я дома? Что-то я сильно сомневаюсь.
Вздохнув от того, что кое-кто совсем меня не слушает, а нетерпеливо прыгает перед дверью, умильно принюхивается к запахам и бросает укоризненные взгляды, я замолчала.
Быстро обувшись, стянула волосы розовой лентой в тон платью и подхватила вопящего от радости Дилариона.
– Не представляю, как сейчас в глаза ему смотреть, – пробормотала я, выходя на палубу.
Но у сервированного стола обнаружился лишь юнга, который, стоило подойти, неуклюже отодвинул стул и сообщил, что завтракать мне предстоит в одиночестве. У виконта обнаружились срочные и неотложные дела.
***
Не почтил меня виконт своим присутствием и в обед, что было только на руку: при воспоминании о произошедшем утром в каюте щеки начинали предательски пылать, а сердце колотиться, как у загнанного зайца.
Но дракончик, уписывающий за обе щеки жареную рыбу, рагу из овощей и тонко нарезанный сыр, напомнил, как я голодна. Утром, за завтраком я едва ощутила вкус еды. К тому же отчего-то казалось, что команда и все, кто на корабле, знают, что произошло утром.
Поэтому сразу после завтрака я ретировалась в каюту и сидела там до самого обеда, в ожидании публичного позора и осуждения.
Но когда решилась прогуляться по палубе, улыбки матросов были такими же доброжелательными и открытыми, как и на пристани, когда я приседала в книксене и каждому называла свое имя, не обращая внимания на неодобрительный взгляд виконта.
После утреннего происшествия, доверия к нему поубавилось, я заперла каюту на ключ и наложила особое заклинание, благодаря которому никто, кроме меня в нее не войдет, если только не сорвет его чем-то более мощным.
Бодро вышагивая по палубе, я крутила головой по сторонам и поглаживала сопящего в широком кармане плаща Дилариона, когда что-то заставило остановиться. Что-то внутри осторожно, словно боясь потревожить, тронуло сердце.
Я испуганно заозиралась, но в груди странно потеплело, словно обняло изнутри. Почему-то вспомнился матрос, что улыбался шире всех, обнажая десны, которого виконт назвал Эльмом.
Вслед за воспоминанием о встрече пришла другая картинка: вот тот матрос отважно бьется с пиратами, разит мечом направо и налево. Но их больше… И вскоре он скрывается под грудой напирающих фигур.
Матрос что-то кричал перед смертью, но что именно, так и не вспомнила.
– Миледи, мое почтение.
Голос капитана вывел из странного оцепенения, и я присела в книксене.
– Капитан Сэм.
– Все ли в порядке, миледи? Вы полдня пробыли в каюте, я уж думал послать юнгу справиться о вашем самочувствии. У новичков часто случается морская болезнь.
Я благодарно улыбнулась.
– Спасибо за заботу, капитан. Но, похоже, у магов не бывает морской болезни. К тому же я с детства летаю. И ни разу даже голова не закружилась, – проговорила я не без гордости.
Словно в подтверждение моих слов Диларион вылез из кармана плаща, ловко взобрался на плечо и зевнул, выпустив белое облачко.
– Нетопырь! – обрадовался дракончику капитан. – У меня дочка о таком мечтает. Жена говорит, тебе хорошо, знай себе плаваешь да в ус не дуешь, а ей там от моей Мириам житья нет. День-деньской твердит, хочу нетопыря, и все тут! Я ей уже и кошку подарил, и щенка, и даже двух вирианских ласточек… Любит, заботится, но нетопыря, говорит, все равно хочу больше жизни!
– Как это мило! Значит, у вас есть дочка?
– А как же! И дочка, и трое сыновей, старших. И даже два внука, – с гордостью ответил капитан. – А Мириам – самая младшая. Моя гордость и отрада.
Сдерживая шаг, капитан присоединился к моей прогулке.
– Но вы же плаваете в Аварон, – напомнила я. – Конечно, дракончики дороги, но, думаю, мы найдем способ порадовать вашу Мириам. Дядя моей подруги разводит нетопырей. У него своя ферма, и вы могли бы передать ему мое письмо…
– Э, миледи, – перебил меня капитан. – Да вы забыли, куда направляетесь…
Я часто заморгала потому, что о конечной цели путешествия ни на миг не забывала.
– Да ведь в Черной Пустоши магия под таким строгим запретом, что проще завести шестирогую ящерицу с вола ростом, чем вот такого кроху…
На «кроху» Диларион обиделся. Возмущенно фыркнув, дракончик спружинил лапами с плеча и устремился ввысь, к смотровой площадке на бизань мачте.
Я ахнула, испугалась, что его снесет ветром в море, но Диларион справился. Усевшись на рею, вцепился в нее лапами. Крылья сложились, а он гордо замер, устремив взгляд навстречу попутному ветру.
Я вздохнула. На замечание капитана сказать было нечего.
– Да и пес с ним, с драконом этим, – сказал тот, явно жалея, что разоткровенничался, да еще вывалил постороннему человеку свои проблемы. – Оно и жене мороки меньше… Мириам жалко только, я, знаете, миледи, балую свою девочку, как принцессу. Но все же она только для меня принцесса, никто ей не разрешит при себе нетопыря держать.
Капитан тяжело вздохнул, поджимая губы, видно и вправду жаль дочку, а я, ойкнув, подпрыгнула.
– Миледи? – опасливо спросил капитан, на всякий случай отступая на полшага.
– Я придумала, капитан! – довольно сообщила ему. – Пусть ваша Мириам навестит меня во дворце! И вволю играет с Диларионом! Он знаете, как любит компанию? А у меня в Черной Пустоши вообще никого нет… Я имею ввиду подруг!
– Да разве годится моя дочка в подруги принцессе? – пробормотал капитан. – Да и мала она, ей всего восемь…
– Ну вот. То сами говорите, что она у вас принцесса, то сомневаетесь, – укорила я его и подмигнула с заговорщицким видом. – А детей мы с Диларионом любим. К тому же дочка, наверно, захочет посмотреть на дворец?
– На дракона вашего больше, – усмехнулся капитан.
Тут же брови его столкнулись у переносицы, взгляд потяжелел.
– Эй, Сердао, Варис! Я смотрю, работы у вас нет? Так я сейчас найду! Вляпались в переработку, как пить дать!
Извинившись, капитан направился к двум матросам, что расселись на бочках у кормы и увлеченно беседуют. Завидев приближающегося капитана, повскакивали, как солдаты на плацу. Лица виноватые, а спины прямые, как жерди.
Я хотела спросить у матросов, которые, завидев капитана, принялись драить палубу с утроенным рвением, что значит вляпаться в переработку. Но не решилась, опасаясь навлечь на них гнев капитана, такого милого со мной, и такого беспощадного с командой.
Зато, когда пересекла корабль и подошла к штурвалу, с удовольствием поболтала с рулевым и с боцманом, у которого на плече расселся огромный красный попугай.
Выудив из кармана сладкий сухарик, которые всегда таскаю с собой для Дилариона, радушно протянула его птице. До этого не подозревала, что у птиц есть мимика, но попугай, глядя на предложенное угощение, скорчил такую рожу, словно ему жабу подсунули. Потом посмотрел на меня, как кошка, что сидит на дереве и смотрит на собаку, которая лает внизу, но достать не может. Почесав когтем затылок, отвернулся и зажмурился.
– Не обижайтесь на Старпома, леди, – добродушно заметил боцман, пыхтя трубкой. – Коли вы ему соленой лошадки предложите, оно другое дело… А лучше рому плеснуть… Это Старпом, разбойник, за милую душу…
– Л-лошадки? – заикаясь, спросила я. – Вы здесь что ли, лошадей едите?
Когда вспомнила тонкие куски соленого мяса на утренних бутербродах, меня качнуло, а к горлу подкатил обед вместе с завтраком.
– Рома?! – добавила я возмущенно. – Как рома?
– Спокойно, дамочка, – осадил меня боцман, выдыхая густой дым. – Соленой лошадью, мы, моряки, солонину зовем, а насчет лошадей… Вообще нет, но всякое бывало. Когда каждая крошка на счету, а коняга занедужит и видно, что до берега не дотянет… А идти еще месяца три… Оно, знаете, не до сантиментов. Мы, моряки, народ грубый, чего уж там.
– Но ром, – пробормотала я. – Ром! Вы что же, птицу спаиваете?
Попугай, должно быть, услышав знакомое слово, лениво открыл глаза, и снова посмотрел на меня уничижительно.
Боцман добродушно пояснил:
– Да кто его спаивает, леди. В море, оно все наперечет, а ром особенно. Так, плеснут в блюдце, полакать, и всего делов.
Видимо так и не поняв причины моего возмущения, боцман с рулевым вернулись к прежде начатому разговору.
Я прошлась через весь корабль обратно к бизань мачте. Обнаружив, что Диларион даже не думает спускаться, вернулась в каюту, помня, что питомец найдет хозяина где и как угодно, по запаху и сиянию ауры.
Оказавшись в каюте с наслаждением сунула ноги в мягкие, обитые изнутри шерстью туфли. Затем аккуратно пристроила на крючок плащ.
Настроение почему-то поднялось. Я немного покружилась, раскинув руки в стороны, напевая под нос песенку, которую матросы пели на корме, дабы облегчить тяжелый труд.
Соленые ночи, соленые дни
Тянутся к сердцу
Лучи маяка
Сердце любимой
Заветный причал
Черная Пустошь
Манит моряка…
Не смотря на грубые, просоленные голоса, песня оказалась на редкость легкой и мелодичной, с бесчисленным количеством куплетов. Все я пока не запомнила, но этот повторялся чаще остальных и намертво въелся в память.
Мурлыча под нос и пританцовывая, я приблизилась к кровати и замерла, зажимая рот ладонью.
На моей кровати лежала лилия. Желтая.
В груди заворочалось беспокойство, я испуганно заозиралась по сторонам.
Показалось, что в углу что-то пошевелилось, я взвизгнула, а с пальцев сорвался магический мотылек.
Когда хлопающие крылья осветили пустой угол, я осторожно протянула руку и потрогала, словно не верила, что это не сон, кто-то действительно вошел сюда в мое отсутствие и оставил это.
Вспомнив об утреннем госте, что вошел без стука и приглашения, я нахмурилась. И еще больше напряглась, когда вспомнила, что уходя из каюты, закрыла дверь на ключ. А зная о разрешении во время пути пользоваться магией, еще и магическую печать поставила.
На языке цветов у желтой лилии два значения: первое – веселье и благодарность, а второе – ложь и легкомыслие.
– Если кто-то решил пошутить надо мной таким странным образом, то шутка очень дурного тона, – пробормотала я.
Снова подумала о магической печати, и в районе живота что-то тревожно екнуло.
Когда в дверь поскреблись, я взвизгнула, но, услышав возмущенный писк Дилариона, облегченно выдохнула.
Впустив питомца, принялась наблюдать, ожидая его реакции на цветок потому, что дракончик почует опасность, если она есть.
К моему разочарованию, Диларион никак на лилию не отреагировал. А когда я сунула ее ему под нос, вяло пожевал лепесток, выплюнул и удивленно уставился на меня, блеснув желтыми, как лилия, глазами.
– Значит, нет опасности, – пробормотала я. – Но цветок свежий… Совсем свежий. Срезан явно сегодня утром… Откуда ему взяться в море?
Диларион зевнул и смежил веки.
– Самое ужасное, что у него не спросишь, – сказала я, хмурясь. – У виконта… Потому, что если это он, а это совсем дико, то цветок явный намек на мое легкомыслие… Но виконт не выглядит утонченным знатоком языка цветов. Сомневаюсь, что он мальву от незабудки отличит. К тому же, магическая печать… То, что она сломана, а потом восстановлена, говорит только об одном. На корабле есть еще один маг. И, судя по двоякому значению послания, намерения его по отношению ко мне… Непонятные…
Глава 8
Когда солнце село, и даже в каюте воздух стал прохладнее, я замоталась в шерстяную шаль, которую Бенара положила вместе с платьями и корсетами. Потом проверила, спит ли дракончик, и вышла на палубу.
Соленый запах моря защекотал нос, от влажности волосы распушились и приподнялись, словно весь день их завивала. Сырость и холод моментально пробрались под шаль, я поежилась и огляделась.
С наступлением ночи судно погрузилось в покой. Лишь иногда с носа долетают короткие фразы и смешки. Паруса подняты, а волны в лунном блеске за бортами движутся равномерно, что значит идем на хорошей скорости. Небо чистое, хотя звезды видно плохо из-за сияния ночного светила.
Я потерла нос, который почему-то стал мокрым, и осторожно спустилась вниз. Взгляд упал на место, где совсем недавно сражался и погиб моряк с большими деснами. Меня передернуло. По спине пробежал озноб, совсем не похожий на тот, что бывает, когда замерзнешь. В глазах предательски защипало.
Я быстро заморгала, боясь, что чувства вылезут наружу и снова разрыдаюсь, как простолюдинка. А когда повернулась к правому борту, заметила виконта, который снова смотрит в небо, словно зачарованный. Но в этот раз он встал под козырьком, поэтому выходя из каюты, его не заметила.
Уверенная, что де Жерон не может видеть спиной, я стала рассматривать его.
С удивлением обнаружила, что, когда не пытается выглядеть грозным и суровым, его можно назвать красивым. Широкие плечи, могучий торс, узкая талия. А белые волосы в свете луны кажутся серебристыми, словно их посыпали мерцающей пылью. Мелькнула мысль, что если Черный принц так же хорош собой, то мне несказанно повезло.
– Долго будете там стоять? – вдруг спросил виконт не оборачиваясь.
Я вздрогнула.
– Вы… Вы все время знали, что я здесь?
Он ответил, все так же оставаясь ко мне спиной:
– С того момента, как спустились из каюты.
Щеки потеплели, когда представила, что виконт мог навоображать, заметив, как я молча и тайком его разглядываю. Сердце забилось чаще. Пришлось несколько секунд усиленно считать звезды, чтобы привести его в порядок.
Наконец, оно немного успокоилось, а я подошла к борту и спросила:
– Вы давно плаваете на корабле?
– Корабли не плавают, – отозвался де Жерон.
– Что? – переспросила я.
Виконт пояснил, глядя на проплывающие внизу волны с серебристыми макушками:
– Корабли не плавают, миледи. Они ходят по морю.
Я нахмурилась, недовольная его холодностью, но все равно сказала:
– Мне не известны премудрости морского дела или как это у вас называется. Но для меня лодки всегда будут плавать, потому, как ходить может лишь тот, у кого есть ноги. Или лапы. Так что наш корабль плывет.
Виконт резко обернулся. В глазах блеснули молнии, а на щеках заиграли желваки, будто я только что оскорбила его при всей команде.
– Миледи, – проговорил он сквозь зубы. – Вы будущая принцесса Черной Пустоши, жена, госпожа огромного замка, бывший маг и одна из красивейших женщин, каких мне доводилось встречать. Но если вы еще раз скажете, что наш корабль плывет, я лично выброшу вас за борт.
От такой резкости у меня пропал дар речи. Раскрыв рот, я вытаращилась на него, хлопая губами, как выброшенная на берег рыба. В груди сперло, воздух застрял где-то в горле и дыхание стало сбивчивым и тугим.
Лишь, когда де Жерон снова отвернулся к морю, ко мне вернулось самообладание. Шумно выдохнув, я проговорила:
– Как вы смеете! Как вы… В таком тоне! Я же не сказала ничего дурного! Я все расскажу принцу, он крепко накажет вас за угрозу его невесте.
– Он крепко накажет вас за угрозу его флоту, – бросил виконт.
– Это как же, позвольте узнать, я угрожаю его флоту?
Виконт несколько секунд смотрел в черные волны, потом перевел взгляд вперед, где ночное небо сливается с морем, и сказал:
– Вы с рождения жили в Авароне и никогда не покидали его пределов. Но поверьте, мир куда больше вашего дворца. А магия, которую используете, лишь капля в море неизвестного и опасного.
– И какое это имеет отношение к угрозам? – спросила я резко. – Мои рюши и банты нарушают ваше душевное спокойствие? Может, мне лучше замотаться в полотенце, тогда вам станет легче?
Виконт снова посмотрел на меня, на этот раз без злобы. На лице скользнула тень то ли сочувствия, то ли снисхождения, какое бывает к людям, неспособным чего-то понять.
Он спросил:
– Леди Элизабет, вы верите в богов?
Я немного помедлила, пытаясь найти подвох, но когда решила, что его нет, ответила:
– Верю. В Авароне много святилищ, где мы устраиваем… Устраивали празднества и чтили богов, которые даруют нам мир и процветание.
– Это хорошо, – сказал де Жерон. – Но боги не всегда бывают в хорошем настроении. Особенно если нарушать их покой.
Фыркнув, я спросила:
– Я нарушила покой богов?
– Нарушили, – ответил виконт, тревожно косясь то на море, то на небо, которое все так же чисто и спокойно. – У морей тоже есть бог. Очень могучий и своенравный. В него можно верить, а можно не верить, но, когда он гневится, молиться начинают даже самые закоренелые отступники.
Я стала сомневаться, правильно ли делаю, что спорю, но сил уступить не нашлось.
– Но вы так и не объяснили, – сказала я, – чем моя скромная персона могла прогневить морского бога.
Де Жерон зачем-то сунул палец в рот, потом выставил в сторону. Брови нахмурились, между ними пролегла морщина, какая бывала у дяди, когда он усиленно думал.
– На судне мы не говорим некоторых слов, – произнес он, вытирая палец. – Вы уже заметили, то, на чем стоите, называется палубой, а не полом. Ваша комната – каютой, а уборная гальюном. Но это все мелочи. Вы верно сказали, ходить может ли тот, у кого есть ноги. Это значит, оно на суше и утонуть не может. А тонет лишь то, что плавает. Понимаете?
Мысли спутались, я пыталась собрать воедино бред, который несет вменяемый с виду виконт, но получилось плохо.
Видя, как я кусаю губы и силюсь разобраться, де Жерон проговорил терпеливо:
– Если морской бог услышит, что по его водам плывет корабль, а настроение будет не очень – жди беды.
До меня с трудом стало доходить, о чем говорил виконт, а через пару мгновений уже сжимала губы, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Некоторое время боролась со смехом, потом все же успокоилась и сказала:
– Виконт, вы ведь серьезный человек. Неужели вы верите в подобные сказки. Даже я, маг, понимаю, что боги слишком заняты, чтобы отвлекаться на какой-то кораблик, который плывет… О, простите, идет по огромному морю. Если бы боги обращали внимания на все слова, полмира уже ходило бы богатым.
– Почему? – не понял де Жерон.
– Потому, – стала пояснять я, – что люди обычно молят о золоте. Некоторые о здоровье. Но большинство, все же, о золоте.
Виконт выдохнул.
– Ах, вот вы о чем, – сказал он. – Ну это другой вопрос. Я уверен, боги слышат каждое слово, каждую мысль. Но выполняют лишь то, что считают нужным. Не все, что хочет получить человек, становится для него пользой.
– И давно вы стали философом? – спросила я, переводя разговор в другое русло.
Взгляд де Жерона переполз мне за спину и стал таким, будто увидел призрака в подвале. Хотела спросить, что случилось, но он просто кивнул, чтобы сама обернулась и посмотрела.
Медленно, опасаясь, что позади могут снова оказаться пираты или еще какие-нибудь монстры, я повернулась и застыла с открытым ртом.
На концах мачт мерцают голубоватые огни. Такие же освещают реи, грот-мачты и нос судна, по парусам прокатываются мерцающие всполохи. Даже борта корабля спустя несколько секунд стали светиться.
– Что это? – прошептала я.
Де Жерон шагнул вперед, задрав голову, и сказал:
– Сколько хожу по морям, такое вижу впервые.
Мы глазели на невиданное зрелище, которое даже для меня, мага из Аварона, стало удивительным и необъяснимым.
С носа выбежали два матроса, которые, видимо, остались там вместо капитана. Стали галдеть, тыкать пальцами и тревожно вертеть головами. Через минуту на крики прибежали другие, капитан Сэм тоже поднялся на палубу.
Мы все с восторгом и трепетом наблюдали, как голубые огни переливаются на фоне черного неба, и наш корабль кажется призраком, поднявшимся с морских глубин. Спустя минут пять, капитан Сэм обернулся к виконту и крикнул:
– Милорд! Это добрый знак!
– Почему? – спросил де Жерон и потянулся пальцем к огню, который сияет прямо на выступе борта рядом.
– Это Эльм! – прокричал в ответ капитан и расплылся в широкой улыбке, словно встретил старого друга после долгой разлуки.
Виконт коснулся огня. Ожидала, что сейчас одернет руку и побежит обрабатывать ожог, но пальцы де Жерона погрузились в сияние, а на лице не дрогнул и мускул.
– Вам больно? – спросила я шепотом.
– Нисколько, – ответил виконт озадаченно, и крикнул капитану: – При чем тут Эльм? Он погиб, сражаясь с пиратами.
Капитан кивнул и хлопнул по плечу матроса, который стоит рядом и таращится на чудесное явление.
– Верно, – отозвался капитан Сэм. – Но перед смертью обещал вернуться. Что это, если не выполнение обещания? А, братцы?
Моряки пару секунд молчали, потом потихоньку стали одобрительно гикать, и через несколько мгновений палуба заполнилась гвалтом возгласов и хохотом.
– Это Эльм!
– Эльм!
– Шельмец, сумел вырваться из лап морского бога! Да он святой!
Они кричали и радовались, словно и правда верят, что матрос с большими деснами каким-то образом стал огнями на мачтах и является добрым знаком.
Я повернулась к виконту, надеясь, что хоть он в пучине суеверий сохранил трезвость рассудка. Но увидев, как продолжает купать пальцы в неведомом сиянии, разочарованно выдохнула.
– Виконт?
Он поднял на меня взгляд.
– Да, леди Элизабет?
– Вы ведь не верите, что ваш умерший матрос устроил все это? – спросила я.
Де Жерон сдвинул плечами и, наконец, убрал руку от сияющего шара.
– А почему нет? – сказал он серьезно, но в глазах успела заметить лукавые искры. – Или вы не верите, что он мог сбежать из лап морского бога?
– Это невыносимо, – проговорила я, закатывая глаза.
В эту же секунду порыв ветра закрутил мне волосы вихрем и бросил на лицо. Я принялась отплевываться и откидывать их назад, а когда закончила, увидела, как потемнело лицо виконта. Он снова смотрит мне за спину и хмурит брови.
– Что еще не так? – спросила я.
Из-за спины с носа корабля донесся крик матроса:
– Капитан! Буря!
Я резко обернулась и выглянула за борт.
Звездное небо исчезло, вместо него в нашу сторону ползет сплошная чернота, в которой время от времени вспыхивают яркие полосы. А когда до нас докатился первый раскат, де Жерон проговорил прямо над ухом:
– Так что же? Корабль плавает или ходит?
Прежде, чем успела ответить, виконт быстро обошел меня и почти бегом направился к капитану Сэму. Тот уже поднялся к штурвалу и громко раздает указания, размахивая руками, как мельница, а с палубы до носятся короткие ответы матросов.
– Свистать всех наверх! Задраить люки!
– Есть!
– Проверить насосы! Крепить тузик!
– Есть!
– Убрать паруса! Заглушку в клюз!
– Есть!..
Он кричал еще какие-то слова, значения которых так остались для меня загадкой, но когда приблизилась, услышала, как виконт спрашивает капитана:
– Обойти не получится?
Тот покачал головой и ответил:
– Нет. Посмотрите туда.
Когда капитан Сэм ткнул назад, мы с де Жероном одновременно глянули на черный горизонт, который время от времени вспыхивает бледными разрядами, как колба в алхимической комнате. И если несколько минут назад эти всполохи были, как маленькие искры, то сейчас напоминают сытых червей.
Капитан проговорил:
– Шторм идет быстро. Придется прорываться.
