Маргарита Ардо
Любовь под прикрытием
В сердце снова защемило, и даже плакать захотелось от несоответствия, от невозможности того, что было на самом деле. Это неправильно! Так быть не должно!
Он был не пьян в метро, – подумалось мне. – И глаза не алкоголика, и нос. Очень правильный, аристократичный нос. У алкоголиков всегда лицо деформируется, но не у него…
И снова представился Рафаэль в школе, красивый, с улыбкой на миллион долларов и девчонки следом за ним, табуном… До слёз.
Глава 4
Когда я делала первые шаги в бизнесе, мне довелось послушать лекцию Радислава Гандапаса и сделать выводы: для успеха надо брать и делать, а не сидеть и мечтать; надо не бояться допускать ошибки, и главное, надо снять корону. С тех пор без короны и хожу. То есть мне не облом самой клиентам позвонить или напечатать письмо вместо секретаря, или продать мои собственные, лучшие на свете сырки. Если, конечно, делегировать некому, так-то я вообще ленивая.
Но мы развиваемся быстрее, чем я успеваю сотрудников нанимать, так что пока работаю, как негр. Очень хорошо помогла наработанная в Тримм-Тиль-Бан клиентская сеть. В гиперы, конечно, было не пробиться. Зато в магазины, торгующие исключительно эко-товарами из всего натурального, я была вхожа. И для диетиков. Ой, снова меня занесло про продажи… Речь собственно не о клиентской базе, а о снятой короне.
Несмотря на то, что с Варей Галкиной и её братом я давно не общалась, мне ничего не жало позвонить Петьке самой. Точнее, ныне Петру Михалычу, работающему в солидной фирме начальником отдела IT. После долгих переключений и расслабляющей музыки я услышала полусонный голос гения программирования:
– Алло, техотдел…
– Привет, Петь, – начала я с места в карьер. – Это Люба Соколова, Варина одноклассница, из Ярославля. Как дела? Как жизнь? Есть минутка?
– Привет, – ошарашенно ответил, судя по голосу, обретший пузико и усы Варин брат. – Чем обязан?
– Помнишь, лет пять назад ты говорил, что какое-то приложение продаёшь суперское, которое позволяет найти старые новости и инфу ещё с доисторических времён интернета.
– Приложение помню. Что говорил, не помню, – честно признался Петька.
– А я б купила.
– Да я тебе и так его скину.
– Нет, я привыкла за всё платить. Тогда во Вселенной распространяется равновесие и финансовая гармония. Если плачу я, мои клиенты тоже будут платить мне с удовольствием.
– Ну, как хочешь, – крякнул Петька. – Кого искать собралась?
– Да тут по работе надо, – соврала я. – А в этом приложении всех-всех можно найти?
– Если в рунете упоминание было, да. Удобная штука.
– Супер! А скажи, чисто для примера, ну допустим, одноклассника твоего, испанца, как там его фамилия… А, Гарсия-Гомес! Ну, если б ты его хотел найти, нашёл бы?
– Рафа? Да что его искать, – буркнул Петька.
– В каком смысле?
– Того Рафа, которого мы знали, нет уже. Всё, сдулся. Умер считай. Он сам так сказал. Может, уже и на самом деле умер.
– А что случилось? – я сделала вид, что не в курсе.
– Помнишь Наташку Нехлюдову, с которой он тусил в одиннадцатом? Помнишь, да. Яркая была девочка, – вздохнул тяжело Петька. – Мне нравилась всегда. Раф на ней женился. А потом угробил.
– Каким образом?
– Да пьяный за руль сел после какого-то там праздника. Кажись, новую должность обмывали. Он же работал во внешней торговле, в общем налаживал торговые связи на государственном уровне с азиатскими странами. Собирался перебраться в Японию. С дипломатической миссией.
– Круто поднялся.
– Да. Только он в тот вечер разбил свой Рэндж Ровер в кашу. Сам не так чтобы пострадал, его ударом выбросило. А Наташу в закрытом гробу хоронили. На встречку выехал. Почувствовал, что мигалка не за горами, хвост распустил, вот и получил обратку. С лихвой. Потом его отец отмазал от уголовки, а он даже с ним разругался и забил на всех. Ну, в этом он весь, звёздный мальчик Гарсия-Гомес…
Сердце у меня сжалось. Наташа Нехлюдова – высокая такая, видная блондинка, как только что из Беверли Хиллз. Да, они были очень красивой парой, я изревновалась вся во время своей юношеской любви. Как же я злилась на неё тогда, в школе!
Щёки мои разгорелись. Стало стыдно до кома в горле. А ещё неприятно от того, как Петька говорит о Рафе. Сочувствия в голосе не слышалось, только мерзенькое, радостно-мстительное удовлетворение обывателя, которое сквозит при падении тех, кто упал оттуда, куда многим никогда не взлететь. А ещё другом в школе считался! Я положила трубку, и аж руки помыть захотелось.
Приложение Пётр мне скинул, и я перечислила деньги с желанием не звонить ещё энное количество лет. Видимо, зависть у них черта семейная, Варя тоже не смогла пережить, что я после университета преуспела, а она работала учительницей в школе. Я ей духи французские в подарок, а она мне – «ты своими деньгами кичишься». На том дружба и кончилась.
* * *
Поскорее расправившись со срочными делами, я загрузила Петькино приложение «Face Up», и ввела имя Рафаэля в поисковую строку. Чего только не высыпалось! И всё не свежее, будто три года назад Рафаэль Гарсия-Гомес действительно умер. В соцсетях страниц нет, у друзей бывших тишина. Куча фоток с соревнований по каратэ, и везде он с медалями. Господи, какая же улыбка у него! Я себя снова двенадцатилетней почувствовала, аж в груди зашлось что-то.
Встряхнула головой и прочитала последнюю статью: «Скандал с автомобильной аварией, в которой замешан государственный функционер, решили не раздувать». Я губу закусила. Во рту почувствовала горечь. Глаза зачесались. Как-то сами…
Потом я вдоволь насмотрелась на Рафа в период его расцвета. Столько презентаций, светских вечеринок, жизни, которой завидуют! Студенты по обмену в США, какие-то волонтёрские движения… Раф с ещё более красивой Натальей. В смокинге, в галстуке-бабочке… Мужчина мечты – такой, что моё сердце застучало быстрее.
И опять стало стыдно перед Наташей. Словно она живая смотрела на меня с онлайн-публикаций пятилетней давности. Я свернула выпавшие окна приложения. В тёмном мониторе отразилась моя симпатичная, ухоженная, но довольно круглощёкая мордаха. Блеснули любимые серьги Сваровски с розовым камушком. Да уж, с Наташей Нехлюдовой не сравнить…
Я печально вздохнула и тут же рассердилась на себя. Да что это я?! Я же не жениха себе искать собралась! Видно без очков, что человеку нужна помощь. Он мне помог! А я помогу ему. И даже не потому, что Рафаэль Гарсия-Гомес – моя первая и давно угасшая любовь, а просто потому… – я застряла с поиском мотивации, пыхнула сама на себя и стукнула ладонью по столу: – просто потому, что я нормальный человек! Вот! Пошлёт лесом, значит, лезть не буду. А папе ничего не скажу.
– Лида, я уехала, – сказала я помощнице, запахивая шубку на ходу. – Срочные переводи на мобильный, остальных в сад.
Для начала надо было забрать из ремонта «Феденьку». Благо, починили.
Итак, поиски начну с «Саларьево». На этой станции сел Раф. И я. Кстати, и по складу переговорю ещё раз. Может, мне такой красивой при свете дня арендодатель, солидный мусульманин, скидку сделает… А склад этот был мне нужен позарез – он как раз примыкает с торца к моему цеху в промышленной зоне, я бы заборчик снесла, и всем хорошо. Особенно мне.
Я села в жёлтое такси с настроем боевым и решительным, очень решительным. Мысленно представила себя Шерлоком Холмсом в доспехах и Жанной д'Арк с сумочкой и в гаджетах. Иначе никак, иначе нельзя! А то после фотографий и этой душераздирающей истории моё размягчённое, как масло на солнце, сердце готово растечься по груди и затопить неположенным мозг. И так уже только и думается, что про Рафа…
* * *
Забрав из сервиса Феденьку, я объездила Саларьево вдоль и поперёк. Что собственно было не сложно. Саларьево – это вовсе не район Москвы, а небольшая деревня с красивенькими коттеджами и нахлобученными сверху снегом халупами. Вдалеке запорошенный террикон, из которого рыжими усами прорывается к небу сухая трава. Над головой самолёты из Внуково взлетают. Как ни странно, в этой унылой унылости ярче всего была именно промзона с новыми складами и контейнерами. Словно дизайнеры – те, что оформляли стены в метро цветными кубами, вдохновляясь ими.
По длиннющей промзоне можно было аж до Румянцева добраться или в другую сторону пешком через лес в Солнцево или в Московский. С холма за высокими соснами и берёзками виднелись многоэтажки. Далековато. С другого бока Хованское кладбище растянулось.
Я поёжилась.
Удивительно, что в эту дыру провели метро. И досадно, что на метро нельзя доставку товара в город осуществлять. Пробки по Киевскому шоссе бывают жуткими. Я тут обосновала производство, потому что проще свежее молоко из деревень подвозить, вокруг склады на любой вкус и аренда дешевле. Рациональность – моё всё.
Пока я ездила и заглядывала во дворы и закоулки, я поняла окончательно: Рафаэль ушёл ото всех, потому что со смертью жены потерял смысл жизни, одного чувства вины не хватило бы, чтобы вот так резко и на три года выключиться из жизни. Я себе не могу этого представить, хотя разные, конечно, бывают люди… А если нет смысла, надо его создать. И я почти придумала, как.
* * *
Я устала ездить, но бомжа, похожего на Рафаэля, не обнаружила. Зато пьянчуги возле ларька, не привыкшие к пристальному наблюдению дамы из авто, стали вести себя неадекватно. Один даже принялся подмигивать и характерно приглашать жестом… нет, не то что вы подумали, а просто колдырнуть. Я вежливо отказалась.
«Люба, ты в своём уме?» – раз в тридцатый спросил внутренний голос папиным тоном. Я провернула ключ зажигания и поехала дальше. Внешняя серость просочилась и в мой неунывающий оптимизм. Не в четвёртый же раз объезжать поля и веси! Я с тоской глянула на лес. Нет, в сосны я не пойду! Даже ради Рафа…
Скоро опустятся сумерки. Как потемнеет, посторожу у входа в метро. А пока хоть делом займусь. И я поехала к складу Мустафы Хориза, крайнему у кромки леса и выходящему боком к последним скучным домикам.
Сдавая назад при развороте, я увидела знакомую патлатую фигуру. Сердце жахнуло куда-то в пятки, я резко обернулась и широко раскрытыми глазами увидела, как из леска к мусорным бакам за остановкой идёт заросший, весь в каком-то строительном мусоре Раф. Это точно был он! С мешком на плечах.
Хоть я и была к этому готова, я обрадовалась и огорчилась одновременно. Даже больше огорчилась. Уж слишком велик был контраст реального человека и мачо со светской вечеринки на фото. Щемящее чувство в груди сковало меня. Может, уже поздно? И зачем всё это мне?
Но не в моих привычках отступать, я мысленно перекрестилась и припарковала «Феденьку» у мусорок. Раф выбросил мешок в пустой бак и, не обращая внимания на мою машину, пошёл прочь. Молясь только о том, чтобы он был в себе, я выскочила на мороз и бросилась к Рафу:
– Постойте!
Он притормозил, обернулся. Хмурый, похожий на всклокоченную тучу. Посмотрел на меня, ничего не говоря. Я подбежала, отметив лишь одно: от него не воняет, как от бомжей на вокзале. А потом у меня пропал дар речи.
Я совершенно растерялась перед ним, таким высоким, заросшим, закрытым, словно закованным в латы, которые невозможно снять, хотя это была только грязная горнолыжная куртка; с его прямым, идеальным носом и глубокими тёмными глазами, светящимися со смуглого лица. Мне казалось, я знаю, что за ними. Почти…
Вдруг стало больно, ведь там, внутри ему больно. И у меня в сердце…
– Что вы хотели? – глухо спросил Раф.
На тропинку между соснами выбежал замызганный пацанёнок узбекской наружности. Раф сказал ему что-то, и тот убежал вприпрыжку обратно. Я оторопела: что это было? Тюркский? Фарси?!
– Постойте! – Повторила я, ужасно волнуясь.
– Стою, – ответил он с лёгкой усмешкой.
И я растерялась ещё больше. Кое-как переборола смущение и сказала:
– Я вас не поблагодарила вчера за спасение… Вы правда меня спасли! В сумочке было всё, важные документы, деньги… всё.
– Считайте поблагодарили, – буркнул он и развернулся к лесу.
– А… – я хлопнула ресницами.
Но он уже пошёл по тропинке в чащу. Я рассердилась на себя за внезапную неловкость и невозможность подобрать слова, потому что все, заранее подготовленные, из головы выскочили. На языке только вертелось «Раф, Раф…» и оно тоже было ни к чему, я сделала то, что всегда делаю в неразрешимых случаях. Я расплакалась. Громко и жалостливо. С истеринкой. С ГИБДД всегда помогает.
Заливая горячими слезами собственные щёки и снег, я рыдала отчаянно и искренне. Вытирая аккуратно глаза, чтобы не стереть тушь, успела заметить, что Раф всё-таки вернулся. Маленькое ура…
– Что такое? – чуть кривясь, спросил он.
Судорожно всхлипывая, я произнесла:
– Помочь…
– Помощь? Вам нужна помощь? – переспросил он, нахмурившись.
Кажется, Раф, как и любой нормальный мужчина терялся при виде женских слёз. Значит, он всё-таки нормальный! И я решилась схватиться за первую мысль, стукнувшую мне в голову. Смысл – я придумала смысл! Спасать! Я отчаянно закивала головой, продолжая ронять слёзы в снег.
– Какая помощь? Машина сломалась? – уточнил он.
– Нет, – я поморгала, выдержала паузу, шмурыгая фигурно носом, и выпалила на одном дыхании: – Мне нужен телохранитель. Вы.
Брови Рафаэля взметнулись на середину лба от удивления, а я подумала, что хорошо, что у него не только в драке есть реакции. Всё лучше и лучше.
– Почему я? – оторопел Раф.
– Потому что моей жизни угрожает опасность, а денег на нормальную охрану у меня нет… Я была так испугана. Растеряна. И вдруг вы… в метро… меня спасли… Один на семерых… – я подняла на него глаза и внезапно в его ошеломлении, за нечёсаной бородой, за длинными кудрями, за бронёй из замызганного шарфа и чёрт знает скольколетней куртки, я увидела его, Рафа, настоящего, словно всё внешнее в фотошопе отодвинули на задний фон, и проявился он, самый красивый юноша на свете, звезда, спортсмен и вообще самый-самый. И, кажется, моё сердце застучало громко, вырываясь из ушей и груди.
И я спросила с доверчивостью двенадцатилетней девчонки:
– А вы спасёте меня?
Глава 5
– Сенсей, мешки из угла тащить? – крикнул Азиф, мальчонка, которого я тренирую.
– Я сейчас подойду. Сложи пока остатки досок в углу, – ответил я и вернулся к девушке, которая, услышав, что я говорю на тюркском, ещё сильнее вытаращила глаза.
А они у неё и так были немаленькими. Просто два чёрных, как угольки, блюдца на пол лица. Ресницы пушистые хлоп-хлоп. Под стать блюдцам. Я её узнал. Кнопка красивая, холёная. Вчера в метро смело бросилась драться за сумочку, хоть и кричала громче сирены. Вытянула меня из медитации. Пришлось встрять. Как она меня нашла? И зачем?
Девушка раскрыла рот очень беспомощно, моргнула и повторила:
– Постойте…
Смешная.
– Стою, – ответил я.
Вообще, конечно, странно. Женщины для меня как класс уже давно не существуют. По мере необходимости выполняют функции: продавец, контролёрша в метро и так далее. Просто существа на двух ногах. Как и я для них. Передвигаются мимо. И я мимо. Я так решил. Не обязательно уходить в монастырь, чтобы жить монахом.
Вопросы физиологии легко решаются тренировками до потери пульса и самоконтролем. Где-то чуть больше двух лет назад я подумал, что я в гробу видал все разделения на течения и теперь занимаюсь одновременно помимо каратэ сётокан, которое с детства практикую, ещё дзюдо, дайто-рю и айкидо. По сути и даже исторически японские боевые искусства делить не правильно. Течений с нюансами много, устанешь перечислять, но все они в совокупности называются одним словом «будо». Я беру у мастеров и тренеров то, что мне нужно. Перевариваю и применяю. Молчу в ответ на все претензии. Я вообще предпочитаю молчать. Наговорился в своё время…
Не сразу, конечно, созрел. После того, как моя жизнь разделилась на «до и „после“» сначала просто шатался по секциям, чтобы забыться. Чтобы от боли в мышцах и усталости думать стало нечем. Даже какое-то время жил при спортивном клубе у ребят. Они понимали. Спарринг на татами, тренировка в додзё и всё, больше меня не трогать. Соревнования не предлагать. Разговоры тоже. Я словно «учи-дэши» в клубе, домовой. Как бы существую и как бы нет.
Это оказалось лекарством. Целый год после того как Таши не стало… прошёл в адовом тумане. Бухать пробовал, до алкокомы допился один раз. Все говорили: на, выпей, полегчает. Врали. Наутро становилось ещё отвратнее. Душа не просто болела, а липкой становилась. И траву пробовал. Тот же эффект. Потом не отмыться. Склизкий весь, вялый, как червяк. А в сердце болело ещё хуже.
Потом выяснил, что с пустотой можно мириться, сожительствовать даже. Когда перестаёшь сопротивляться, она тебя пускает внутрь. Или ты её. Главное только вовремя мозг обуздать, чтоб не крутила шарманка то, от чего не понятно, как дышать вообще.
Я нашёл верный способ: надо тело ушатать до того, чтобы падало. Свалиться и спать. Так что в некотором смысле мы даже с пустотой подружились. Я одиночка теперь, хватит с меня фальшивых друзей и корявого сочувствия. Обрыдло. Смысла нет ни в чём.
Прошлой весной я решил сам додзё[3] построить своими руками. Зря, что ли участок в Саларьево пропадал? Денег на счетах хватило бы и на большее, чем стройматериалы. Так что я сам назначил себе строительство додзё, как аскезу.
Монахи в Тибете камни таскают, но там и без меня храмов завались. В Подмосковье «Тибет» ничуть не хуже. Зато потом можно будет тренироваться без ограничений. И убежище давать тем ребятам, кому надо. А я уже видел: много таких, как я, с пустотой внутри.
Азифа гнать не стал, смышлёный мальчишка и реакция отменная. Он увидел, как я летом тренировался разбивать кирпичи и доски ребром ладони. Пристал: научи. Я к нему привязался. У отца Азифа склады напротив. В общем, всё шло хорошо.
Дзенские мастера говорят: «Живи, сохраняя покой, цветы распустятся сами». Пытаюсь. Но жизнь – забавная штука, только обретёшь условное спокойствие, а тебе верблюда на голову. Или вот такую взволнованную девицу. Стоит, ресницами взмахивает, пятнами покрывается. Кругленькая, не толстая, а наоборот, плавная вся, подчёркнуто женственная. Тёмные локоны. Щёчки, как у детишек, хоть трепи с умилением. Носик любопытный. Беспомощный. Красивая картинка. Натуральная насмешка над моим отношением к разделению полов.
– Я вас не поблагодарила вчера за спасение… – с придыханием произнесла «насмешка», пряча в глазах то ли панику, то ли восторг. – Вы правда меня спасли! В сумочке было всё, важные документы, деньги…
– Считайте поблагодарили, – буркнул я и развернулся к лесу.
Мне всё это не нужно. Никаких связей, отношений, ничего. Сегодня у меня в плане закончить с вагонкой.
И вдруг она зарыдала. Громко. С надрывом. У меня аж в груди передёрнуло, словно затвором щёлкнули. Чего это она? Пришлось вернуться.
– Спасите меня… – выдавила девушка, размазывая слёзы по щекам, и посмотрела так глазищами своими, что в груди снова что-то хрустнуло.
Ощущение странное, будто дежа-вю. И это уже когда-то было. Вот так: я смотрю сверху вниз, она смотрит снизу-вверх нереальными огромными глазами. В душу куда-то.
Чёрт. Что ей ответить?!
Я телохранитель? Смешно, честное слово! Может, она не в своём уме? Месячные или что там?
А в пустоте – той, что в центре груди давно образовалась, что-то сжалось. Кольнуло. Ещё одна насмешка – только подумаешь, что готов ко всему, и твою защиту никому не пробить, и нате. Впрочем, это особенность женщин. У Таши тоже так получалось: взглядом трах-бах, губки надует, и всё, какой там мастер каратэ сётокан?
При мысли о Таше петля в пустой груди ощутилась чётче. Уже не так болезненно, как раньше, но мало приятного. Поймал на вдохе. Боль эволюционна, я знаю. Но всё. Не сейчас. Достаточно было.
«Да чего ж ты так смотришь на меня, девочка?! Нашла спасителя», – подумал я, а вслух хрипло произнёс:
– Что там за проблемы? Кто угрожает?
Она всхлипнула, умилительно вытерла нос платочком и сказала:
– Конкуренты…
Ох ты ж, боже ж мой.
– Вы поможете мне? – спросила она.
– Я вообще-то занят, – хмуро ответил я.
Чёрт, на мне свет клином сошёлся?! Не надо на меня так смотреть! Она снова пустилась в слёзы. Но теперь бесшумно. И такое настоящее в ней было горе, словно и у неё умер кто-то.
А вдруг не придумала?! И помочь некому?! Пустота в моей груди неприятно зашевелилась. А в голове отчего-то вспомнились слова тибетского мудреца Падмасамбхавы: «Увидишь дьявола, в рот ему ныряй». Всегда думал, что это про страхи. А сейчас понял, что очень боюсь того, что предлагает эта малышка, – не тех, кто ей угрожает – на риск мне плевать, с риском я давно в игры играю; а разговоров с ней и обычной жизни. Даже забор двухметровый построил вокруг будущего додзё. Отгородился.
Девушка горько опустила голову и развернулась, несчастная и очень маленькая. В шубке. Я себя почувствовал не монахом и не мастером будо, а извергом несусветным.
«Это ненадолго», – пообещал себе я и тронул её за плечо:
– Погодите.
Он взглянула на меня с надеждой. В пустоте ухнуло, и я «нырнул в рот к дьяволу»:
– Ладно, можно попробовать.
* * *
Только подъезжая к Ленинскому проспекту, я поняла, что радоваться нечему. Я увязла во вранье по самые уши. Где брать опасность для жизни? А злобных конкурентов? Нет, конкуренты, конечно, были. Пруд пруди. Одни торговые от Тримм-Тиль-Бан с их агрессивным маркетингом и откатами, замаскированными под «ретро-бонусы», чего стоили! Но не сражаться же за долю на нижней полке в молочном отделе с криком «кия» и двадцатью трупами в проходах супермаркета.
Жаль, что я не фотонные двигатели произвожу, чтобы быть единственной и чрезвычайно интересной для своей и вражеской разведки. А отступать ведь некуда…
Я приуныла. К папе не обратись, уж тут «куклой маленькой» не отделаешься за мои художества. Рейдерского захвата я сама не боюсь, кому я нужна со своими сырками? Налоговикам каратэ не страшно.
А завтра утром Раф придёт в офис. Надеюсь. И что я скажу? Что конкуренты испугались, уловив флюиды его присутствия? А клиенты точно испугаются, стоит им увидеть косматого человека в приёмной. Во что он хоть оденется?
Я поморщилась, понимая, что поступила, как совершенная дура. Помогать – это хорошо, и чувство от этого возвышенное – ещё лучше. У меня даже слёзы радости выступили, когда я села в машину, увозя с собой его обещание. В груди сердце прыгало от восторга, что получилось, что человек на самом деле не спился, хоть и не понятно, чем в лесу занимается. И Петьке дурацкому захотелось позвонить и рявкнуть в трубку: «Да не умер он! Не умер! Обломись!»
Я так счастлива была, что Раф всё-таки согласился, и не стала просить ни о чём большем, а вот теперь, колеся по Москве и по большей части стоя в пробках под зажигающиеся огни, я снова окунулась в реальность. Вот он город деловой, хваткий. Тут таких, как я, бизнесменов-предпринимателей, ловцов удачи на живца на каждом углу. Ошибки не прощаются. Мы все «понаехали» за большой олигархической мечтой в столицу. И за мной стоит очередь тех, кто против. К тому же реальнее всего реального мой кредит на развитие бизнеса. Его надо выплачивать и в горе, и в радости.
Я включила сигнал поворотника и поехала в офис. Устрою мозговой штурм сама с собой и с гуглом. От собственной дурноты меня слегка замутило. Такой у меня характер: прыгаю всегда с разбегу в омут головой, а потом думаю: а может, не надо было…
Остановившись в очередной пробке, я вспомнила карие глаза Рафа, и внутри что-то затеплело. Они мне добрыми показались. Очень. И грустными.
Я поняла: мне ничуть не стыдно за то, что я вру. Ну, явится он грязным, отчистим. Вылью кофе на него случайно и придётся покупать новую куртку. Если то, что под курткой менять надо, я и кастрюлю борща на него вылью. Или компота. Чтоб не обварить, но не отстирать. За углом есть магазин недорогой готовой одежды, куплю сразу после «теракта».
Пока же я просто не представляю, какой у него размер. Рафаэль не то, чтобы огромный на вид, он даже я бы сказала, худощавый, но не худой и слабый, рыхлый, какими бывают наплевавшие на себя люди. Наоборот, по ощущению неизвестный нынешний Рафаэль нависал надо мной и занимал всё пространство вокруг. Может быть, внутренней силой? Не знаю.
Точно могу сказать, что рядом с ним я сама будто стала меньше и прозрачнее в два раза. А ещё безумно расстроилась, когда он сказал, что занят. И разревелась по-настоящему, уже без актёрского мастерства. Словно герой из моего детства сейчас уйдёт в лес и исчезнет, а перед этим потеряет всё человеческое. Не знаю, что на меня нашло. Отчаяние? Смущение? Да я не помню, когда смущалась в последний раз! Кто работал в продажах, краснеть не умеет. А в цирке видит обычные трудовые будни. Однако ж…
Я вошла в офис. Лидочка подскочила с отчётом о звонивших. И тут же ворвался следом за ней в кабинет снабженец Юрий Николаич.
– Любовь Валерьевна, тут у нас проблема наметилась, – сказал он озабоченно. – Частников из Подтёлково и Мартыново, у которых мы молоко скупали, переманили скупщики из Тримм-Тиль-Бана. Предложили зимой на рубль дороже за литр, а фермеры повелись. Забыли, что летом и за полцены им надои не продадут.
– А Ростошкино? – нахмурилась я.
– Думают…
– Тимашево?
– Половина ушла.
– Лапушкино?
– Пока наши.
Я нахмурилась и внимательно посмотрела на снабженца.
– Думаешь, информацию слили?
– Не исключено.
Мда, нет молока, нет сырков. Нет ручек, нет и пряников. Я сбросила шубу на кресло, на ходу закрутила распущенные волосы в гульку и скомандовала:
– Юрий Николаич, твоих снабженцев ко мне. Лида, отдел продаж и главбуха тоже сюда. И юриста по скайпу соедини. Объявляю мозговой штурм.
Лидочка испуганно захлопала ресницами. Да, в таком настроении меня обычно боятся.
Не буди лихо, пока оно тихо. И желай осторожно, а то желания выполняются в полном объёме. Даже если ты настроена только на плюс, минус непременно приложится. В довесок. Накаркала… Сколько будет стоить мне желание помочь и огненный взгляд Рафа?
* * *
– Другие мне не подходят, – рычала я. – Я лично проверяла тех, у кого молоко вкусное, и чтобы травами пахло, а не коровой немытой.
– Но Любовь Алексеевна, Любочка, – начал было Вася из снабжения.
– Любочка в короткой юбочке, а я тебе директор, – рявкнула я. – Мне «но» не нужны, мне нужны решения!
– Надо бы чуть больше времени, – пробормотал Юрий Николаич. – Такие вопросы вот так, с кондачка не решаются.
– Нет у нас времени, – отрезала я. – Мы не шины резиновые продаём. Что мы можем предложить фермерам, чтобы они вернулись? Давайте, – похлопала я в ладоши. – Самые смелые и дурные решения приветствуются.
– Перебить цену, – сказала Ася из продаж.
– Пустить страшные слухи о Тримм-Тиль-Бан, – пожал плечами Юрий Николаич.
– Подмазать руководство в деревне. И заставить всех централизованно сдавать нам, – вставил Вася.
– Ага, и отстреливать всех, кто против, – пискнула Лидочка.
– Твой дедушка не Сталин? – изогнул бровь Вася.
– Пообещать всех свозить на Мальдивы, – мечтательно произнесла Марина Андреевна, наша пухлая, как сдобная булочка, бухгалтерша, унизанная браслетами и бусами, словно праздничный жезл шамана.
– За ваш счёт, – хмыкнул Вася, и она испугалась, аж бусами звякнула. – Лучше нажаловаться на Тримм-Тиль-Бан в «Россельхознадзор».
– Голой пяткой на Титаник, – засопела Ася.
– Допустим, нажаловаться. А на что? Сказать, «Ай-яй-яй, меня плохие большие дяди обижают»? – поморщилась я, потёрла нос и обрадовалась. – Так, а «большие дяди» действительно плохие!
Все взгляды устремились на меня.
– Мы не будем брать в расчёт устную договорённость по разделу территории, – подняла я палец. – Но мы точно знаем, что большие компании платят долго, неохотно, у них повышенные требования к документации и ещё большие просрочки по платежам. Совсем недавно они же шумиху подняли по поводу удорожания молочки из-за ввода электронных «ветеринарных сертификатов», но на деле это фигня вопрос.
– Они просто разоряют мелких конкурентов по скупке молока, чуть повышая цену, – сказал Олег Иванович с экрана Скайпа, наш лысоватый, полный, похожий на отличника-переростка юрист.
– А когда разорят и останутся фактически монополистами в этом сегменте рынка, по крайней мере в Москве и Подмосковье, – вздохнул Юрий Николаевич, мусоля рукава своего любимого тёмно-синего свитера, в котором, наверное, ещё в институт ходил, – они снизят цену до летнего уровня. И вот тогда наши фермеры взвоют.
– Золотые слова! – кивнула я. – Они регулярно воют, что летом им хоть по миру иди. Кредиты выплачивать надо, а цены закупок не окупаются. Молоко киснет быстро. И вообще основная надежда на зиму.
– Да, вот и Хорьков, наш герой фермерского труда из Подтёлково, – сказал Вася, – пару недель назад жаловался, что в их жизни нет никакой стабильности! Сына в армию забирают, дочке поступать, ветеринарные службы как к себе домой повадились…
Я аж подпрыгнула.
– Товарищи! Ребята! Вот оно! Я тысячу лет об этом думала, а теперь пора созреть, – воскликнула я. – Все люди хотят чего? Стабильности! Знать, что завтра будет такой же кусок хлеба с маслом, сёмгой сверху и листиком петрушечки! А не сегодня сёмга и Хенесси, а завтра овсянка и чайный пакетик пять раз заваривать. Мы предложим нашим фермерам контракт с постоянной, круглогодичной ценой на молоко! Соответственно, при условии эксклюзивности продаж нам. Сделайте типовой договор на эксклюзивность, Олег Иваныч!
Тот кивнул.
– Только срочно. Марина Андреевна, посчитайте идеальную среднегодовую цену за литр, – ткнула я пальцем, как Родина-мать, в нашу бухгалтершу. – Это первостепенно.
Пять мелких кивков в ответ. Ручка в зубы, калькулятор в руки. Щёлк-щёлк, – зацокала она нарощенным маникюром по чёрным клавишам видавшего виды «Ситизена».
– И ты прав, Вася, про руководство, – продолжила я, поймав ту любимую волну азарта, когда мне становится море по колено, а лес по пояс. На таком подъёме со мной и чудеса случаются: в смысле чиновники взяток не просят, а сотрудники ГИБДД не штрафуют, лишь слегка журят. – Завтра сама поеду в Подтёлково. Их глава падок до красивых глаз.
– Опасно это, Любовь Алексеевна, – поёжился Юрий Николаич.
Со словом «опасно» в моей душе бряцнул аккорд на басах, но вместо привычного «Так судьба стучится в дверь» из Симфонии номер 5[4], в голове зазвучало интро к Джеймсу Бонду. «Опасно» в данной жизненной ситуации – это именно то, что нужно!
– Прочитал в новостях на днях, что в Новосибирске застрелили одного скупщика молока, который с таким же новшеством пытался влезть на местный рынок, – проговорил хмуро Юрий Николаевич. – Местные же скупщики и замочили. Нашли потом правоохранительные органы его Порше Кайен, и самого парня с черепом проломленным. Сволочи избили, а потом для верности приставили пистолет к виску и поминай, как звали.
