Маргарита Малинина
Кровавое сияние небес
– Таня, вот что ты за человек? – ополчилась я на «коллегу», виня ее одну в том, что мы расстроили мать.
– Спокуха, Образец! Ща выплакается и опять придет. Мы же не все еще у нее спросили. Надо бы про огни побольше разузнать. Сегодня ведь снимать пойдем.
Это уму непостижимо! Я подразумеваю, как не стыдно, что довела человека до слез, а она думает, будто я пекусь о сорванной операции! Если она не сможет сегодня больше говорить, можно прийти в другой день, и репортаж от этого не пострадает. А вот то, что она будет плакать весь остаток дня – этого я уже нам не смогу простить. Нельзя никакое дело ставить превыше этики.
Но Ева, оказывается, ходила в комнату одной из дочерей, потому что вскоре вернулась и принесла с собой несколько работ, вышитых крестиком, и маленькую глиняную вазу с искусственным цветком из бумаги.
– Вот что моя рукодельница могла! Сама!
– И вазу?! – изумились мы.
– Да! Ходила на специальные курсы по обжигу глины. И ведь никто не заставлял. Конечно, в нашей семье не принято бездельничать, но девочки ведь учились пока, поэтому от них требовались только хорошие отметки. Остальное – чистая инициатива. Еще чаю?
Вышедший из кабинета Александр Викторович, заметив стол, заваленный вышивками и поделками, изобразил на лице строгость:
– Ева, зачем?..
Она поджала губы и опустила глаза. А у супруга вновь зазвонил телефон, но общение с незримым собеседником не оправдало надежд, потому что первые секунды мэр недовольно морщился, затем сорвался:
– На каком еще совещании, когда мэр звонит?! – Глянул на нас и немного остыл. Уже другим тоном сказал: – Ладно, пусть позвонит, как освободится.
– Плохие новости? – снова влезла Танька.
Ланской испустил тяжкий вздох и, покосившись на жену, позвал нас к себе в кабинет. Тихими мышками мы проскользнули вслед за ним за красивую деревянную дверь и уселись на предложенные стулья.
– Я так понимаю, что, вместо того чтобы отвечать на ваши вопросы, она стала рассказывать о Дарье?
Я решила заступиться за несчастную:
– Нет-нет, просто разговор зашел…
– Ну да, знаю я… У нее все разговоры туда заходят… У меня появились лишние десять минут, так что спрашивайте, что вас интересует.
Мы переглянулись: неужели правда? Видимо, стоит благодарить человека, не вовремя ушедшего на какое-то внеплановое совещание. Пользуясь случаям, Танька радостно выпалила:
– А что вы думаете о красных огнях?
– О чем? – удивился глава города.
– Огни, которые появляются ночью над городом… Все об этом только и говорят. Вы же мэр, как вы этого не слышали?
Я уже не стала бить ее в бок, только безысходно подняла глаза к потолку, покачав головой.
– Ах, про это… Да, слышал. Но откуда я могу знать, что это? Может, игрушка какая, а может, и НЛО. Мне, знаете, как-то не до этого, куча других проблем. Да и что я могу? Обратиться в полицию, попросить подежурить на окраине города? Это ничего не даст. Что они могут сделать, пострелять в огоньки? Глупость. Я считаю, пока это вреда не наносит, нечего и внимание обращать.
– Как не наносит? – влезла я. – Ваша дочь была найдена в месте, откуда обычно молодежь наблюдает за огнями. И первое их появление связано со смертью. Помните, когда полгода назад алкоголика убили? На той самой заброшенной стройке?
– Припоминаю что-то такое… Но я не понимаю, если честно, как это может быть связано.
Ой, да мы и сами не понимаем… Может, связи и вовсе никакой нет? И мы понапрасну тратим время? И нервы этих людей?
– Пойдем, Юль, – шепнула мне Грачева.
Я кивнула, но вместо того чтобы подняться, задала еще вопрос:
– Скажите, пожалуйста, а где была найдена Даша?
– Дарью нашли в подвале. Она умерла от удара током.
– Ого. Что она там делала?
Александр Викторович пожал плечами.
– У девчонок подвал был чем-то вроде склада ненужных вещей. Или нужных, но тех, что не вмещались в их комнаты. Они запрещали нам спускаться туда и даже горничную просили там не убирать. Замки все поменяли. Сначала нас это тревожило, затем махнули рукой – девичьи секреты. Что в них страшного? А в то утро… Нас с Евой не было в городе, а Тина Вениаминовна пришла утром, чтобы убраться и приготовить что-нибудь поесть: она иногда у нас еще кухаркой трудится, чтобы Еву разгрузить, по договоренности. Так как мы уезжали, мы и просили ее готовить эти дни. Вот, она пришла и ни одну из девочек не застала. Когда позвонила им на мобильный, услышала музыку из подвала. Спустилась, и…
– У нее был ключ?
– Дверь была открыта. И вот…
– А время смерти? – Я и сама пока не знала, зачем мне эта информация.
– Судебные медики сообщили, что Дарья умерла ночью около часа.
– Неисправная проводка?
Мужчина почему-то нахмурился.
– По всей видимости, это был несчастный случай, – кивнул он вроде бы сам себе. – И уже явно не относится к огням на поле.
Это надо понимать как: «Не вашего ума дело».
– Согласна. А про смерть Александры что можете сказать?
Безутешный отец побелел, лицо в районе челюсти заострилось, как будто он собирался впиться кому-нибудь в глотку. Но злость была абстрактной, потому что, когда он направил взгляд на меня, в нем ничего агрессивного не читалось. Слава богу, я уж успела испугаться, право…
– Сашеньку задушили. Напали сзади и задушили ее же шарфом. Впрочем, это предположение, потому что шарф так и не нашли. Просто она постоянно что-нибудь носила. Она была такой… стильной, как сейчас говорят. У нее на шее шрамик небольшой, она стеснялась его и поэтому носила какие-нибудь платочки, шарфики… И красиво, и шрам не видно.
– Так ведь лето почти…
– Да, она и летом носила либо воротник высокий либо тонкий шарфик, такой, как… даже не знаю, не понимаю я в этом… прозрачный.
– Шифоновый? Газовый?
– Наверно. Жену спросите, если это важно. Оперативники уже изъяли у нас все платки-шарфы, которые могли быть использованы как орудие убийства. Хотя это бред, ее же убили на улице; скорее всего, после этого шарф просто сожгли. Или выбросили. Не стали бы подбрасывать в дом, правда?
– Да уж.
– Бедный ребенок… – Он расстроенно опустил плечи и сел обратно за стол.
– А откуда шрам у нее был?
– Да еще с детства. Знаете, она была таким… недолюбленным ребенком, болела постоянно. И смотрели за ней не так тщательно, как за младшей. Поэтому и падала чаще, и шрамов на теле больше. И шею успела обжечь, пока у нее утюг в руках заметили. Эх, Ева… – покачал головой мэр города в недоумении.
Так как он отошел от темы, я позволила себе задать еще вопрос:
– А что сказали судмедэксперты про время смерти Саши?
– Сашеньку убили между половиной первого и половиной второго ночи. Утром нашел дворник. Он вызвал полицию, пока приехали, пока установили личность, там уже Тина Вениаминовна спустилась в подвал и обнаружила Дарью. Нам с женой позвонили почти одновременно по разным смертям.
– Какой ужас… – Я задумалась. Время ухода из жизни обеих дочерей совпадало, и все-таки… – А не мог это сделать один человек?
– Что сделать? – не понял Ланской.
– Ну… допустим, сначала убить Сашу, затем приехать сюда и убить Дашу. – Заметив, что оба смотрят на меня с непониманием, стала развивать свою мысль: – К примеру, каким-нибудь сильным электрошокером или как-то еще… Можно же током убить человека специально!
– Это исключено. Во-первых, Дарью убили не электрошокером. Во-вторых, никаких посторонних в доме не присутствовало. В тот день не было осадков, но до этого целую неделю шли дожди, и у нас в Рве дороги только через пару дней подсохли. Так вот, никаких следов протектора шин автомобиля или велосипеда, помимо наших, возле дома не обнаружено. Было много следов обуви, но это друзья, с которыми девчонки гуляли допоздна около ворот. А от того места в Гогольске, где убили Сашу, до деревни пешком довольно далеко. Напрямик пройти нельзя – там гигантский ров (откуда и пошло название деревни) и заросшие поля, только вдоль шоссе. Этот человек бы просто не успел, даже существуй он в реальности.
Я еще немного напрягла извилины.
– А если кого-то подбросили, то есть большую часть пути он ехал, а уже к вашему дому шел пешком? И Даша ему сама открыла, так как это ее знакомый?
Александр Викторович приподнял брови и, как мне показалось, почувствовал что-то сродни уважению ко мне. По крайней мере, что-то такое отразилось в красивых темно-серых глазах.
– Знаете, – сказал он любимое слово, – я передам вашу догадку сотрудникам следственных органов. Пусть поработают в данном направлении. В принципе, следы вокруг дома изучались, но… как мне показалось, не так тщательно, как следует. Представляете, они даже не опросили всех ребят из их общей компании! Мы называли тех, с кем девочки проводили больше времени, но когда потом связывались с семьями, оказывалось, что и с половиной указанных имен никто не беседовал! Но, если ваша версия подтвердится… Если Дашу тоже убили… Это явно кто-то из общих знакомых, который виделся с обеими накануне, и… Очень может быть. Спасибо вам!
Я ощутила, как стремительно розовеют щеки. Больше ничего сказать мы друг другу не успели, так как у Ланского зазвонил телефон. Видимо, совещание подошло к концу, сотрудника нашли и передали, кто требует его внимания.
Мы встали и тихо вышли из комнаты, кивком попрощавшись. В зале все еще сидела Ева и тихо что-то шептала вышитому крестиком медведю, поднеся канву близко к лицу. Я не хотела, чтобы она нас заметила, настолько это все было неловко, но все же она услышала шаги и, вздрогнув, обернулась. Мы молча ей кивнули и сами прошли по коридору до двери на улицу. Уже там Танька ткнула в дверь, довольно далеко от входной:
– Это явно подвал.
– Думаешь? – засомневалась я. – Мне кажется, вход в подвал должен быть из дома. Да и мэр что-то такое говорил, что горничная слышала музыку.
– Обычно бывает два входа, – настаивала Рыжая, – снаружи и изнутри. А из подвала в любом случае звуки можно услышать, и не важно, где вход.
Мы замерли на пороге, косясь на подозрительную дверь.
– Ну и что ты предлагаешь?
– Если ты так вперилась в это, неплохо бы там зачекиниться. – Перевожу: «Если ты так заинтересовалась этими убийствами или несчастным случаем и убийством, неплохо бы попасть на место происшествия».
– А если нас засекут? – пугливым шепотом ответила я, к своему ужасу заметив, что ноги плавно передвигаются в сторону предположительного входа в подвал.
– Пригнись!
Мы шли вплотную к дому, но окна были на уровне наших лбов, так что я быстро вняла Танькиному совету.
Добравшись до двери, мы дернули ее пару раз: безрезультатно. Она была заперта.
– Возвращаемся, – хмуро шепнула я и только повернулась к калитке, как откуда-то из дома донеслись голоса. Прикинув в уме планировку, я поняла, что окно слева от двери, возле которой мы сейчас находились, относилось к гостиной. Самое интересное, что внутри помещения с этой стороны просто находилась глухая стена. Какая странная дверь, куда же она ведет?
Таня показала знак молчать. Она понимала профессию журналиста лишь в негативном, безнравственном ключе: вынюхивать, подглядывать и подслушивать. Я сперва не хотела вторгаться в чужую личную жизнь, но первые же услышанные слова заставили меня похолодеть и отняли способность передвигаться, так что уйти я в тот момент все равно бы не сумела.
Глава 3
– Надеюсь, ты не додумалась рассказать им про мышьяк? – вопрошал сердитый Александр Викторович. – Не дай бог, чтобы это попало в прессу!
– Конечно, не сказала. Но все равно они узнают!
– Откуда?.. Ева, когда же ты научишься держать свои мысли и чувства в узде?
Дальнейшая часть разговора была скучной, подходящей под категорию бытовой семейной ссоры, и мы вышли с территории.
– О чем они говорили? – бубнила по дороге Татьяна, ублажая свою словоохотливость. Долгое время ей приходилось слушать других, и теперь она наверстывала упущенное. – Что за мышьяк? Одну убило током. Другую задушили шарфом.
– Надо выяснить. – Меня это тоже беспокоило.
– Но как? Он тщательно следит за словами. И жену держит в ежовых рукавицах. Она и слова без его ведома не пикнет.
– Пикнет. Просто надо подловить ее одну. Она же рассказывала нам про Дарью, хотя муж этого не любит.
– Да. Вообще, это странно. Мать считает, что Даша – идеальная дочь, а Саша – не особенно. А отец думает наоборот. По крайней мере, Сашу выставил бедной, несчастной девочкой, которую мать никогда не любила и не следила за ней толком. Как думаешь, кто врет?
– Я думаю, истина где-то посередине. И никто из них не врет. Просто каждый видит ситуацию под своим углом. И странного в этом тоже ничего нет: у всех бывают любимчики.
В этот момент я увидела знакомую фигуру: нам навстречу бодро вышагивала горничная Ланских. В руках она несла пакеты с лейблом супермаркета и еще какую-то непрозрачную сумку, скорее всего, с костюмом, забранным из химчистки.
Я кашлянула, дабы привлечь Танькино внимание, и указала глазами на идущую. Мы чуть затормозили, и, когда она поравнялась с нами, я спросила:
– Вы не могли бы уделить нам пару минут и ответить на вопросы?
– Да-да, – с готовностью, сладкой для моих ушей, ответила женщина с редким именем. – Поскольку мой наниматель не против, я готова сотрудничать с прессой.
– Что вы можете рассказать про девушек?
– И про огни, – встряла Грачева, которая полагала, что я понапрасну трачу время в связи с этими убийствами (если оба случая именно этим и были).
– Девушки были проблемными, но… – Она пожала плечами, а мы с подругой переглянулись. Вот еще одно мнение – мнение лица, не отягощенного родством с усопшими. Оказывается, они обе были так себе. – В общем, я научилась находить с ними общий язык, так что произошедшее было для меня ударом. Я и не заметила, как успела к ним привыкнуть и считать практически своими племянницами.
Я решила конкретизировать:
– А сколько вы работаете в семье мэра?
– Пару лет.
– Так в чем состояла проблемность сестер?
– Ну, знаете… Семья не простая. Богатая. Влиятельная. Самая влиятельная, если брать в рамках города. Поэтому в том, что они выросли избалованными, нет ничего удивительного.
– А Александр Викторович давно является мэром? – спросила я, почувствовав легкий укол вины, как бывает, когда ты плаваешь на экзамене. Вроде бы знаешь предмет разговора, но не до конца и сильно этого стесняешься, так как было время подготовиться получше.
Но Тина Вениаминовна не удивилась моему политическому невежеству.
– Нет, однако он сам родом из семьи политиков. Семья Ланских всегда была обеспеченной и уважаемой.
– А сестры ладили между собой?
Почему-то этот простой вопрос поставил работницу в тупик. Она пошуршала пакетом, говоря:
– Ой, вы знаете, мне тяжело, я, наверно, пойду…
– А я подержу, – взяла я у нее из рук одну из сумок, которая и впрямь оказалась нелегкой.
– Да брось ты на землю, – изумленно брякнула мне Танька, затем поправилась, покосившись на женщину, – в смысле, поставь.
Но я не поставила, так как не нашла отклика на лице Тины Вениаминовны.
– Ну хорошо, – кивнула она, – раз сам Александр Викторович просил ответить на все ваши вопросы… Я не живу с этой семьей, поэтому многое упускаю из вида, и данный эпизод лучше выяснить у родителей. Но если вам интересно мое мнение, нет, они не были близки. Но родные сестры редко бывают близки, соперничество и все такое… Ничего уж прям страшного не было, просто ссоры, ну и задевали друг друга как могли… Подтрунивали, одним словом. А вот в конце марта что-то у них произошло… – Она поджала губы, мол, сама не пойму, не подберу слов. – Я просто помню, что брала отпуск на две недели, мне надо было к родственникам в Брянскую область съездить, а когда вернулась, их как будто подменили.
– А поконкретнее? – начала я подгонять горничную, так как от пакета уже начали побаливать плечо и локтевой сустав.
– Дрались? – подсказала с ажиотажем и искренней улыбкой Татьяна, которая будто бы радовалась тому, что сестры не дружили. Откуда такая циничность? Они как-никак мертвы.
– Ну просто, помимо издевок, в их отношениях ничего не осталось, хотя раньше было. Сидели иногда обе на диване и смотрели кино. Или статьи из журнала зачитывали вслух одна другой, и обе обсуждали и хихикали. Ну, знаете, как бывает… Как подружки. А вот тогда все это резко прекратилось. У них точно соревнование началось, кто из них лучше.
– Как вы думаете, с чем это могло быть связано?
– Девушки, я пожила много годков на этой земле и замужем дважды побывала, и подруги мои в заклятых врагов превращались, так что я могу дать точное определение тому, что происходило. Ревность.
О как!
– То есть вы считаете, что они влюбились в одного парня? Или не поделили внимание родителей? Или друзей?
– Не знаю, что именно, но что-то не поделили – это точно, – кивнула женщина.
– Это могло стать причиной их смерти?
– Что? – удивилась прислужница. – При чем здесь их ссоры между собой? – Она выхватила у меня сумку. – Извините, помогла чем смогла. Мне надо идти.
– А как же огни? – активизировалась Танька. – Вы их видели?
– Что? – повторилась она. – Ничего я не вижу, мне некогда бегать огоньки смотреть. Хотя слышала часто от местных, что что-то такое в небе сияет. А мне-то что до этого?
Рыжая явно расстроилась, это дало повод считать, что беседа закончена, поэтому Тина Вениаминовна сделала несколько быстрых шагов в сторону нужного дома, но такой исход меня не устраивал, и, чтобы ее задержать, я инстинктивно крикнула:
– А как же история с мышьяком?
Она встала как вкопанная и разжала пальцы. Все сумки грохнулись на землю и раскидали свое содержимое в довольно внушительном радиусе. Почему-то она не кинулась собирать предметы, что соответствовало бы выявленным у нее темпераменту холерика и прилежностью в работе, а медленно повернулась к нам с выражением ужаса на лице.
– Как?! Откуда вы у… Это Александр Викторович вам сказал?
– Он самый, – пришлось мне соврать. Щеки предательски покраснели, а глаза опустились. Но ведь не совсем ложь, правда? То есть он ведь это произнес, только не нам…
– Но зачем он рассказал об этом?!
Похоже, у работницы семьи мэра был шок, и она спрашивала скорее саму себя, нежели кого-то из нас, тем не менее я ответила:
– Вы же знаете, как он любит журналистов. Он предпочитает ничего не скрывать от прессы.
– Да… – протянула она и начала медленно собирать продукты обратно в пакеты, словно это давало ей некую отсрочку от разговора на неприятную по каким-то причинам тему. Я не была настроена долго ждать, поэтому пришла ей на помощь, и вдвоем мы быстро справились с задачей. Теперь ей некуда было деться. – Это действительно мерзкая история… Я знала, что они не любят друг друга, но чтобы до такой степени… Понимаете? – Мы ничего не понимали, но выдавать свою неосведомленность по естественным причинам не могли. Потому молчали, давая ей продолжить. – Когда полиция все осматривала в доме, я сразу заметила, что пузырек с мышьяком лежит не так, как я оставляла. В том же ящике, но сверху, а я давно его не брала. Я крыс им травила у себя в квартире, пузырек мне еще от бабушки с дедушкой перешел, у них своя ферма была, и там крысы все поедали, ничем их истребить не могли, только мышьяк помог… Вот, и у меня завелись, я пузырек-то этот и нашла у сестры в деревне и привезла себе. Но у меня кот, и он такой невероятный… С ним бы в цирк… – Вот тут мы вообще перестали что-либо понимать, речь дамочки стала бессвязной. Но опять же, решили пока не вмешиваться. Вдруг котяра-циркач куда-нибудь да выведет? – В смысле, он любой ящик откроет, на любой шкаф заберется… Только что грызунов не ловит, а все остальное ему нипочем! Короче, я отнесла от греха подальше этот мышьяк к Ланским, убрала на их кухне. Разумеется, с их согласия! – мгновенно крикнула она, точно мы хотели ее в чем-то обвинить. – Ну вот, тогда-то эти напитки и забрали на экспертизу… И вот что выяснилось. До сих пор не укладывается! Они хотели убить себя? Или друг друга?
– Что?! – хором воскликнули мы.
– Как – что? Вам же рассказали Ланские?
– Ну да… Просто мы не подумали о том, что они пытались убить друг друга, – выкрутилась я и стала думать, как бы заставить ее рассказать поподробнее, что это за напитки, о которых она упоминала, но не пришлось, потому что по ходу ее истории все стало ясно.
– Но ведь на Дашиной кружке, стоящей в ее спальне, нашли отпечатки Саши. А на стакане, из которого Саша всегда пила сок, отпечатки Дарьи. Но вместе с тем это ничего не разъясняет до конца, ведь они могли в любой момент трогать вещи друг друга. Хотя бы переставить на другой стол. Вот вам и отпечатки! Но убивать себя мышьяком… Я не верю. Не такие это девочки. Тем более такое отравление болезненно.
– Иными словами, вы уверены в том, что они сознательно пытались убить друг друга одним и тем же способом – отравлением мышьяком?
– Ну да, я и говорю об этом!
– Но они по каким-то причинам не выпили отраву, однако все равно умерли этой же ночью! Причем одну из них задушили на поляне под светящимися красными огнями, а другую убили током в подвале собственного дома!
– Да! Да! И я о том же. Все это очень странно. Ой… но я не имею права это обсуждать.
До того как мы успели что-либо сказать, Тина Вениаминовна скрылась с глаз. Очень шустрая тетенька.
У Рыжей был открыт рот. Она его закрыла, а потом разомкнула уста снова, чтобы сказать:
– Жесть! Мне начинает нравиться эта тема. Даже сильнее, чем тема с огнями.
– Я же говорила! В этой истории что-то не то. Тем более каким-то боком огни сюда все-таки вплетаются.
– У тебя все козыри на руках по поводу связи убийств с огнями.
– В смысле?
– Свидание с алкашом!
– А-а. – Мы дошли до остановки и стали высматривать расписание. – Во-первых, не свидание, а встреча. Деловая. Во-вторых, он не алкаш, он информатор.
– Да-да, но ты видела его квартиру? Там пусто. У бомжей больше предметов обихода. Блин, полчаса автобуса ждать…
– Он не так давно переехал, – стала я заступаться за парня, которого, в сущности, не знала.
– Действительно. Что-то около года. Маленький срок, чтобы обставить мини-квартиру.
– С чего ты взяла, что она мини, а не макси? Нас дальше кухни не приглашали.
– О, у тебя есть все шансы обследовать ее сегодня всю!
От такого хамства я ахнула, а затем заявила, что пойду в город пешком. И действительно пошла. Женщина в летах бегает туда-сюда каждый день и, может статься, не по одному разу, а я что? Молодая и спортивная. Уж как-нибудь дойду. Возможно, даже быстрее Таньки.
Посреди променада меня поймал звонок мобильного. Я без опаски ответила незнакомому абоненту, догадываясь, кем он может быть. Он и был.
– Юлия, это Прохор. Вы настроены сегодня на прогулку?
– Да. Сейчас как раз репетирую.
– Даже так? Я тоже на улице. Можем встретиться прямо сейчас. Скажите, где вы? – Я уже дошла до города, посему затруднилась объяснить. Только прочитала табличку с первого попавшегося здания. – Юль… Я на «ты», хорошо? Юль, посмотри прямо, ты видишь широкое стеклянное здание? Темное такое. Прямо возле шоссе.
– Да.
– Ну значит, я правильно понял, где ты. Это торговый центр. Встретимся у входа через двадцать минут.
Я дошла, конечно, раньше, поэтому не преминула зайти внутрь. Походила по этажам, попыталась даже померить туфли, но резко передумала, испугавшись, что заставлю человека ждать. Извинившись перед продавцом, которая искала мой размер, я вышла из бутика и спустилась на эскалаторе к выходу. Семашко немного опоздал, но я подбадривала себя тем, что эта встреча в общем-то нужна была мне, а не ему, и я не имею права злиться. Хотя жутко не люблю опаздывающих мужчин… Тем более опаздывающих на встречу с женщиной.
– Привет! – парень был очень радостным и поздоровался со мной таким тоном, точно мы были друзья неразлейвода. Я даже побоялась, как бы ему не вздумалось прыгнуть мне на шею.
– Здравствуй. Пойдем внутрь? – кивнула я на вход вопросительно, но Прохор нахмурился.
– Зачем? Мы же хотели прогуляться. Тем более у меня нет денег, чтобы ходить по торговому центру. Идем, я покажу тебе город.
Его искренность подкупала, и я кивнула безо всякого снобизма.
Гогольск, пронзенный сотней золотистых лучей, выглядел довольно милым и уютным. По-настоящему летним. И дело было не только в отличной майской погоде. Его маленькие похожие домики в три, четыре и пять этажей, его ухоженные газоны и подстриженные кустики, его вычищенные дороги и вежливые, уступчивые водители порождали в душе чувство семейности, умиротворенности, они словно говорили: «Здесь тебя никто не обидит. Мы считаем тебя своей, доверяй нам». И эта дивная атмосфера дневной жизни никак не сочеталась с мистической, сюрреалистичной ситуацией в жизни ночной. И если я еще могла не верить в красные огни, просто потому что ни разу их пока не видела, то я никак не могла отрицать тот ужас, который пережила сегодня ночью в номере гостиницы. Приходилось признавать: Гогольск – двуликий Янус. И с ним надо быть настороже.
Наверно, так же, как и с его обитателями.
– Они оба были моими товарищами, – после моего напоминания начал рассказ Семашко. – Это случилось полгода назад, мы вместе… ну-у… отмечали у Васьки дома.
– Что? День рождения? – бесхитростно спросила я.
Наивная…
– Не то что… – Парень облизнул обветренные губы и отвел взгляд. – Просто был повод… Ладно, что я вру? Не было повода, мы просто пили. И делали так каждый день. Но, Юль… Я хочу, чтобы ты понимала, я совсем другой человек сейчас. Эта история меня многому научила.
– Я же не сказала, что осуждаю тебя! – кинулась я успокаивать человека, до того он разволновался.
– Правда? Спасибо.
«За что спасибо? – подумала я. – Да, я не сказала, но ведь осуждаю!»
– Ой.
– Чего?
– Я ничего сейчас вслух не сказала?
– Ты сказала «ой».
– Тогда нормально. Продолжай.
– Вот, потом мы вышли на улицу. Был декабрь, и Васька, как самый трезвый из троицы, пошел нас с Кабаном провожать.
– С кем?
– Кабанов. Это фамилия того, которого посадили. Вот, путь лежал через стройку. Ну то есть мы решили сократить. Я по дороге посетовал, что меня выселили за просто так, потому что строить как раз прекратили к тому времени. Тогда Кабан предложил выпить прямо там, на месте, типа за упокой моего дома. Ну который снесли.
– Я поняла.
– Вот. Давай сюда свернем и выйдем к церкви. Очень она у нас красивая. Правда, на реставрации.
– Обожаю церкви! – обрадовалась я и полезла в сумочку проверять наличие фотоаппарата: делать снимки я тоже обожаю. Фотоаппарата, правда, не обнаружилось, но зато был телефон.
– Замечательно. Я в прошлые выходные на службу ходил. То есть в другую церковь, которая работает. Меня терзает ощущение, что я до конца так и не очистился. Знаешь, я такую жизнь вел…
– Давай ты про ту историю до конца расскажешь, – против обыкновения, перебила я собеседника. Просто это было важно для расследования, а пустыми разговорами можно развлекаться и потом. Первым делом самолеты, как говорится. – А после вернемся к твоему образу жизни.
– Да, извини. Тебе же надо материал делать. А ты давно в журналистике?
– Прохор, – растягивая первую гласную, выразила я недовольство. И дело даже не в том, что он вновь пытался отойти от «самолета», а в том, что отвечать мне было положительно нечего.
– Фу, прости, мне просто интересно все про тебя знать, и… Ладно, потом расскажешь. То есть если захочешь…
– Кабан предложил выпить…
– Ах, да! Спиртное уже не продавали, была ночь, но у Кабана всегда с собой бутылка. Стаканов не было, пили из горла… Прости за такую неприглядную картину, но уж как есть…
– Ничего, я как будто… – Я чуть не ляпнула «пьяниц не видела», но вовремя опомнилась. Это невежливо. – …Неженка.
– Ну, ты похожа на нежную, хрупкую, порядочную девушку. Это то, как я тебя вижу.
– Спасибо. Итак, Кабан достал из-за пазухи бутылку. А закуску из кармана вытащил?
– Что? – Прохор хохотнул. – Не было никакой закуски. Пили так. В какой-то момент они с Васьком поругались. Я не помню, из-за чего, все было как в тумане. Короче, я их оставил там и ушел. А на следующий день пришли менты и меня повязали. Соседи Васькины описали его дружков, которые с ним «постоянно бухали», по их словам. Кабана не нашли, он пустился в бега. А меня – вот он я. Следы на месте, где произошло убийство, мои. Потом выловили Кабана, меня отпустили, короче, справедливость восторжествовала. И получил Кабан свою десятку, а я – новую жизнь. С тех пор не пью.
– А как он его убил?
– Ножом. Своим. Причем с собой унес. С этим же ножом его и повязали, он его так в кармане и носил. Придурок. Весь мозг пропил.
Мы как раз дошли до знаменитой церкви. Я достала телефон.
– Он сознался?
– А что ему оставалось? Конечно. Ты что… не веришь, что он убил?
– Мало ли…
– Он.
– Но при чем тогда огни?
– Я ж говорю, никаких огней не было. Это потом все в городе заговорили про какое-то НЛО красное. Я это точно помню. Тебя сфотографировать на фоне?
– Нет, я просто сделаю снимок фасада. – Орудуя мобильным телефоном, я скрупулезно обдумывала услышанное. Затем обернулась к парню: – Прохор, ты только не обижайся… Но, может, ты настолько был занят своим… образом жизни, что ничего вокруг не замечал, а когда наконец протрезвел и появился интерес к событиям вокруг, только тогда и услышал про огни. Вот у тебя и отложилось, что это было после.
Спутник задумался, посмотрел на небо. На синий холст с небольшим вкраплением белых бесформенных пятнышек и большим желтым кругом в центре.
– Может, и так…
После этого, когда мы пошли дальше по дороге, он посмел взять меня за руку.
– Э-э… Зачем это? – Я мягко высвободилась. Не хотелось обижать человека, но хватать ладонь той, которую ты видишь второй раз и с которой даже не на свидании как таковом, это не по-джентльменски. Он ведь даже не спросил, не против ли я. А я, кстати, была против. Семашко не был уродом, далеко. Высокий, стандартной внешности брюнет. Но эта его биография… Каждый день хлестать из горла водку (или что они там пили)? Я такого не понимаю и не приемлю. Возможно, он и встал на правильный путь, но мне однажды знакомый сказал: «Бывших алкоголиков и наркоманов не бывает». Верить или нет, не знаю. Но риск велик.
– Извини! Больше не трогаю.
– Ты можешь проводить меня к заброшенной стройке? Нам сегодня ночью туда идти. Хочу знать, в каком это месте.
– Две хрупкие барышни ночью в незнакомом городе на заброшенном пустыре?! Ты в своем уме? Я пойду с вами.
– О как! Спасибо. А тебе не трудно?
– Да брось. Что мне еще делать?.. Вы где остановились? В гостинице?
– Да. В той, что… – Я попыталась вспомнить название улицы, но Прохор сообщил:
– Знаю, она одна в городе. Как там Петрович? По-прежнему сам гостей встречает?
– Да, периодически, – хихикнула я. – Нас заселял сам. А утром сегодня какая-то девушка за стойкой стояла. Может, его дочь? У них семейный бизнес?
– Нет-нет, Петрович один, у него нет семьи.
