Маргарита Малинина
Кровавое сияние небес

– А у тебя? Ты один живешь в новой квартире? – вспомнила я, что так и не спросила.

– Да, мы переехали с матерью, но, когда началась канитель с расследованием и подозрением в убийстве, у нее сердце не выдержало. Не успел я выйти, пришлось мать хоронить.

У меня защемило сердце.

– Прости, что напоминаю.

– Ничего… Во сколько мне зайти за вами?

Мы договорились на одиннадцать. Он будет ждать у входа. С этим мы расстались, я взяла на стойке ключ и поднялась к себе. Только я легла на кровать, протянула ноги и протяжно завыла то ли от усталости, то ли от блаженства, как в дверь постучались. Тогда я завыла снова, мысленно отругав себя за то, что заперлась на ключ. Ведь знала, что Танька уже в отеле, что она обязательно придет… Но что теперь.

С трудом поднявшись, впустила рыжую гостью в недра своего номера.

– Где тебя носит? Я думала, тебя убили по дороге. – Возмущенная Танька плюхнулась в кресло.

– Мне позвонил Прохор Семашко, мы встретились на улице, и он рассказал все, что помнил про ту историю.

– Ты записала на диктофон? – возбужденно затрясла она косой.

– Нет. Но запомнила достаточно хорошо. – Я пересказала.

– Ты ему веришь?

– Отчего ж нет? – пожала я плечами. – Все сказанное было логичным и правдоподобным. Кстати, ты камеру зарядила? Сегодня он нас проводит на поле.

– Блин, его еще не хватало для полного счастья… Да, зарядила. Во сколько выдвигаемся?

– В одиннадцать он будет ждать возле гостиницы.

– Отлично.

– Ладно, иди, а то мне полежать надо. Ноги устали. А то еще ночью топать куда-то.

– Не куда-то, а за огнями! А что, вы разве не в кафешке сидели? Он не кормил даму сердца?

– Нет, он водил даму сердца.

– Ты что, ничего не ела весь день? Меня это всегда в тебе удивляло. Зернышко на обед, зернышко на ужин… А то и вообще без обеда обходишься.

На самом деле, от слов «ела», «обед» и «ужин» у меня рьяно забулькало в желудке. Я действительно голодна, но даже просто представить себе пойти куда-то было выше моих сил.

– Танька, будь человеком, налей мне чаю. – Я снова легла, вытянув ноги.

– Делать мне больше нечего! – фыркнула Рыжая и покинула номер. Вот что за человек? Лучше бы я с Катькой поехала. Она всегда обо мне заботится.

Застонав, я потянулась к граненому стакану, бытовавшему на столе возле шкафа, налила туда воды из-под крана и сунула привезенный из дома кипятильник. Не дожидаясь завершения процесса, вскрыла упаковку вафель и стала их жевать всухомятку.

Выпив горячего чаю и немного утолив голод, снова легла. В десять мы созвонились с Танькой, напомнив друг другу про миссию, а без пяти одиннадцать встретились на этаже.

– Ты камеру взяла? – осведомилась я.

– Конечно! Я ж не ты.

– Э-э! Когда это я что-нибудь забывала?

– Если я напрягу память, то смогу привести конкретные примеры, но мне лень.

– Знаешь, нет таких людей, которые ни разу за всю жизнь что-нибудь бы не забыли!

За мелкой перебранкой мы добрались до стойки, где снова дежурил Исирман.

– Где ж пышнотелая сменщица? – удивилась Грачева, вручая ключ.

– Я ее отпустил на пару часов по делам, – улыбаясь, ответил добродушный владелец гостиницы.

«Что же это за дела посреди ночи?» – удивилась я, потом вспомнила, что сама вроде как не в комнате сижу, и успокоилась. Передала привет от Семашко.

– Как он там? Всё пьет? – заинтересовался мужчина. – Хороший был парень, пока водка не сгубила его.

– Да нет, уже не пьет. Кстати, он нас встречает у входа, – кивнула я на дверь, но Эдуард Петрович лишь отмахнулся: некогда ему встречаться с давними знакомыми, он на посту. Что ж, ваше право, мое дело маленькое – сообщить.

Прохор действительно уже ждал.

– Да и что это за имя – Прохор, – неожиданно фыркнула спутница, парень, к сожалению, услышал, кивнул:

– И вам доброй ночи.

– Не обращай на нее внимания! – возмущенно молвила я и назло пошла рядом с ним по узкой дороге, чтобы Грачевой пришлось плестись сзади. Надеюсь, она усвоит урок. Нельзя оскорблять людей просто так, беспричинно. Только потому, что он тебе не нравится.

Несмотря на то, что городом завладела ночь, мы видели друг друга довольно хорошо: администрация тщательно следила за искусственным освещением улиц. Тротуары, как я уже отметила, были узкими, но это за счет широкой полосы растительности вдоль дорог. Гогольск был зеленее нашего родного города, и этим он действительно подкупал.

– А далеко топать? – раздалось недовольное бурчание сзади.

Шмыгая носом, Прохор ответил:

– Минут пятнадцать.

– Ты, наверно, не долечился? – посочувствовала я.

– Наверно.

– Почему же ты пошел с нами? Тебе бы полежать.

– Но я же обещал помочь.

– Как благородно! – запищала сзади Татьяна.

– Господи, ты угомонишься? – обернулась я к ней. Все-таки это было несправедливо по отношению к провожатому. Улицы города были совершенно пусты. Даже свет фонарей не спас бы меня от чувства страха, если бы мы были с Танькой вдвоем.

– Да пожалуйста!

«И почему зависть – всегда неотъемлемая черта женской дружбы?» – кинулся не то в философию, не то в психологию мой внутренний голос, но я не стала поддерживать дискуссию. Одно только могу ему заметить: «Мы с ней не подруги!»

– И я даже понимаю почему, – кивнул Прохор.

– Что? О, нет! Я опять вслух сказала.

– Что? – повторил меня удивившийся Семашко, а Грачева захохотала. Отсмеявшись, с лживой обидой произнесла:

– Вот как, Образец? Я-то тебя подругой считала.

– Замнем, – завздыхала я.

В процессе такой затейливой беседы мы очень быстро добрались до пункта назначения. На заброшенной стройке было темно. Здесь фонари не горели либо просто-напросто отсутствовали. Предусмотрительный Семашко достал и включил фонарик. Если бы он не светил нам под ноги, я бы явно споткнулась: тут и там валялись куски камня и арматуры. Небольшие. Крупные, видать, люди уже расхватали на собственные нужды. Или Эдуард Петрович был прав, и строители сами забрали добро, бросив здесь лишь то, что посчитали мусором. Таких, как мы, было еще несколько человек, все, мимо кого удалось пройти и заметить их лица, относились к молодежи. Они тоже подсвечивали себе фонариками, мобильниками и айпадами. Мы остановились возле сцены, так как на нее можно было облокотиться, чтобы ждать появление НЛО с максимальным комфортом.

– Значит, ты жил здесь раньше?

– Да, – грустно отозвался Прохор и шмыгнул носом. Я испугалась, что довела мужчину до слез, но тут же вспомнила: он болеет. – Конечно, место изменилось до неузнаваемости. Раньше никакой грязи и мусора, у каждой семьи свой огород, свой палисадник, за которым тщательно следили.

– И сколько вас таких было? – спросила Танька. – Тех, что с палисадниками?

Проигнорировав толику сарказма в ее тоне, парень спокойно ответил:

– Когда нас стали выселять, уже очень мало. Некоторые дома сгорели. Благо что жителей в них не было. Другие скончались, а дом перешел в наследство родственникам, имеющим свою неплохую жилплощадь. Зачем им хибара у козы на рогах?

Я отвлеклась от созерцания красивого черного неба, подмигивающего десятками звезд, чтобы посмотреть на Прохора.

– Думаешь, дома горели неслучайно? Вас запугивали таким способом?

– Да нет, – ответил Семашко, – насколько помню, они горели до того, как здесь что-то запланировали строить. И с большим временным интервалом. Мальчишки баловались, – пожал он в итоге плечами.

– Ну не знаю… – с сомнением выдала я, устремившись взором вновь на небеса, а спутница решила прояснить момент:

– Видишь ли, Юлька у нас – любительница детективные истории сочинять на ходу. И их же распутывать. Сама себя так развлекает.

– Между прочим, я действительно много дел распутала и многих преступников нашла на радость нашим местным органам власти.

– Правда? – восхитился Прохор.

– Истинная.

Татьяна лишь хмыкнула.

Наконец-то воцарилась тишина. Вот что я люблю, так это молчание. Действительно золото. И, сказать по правде, пока это «золото» длилось, мы успели и небом полюбоваться, и замерзнуть, и от скуки понаблюдать за остальными пришедшими, которых, кстати, ближе к полуночи прибавилось. Но не намного. Все-таки тот ажиотаж, какой был раздут при помощи внештатников «Областного вестника», здесь пока себя не оправдывал. Либо огни случаются реже и видимы меньше, чем нас вместе с главным редактором пытались в этом убедить, либо жители Гогольска не придавали таинственным огням такого же значения, как люди, близкие к журналистике. Так как я мерзла больше всех, я уже готова была предложить уйти домой (то есть кому-то домой, а кому-то в гостиницу), но пока сдерживалась, ввиду того что десятки людей, окружающих нас, обладали, по-видимому, бо́льшим запасом терпения.

– А во сколько обычно начинается это световое представление?

– Я не знаю, – ответил мне Прохор беспечно. – Я никогда не слежу за огнями. Слышал, что ночью, как только темнеет.

– Но уже темно!

– Я в курсе, – кивнул он. – Тебе холодно, да? – понял Семашко причину моего недовольства. – Если хочешь, идем, провожу до отеля.

– Никаких отелей! – подпрыгнула Танька. – Я должна выполнить работу! Мне за нее заплатят!

Покосившись на Грачеву и пожалев ее кошелек, хмуро ответила:

– Пока терпимо. Будет совсем худо, скажу.

– Понял. Говори тогда. Я провожу. А эта пусть хоть всю ночь здесь тусуется.

– Вот говорила тебе, Образец! Нечего общаться с неадекватными людьми! Думаешь, он болеет? Да он наркоман! Они все носом шмыгают!

– Господи! – взмолилась я.

– Дура! – обиделся Прохор.

– Таня, этот, как ты скажешь, наркоман согласился нам помочь! Хотя мог бы спать вместо этого! Или принимать очередную дозу!

– Юля! – обиделся он теперь на меня. – Неужели и ты думаешь про меня такое?

– Да нет же! Это гротеск. Путем доведения мысли до абсурда я показываю, насколько смешна Танина теория.

– Ха! – изрекла Танька и переложила косу на плечо. Иногда то, как Грачева ею гордится, выглядит смешно, но должна признать, что сейчас редко где такие косы встретишь: она у нее чуть ниже пояса. – Кстати, сам ты дура, – повернулась она к Семашко. – Вот!

Провожатый разозлился:

– Это я-то дура?

Я решила сгладить конфликт и сменила тему:

– Все-таки жутко холодно. Странно, днем было жарко.

– Еще не лето, – пожал плечами Прохор. – Только в июне и июле жарко ночами.

– Ты что, синоптик? – не могла не влезть Танюха. – Ах, ну да, ты же алкаш. Вот поэтому и знаешь, в каких месяцах безопасно под забором ночевать.

– Таня!

Сам Прохор сказал матерное слово и ушел в сторону, чтобы быть от Грачевой подальше.

– А ты, Юлька, если так мерзнешь, делай что-нибудь! Побегай там, зарядкой займись! Сразу согреешься.

– Отличная мысль! Только обещай за мной не бежать, лады?

Я и впрямь совершила пробежку, отчаянно при этом рискуя. Однако что-то странное случилось с моей невезучестью, потому что я ни разу не споткнулась и не упала. Оказавшись в другом конце предполагаемого концертного зала, я решила больше не испытывать на прочность внезапно свалившуюся на мои плечи удачу и перестала бегать в темноте. Главная цель уже достигнута – Рыжей не было рядом. Второстепенная же застряла посередине: вроде бы я и согрелась, но не настолько, чтобы перестать желать оказаться в отеле. В своем теплом номере с горячей водой в ванной и мягкой уютной постелью…

В этой части площадки расположились две влюбленные пары. Они сидели прямо на траве и смотрели на звезды. Я тоже устроилась на корточках неподалеку. Меня всегда нервировали влюбленные, наверно, потому, что самой не так часто удавалось с кем-то посчитать звезды, но сейчас я чувствовала себя безопаснее среди людей. Городок и сам по себе непростой, а тут ночь, окраина, заброшенная стройка, налет фантастики, темень…

Кстати, это была действительно окраина. Справа от меня располагался самый настоящий овраг, обширный и глубокий, о котором, видимо, и говорил мэр. Дома находились далеко от стройки, только слева метрах в трехстах возвышалась девятиэтажка, и рядом, по бокам от нее, стояли две четырехэтажки, все они фасадами смотрели на стройку. Остальные дома были еще дальше.

– Вот ты где.

Я вздрогнула, но тут же узнала Прохора.

– А Танька где? – испуганно осведомилась я.

– Понятия не имею. Не со мной – это главное.

– Ага, я тоже так думаю.

Он пристроился рядом, и мы начали вдвоем изучать небо. К сожалению, на нем, кроме много раз уже упомянутых звезд, а также луны, ничего не было.

– Жалко, что ничего не смыслю в астрономии, – из уст Прохора вырвался гнусный смешок. – А то бы наплел тебе чего-нибудь про Большую медведицу, а?

– Ничего страшного, обойдусь, – на полном серьезе и даже с каплей раздражения заверила я.

– Ну естественно, я тебе не нравлюсь… С чего бы?.. Ты просто пишешь статью, – говорил он словно сам себе, но вроде бы с намеком на обиду.

Мне почему-то стало стыдно, хотя разумом я понимала, что не сделала ничего плохого. Мы изначально сообщили Семашко, что нуждаемся в нем как в информаторе и только. И принцип «стерпится – слюбится» для меня, увы, никогда не работал. Я хочу любить. Безумно и взаимно.

– Чего вздыхаешь? – отметил он мое настроение.

Я ничего не ответила.

…Прошло минут сорок. Когда весь народ разошелся и мы остались на пустоши втроем, я осознала, что НЛО нас кинуло. За это время Танька нас нашла и успела побаловать разными байками. Она пообщалась с некоторыми парочками и выспросила у них кое-что «полезное для статьи», как она сказала. Почему-то о том, что этой статьи может так и не случиться ввиду отсутствия самих огней и, следовательно, интервью с этими людьми не будет стоить и гроша, она не подумала. Она все говорила и говорила, передавала истории других людей, свои вопросы им и личные наблюдения, бесконечно вставляя словосочетание «по рассказам очевидцев», пока я окончательно не замерзла и не попросила Прохора проводить меня в отель. Грачева, разумеется, пошла с нами. По дороге она сокрушалась, что мы ничего не увидели сегодня, но предполагала, что нам может повезти завтра. Мне же было все равно, так как сильно хотелось спать, я просто кивала и угукала. Уже в своем номере, приняв душ и разобрав постель, я поняла, что в тот момент, когда разглядывала площадку и досягаемую взгляду часть района, в мою голову приходила какая-то мысль, но я не успела ее додумать, потому что появился Семашко и сбил меня, а теперь не могла вспомнить, что это за мысль вообще была. И тем более не могла однозначно ответить, была ли она так важна, чтобы заниматься ею, вместо того чтобы наконец-то уснуть. В конечном счете я дала себе две минуты на реинкарнацию этой мысли, и если нет – так нет, забыть и полететь навстречу снам, но стоило сформулировать мысленно такой ультиматум, как перед глазами встал образ Прохора, говорящего: «Путь лежал через стройку, то есть мы хотели его сократить, потому пошли через нее». Затем вспомнились дома с западной стороны, овраг с восточной, а с севера и юга ничего не было, потому что эта площадка как бы возвышалась над оврагом и немного выступала из черт города. То есть, если пойти прямо, вдоль стройки, ни к каким домам ты не выйдешь, нужно взять чуть западнее. И вообще, в какой бы дом по этой улице ты ни направлялся, ты пойдешь по дороге вдоль девяти- и четырехэтажных домов, потому что так короче и там ровный асфальт. Потому-то эту часть и выбрали для строительства концертной площадки – чтобы не мешать жителям лишним шумом. Соответственно, нет такого пункта назначения, маршрут к которому лежал бы через стройку. Если только ты не идешь в город со стороны поля через овраг (что, впрочем, представляется маловероятным). Зачем же Прохор сказал, что они шли через стройку? И откуда или куда они тогда шли, чтобы оказаться там?..

Глава 4

Эту ночь я спала хорошо, никакие посторонние (или потусторонние?) звуки меня не отвлекали. В нашей гостинице еда в оплату проживания не входила, но в этом же здании, в другой его части, находилось небольшое кафе. Туда мы с Танькой утром и направились на завтрак, чтобы заодно обсудить сложившуюся ситуацию.

– Блин, не кофе, а колдовское варево, – брюзжала бывшая одноклассница, любящая критиковать все и вся. Мне же мой зеленый чай показался обыкновенным зеленым чаем, который я всегда и пила, потому я просто пожала плечами. – Итак, впервые огни появляются полгода назад. Примерно тогда же неизвестный нам Кабанище укокошил своего друга-собутыльника. А известный нам Прохоришка проходил по делу обвиняемым, но его причастность не была доказана. Потом огни появились через несколько месяцев, в третий раз – недавно. Вчера их не было, но люди на улице сказали, что видели огни позавчера. Эх, жаль, я не зарядила камеру…

– Может, сегодня ночью нам повезет?

– Очень на это надеюсь. Что ж, далее. Двух дочерей мэра убивают одновременно в разных местах. Одну в подвале дома, другую на поле, над которым витают огоньки. В ночь убийства огни были, в предыдущую и на следующую тоже, затем пару ночей не было, потом были, но мы их проворонили из-за разрядившегося аккумулятора, минувшей ночью – нет. – Я кивнула, мол, помню, ты говорила это вчера. – Все, я побубнила, теперь ты бубни. Че делать бум?

Я доела пирожное и отпила чай. Прожевав, сказала:

– По линии Ланских. Если они ненавидели друг друга до такой степени, чтобы отравить, мы должны выяснить во что бы то ни стало, в чем причина такой неприязни. Возможно, в этом кроется разгадка гибели сестер. Родители нам не захотели ничего говорить, горничная не знает причину, потому что уезжала, остаются друзья. Нужно выяснить «тусовочный круг», назовем так, пообщаться со всеми, кто в него входит. Авось проясним ситуацию. По линии НЛО. Нужно сходить на стройку минимум четыре ночи подряд, чтобы установить наверняка, что огней больше не предвидится, потому что закономерность их появления точно не прослеживается. Если они так и не возникнут в небе, тогда мы оставим свои координаты или Исирману, или Прохору, чтобы те с нами связались, когда свершится их возврат, и уедем.

– Что? Уехать?

– А что ты предлагаешь? У меня сессия. Я не могу торчать в этом городе неделями, если на то нет конкретной причины. Даже твой дядя, будь он трижды щедр, не позволит нам так грандиозно разбазаривать корпоративные деньги, ибо день проживания в люксе, я полагаю, стоит недешево. А еще надо умножить на два. Ладно бы это в итоге окупилось сногсшибательным репортажем, но и этого не предвидится. Так что предлагаю выждать четверо суток. Днем, чтобы не было скучно, будем заниматься смертью дочерей мэра, а ночами ходить на поле, выслеживая огни. Если либо то, либо другое принесет какие-нибудь плоды, тогда станем изобретать новый план.

Грачева хмуро вздохнула.

– Годится.

Мы допили, что пили, доели, что ели, и покинули заведение. Подходя к дверям отеля, заметили остановившийся на малогабаритной стоянке серебристый «Мазерати». Грачева замерла на месте и перекинула свою примечательную косу через плечо, готовясь к встрече с «денежным мешком», о которой она всегда грезила. Я же, оставаясь равнодушной, не стала все-таки заходить внутрь, чтобы не разделяться со спутницей. Вдруг это все ненадолго? Она только растянет улыбку до ушей, а то и до затылка, и сладко-сладко пропоет: «Здра-авствуйте!» Очередной бизнесмен пройдет мимо, даже не взглянув, а может быть, чуть-чуть задев ее плечом (но не в качестве заигрывания, а просто потому что не заметит какую-то деваху, преграждающую путь), и она вернется с небес на землю. А если заведется долгий разговор, вот тогда и уйду. Чтобы не мешать ей строить личную жизнь. Но это вряд ли.

Вот такие мысли проносились в моей голове, пока мы с Татьяной стояли возле ступенек, а незримый водитель парковался и выключал зажигание. Из пассажирской двери вышел парень невысокого роста, худой, с длинными темными немытыми волосами, которые выступали за пределы бейсболки. Он был небрит, но волосатость лица не отвечала канонам ухоженности, красоты и стиля. То есть он не был небрит специально, в четко очерченных контурах лица, в строгих линиях от губ к подбородку, он был небрит, потому что долго не брился, и щетина как вылезла сама по себе, так и осталась. Из одежды на нем отмечались свободные джинсы и спортивная кофта на «молнии», почему-то мятая. Он достал с сиденья черную тряпочную сумку, походящую на чехол для какого-нибудь крупного девайса, к примеру, операторской видеокамеры, и захлопнул дверь. Точнее, аккуратно затворил, словно боялся повредить. И только в тот момент распахнулась дверь со стороны водителя. Он плавно выпорхнул, точно играючи, захлопнул ее и передвинулся к багажнику. Достал оттуда чемодан, закрыл крышку и повернулся к нам лицом.

– Ах! – воскликнула я и тут же на себе ощутила всю правдивость и точность выражения «земля уплыла из-под ног».

Оба надвигались прямо на нас с Танюхой, и в тот момент, когда тот, что был за рулем, поравнялся со мной, мой рот растянулся в улыбке до самого затылка и сладко-сладко пропел:

– Здра-австуйте!

Мужчина, вовсе меня не заметив, прошел мимо, слегка даже задев плечом. Но я была рада… нет, неправильное слово, я была счастлива такой его грубости, и я знала наперед, что не буду мыть плечо еще очень-очень долго. До тех пор, пока оно не станет источать всяческие запахи. Хотя… после столкновения с самим Комиссаровым (а это был он, если только я не сошла с ума) мое тело должно, скорее, мироточить, нежели вонять.

Татьяна же оставалась хладнокровной.

– Слишком молод для гендиректора крупного концерна, – вслух рассуждала она. – В то же время – такая тачка? Может, он сын гендиректора?

– Это же Антон Комиссаров! – когда ко мне вернулся дар речи, я не могла держать больше это в себе. Более того, продолжая не владеть собой, я затрясла бедную Таньку за плечи. – Ты что, не видела?! Ослепла?! Не узнала?! Это же КОМИССАРОВ!

– Так, успокойся! – приятельница скинула с себя мои озверевшие руки. – Кто это?

– Актер!!!

– А! – прозрела она. – Точно. Смотрю, рожа знакомая. Которого нам Исирман показывал?

– ДА! Только что он делает здесь?!

– Ну не знаю… Понравилось ему тут в прошлый раз. Решил опять наведаться. И вообще, если тебе это так интересно, нужно быть там, – кивнула она на дверь, – а не снаружи.

– Ты что, я не смогу… Он же там… Он же меня удивит… А вдруг я что-нибудь не то скажу… Или буду глупо выглядеть… Или…

Поток непроходимой тупости был прекращен деятельной Грачевой, которая взяла меня за локоть и насильно затащила в фойе.

О да, он был там. Это не мираж. Антон Комиссаров, кумир всех несовершеннолетних девушек России и одной двадцатиоднолетней, по всей видимости, перед заездом в маленький Гогольск успел побывать на каких-нибудь Мальдивах, о чем сообщали загорелый цвет лица и выгоревшие на макушке до светлого оттенка некогда русые волосы. Сейчас он грациозно опирался на стойку регистрации, его приятель тусовался неподалеку, а Исирман с безумным блеском в глазах прыгал перед ними, как слуга перед господами в эпоху рабовладения.

– Простите, Антон Сергеевич, тот номер, в котором вы останавливались в прошлый раз, сейчас занят другим постояльцем, но у меня осталось еще два прекрасных люкса на втором этаже, они точно такой же планировки! Там даже, – заговорщицки понизил голос Эдуард Петрович, прикладывая ладонь к губам, – мебель поновее!

Всего на миг мои глаза застали инстинктивную улыбку прекрасных пухлых губ, которая тут же была изгнана с лица и заменена нарочитой строгостью:

– То есть в прошлый раз вы мы дали номер со старьем? – Бровь игриво взметнулась ко лбу. Вообще, хочется отметить, что все движения Комиссарова, все жесты, мимика, речь – всё было проникнуто какой-то легкостью, воздушностью, пластичностью, опять же игривостью, словно он и в жизни продолжать исполнять какую-то роль.

Роль императора моего сердца…

Грачева, продолжая держать свою спутницу за локоть, подвела нас обеих к стойке и попросила у Исирмана ключ.

Тот, не слыша и краснея, залепетал:

– Нет-нет! Я имел в виду, что прямо на днях привезли мебель… А тот номер, где вы были, там тоже все новое… А что не новое, то, напротив, антиквариат… Это еще ценнее…

Антон прыснул, затем открыто рассмеялся и ткнул бейсболочного в бок, дескать, во как я разыграл человека.

– Не парьтесь, – глубокомысленно изрек в итоге, поставил подпись и, подмигнув дрожащему владельцу гостиницы (это какого балла должен дуть ветер, чтобы этот здоровенный «лист» дрожал на своем дереве-стойке? простой человек так дунуть не может, только звезда первого эшелона), взял свой ключ у него из рук и собирался уже идти к лестнице, как хозяин заметил-таки нас и произнес:

– А вот и журналистки из Москвы, которые тоже интересуются НЛО. Вот ваши ключики, девоньки.

Мы с Танькой переглянулись, но поправлять не стали. Из Москвы – так из Москвы. Исирман упорно отвергает возможность наличия иных городов в регионе. Только столица и Гогольск – единственный представитель ее области.

– Серьезно? – обернулся тем временем к нам актер и на этот раз именно посмотрел. Глаза в глаза с кумиром – это испытание не все способны выдержать. Я и не смогла. Кто-то перекрыл вентиль кислорода на подступе к мозгу, и я потеряла сознание.

– Девушка, вы как?

О чудо! Правый глаз, так как был посмелее, открылся первым и направился сперва на Эдуарда Петровича, держащего перед моим носом кусок ваты, а другой рукой приподнимающего голову, а после переместился на Антона Комиссарова, тоже снизошедшего до опускания своего туловища и сидения на корточках. Его забота умиляла гораздо сильнее, чем волнение Исирмана, ведь именно Комиссаров спросил: «Девушка, вы как?» – заглядывая в мой правый глаз.

Чудо!

Только что сказать?.. А, так и скажем:

– Чуд… десно.

Эдуард Петрович попытался меня поднять, но актер воспрепятствовал этому, заявив, что все сделает сам. От прикосновения теплой ладони меня зазнобило (а что на это скажут физики? есть они в зале? просто раньше я думала, что тепло передается от одного тела другому, а не заставляет испытывать озноб), и я едва снова не лишилась чувств, благо открывшийся левый глаз уперся в Грачеву, которая выразительно хмурилась, но, слава богу, молчала, и извилины все-таки стали шевелиться. Вот почему, когда боишься выглядеть глупо, выглядишь в итоге так глупо, что глупее не придумаешь?.. Все, хватит, эта была последняя глупость за сегодня и последняя тавтология, связанная с ней. Теперь стану вести себя умнее, я как-никак отличница.

– Мы проводим вас, да, Ярик? – обратился он к мятокофточному. – Нам всем нужно на второй этаж.

– Конечно, – впервые подал голос Йорик. Ой, простите, Ярик.

Исирман понял, что не нужен, и вернулся на свой пост. В этот момент как раз зазвонил телефон, так что ему было чем заняться. А мы четверо пошли вверх по ступенькам.

– Значит, вы коллеги? – продолжил беседу Антон.

Вообще как-то странно называть его просто Антон. Без фамилии. Ведь имя плюс фамилия – это бренд для звезды. В то же время сейчас, при близком рассмотрении, он уже не казался мифическим существом, античным богом, который не может просто так ходить по земле, чьи сообщения в мир живых могут приходить лишь через посредника – телевизор. Я поняла, что при съемках на лица актеров кладут очень много грима. Нет, это был по-прежнему очень красивый молодой человек, но кожа выглядела обыкновенной, с такими же мелкими дефектами, как и у всех. Однако данное открытые вызывало только радость, потому что я начала понимать: он живой, он настоящий, он человек, а стало быть, к нему можно подойти, с ним можно поговорить, и за это он не ввергнет тебя в бездну одним движением трезубца. Более того, он сам подошел (то есть поднял с пола) и сам заговорил. Так что можно чувствовать себя еще спокойнее и свободнее.

Пока я проговаривала внутренний монолог, Танька уже ответила лаконичное «да», но не успела добавить коронное «Мы из Областного вестника», как Комиссаров задал новый вопрос:

– Вы очень дружны?

Грачева подавилась подступившим к горлу, но не высказанным наименованием газеты и уставилась на меня. Я пожала плечами.

– Наверно, – сказала она неуверенно.

И тут я задумалась. Зачем открывать перед симпатичным актером и его менее симпатичным другом свою антисоциальную сущность? Разве он захочет общаться с букой?

– Да, – ответила я почти сразу за Танькой, но более громко, с нажимом.

Редко я держусь с апломбом, точнее сказать, почти никогда, но здесь на кону вся моя жизнь. Потому что, когда я буду старенькой и стану вспоминать кучу прожитых лет, вовсе не учеба или работа придут на ум. Придут именно эти две минуты, когда сам Комиссаров провожал меня в гостиничный номер.

– Так что там с таинственным летающим объектом? Он появился-таки?

– Объектами, – когда я только успела рот открыть, чтобы побеседовать с Мечтой, встряла Танька, которой только повод дай. – Их несколько, по рассказам очевидцев. – И опять эта излюбленная фраза! «По рассказам очевидцев». Она что, себя корреспондентом со стажем считает? – Мы ходили с Юлькой туда этой ночью, но не застали их. – Грачева добавила, в какие дни «по рассказам очевидцев» огоньки прилетали поглазеть сверху на этот город.

– Ясненько. А я приезжал сюда в конце марта, но огни как раз в тот день закончились, так что я не успел пронаблюдать это диво. Зато сейчас со мной Ярик! Он специалист-уфолог.

– Да что вы? – обрадовалась Танька и перевела взор на «специалиста». Наверно, уже прикидывала, как станет брать у него интервью, если за четыре отведенных мною до завершения операции дня удастся все-таки поймать НЛО. – А Ярик – это Ярослав?

– Угу, – подтвердил малоразговорчивый спутник звезды. Да-да, не только у планет они есть, как выяснилось.

– Так вы пойдете сегодня зырить на огонечки? – Здесь липовая журналистка заметила мой негодующий взгляд и поправилась: – Ну то есть смотреть?

– Да, планируем, – ответил Антон.

Грачева застыла, так как дошли до ее номера. Я, честно говоря, забыла, куда мы вообще направлялись, так что если бы не она, я бы и мимо ее номера прошла, и мимо своего собственного.

– Тогда можно пойти вместе. Мы знаем отличную поляну, откуда их лучше всего видно, – напоследок проворковала она, смотря в глаза только Комиссарову, и, не дожидаясь ответа, кокетливо скрылась за дверью.

Меня довели до соседней.

– Приятно было познакомиться, – вспомнила я, что не немая, поворачивая ключ и улыбаясь, но тут же осознала, насколько нелепо это звучит, ведь Комиссарова я знала, его вообще невозможно не знать (если ты не Татьяна Грачева, конечно), и улыбка с моих губ утекла.

Однако оба ответили:

– Взаимно. – А Антон добавил: – В котором часу вы пойдете туда?

Я поняла, что Бог сжалился надо мной за все беды, разочарования и слезы, сопровождавшие мой жизненный путь, и дальнейшее зависит только от меня. Как там это: «На Бога надейся, а сам не плошай». Поэтому, изо всех сил пряча трусость, я произнесла: