– Ты не такая, как все! – прошептал мне на ушко Витя Козлевич, и его громадные штангистские ладони волнующе сжали мою талию.
Из дискотечных динамиков пронеслось про пьяное солнце, и я сама слегка опьянела от здорового олимпийского жара и блестящих глаз напротив. Пожалуй, я в него влюблюсь… У меня приятно закружилась голова в предвкушении чего-то большего – такого, о чём пишут в книгах с пометкой 18+. Сердце моё учащённо забилось. С очередным поворотом в нашем не слишком замысловатом танце я заметила, что тяжелоатлетка Крохина смотрит на меня так, словно готовится к роли Отелло в смотре художественной самодеятельности. В моих венах игривыми пузырьками заиграл адреналин. Я чуть задрала подбородок, празднуя победу: «Будет знать, как обзываться! Штангистам больше нравятся „чахоточные выдры“, а не косая-сажень-с-ядром… Вот так!»
– У тебя даже имя особенное – Тася! Ты такая… такая, – с томным обожанием подыскивал нужное слово Витя.
А мне вдруг стало безразлично, что мой кавалер не красноречив и не остроумен. У него сила – в другом. Однозначно в другом. Он – красивый.
Песня закончилась. Витю окликнули.
– Никуда не уходи, Тася! – сказал он. – Я сейчас.
Я улыбнулась ему, чувствуя, как рдеется что-то внутри. Очень удачный сегодня день! Не зря я утром на пляже нашла «куриного бога». Да не обычного, а настоящую жемчужинку с дыркой посередине. Теперь висит у меня на груди – на счастье!
В ночи трещали цикады, дурманяще пахла магнолия, с моря на дискотеку спортивного лагеря налетал свежий бриз. Романтика! Что-то обсуждая с парнями из команды под большим фонарём, Витя помахал мне, и мурашки пробежали по моей коже. Я засмущалась от собственных мыслей и мечтательно прикрыла глаза.
Вдруг кто-то дёрнул меня сзади за плечо и втащил в кусты. Я не успела взвизгнуть, как оказалась на дорожке перед Крохиной. На ее широком славянском лице яростно сверкали глаза, в каждом по смертному приговору. Две рослые гребчихи в одинаковых синих костюмах стояли рядом и тоже не выражали дружелюбия. Ой!
– Слышь ты, выдра… – начала Крохина, потирая кулаки. – Ща мы тебя научим, как перед чужими парнями задницей крутить! Навсегда запомнишь.
Я застыла, испуганно моргая. Ноги стали ватными. Надо было что-то сказать, но у меня лишь беспомощно задрожала нижняя губа. Витя! Где он?! Он не спасёт меня?.. Вместо него из темноты вынырнула высокая девушка и заслонила меня собой. Длинная чёрная коса взметнулась перед моим носом.
Рита! Риточка! – закричала я от радости, но про себя, так как дар речи в критические моменты пропадает у меня первым. Зато у меня получилось попятиться, очень осторожно.
– Эй, каратистка, вали отсюда! Нам с тощей выдрой надо поговорить, – угрожающим басом произнесла Крохина.
– Сами валяйте. Таська со мной.
– Лучше не нарывайся. А с выдрой мы не очень больно поговорим, – вставила гребчиха Грымова, истинно русская девица, из тех, что коня на скаку, в дом с огнём и медведю палкой в лоб. Вторая, кучерявая рыжая Аня хихикнула:
– Мы за любой кипишь, а за подругу и подавно… – И хищно подмигнула мне, с опаской выглядывающей из-за плеча Риты. – Эй, мелкая, от Козлевича отвянь, иначе вся команда карате тебе не поможет!
Ой, надо что-то делать! Их трое, а Рита одна, пусть и чемпионка – меня-то можно не считать. Дрожа, как осиновый лист, и скрещивая пальцы на всякий случай, я пробормотала со всей возможной жалостливостью и раскаянием:
– Он сам пришёл, точнее пригласил… Я больше не буду… Честно-честно!
Не помогло. Ноздри у Крохиной раздувались, словно у буйволицы, узревшей красную тряпку:
– Слышь ты, выдра, ещё раз к Козлевичу приблизишься, я тебе! – Её кулак взметнулся в воздух, и в мою сторону что-то полетело. Возле моих кед упал булыжник.
– Не тронь Тасю! – Рита подалась вперёд, сделав выпад ногой.
Тяжелоатлетка бухнулась на мощёную плиткой дорожку. Гребчихи кинулись на помощь, а я зажмурилась, теряя от ужаса мысли. В опустевшей голове осталось только дискотечное –
«…прочь отсюда убежать.
Лучше буду на Гаваях
Чистым воздухом…дышать».
Куда угодно отсюда, Господи Боже! Хоть на Гавайи, хоть на Дживайи! Мамочки!
Я зажмурилась и, шагнув назад, споткнулась. В момент, когда под моей пятой точкой с треском подмялись ветки, всё стихло. За закрытыми веками вспыхнуло что-то яркое, и под дружное «Что за…» я осторожно приоткрыла один глаз. Потом второй. Надо же, какая живая галлюцинация!
Я читала, что после сотрясения мозга возможны глюки. Но мой мозг не там, чем я стукнулась. И всё же… Звёзды исчезли, припекало солнце. Более чистые, более бирюзовые волны плескались о белый песок. Позвольте, а где галька и камни? Изумрудные кудри тропического леса покрывали горы бухты. Солнца было два – красное и оранжевое. Рядом пыхтела в песке Крохина, над ней возвышалась Рита. На кромке невероятно красивого пляжа загорелый мужичок в драной застиранной рубахе и коротких штанах возле утлой лодки замер с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью.
– Бурбулеу бурбеск гуду? – наконец, выдавил мужичок.
– Чиво? – опешила Грымова.
Мужичок спрятался обратно. Мне стало дурно, я облизнула пересохшие губы в надежде, что сейчас меня приведут в чувство, и всё станет обычным: парк, Грымова, море. Наверное, появится дядя Серёжа и будет отчитывать за то, что снова из-за меня переполох… Но тут Крохина вцепилась в мой хвост и пребольно дёрнула:
– Эй, выдра! Чё за фигня?!
Вроде бы больно во сне не бывает? И в галлюцинациях тоже. Так что же это?! Я пробормотала очевидное:
– Кажется, это не Сочи…
– Да блин!
Крохина выпустила мои волосы и оглянулась. С пальмы позади гребчих поднялась в небо большая птица с радужными крыльями, как фламинго, на которого розовой краски не хватило и докрасили всем, что было на палитре. Фламинго каркнул, поджал красные лапы, а затем резко взмыл вверх и направо.
Гребчиха Аня Фуц тряхнула короткими кудряшками и обругала птицу неприлично.
– Однозначно не Сочи, – сказала Рита.
– Что это?! – рыкнула Крохина и, быстро вскочив, ткнула кулачищем в сторону моря.
На выходе из бухты волны угрожающе нарастали. Затем расступились, и громадная акула, подобно летучей рыбе, выскочила из морского чрева. Красно-сине-зелёные, сверкающие плавники распахнулись, как крылья, и мы увидели на загривке чудовища седока в чёрном. Он направлял акулищу прямо на нас. Девчонки взвизгнули и бросились в пальмы, мужичок из-за лодки туда же. Только я застыла на белой песчаной полоске, как кролик перед удавом.
Пара секунд, и гигантские челюсти клацнули, словно ковш экскаватора перед моим носом. Акула хряпнулась пузом о песок, пляж содрогнулся. Морская зверюга сложила крылья и встряхнулась, окатив меня солёными брызгами и песком одновременно.
Несмотря на крики из кустов «Беги, выдра!», «Тася, к нам! Скорее!» «Ой, вот дура…», я не могла пошевелиться от страха.
Нет у меня никакой реакции, я даже на права сдать не смогла – правила ответила на «отлично», но инструктор поседел…
И тут на песок спрыгнул здоровенный молодой мужчина в чёрном.
«Красивый», – пискнуло моё женское «Я»; самая быстрая часть меня, которая мгновенно отметила синие глазищи, прямой нос, широкие плечи, смоляные косы и короткую бороду, скорее отросшую щетину. Незнакомец нехорошо осклабился, глянув на мою грудь, и, внезапно сграбастав, перекинул на плечо.
– Ой! – вскрикнула я. – Помогите!
Мужчина взбежал по жабрам акулы, как по лестнице. Плюхнул меня животом и лицом в скользко-мокрый загривок чудовища так, что я ахнула. Попыталась подняться, отталкиваясь руками от вонючей рыбьей туши. Но незнакомец, оседлавший акулу, вдавил меня обратно ладонью, чтоб не рыпалась, и грозно выкрикнул:
– Кырлаг, йоши! Йах-хоу!
Чудовище попятилось в море, ловко развернулось, словно не весило пару-тройку центнеров. Расправило яркие крылья, от которых в нос ударило запахом рыбного рынка. И мы полетели над бирюзовой гладью моря, подминая тенью тысячи солнечных зайчиков на волнах.
Ой, мамочки! Меня что, похитили?!
Рита, Крохина и гребчихи метнулись к берегу за Тасей, но преступник на акуле скрылся так быстро, что догнать его не вышло бы и на байдарке с электромотором, не то что вплавь. Рита сообразила первой и ткнула пальцем в сторону убегающего косматого владельца лодки:
– За ним!
Надо же было хоть что-то выяснить…
Поднимая пятками облачка песка, мужичонка припустил к буйным зарослям с дикими воплями. Из-за пальм и жирных с прожилками лиан выкочили такие же маломытые, нечёсаные, южного типа мужчины с вёслами.
– Девочки, внимание! Аборигены! – воскликнула Рита Дзен.
Девушки еле успели затормозить. Мужичонка затараторил возбуждённо тыкая в пришелиц, и недолго думая представители местной расы двинули на них с выражением лиц «сейчас-как-дадим-больно».
– Ой, не к добру, – заметила Аня. – Валим?
– Абрыг морисо мухарка фу! – сказал крепкий товарищ с бородой, окатив негодующим презрением девчонок.
– Сам ты фу! – не выдержала Грымова. – Я тебе такой фу покажу, плакать будешь и маму звать.
Крохина подняла с песка что-то похожее на кокос и положила на плечо, готовясь метать. Аня, сощурив янтарно-карие глаза, подобрала палку с песка.
– Девочки, спокойно, – попыталась воззвать к голосу разума Рита.
Аборигены начали окружать девушек, гудя с нарастающей враждебностью. Девчонки отступали, теснясь друг к дружке. И вдруг бородач угрожающе замахнулся веслом. Аня увернулась. А Крохина рявкнула:
– Ну всё, я нервная сегодня! – И мохнатый кокос с синими прожилками влетел в лоб бородачу.
– Мухарка фу! – вскрикнул он, падая бесславно.
Возмущённо подхватив: «мухарка фу», толпа без разбору кинулась на девушек. Встав в боевую стойку, Рита принялась отбиваться и разбрасывать налетающих на неё аборигенов. Грымова и Фуц отобрали у нападающих вёсла и начали орудовать ими, прицельно попадая в лоб. Крохина устроила артиллерийский обстрел мохнатыми кокосами, параллельно раздавая пинки. Не прошло и трёх минут, как десяток кудлатых аборигенов валялся на песке со стонами, держась за лбы и пах.
– Кто с веслом к нам придёт… – удовлетворённо заявила Грымова и пнула долговязого дрыща в серой фуфайке. – Чё с этими делать-то теперь?
– Вязать нечем, – пробурчала Крохина.
– И незачем, – констатировала Рита. – Главное, так и не ясно, куда мы попали?
– Потому что так вообще не бывает… – сказала Аня Фуц, убирая пряди мокрых рыжих спиралек со лба и отирая кулак о джинсы.
– Глупо отрицать то, что есть, – пробормотала Рита.
– Так чё, какие идеи? – переступила с ноги на ногу Грымова, нежно пнув попытавшегося встать аборигена. – Нам обратно надо. Тренер хватится и заставит завтра десять километров бегать, если к отбою не вернёмся.
Аня Фуц показала на два солнца:
– Судя по ним, отбой ещё не скоро.
– Два… Солнца два… – глубокомысленно заметила Крохина. – А я кроме чая ничего такого не пила сегодня. Может, подмешали? Как на Олимпиаде допинг?
От больной темы все спортсменки нахмурились. Но тут с неба раздался визг, дунул ветер, и на землю спустилось облако. Остановилось в метре от песка и развеялось – перед ошалевшими девчонками с сизого ядра встал на песок старец с голубой бородой и двумя длинными косами, в синем балахоне с золотой блямбой на груди. Он бросил шарик в песок, тот отрикошетил и в полёте превратился в светящийся посох.
– Обана… – прошептала Грымова.
Старец нахмурился.
– Мухарка фу!
– Здравствуйте, – произнесла Рита, сообразив, что старец не прост: как минимум, дедушка Мюнхаузена, как максимум, представитель власти, и со всем уважением показала на побитых аборигенов: – Мы только защищались, сэр.
Старец окинул взглядом место происшествия, внимально вгляделся в каждую из девушек и щёлкнул внезапно гибким, как хлыст, посохом. Вокруг девушек взметнулись голубые облачка мерцающей пыли, и старец проговорил по-русски густо и басисто, как Шаляпин:
– Среди вас нет одарённой. Где она? Говорите, девицы из другого мира!
– А кто вы такой? – буркнула Грымова.
– Простите, мы не знаем об одарённой, – пробомотала Рита. – Но с нами сюда попала ещё одна девушка, Тася, Анастасия Воронцова…
– Да, выдру похитил какой-то чёрный тип на акуле с крыльями, – добавила Крохина.
– Когда? – сверкнул глазами старец. По-настоящему сверкнул, а не фигурально – брызнул искрами в песок, и засохший листик лианы вспыхнул и осыпался пеплом.
Девушки сглотнули.
– Минут десять назад, – проговорила Аня.
– Мерзавец! Выслеживал он пришествие её! Подонок бесчестный и подлый! – пыхнул гневом и паром из ноздрей старец. – Вашу Анастасию нужно срочно вернуть. Опасность ей грозит!
– Ясно, – заявила Рита, складывая руки на груди. – Но для начала было бы неплохо узнать, куда мы попали. Просветите, будьте любезны, многоуважаемый… хм… волшебник?
– Да! И что за хрень вообще происходит?! – насупилась Крохина, вновь сжав кулаки.
Гребчихи с вёслами добавили:
– Верните нас обратно. Мы должны быть в палате к отбою.
– Я же говорю: странные женщины, – поднял голову, увенчанную двумя шишками, как рогами, крепкий бородач. – В штанах. И дерутся, как воины.
Теперь выражение «странные женщины» звучало как «мухарка фу», но отчего-то было понятно… Видимо, из-за голубой пыли.
– Они сами на нас напали, – не растерялась Рита. – Так где мы? Или когда мы? И кто вы такие?
Голубовласый старец чуть покривился, но снизошёл до монолога:
– Вы на пятой, на лучшей и прекрасной планете из миров Всевидящего Ока, Дживайе. О, да здравствует Око, великое и чудесное! Перед вами я – мастер магических искусств и правопорядка Джуйендэ, и вы, пришелицы, женщины в штанах и без мухаро, обязаны мне сдаться до дальнейшего распоряжения властей!
– Сдаться? С какого перепуга?! – возмутилась Грымова.
– Верните нас обратно! – сказала Аня.
Разноцветный фламинго спикировал на место побоища из синих небес, каркнул и, выставив красные лапы, сел на пальму. Точнее, обхватил ствол когтищами и завис под углом девяносто градусов, рассматривая пришельцев.
Старец щёлкнул посохом и пробасил:
– Подчиняются мне все иномирцы! И вы будете, девицы! Не подчинитесь, охладите пыл в казематах Моргуусы, пока не научитесь уважению!
– Погодите, мы уважаем вас, мастер, – сказала Рита. – Но мы ничего не понимаем. И просим исправить ошибку и вернуть нас в наш мир. Тогда мы не успеем натворить ничего противозаконного. А за этих, – она показала рукой на побитых аборигенов, – приносим наши глубочайшие и искренние извинения.
– Вас вернуть я не смогу, – по-шаляпински ответил старец, добавив драматизма голосу. – Проходы в тканях пространства и времени способны открывать только дживы – одарённые души. И, думаю, дева Анастасия, которая пропала, и есть джива! – Он ткнул посохом в девушек и рыкнул, как точку поставил: – Так как вы все абсолютно бездарны!
– Сам такой, – пробурчала себе под нос Грымова.
– Упс, – закусила губу Крохина. – Нас что, выдра закинула?
– Мда… Вот это новости, – громко выдохнула Рита. – И где теперь её искать?
Акула поднырнула под гигантскую арку в скале, вынесла нас в невероятную по размерам пещеру и шлёпнулась пузом на каменные плиты.
– Кырлаг уещи, – сказал довольно мой похититель и подхватил меня на плечо.
Честное слово, мешком мне быть не нравилось, поэтому я жалостливо попросила:
– Отпустите меня, пожалуйста!
Похититель хмыкнул. Так же ловко, как забегал, сбежал по жабрам вниз. Я заподозрила, что акула была дрессированной и жабры распускала специально – для удобства наездника. Он поставил меня на плиты. В кедах хлюпнуло, короткая юбочка прилипла к бёдрам, футболка с надписью «Я люблю тебя, Париж!» тоже, и с волос полило на пол, как с не выжатого пододеяльника. В общем, мокрая курица, вид катастрофический.
Клацая зубами от страха и холода, я скукожилась. Но, подняв глаза, с удивлением обнаружила, что мой похититель гладит акулу по морде и похлопывает, как боевого коня, приговаривая что-то типа «кабур-чабур». Чудовище при этом с наслаждением жмурилось. А ведь могло бы запросто и руку по плечо откусить, как чупа-чупс…
И не боится он такое чудовище! Внутри меня к страху примешалось подобие уважения. Нравятся мне смелые мужчины, пусть сама я трусиха жуткая.
По идее, надо было в момент этой идиллии искать пути к побегу, но, оглядевшись, я предпочла стоять на месте. Рядом с громадным бассейном, существующим вместо стойла, располагались бассейны поменьше – в них плескались кашалотики и сверкающие красным три медузы размером с «Дэу-Матиз». Кашалотики подлетали на крыльях и плюхались в воду, попадая брызгами на медуз. Те шипели и тянули страшные щупальца к нарушителям спокойствия. В стойле справа дремал трёхметровый осётр с шипами по всей длине и острым хищным носом, похожим на пилу. Громадный купол – больше, чем в цирке, сплошь облепили розовые и белые сталактиты, причём белые светились на концах, освещая морскую конюшню лучше, чем лампы в метро.
Я отёрла ладонью воду с лица и осторожно глянула на моего похитителя. Красивенный и огромный ростом, он был затянут в чёрные кожаные одежды, на ногах – сапоги, на бедре болталась сабля и ещё какие-то железки весьма устрашающего вида. В косы вплетены жемчужины. В ухе одна, крупная – будто гаджет от мобильного телефона. Хм…
Кто он такой, чёрт побери? Пират? Морской царь? Или укротитель акул и повелитель ухи? Тот с интересом зыркнул на меня.
– Хохо, – сказал он, глядя масляно на мои ножки, потом посмотрел выше и протянул: – Мухарка фуу, мэ фуу вах!
От «фу» я хотела оскорбиться, но потом даже слегка плечи расправила – приятно, что я «вах». О, а может, он армянин? Ну, из исторических островных поселенцев, уехавших второй экспедицией искать золотое руно и затерявшихся в географии триста тысяч лет назад? Подумаешь, нос прямой и глаза синие! Вон у актёра Харатьяна вообще только фамилия армянская. Я решила сверкнуть своими скудными познаниями в армянском и сказала:
– Бареф дзес! – кажется, так здороваются мои однокурсники между собой.
– Дзес?! – яростно взметнулись брови у красавца, и последовала тирада, из которой я поняла, что, видимо, он всё-таки не армянин… Потому что «дзес» для него было что-то плохое. Он так наступал на меня, что я попятилась. Споткнулась, красавец тут же меня поймал, но не поставил на ноги, а прижал к себе. Наклонился, его лицо оказалось совсем близко. Меня обожгло горячим дыханием. Его глаза подведены чёрным, почти, как у древних египтян. С толстыми, но аккуратными стрелками. Аж неудобно стало, что у меня только реснички чуть-чуть подкрашены, а губную, я, наверное, съела, кусая губы, пока лежала пузом на акуле.
Красавец наклонился ниже. Ой, поцеловать, что ли, хочет? Я отпрянула, а он поддержал мою спину, как в танго, не отпуская. У меня мурашки побежали по коже, а в животе заледенело.
Нет, я совершенно не согласна целоваться с первым встречным! Я – приличная девушка!
Красавец об этом не знал… Он провёл совершенно бесцеремонно ладонью по моей груди, по животу, коснулся шеи и тут же вскинул глаза. От взгляда мне стало нехорошо, наш историк-маньяк так же смотрел на меня, когда ставил двойку в четверти за прогулы. Красавец произнёс, выговаривая чётко, словно начальник подглуховатой сотруднице:
– Мэ дзес, кыгыр? Бор дзес, он ку Дживайе, револта фу! Ту ер ма джива. Кыгыр? Джи-ива. Ма-а.
Я поспешно кивнула:
– Ага, дживы ма, кыгыр не андерстенд. Парле-ву франсе?
Он рассердился и мотнул головой, мокрые толстые косы взметнулись и упали на широченные плечи, обтянутые кожей. Раскрыл рот, чтобы рявкнуть, но вдруг сдержался и строго, но очень громко повторил:
– Ту ер ма джива. Ма джива! Кыгыр? Форестас-йо!
Вот так точно дядя Серёжа, говоря со спортсменами из Франции, произносил всё по слогам и громко, как глухим. По-русски. Словно громче – сразу понятнее. Чтобы красавец-похититель не начал орать мне на ухо, я сделала вид, что понимаю.
– Йо-йо, джива. Кыгыр. Форевер. Мир. Дружба. Кока-Кола…
Красавец улыбнулся с видом повелителя не только ухи, но и вселенной, и выпустил меня из своих железных объятий. Протянул руку с шипастой перчаткой.
– Амырос конго ва, ма джива.
О, теперь что-то про Конго. Бог мой, а я так плохо географию учила! Про Африку ни в зуб ногой! Я не рискнула подать ему руку, поэтому он схватил меня сам, буркнул новый перл, теряя терпение, и потащил к выходу из гаража для ухи. Мне стало дурно при виде вытесанных в скале бесконечных ступенек наверх. На втором десятке я запыхалась, тем более, что юбочка противно липла к ногам, а в кедах хлюпала вода. Красавец потерял терпение, вновь взвалил меня на плечо, не обратив внимания на мои «нет».
Впрочем, сильно возражать я не стала – сам похитил, сам пусть и несёт. Я вообще уже устала, у меня стресс, и голова, кажется, начинает болеть. Но мог бы и поаккуратнее! Сейчас я повишу на нём немножко, посмотрю, куда он меня доставит, а потом придумаю план. Иногда стоит сделать вид, что ты ничего не можешь и похлопать глупо ресницами, а потом, когда никто не ждёт, ка-ак выкинуть нечто эдакое! Правда, пока не знаю, что. Но в Конго не останусь, я Родину люблю и плохо переношу жару…
И вообще, сейчас бы домой, и Филе-о'фиш съесть в моём любимом Макдональдсе…
Тут красавец споткнулся и начал падать вместе со мной, у меня перехватило дух от предчувствия встречи головы с камнем. Я зажмурилась. И услышала:
– При обнаружении бесхозных сумок или подозрительных предметов, обращайтесь к сотрудникам полиции…
Я распахнула глаза. Красавец сгруппировался и всё-таки не упал, но стояли мы не на лестнице из подземелья, а на эскалатаре в метро на проспекте Мира. Ого!