Маргарита Малинина
Имитируя визг
– Это, наверное, мой Степа! – ошалело произнесла какая-то однокурсница со второго ряда и, точно оправдываясь, добавила: – Он у меня такой балагур!
Экологичка вышла из оцепенения:
– Посмотрим, как ему это поможет, когда администрация института предъявит ему счет за разбитое стекло!
Алиска облегченно выдохнула и повернулась в сторону двери, но тут маньяк, он же переодетый Степа, резко бросился вперед, обогнал Орловскую, и, остановившись, преградил ей путь. Одногруппница сделала шаг вправо, затем влево – псих зеркально отражал ее действия, так что пройти ей не представлялось возможным.
– Ну ты, урод, посторонись! – не выдержала девушка. В следующую секунду, замахнувшись, маньяк с легкостью вогнал свой остро заточенный нож прямо в живот Алисе, тот проткнул ее насквозь и, выйдя из спины, поменял свой цвет с серо-стального на блестяще-алый, омывшись свежей кровью. Орловская глухо вскрикнула, мне было видно, как сильно раскрылись ее глаза в последний миг жизни и тут же потухли навсегда. Нанизанное на нож тело обмякло, а Псих в маске стал вертеть рукой из стороны в сторону, показывая сидящим труп сокурсницы во всей красе, с каждого ракурса. Как будто и без того не было страшно! Рассматривая во все глаза тело еще минуту назад живой Алисы, все учащиеся от охватившего сознание ужаса хором завизжали, а я задумалась. Мама велела не пугаться ряженых придурков, но в том случае, если они не предпринимают боевых действий. Можно ли расценить беспочвенное убийство молодой красивой девушки как воинственно настроенный поступок? Можно, решила я и присоединила свой голос к вопящим.
Убийца, который оказался именно убийцей, а не переодетым шутником, медленно, с наслаждением обводил взглядом присутствующих, намечая себе следующую жертву. От этого становилось до дрожи во всем теле холодно и до ломоты в суставах страшно. При любом повороте его головы кажется, что он смотрит сейчас именно на тебя. Что он выбрал именно тебя. Что он убьет именно тебя.
Глава 4
Экологичка так и стояла за кафедрой. Маньяк, ничуть ее не опасаясь, спокойно поворачивался к ней спиной, наблюдая за студентами, всеми сорока-пятьюдесятью людьми одновременно. Хотелось крикнуть ей: «Дай ему чем-нибудь по башке!» Но он бы услышал, какой тогда смысл кричать? Предупрежден – значит, вооружен. Хотя он и без того вооружен неплохо.
Ведьма совсем не пользовалась своим, казалось бы, выгодным положением. Или она пребывает в шоке и пока не осознает, что положение у нее одной выигрышное? Конечно, стукнуть по голове все равно нечем, но, думаю, на ее месте я бы попыталась что-нибудь сделать. Пробраться, допустим, к выходу и бежать за помощью. На моем вот месте единственное, что возможно, – это сидеть, молчать и бояться. Смерти. Чьей-либо или же своей собственной. А она только сняла свои дурацкие бусы и начала их перебирать, словно четки, закатив зрачки высоко к потолку, что их даже не стало видно, и бурча себе под нос какое-то заклинание, как будто это могло как-то помочь!
Убийца же насмешливым взглядом обводил сидящих студентов, боящихся за свою жизнь и трясущихся от липкого ужаса; он упивался своей властью и радовался такому богатому выбору, которого даже на рынке не встретишь. Наконец, когда я уже, схлопотав от всего происходящего озноб, быстрыми темпами перерастающий в лихорадочную трясучку, стала мысленно подгонять киллера: «Ну, давай же, не тяни. Ладно, пусть это буду я, но только сделай это скорее! Убей меня, чтобы этот кошмар закончился!», потому что тупо сидеть и ждать незнамо чего больше не было сил, ибо ожидание плохих событий всегда страшнее самих событий, Псих в маске определился в выборе и ринулся к цели между рядами, предусмотрительно замахнувшись ножом. Девчонки повскакивали с мест и с громкими криками ломанулись к выходу, а Вика стала меня выпихивать, потому что маньяк выбрал, к сожалению, тот ряд, что был с ее стороны. Поняв, что жертвы разбегаются, кто куда, Убийца в белой маске разозлился и одним рывком бросился к нашей парте. В воздухе просвистел звук движущегося клинка, а прямо у меня над ухом кто-то громко охнул, потом уже сзади пару раз вскрикнули, но мне было не до этого, я неслась к выходу, поддавшись стадному чувству, а также инстинкту выживания, и боялась новых криков, ведь вполне возможно, что следующим криком будет мой собственный.
В коридоре я опомнилась и, остановившись, огляделась по сторонам. Рядом со мной очутились те девчонки, что сидели сзади и на которых вначале нацелился маньяк. Они, как и я, замерли, чтобы отдышаться и прийти в себя. Слава богу, обе были живы, но одну маньяк успел слегка задеть.
– У тебя кровь, – показала я на ее руку.
– Ничего. Той девчонке пришлось намного хуже.
– Какой девчонке? – испугалась я. Поток рвущихся наружу студентов давно иссяк, а Вики все не было. Но, может, я преувеличиваю, и она успела убежать далеко вперед, ведь я неслась, ничего не видя перед собой, и могла ее не заметить.
– Той, что с тобой сидела.
Они побежали дальше, на выход, а у меня защемило сердце. Вика!
Пару раз выкрикнув ее имя и ничего не получив в ответ, я скрепя сердце отправилась назад, в логово ада.
Ярлык лежала на полу с кровоточащей колото-резаной раной в боку; препод по-прежнему бормотала что-то невнятное и неразборчивое для уха нормального человека (я сумела вычленить лишь «ахалай-махалай», но, может, от стресса почудилось), перебирая бусинки одну за другой, но на этот раз она уже не стояла, а сидела в углу; парень из параллельной группы, один из трех имевшихся на нашем курсе, пытался отвлечь маньяка на себя призывами типа:
– Эй, ты! Бросай свой долбаный нож, давай поборемся, как настоящие мужики! На кулаках! – но близко подходить боялся, все-таки противник был вооружен. Сам маньяк не обращал на парня ни малейшего внимания, продолжая кромсать уже десять минут как бездыханную Алису Орловскую.
– Вика! – крикнула я в который раз, уже находясь на пороге аудитории. Но приятельница не очнулась. А вот маньяк – очень даже. Прекратив маниакальные терзания и без того донельзя изуродованного трупа, он с любопытством уставился на меня. Однако утверждать не берусь насчет любопытства, все-таки на преступнике была надета маска, я ощущала его настроение чисто на интуитивном уровне. А выражение маски было застывшим, изображавшим что-то сродни смертельного ужаса. Как будто сама Смерть чего-то испугалась и в данный миг издала свой последний громкий визг, прямо под стать названию фильма.
«Что за идиотка решила вернуться? – очевидно, думал убийца. – Она считает меня недостаточно страшным для того, чтобы нестись отсюда сломя голову?» Но мне было на него плевать. Мне было не плевать на Вику.
Парень, которого звали, если не ошибаюсь, Олегом, воспользовавшись тем, что киллер отвлекся на меня, осторожно приблизился сзади, но что он задумал, мне узнать не удалось, так как Псих в маске обладал редкостной реакцией и координацией движений. Обернувшись, он резко задрал ногу и ударил ею парня по левой части головы – тот отлетел за тридевять земель. Странно, что убийца не пустил в ход нож. Да и экологичку нашу не тронул – еще одна загадка.
Псих продолжил кромсать то, что осталось от Алиски, неясно чем ему приглянувшейся, а Олег, вскочив, ринулся к выходу, попутно схватив меня за руку и волоча за собой.
– Отстань! – рьяно отбивалась я. – Там Вика!
– Ты ей не поможешь. Вот выберемся отсюда и вызовем «Скорую».
Но я продолжала сопротивляться, наконец, мне удалось вырваться, тогда он со словами:
– Тебе жить, что ли, надоело? Нет уж, хватит трупов на сегодня! – схватил меня уже за волосы и насильно потащил к выходу из здания.
Голова раскалывалась, словно ее верхнюю часть начисто снесли электропилой «Дружба», но, несмотря на это, мне все же удалось убедить парня, что нам не по пути, и, миновав таким образом крыльцо института, он оставил-таки в покое мой так и не снятый скальп, побежав к остановке. Я упала на землю, не удержав равновесия, но успела подставить ладони, чтобы спасти лицо. А вот сами ладони и коленки разбила в кровь. Додумалась напялить сегодня юбку! Никогда не надевала, и на тебе, в самый неподходящий для этого день! На что я теперь похожа? Длинное пальто или тем более брюки скрыли бы это безобразие. Но я же не виновата, что на улице не по-мартовски тепло, поэтому… Господи! О чем я думаю?! Это последствия шока?…
Тряхнув головой, будто пытаясь скинуть с себя боль в районе волосяных луковиц, я поднялась и огляделась. Десятки людей, и студенты, и преподаватели, топтались возле крыльца, почти все пялились на меня, не пропустив наше с Олегом эффектное появление. Кто-то подбежал и что-то сказал, вроде предложил помощь, а может, утешил тем, что уже вызвали «Скорую» и полицию – не знаю, в ушах гудело, и я почти ничего не разобрала.
Я оттолкнула этих людей и поковыляла обратно. Ноги не желали сгибаться и на все попытки идти отзывались острым, нестерпимым покалыванием в коленных чашечках. Разодранные в кровь и исцарапанные о неровный асфальт ладони горели, точно их прижигали каленым железом, да и голова не переставала раскалываться. И как, скажите на милость, я, такая больная и раздавленная, собиралась вступать в схватку с вооруженным маньяком, умеющим к тому же недурно драться? Но мне было все равно, что он со мной сделает, я должна была хотя бы попытаться помочь Вике, своей подруге. Это был мой долг.
Вернувшись в проклятую аудиторию, я застала все ту же картину: экологичка – в углу с бусами, маньяк разделывает труп Алисы. Точно с такой же сосредоточенностью шестилетний малыш собирает конструктор «Лего». Увидев меня, Убийца в маске среагировал неадекватно, по крайней мере, совсем не так, как я ожидала: кинулся, но не на меня, а в разбитое окно. Почему-то бегство противника придало мне силы, а также желание борьбы и законной вендетты. Убийца должен быть наказан во имя справедливости.
Я подбежала к лежащей на полу Вике и, увидев, как она открывает глаза и стонет, потихоньку приходя в себя, крикнула Ведьме:
– Позаботьтесь о ней! – а сама бросилась вдогонку.
Неровные острые края разбитого стекла порвали мою новую куртку, поцарапав заодно и предплечья, но я уже не чувствовала боли. Я чувствовала лишь желание мстить.
Словно Геркулес, я с легкостью подхватила массивное бревно, то самое, коим Псих в маске и разбил окно аудитории, и побежала следом, с трудом различая движущуюся впереди тень и окончательно позабыв о разбитых ладонях, коленках и гудящей голове. К сожалению, погналась я за ним слишком поздно. Через миг убийца нырнул в стоявшую на обочине машину и завел мотор; габаритные огни загорелись, но с такого расстояния ни номера, ни тем более марку разглядеть мне не удалось. Не хватило каких-то десяти метров, всего пары-тройки секунд!
Автомобиль резво вырулил на дорогу и начал набирать скорость, а я, чувствуя, что проигрываю эту схватку, от обиды из последних сил замахнулась тяжеленным бревном, дабы кинуться им в ускользающую из вида машину, но двадцать пять килограммов дерева потянули мои пятьдесят куда-то назад и через несчастное мгновение я вновь очутилась на земле.
* * *
Два дня назад
Встреча была назначена на пять часов. Она немного опоздала, но в условленном месте, на крайней справа скамье, возле громоздкого мраморного памятника известному писателю золотого века, ее никто не ждал. Девушка присела и закурила. Пальцы тряслись нервной дрожью, в уголках красивых глаз искрились на солнце еле сдерживаемые слезы, а пепел сыпался прямо на недавно купленные голубые джинсы, но эту оплошность девушка упорно не замечала. Прохожие одаривали ее сочувственными взглядами, говорящими: «Бедная девочка, что у тебя случилось?», но ей на это тоже было наплевать.
Наконец, проходящий мимо мужчина, одетый серо и неброско, кинул ей на колени тугой сверток и поспешно удалился, ни разу не обернувшись. Она сначала меланхолично докурила уже третью сигарету, затем взяла в руки сверток. Непрозрачный тонкий пакет был перевязан резинкой, которую она и стащила с него, развернула и вытянула из пакета белый конверт.
– Ну, с богом, – сказала она сама себе, хотя была атеисткой, и извлекла из конверта пестрые картонные карточки. Это, безусловно, были обещанные фотографии. Пролистав все до последней и сложив пачку на коленях, она зарыдала и принялась истерично стряхивать их с себя, как какой-то мусор или грязь, приговаривая: – Нет, нет, не может быть…
Фотографии, кружа, разлетелись на небольшое расстояние, детишки, выгуливаемые заботливыми мамашами, тут же стали их подбирать и играться, точно с бумажными самолетиками.
– Птенчик, положи на место! – налетели мамы с одной и той же фразой каждая к своему ребенку. – Сколько раз говорила, не бери ничего с земли!
Сидевшая на крайней справа скамье девушка этого тоже не заметила. Она продолжала плакать, размазывая слезы вместе с тушью по лицу.
Это был конец. Ее конец. Жизнь окончена, и спасения не будет. Сколько у нее осталось дней? Два, три? Может, неделя? Но это уже неважно. Важно другое: впереди у нее только одно – смерть.
* * *
Сегодня
– Так какого, говорите, цвета машина была?
– Темного. Темного цвета. А может, и не очень темного, но явно не белого.
– Отлично, – потер руки мент, насмешливо глядя на меня и всячески издеваясь. – Осталось только найти автомобиль не белого цвета, и убийца у нас в кармане!
Я ощущала себя так, словно выдержала Ледовое побоище, притом что и наши, и крестоносцы в своих тяжеловесных доспехах – все сражались против меня одной. Короче говоря, скверно я себя ощущала. Да и выглядела, наверно, соответствующе. Нет бы пойти домой, прийти в себя, смыть всю грязь и обработать раны йодом вместо того, чтобы терпеть все эти недоверчиво-насмешливые взгляды. Кто додумался вызвать ментов? И почему я не успела убежать, как все, до их приезда? Хороши тоже одногруппники, в полицию позвонили, а самих – ветром сдуло, теперь у них свидетели – я да Ведьма. И, бросив взгляд на по-прежнему сидевшую в углу экологичку, уже давно распрощавшуюся со своей вменяемостью, может, еще при самом рождении, поправила сама себя: «Точнее, свидетель один – я». У Вики подавно ничего не спросишь, ее на «Скорой» увезли сразу в операционную. На ком же еще ментам зло срывать? Осталось лишь на мне.
Мы сидели в той же аудитории, и я по сотому разу пересказывала все недавнишние события, а они по тому же сотому разу мне не верили, не забыв даже осведомиться, а нет ли у меня справки об инвалидности. Я ответила, что с собою нет, мне ее родители на руки не дают, не положено. Слава богу, мужики осознали, что я шучу, и пригрозили кулаком. Это еще что, вот если они свяжутся с теми ребятами, что Ромкин подарок «разминировали», тогда меня точно упекут.
Экологичка так завывала свой «ахалай-махалай», что мешала всем не только слышать друг друга, но даже думать.
– Нет, я больше не могу! – сорвался один из ментов – щетинистый парень лет двадцати трех. – Уберите ее куда-нибудь! Вован, вызывай «психиатричку»!
– Брось, еще «психиатрички» нам не хватало. Попоет-попоет и перестанет, – предположил Вован. – Самой же надоест. Она что, колдунья у вас? – обратился он уже ко мне. Я еле заметно кивнула, будучи не в силах произнести ни слова, так я устала. – Понятненько. Итак, вы утверждаете, что однокурсник пытался ударить предполагаемого убийцу? – На слово «предполагаемого» я обиделась и ничего ему не ответила. – А когда ему это не удалось, вы вместе с ним покинули здание. Но вдруг, – продолжил он торжественно, – вспомнили о своей бедной, несчастной подруге, которую лишь вы могли спасти, и вернулись в стан врага, размахивая картонным мечом!
И все четверо заржали.
– Но к вашему величайшему огорчению, – продолжил тот, кому больше всех мешала жить наша экологичка, – маньяк не пожелал с вами драться и, трусливо поджав хвост, бросился наутек. Какой недобросовестный попался маньяк! – Они снова синхронно заржали. – Но вы всерьез настроились его проучить, потому выпрыгнули в окно, схватили здоровенную деревяшку и ринулись в погоню!
Если опустить экспрессию, то в целом все так и было, потому я согласно кивнула и, черкнув в объяснении: «С моих слов записано верно, мною прочитано», там же расписалась. Однако мне никто не собирался верить, они даже провели следственный эксперимент, заставив меня поднять бревно; я, нечего и говорить, на сей раз не смогла, что меня ничуть не удивило: во-первых, сказалась усталость, во-вторых, я действовала тогда, выражаясь юридическим языком, в состоянии аффекта, а некоторые, как гласят факты, еще и не такое вытворяли в вышеуказанном состоянии.
– Послушайте, – нарушила я свое гордое молчание, – я понимаю, насколько дико звучит мой рассказ, но это чистейшая правда, и сколько бы раз вы не переспрашивали, я своих показаний не изменю.
– Хорошо, – посерьезнел мент. – Назовите имя и фамилию того молодого человека, что вынес вас из этой аудитории.
– Я не знаю его фамилию, – растерялась я. – Зовут, по-моему, Олег.
– По-вашему? – вспомнил он о сарказме, как о неотъемлемой части своей личности. – Как же так, гражданочка? Два года вместе отучились.
– Господи, он посещает лекции раз в полгода! – стала я оправдываться. – Я хорошо знаю тех, кто постоянно ходит в институт, а тех, кто не ходит, – увы!
– Ну хорошо, допустим. Почему, как вы думаете, он не хотел позволить убийце полностью расчленить тело жертвы?
Ну и вопросик. Какие мне сны после этого будут сниться? Да и усну ли я вообще?
– Она ему нравилась. Так что это было вполне естественное желание.
– Откуда знаете, что нравилась? – тут же насторожились стражи порядка, почуяв след.
– Ну… – протянула я. – Это было заметно. В те несколько дней, что он присутствовал на занятиях, он так и вертелся возле нее. Она никогда не досиживала лекции до конца, и, как только она выходила, он выдерживал не более пяти минут и тоже сбегал. Мы еще посмеивались.
– То есть они состояли в интимных отношениях?
– Откуда ж я знаю? Вы такие вещи спрашиваете… – подивилась я этому народу. – И вообще, чего вы ко мне прицепились? Мне домой надо.
– Могу сказать, чего мы прицепились. Хочешь знать, как дело было? Бросила твоего Олега ваша красавица, вот он и заколол ее сгоряча. А так как вы все любви особой к ней не питали, может, завидовали, может, еще чего, вот и сговорились всем курсом его покрывать. Придумали маньяка, а мы, значит, ищи сами не знаем чего! – Его злые маленькие глазки хотели увидеть меня насквозь, запугать, припереть к стенке. Не дождетесь.
– Ах так? А Вика Ярлык, что сейчас в реанимации, тоже его бросила, да?
– Ей не повезло, рядом стояла, – сориентировался мент. – Вот и попал ей в бок.
– А другие студентки, что с порезами на руках домой побежали? Им всем он тоже случайно угодил ножом?
– Их мы не видели.
– Конечно! – нервно засмеялась я. – Зачем ловить маньяка, тратить время и силы, когда Олег – вот он! Сажай не хочу! Осталось повесить на него первую убитую, Алену Звеньеву, видать, она его тоже бросила!
Они опешили, их лица перекосила злоба, а я хотела припугнуть их Бориской, но тут…
– Ахалай-махалай-лай-лай!! – неестественно громко завела свою шарманку экологичка, перед этим немного помолчав. Видимо, собиралась с силами. – Ой, люли-люли!! – Амулет с ее шеи перекочевал в руку, и теперь она широко размахивали им, точно лассо. Бусики скромно валялись рядом на полу. – Калина красная-а… я! Я! Я! Я-а-а-а!!
Калину красную офицеры вынести уже не могли и переключились на преподавателя экологии, а я, пользуясь возникшей суматохой, смылась домой, встретив по дороге фургон с надписью «Телевидение». Хорошо хоть, в их лапы не попалась! Еще бы пара минут, и меня в таком чудесном виде транслировали бы по всем каналам, а внизу экрана маячила бы бегущая строка следующего содержания: «Она подняла бревно с земли и погналась за Убийцей в белой маске». Такой позор пережить я бы не смогла.
Услышав, как открылась входная дверь, мама громко спросила:
– Это ты, овца?
– Я, я!
Я прошла в комнату. У мамы на лице была огуречная маска, так что можно было не бояться, что мать подымет вой, оглядев внешний вид своей дочери. Папа уютно похрапывал, с комфортом устроившись на мамином мягком животике. Идиллическую картину образцово-показательной семьи портили лишь мои разбитые в кровь колени и ладони, двадцать «стрелок» на колготках, порезанные стеклом в нескольких местах в районе предплечья куртка и водолазка, запекшаяся кровь в этих местах, а также на затылке (так неудачно я упала вместе с проклятым бревном), растрепавшаяся прическа (заколка висела на одной волосинке) и грязь в самих волосах.
– Как у вас дела? – спросила я. – Есть какие-нибудь новости? – Хотя у самой этих новостей было хоть отбавляй.
– Надька приходила. Прикинь ее сына с невесткой залили три дня назад. Все этажи в доме затопили! Вот так уйдешь куда-нибудь на Восьмое марта, вернешься – бац! – все обои отвалились! Ладно, иди ешь.
Но я отправилась не на кухню, а в ванную: тело требовало смыть с себя все это безобразие.
На следующий день мы с Катькой решили посетить место первого преступления. Двор с тыла «Гиганта» выглядел отнюдь не безопасно и не мог вызвать у молодой девушки, не причисляющейся к категории бомжей, желание прогуляться по нему во тьме ночной. Оцепление вокруг места убийства в виде ленточек кое-где уже пообрывали, так что мы беспрепятственно сумели туда проникнуть и, встав ногами ровно в середину площадки, где, скорее всего, и находился труп, изобразили на лицах выражение глубокой задумчивости. Стояли так довольно долго, наконец, Катя, тряхнув длинными вьющимися каштановыми волосами, произнесла совсем не в ту степь:
– Я собралась работать. Позвонила в салон сотовой связи, завтра пойду на собеседование.
– А как же институт? – проявила я интерес к чужому незаконченному высшему образованию.
– Там работа сменная. Когда во вторую смену, буду успевать ходить в институт. Да я и так далеко не каждый день посещаю занятия, ты же знаешь. – В этом мы с подругой отличались. Я серьезно относилась к образованию и очень редко прогуливала. Я кивнула, и мы немного помолчали. Затем Катя выдала: – Парень убитой живет либо в том доме, либо в этом.
Рядом с нами вовсю разрастались кустарники, чуть поодаль – табачный киоск, который уже давно не работал, а уже за ним повернули к нам свои бока две похожие друг на друга пятиэтажки. В них-то и тыкала сейчас Катька длинным красным ноготком, мысля при этом крайне здраво: в радиусе пятисот метров ни одного иного жилого дома или гостиницы не предвиделось. По этой причине мы всем торсом к данным пятиэтажкам развернулись и принялись с особой тщательностью на них пялиться, лелея в душе надежду, что прямо сейчас между ними протянется огромный белый плакат, и яркими синими или красными буквами на оном будет выведено ФИО убийцы. Собственно говоря, мы бы не отказались от любого другого пояснительного знака, но ФИО все-таки предпочтительней. Такой уж у нас, у русских, менталитет: любим вылавливать рыбку из пруда, не прикладывая к этому ни малейшего труда. А так случается ну очень редко.
– Вполне вероятно, – одобрила я ход Катькиных мыслей.
– Не вероятно, а точно! – обиделась Любимова, ненавидевшая, когда в ее смекалистости и доводах сомневались. – Иначе какого рожна она бы сюда приперлась?
– Она могла просто сократить путь через этот двор, но начальная точка при этом была чуть дальше.
– Нет, чуть дальше освещаемый фонарями сквер, и сколько угодно асфальтированных тропок. Если бы она шла из любого другого дома любой другой улицы, то сюда бы вообще не заглянула. – Я представила себе карту местности, сильно поднапрягшись. А ведь и правда! Если б я лучше знала родной город и не страдала топографическим кретинизмом, сразу бы пришла к такому же выводу, как и Катька. – Так что, скорее всего, она шла двором к дороге, – продолжила подружка. – Я купила в переходе метро два журналистских удостоверения. Придется нам под этим прикрытием прошерстить все-все квартиры данных пятиэтажек.
Резон в этом был, но проводить настолько массовое мероприятие не хотелось, потому я пожала плечами.
– Привет, – неожиданно услышала я за спиной и, вздрогнув, резко обернулась, а увидев Ромку, вскрикнула и зажала рот руками. Выглядело это слегка театрально, но я и в самом деле струхнула: вот ведь нечистая его принесла. – Ты чего пугаешься? – прозвучало с легкой обидой в голосе. Ромка считал себя если не красавцем, то вполне симпатичным перцем, и совершенно не был готов к такой реакции на себя любимого. Он-то не знал, что у Бориски на подозрении. Да и у меня, наверно, тоже…
Любимова вопросительно уставилась на меня: сразу, мол, будем умирать или еще поборемся, из чего я заключила, что и у подруги мой парень был на особом счету. Я покачала головой, вспомнив Конституцию и ее сорок девятую статью: мы пока не имеем права считать его убийцей, только суду даны полномочия доказать это или окончательно опровергнуть.
– Привет, – ответно поздоровалась я, придя в себя. – А что ты тут делаешь?
– Как что? На обед иду с работу. Я живу тут. Вон он мой дом, справа который. – При этих словах Роман показал на – да-да! – одну из отмеченных нами пятиэтажек. Мы с Катей угрюмо переглянулись: выходило, что погибшая Звеньева с пятидесятипроцентной вероятностью шла к месту своего убийства из дома моего нового знакомого…
