bannerbannerbanner
Эрис. Тихе

Марат Байпаков
Эрис. Тихе

2. Дневные песнопения богине раздора

Стихает музыкальное сопровождение песни. Белая маска покидает голову певца. Перед зрителями вновь предстаёт архонт-фермосфет. Посох судейской власти поднимается к безоблачному синему небу.

– Великолепный Исодет52, боги, в вашу честь будет исполнена трагедия. – Архонт-фермосфет шагает к первому ряду в театроне. Поднимается трапезит Ороп. Богач Ороп преисполнен чувствами. Утирает сочувствующие слёзы с холёного лица. Сектор трапезитов ожидает важных слов от предводителя. Глава филы трапезитов обращается к драматургу.

– Драматург, не огласите имя творца вступительной песни? Это вы её составитель? – Протагор в ответ указывает руками на сектор гаморов. Трапезиты не сговариваясь поворачивают лица к немногочисленным гаморам, числом не более сорока.

– Почтенный глава филы, я не могу присвоить себе то, что мне не принадлежит. Составитель песни – пришедшая жрица53 фиаса Артемиды, досточтимая жена Гермократа, сына Гермона, дева-бакхиад по имени Мегиста. – Протагор склоняет голову перед почти пустым сектором гаморов.

Архонт-фермосфет улыбается в лицо счастливой жене. Прикладывает кулак правой руки к груди. Мегиста поднимается с родовой скамьи семьи Гермократа. Оборачивается к зрителям. Расчувствовавшийся Ороп поднимает правую руку, одновременно тем жестом приветствуя и творца песни, и её мужа. Фила трапезитов громко рукоплещет. Зрители встают. Грохот рукоплесканий зрителей от всех секторов усиливается стенами скены. Полис слышит первую волну благодарности. Литургия двух гаморов волнует эмоциональным вступлением.

«Неужели скучная постановка такая интересная?» Ошеломлённые горожане останавливаются на улицах. Многие из них тут же решительно меняют сложившиеся планы на день, чуть не бегом спешат домой за праздничной одеждой, скупают у уличных торговцев оливковые венки. Иные же в подобающей одежде для литургии обращают стопы от агоры в противоположную сторону, к театру. Толпы людей из метеков и граждан, вольноотпущенных и эллинов, гостей полиса, паломников и сикелиотов, людей разных занятий стекаются к стенам театра.

Две тысячи зрителей через оба парода пополняют театрон перед прологом трагедии. Раздаются рифмованные восхваления богам от входящих. Сидящие зрители приветствуют прибывших знакомых помахиванием рук. На шествующих пышные венки из полевых цветов, оливковых ветвей, в спешке приобретённых у торговцев агоры. В руках амфоры с вином, объёмные мешки со съестным. Театрон заполнен ровно наполовину.

Драматург подаёт сигнал – открытая ладонь правой руки, тирс в левой три раза вверх-и-вниз, в то же мгновение мальчик-раб из семьи Гермократа убегает в парод. Из правого к зрителям парода входят две смены хоревтов. За хоревтами входят танцоры в линотораксах с парными шестами, при ксифосах. Эммелии54 намечаются сложными. «Танцы на шестах!», «Два хора!», «Зрелище!» – зрители стоя приветствуют хоревтов и танцоров. Ликующий гвалт из театра разносится по полису. Ещё несколько сотен граждан полиса из соседнего квартала Теменитеса напрочь забывают про дела важно-насущные, со всех ног устремляются к театру.

Хоры выстраиваются друг напротив друга, по кромкам левой и правой окантовки орхестры. Два правильных прямоугольника хоревтов смотрят враждебно в противоположный хор. Между хорами корифей, парастаты, гордый драматург с тирсом около алтарного флейтиста. Подошло время для пролога трагедии. «Какой же из хоров будет петь пролог?» – слышится среди зрителей. «Если тот, что слева, значит, хор, пришедший из далёких мест, если тот, что справа, значит, наш, местный». Корифей воздевает обе руки. Руководитель хоров смотрит лицом на скену. Будут петь оба хора. Опускается левая рука. Музыканты поднимают мелодию пролога. Величавая в грусти, составленная из струнных, духовых и тимпанов, она безошибочно погружает зрителей в нужное настроение. Хор справа, составленный только из гаморов, слаженно поёт:

 
О делах давних, великозначительных, что вершились богами,
                                                        мы поведаем вам.
Кронос, верховное божество, народившись от брака Геи с Ураном,
                                   Оскопил серпом отца своего.
Младший сын первого бога от Неба, повинуясь воли матери от Земли,
                                          Страхи отца воплотил,
Бронза серпа хранится в пещере, что у Занкла, на острове нашем,
                                          Всяк увидеть может её.
Кронос к власти пришёл, став правителем мира богов, от сестры Рея,
                              Боги-олимпийцы рождаются.
Но боится отец, влюблённый в детей, предсказания отца оскоплённого
                   И глотает детей одного за другим.
В чреве его исчезают Гера, Гестия, Деметра, Аид, Посейдон, горе матери
Безутешно – тщетно Рея молит ревнивца.
Рея Зевса прячет в пещере на Крите, ложью спасая сына от гнева отца.
                                    Кронос счастливо обманут.
Зевс подрастает, куретами взращен, время свергнуть тирана богов,
                          Никта дарует Зевсу яд для отца.
Но кто же Никте, кормилице богов, в Тартаре живущей, яд приготовил?
                          Кто в мёд умело отраву вложил?
Матери верная дочь помогала. Эрис, от Эреба рождённая, та, что в замыслах
                    Битвы грядущей пощады не знает.
 

Корифей поднимает правую руку. Хор, только из гаморов состоящий, замолкает. Музыка меняется на чуть более быструю, настроением восторженным. Хор слева, большей частью из трапезитов и меньшей из гаморов, перенимает песнопения. Под вторую песню пролога в театрон входят с четыре сотни жителей Тихе, преимущественно женщины в нарядных синих, белых и тускло-красных одеждах. Поклонившись фимеле, архонту-фермосфету, зрителям, пригнувшись, новые зрители занимают сектор квартала бедноты.

 
Эрис благая, богиня раздора,
                        дочь Эреба и Никты,
                                   оружие Зевсу создавшая,
Ареса, Немезиды, Танатоса, Гипноса
                   родная сестра,
                       верная в чувствах семейного долга.
Кроноса век золотой ты помогла вместе с Зевсом
                  пресечь, и человек
                           отделился от животного стада.
Ты, что родила смертным на траур
      беззаконие, голод, обиды, скорби, битвы,
                                       убийства, споры и тяжбы.
Ты, что даровала смертным в усладу
         в брани неистовства дух, труд, спорт
                          и соревнование в созидании благ.
Ты, что везде поспеваешь на крыльях остро заточенных,
                       мы воспеваем
                                величайшую мудрость твою.
Если б не ты, о Эрис благая,
 не было б воли среди смертных к улучшениям,
 Не познал бы никто из людей вкус хлеба с вином.
Соревнованию закону верховному твоему повинуясь,
           люди создали жилища, полисы и корабли,
                                          что скользят по морям.
Если б не ты, кто бы нам даровал
       различие в профессиях?
     Кто отделил бы мастера от подмастерья?
Честолюбивые замыслы не породили бы песен в
   словах, красках, металле и глине.
Всё и вся среди нас были бы на одно лицо и сложение.
Эрис благая, союзница в мире и брани, заговори!
Расскажи нам, богиня труда, как варила заклятья,
                               Зевсу оружие приготовляя.
 

Корифей поднимает левую руку. Хор трапезитов-гаморов замолкает. Но музыка звучит. Звучит уже властно-торжественно, размеренно. Тимпаны задают мрачный ритм музыки, но на полтона приглушённо. На орхестру выходит всадник Граник, в его руках маска с два человеческих лица. Маска женская, губы красные, чёрные дугами брови, с пышной причёской, выдавленной в коже, маска покрыта золотом. Граник облачается в театральную личину. В лучах утреннего солнца маска сияет. Ни у кого из сидящих нет сомнений в имени персонажа, что будет петь. Протагонист трагедии, опасная богиня Эрис, певческим голосом гамора поёт:

 
Средь людей неблагодарных, что живут по законам моим,
                  я не любима.
Моим именем пугают сынов нерадивых,
                      что перечат при ссорах отцам.
Моим именем благозвучным, данным мне от богов,
                       составляют проклятья врагам.
Моим именем не клянутся, договор не скрепляют,
                                 и на свадьбы меня не зовут.
Но как буря случится, враг войною нагрянет,
                призывают благословием люди меня.
Жертвы приносят, молитвы поют, в поле танцуют:
             «Эрис, наполни отвагой наши сердца!»
Как же может богиня, заслышав молитвы, вкусив жертв,
                     на зов не прийти?
Позабуду обиды от людей неблагодарных и вновь помогу им
       в сражениях, в гимназиях и в состязаниях.
Выиграют битвы, получат награды, трофеи воздвигнут
         и позабудут меня до нужды неотложной.
Снова детишек пугают именем моим благозвучным,
                         снова на свадьбы меня не зовут.
Не воздвигли жилищ для меня в городах, нет алтарей для меня,
          Эрис, богиня вражды, полна обид
                                     на людей неблагодарных!
 

Юноша-аристократ исполнил приветственную песню пролога трагедии достойно и иного приглашённого наёмного искусного певца. Нет среди зрителей недовольных. Смысл песни принят – мужчины, женщины, старики согласно кивают головами. «Эрис» в сияющей маске покидает орхестру. Зрители восхищены прологом, воздевают с молитвами руки к небу. Возможно, сама богиня раздора, сложив крылья, невидимой гостьей восседает среди них?

 

На орхестру выходят танцоры. Танцоры в руках несут по два добротных в толщине, стянутых бронзой, в узорах раскрашенных шеста с солидными упорами для ног и рук. Зрители ликуют. Рукоплесканиями приветствуют танцоров. Конечно, жители полиса не могут устоять от звуков пения и приветствий. К театру устремляются несколько тысяч желающих разделить литургию. Выступление танцоров, по просьбам входящих опоздавших зрителей молчаливого характера в виде страстного-умоляющего воздевания рук, откладывают. Музыканты меняют темп на танцевальный, тимпаны откровенно ругают припозднившихся. Словно слова ссоры, сыплется ритм музыки на виноватые головы в венках из обыкновенного плюща и оливы. Струнные смягчают обиду, сладко поют в противовес злобным тимпанам: «Ахрадина, Теменитес, Тихе».

Танцоры-гаморы с последним вошедшим встают на ходули-шесты. Пролог трагедии завершается традиционной эммелией. Драматург придумал сложную эммелию «танец журавлей55» на ходулях высотой по плечи. Для важной красоты танцоры в дополнение к линотораксам надели на руки бронзовые бранные поручи. Театр перед эммелией заполнен на пять шестых. У стен театра разночинная толпа из нескольких сотен метеков, чужестранцев-паломников, рабов, что отпущены щедростью хозяев на литургию. Увы, стража из эфебов более не пропускает в театр зрителей, выполняя приказ посоха архонта-фермосфета. Сектор аристократов оскорбительно пустует. Нет и зрителей в почётном ряду резных кресел с высокими спинками. Только архонт-фермосфет, одиноко сидя на кресле первого ряда, сжимая в руках посох власти, держит под судейским надзором литургию двух всадников.

Танцоры ловко выстраиваются в две линии «озёрных птиц» на удалении в длину половины шеста друг от друга. Линии белых «журавлей» с «золотыми» поручами приходят в движение. Сияющие бранные поручи кажутся зрителям брачным нарядом крыльев. Замысел эммелии раскрывается. Толкующие свадебные «птицы» – вестники назревающих перемен. Танец «озёрных журавлей» отчётливо раздражённо-злой. Гомон бронзовых подошв ходулей по камням орхестры искусно пародирует негодующие «птичьи тимпаны».

Мало звуков лихим танцорам – к перестуку топающих ходулей добавляются элементы танца. Линии синхронно поднимают и опускают попеременно то левые, то правые шесты. Слышатся приглушённые восхищённые «ах-ах!». Линии «озёрных журавлей» расходятся и сходятся. Сойдясь в очередной по счёту раз, линии танцоров входят в раж. Две линии синхронно подпрыгивают на ходулях. Зрители замирают – такого танца от эфебов-аристократов никто и представить себе не мог. Танцуют ведь не наёмные артисты, что ради жалования в бессчётных тренировках довели мастерство танца до уровня профессии. Умело танцуют аристократы Ортигии, что никогда ранее с ходулями замечены не были! Танцоры заканчивают танец, спрыгивают с ходулей, не уронив шесты на орхестру.

Теменитес шумно поднимается с мест, следуя за известными предводителями своих гетерий. За Теменитесом следует богатая Ахрадина, позже прочих гордый Тихе. Зрители стоя протяжно свистят, машут венками в пёстрых лентах, неистово аплодируют, громко выкрикивают поздравления, благодарности хорам, музыкантам, танцорам. Драматург очарован сладкой волной людского признания. Слава пьянит лица актёров. Протагор вместе с танцорами кланяется ответно зрителям. Танцоры с ходулями выстраиваются по обоим пародам. Пролог трагедии полисом выпит до последнего звука.

На орхестру выходит рослый бравый певец или воитель? При гоплоне, ксифосе, в бронзовых доспехах, при бронзовых поножах, поручнях, новый ярко-красный спартанский плащ на муже, скреплённый золотой фибулой. На плаще вышивка – чёрный ворон56, золотой серп, ветка кизила57 с цветными плодами. Это всадник Мирон, в его руках большая маска, покрытая золотом, но то грозное, нахмурившееся в гневе мужское лицо. Воцаряется тишина. Гамор облачается в театральную маску. Певец сияет золотом с ног до головы. «Кронос счастливый, правитель мира?», «В Тартар низвергнутый бессмертный бог?» – шёпот ветром проносится среди рядов театрона. Вопросы содержат скорее утверждающий, чем вопрошающий смысл. Оба хора ждут взмаха рук корифея.

3. «Безбожники!» (Гермократ)

Через оба парода перед скеной у самой кромки орхестры возникают две сотни новых зрителей. В экзомисах58, грубых, из шерсти, цветом единообразно сером, грязных, с работы, с неподшитыми подолами59. Нет венков на неомытых головах. Пришедших, загоревших дочерна, можно легко спутать с рабами, если б не эллинские лица. Выходцы из Тихе бесцеремонно вбегают в театр. Из складок одежд «опоздавшие зрители» достают нагие кинжалы. Кинжалы разных форм-длин: от коротких, чуть тяжелее кухонного ножа, до впечатляющих размером с иной ксифос или карфагенский меч. Эфебы-стражники, что благодушно сидели у пародов, вскакивают. Безусые юношеские лица полны удивления – Аид предстал пред эфебами. Выходцы из Теменитеса и Ахрадины на почётной службе ошеломлены поруганием священных религиозных традиций.

На краткий миг театр замирает в оцепенении. Миг тот бесконечен. Испуг, печаль, удивление, разочарование, шок, злость, чувство утраты праздника, как при наглом ограблении, смешиваются у свидетелей в непонятную гремучую смесь. Смесь оцепенения насыщенного бордово-красного цвета. Цвет постепенно меняет оттенок, насыщаясь до глубокой ночной черноты. Утреннее солнце для зрителей в театре исчезает за горизонтом, так и не достигнув полуденной высоты. Толпа из Тихе стоит как серое болото без движения. Два хора, музыканты, певец, корифей, парастаты разом, не сговариваясь меж собой, оборачивают свирепые лица к архонту-фермосфету. Архонт-фермосфет решительно подымается с резного кресла. Правая рука с жезлом-посохом устремляется к белым облачкам на синем небе. Левая рука держит белую театральную маску.

Девушка из сектора гаморов встаёт вместе с архонтом-фермосфетом. Прикладывает корабельного вида короткую бронзовую трубу к губам за форбеей. Раздаётся протяжный, в трёх повторах, воинственный клич. Это Мегиста поёт войну. Издалека, от храмовой агоры Ортигии, трубе отвечает сестра-подруга. За ней в перекличку вступает вторая, третья, четвёртая сальпинга. Оцепенение покидает хоры, танцоров, певца, корифея. Музыканты откладывают бережно инструменты музыки на плиты. В руках появляются кинжалы, ксифосы. Формованные чехлы становятся щитами. Танцоры вынимают из шестов-ходулей по два острых бронзовых друга. Двадцать танцоров образуют две правильные боевые шеренги с правого парода. К ним быстро присоединяются музыканты. Кинжалы, ксифосы, шесты обращены на серую толпу Тихе. Пятьдесят гаморов готовы немедленно вступить в бой.

В руках певца объявляется нагой ксифос. Ксифос не театральный из дерева. Заточенная бранная бронза блестит хищно. Мирон, обнажив оружие, в театральной маске персонажа трагедии устремляется к танцорам-музыкантам. Теперь «бог Кронос» становится командиром полулоха аристократов. Золотая маска бога «правителя мира» взирает на архонта-фермосфета. Из рядов гаморов к хорам спешит крепкий муж с тяжёлым кожаным тюком. Аристарх перепрыгивает через ступени, минует кресла, тюк раскрывается на бегу. Хоры довооружаются его содержимым. К ксифосам в пару приходят кинжалы.

Эфоры выстраиваются в шеренгу, выставляют копья, разделяя гоплонами, оружием нерешительную вооружённую толпу визитёров из Тихе и ощетинившиеся бранной бронзой хоры. Мирная служба по поддержанию порядка в театре обращается в военную. Драматург со старинным спартанским кинжалом встаёт по левому флангу шеренги эфоров. Заняв место, Протагор туго наматывает плащ на левую руку, превращая плотную одежду в многослойный шерстяной нарукавный щит. Зрители поднимаются с мест. Молчание царит в их рядах. У многих на лицах непонимание происходящего. Белая маска надевается, архонт-фермосфет выкрикивает в сторону зрителей:

– Безбожники! – Посох судейской власти полиса Сиракуз указывает на толпу Тихе с кинжалами. Слово архонта-фермосфета тут же подхватывается драматургом. Протагор во весь голос трижды ревёт:

– Безбожники! – Голос драматурга исполнен яростью в ненависти. Клич Протагора подхвачен танцорами и «Кроносом». Полулох у правого парода скандирует без перерыва в безликие лица толпы Тихе: «Безбожники!»

Хор первый полностью довооружён Аристархом. Двадцать пять хоревтов радением Аристарха обрели отличное оружие. Оруженосец из рода Полидама пополняет ряд хоревтов. Полулох бывших певцов с могучим Аристархом выстраивается в боевые шеренги с левого фланга эфоров. К нему примыкает младшим командиром певец Граник, торопливо надевающий маску богини Эрис. Второй хор вынимает припасённую бронзу из театральных деревянных ножен. Второй вооружённый полулох выстраивается с правого фланга. По резким приказам корифея хоров Фрасикла парастаты становятся младшими командирами боевых шеренг гаморов-трапезитов. Мегиста с защитницей-подругой Сибарис, что со спины следует за ней с кожаным чехлом-щитом, с кинжалом на изготовку, спешит к тылам отряда «Архонта». Сальпинга девушки призывает к борьбе, отчаянно выдувая музыку пеанов. Девушки вливаются в шеренги непосредственно перед атакой. Архонт-фермосфет выкрикивает команду поверх голов хоревтов из полулохов:

 

– Шеренги, к атаке готовься!

Голос твёрд у архонта. Белая маска отлично видна с любой точки театрона. Посох власти в его правой руке вот-вот укажет направление атаки. Шеренги сжимают в руках оружие, артисты стискивают зубы до скрежета, глаза суживаются, всяк выбирает цель. Сальпинга Мегисты поёт призыв к штурму. Зрители оживают. Часть из них, не более сотни, из сектора Тихе бросается по ступеням в направлении орхестры. Сектор Тихе с кухонными ножами в руках. Другая часть, в три полных лоха, из сектора трапезитов, спешит им наперерез. Трапезиты отлично вооружены для ближнего боя. Трапезитов возглавляет предводитель филы Ороп. Подобрав полы праздничных одежд, злой Ороп держит высоко над головой ксифос. На покинутых скамьях остаются сиротливо лежать разноцветные коврики; на них недоеденные пироги; пузатыми боками к небу – не выпитые ярко окрашенные амфоры с вином; поверх неоткрытых амфор, пустых парадных канфар – пышные театральные венки.

«Друзья из Тихе» не успевают достигнуть заветной орхестры. Их, спешащих вниз по ступеням лестниц, валят с ног подсечками зрители. Толкают в бока. Терзают за волосы. Бьют по головам кулаками. Ломают руки-ноги. Выхватывают из рук оружие. Схватки на лестницах быстротечны. Безжалостные удары на немногочисленных «безбожников» сыплются со всех сторон. Сражение в проходах театрона во всех подробностях видно и толпе из Тихе, у скены внизу мнущейся в нерешительности, и стройным, ощетинившимся сияющим металлом шеренгам хоревтов. Толпа Тихе теряет воинственный настрой. Подкрепления от зрителей поругателям устоев не дождаться. Театрон без колебаний переходит всецело на сторону архонта-фермосфета, хоревтов, музыкантов, танцоров.

Рёв возмущения зрителей усиливает союзник-эхо театра. Со стороны города гул почти двадцати тысяч зрителей похож на жужжание огромного раздражённого осиного роя. Встревоженный полис покидает дома. Жители города заполняют улицы. Грозные звуки, доносящиеся из театра, боевой призыв сальпинги, громкие бранные команды построений из верфей Ахрадины, Ортигии откровенно пугают. В театре творится что-то неладное. События, там вершащиеся, не имеют никакого отношения к театральной литургии. Постоянная же перекличка бранных сальпинг из разных частей полиса непонятными шифрованными сигналами только подтверждает самые ужасные предположения.

Тревожные настроения на улицах заставляют мужчин, граждан полиса, взять в руки оружие, поспешить к театральной площади. Мрачное облако важности совершающегося делает лица людей насупленно-серьёзными. Так появляются среди встревоженных потоков людей часто мелькающие доспехи, шлемы, острия копий, дротиков, дубины, топоры, тяжёлые секиры, кинжалы, ксифосы. Три возбуждённые речки из жителей разных кварталов, граждан, метеков, рабов текут к театру. Речки пополняются всё новыми и новыми любопытствующими. Есть среди шумных людских потоков и женщины. Их, мирных, волнуют судьбы родственников, покинувших в праздничных одеждах ранее домашние очаги. Похоронно голосящих, жалобно причитающих, рвущих на себе волосы женщин утешают рядом идущие.

Посох власти в правой руке архонта-фермосфета указывает на толпу в серых грязных экзомисах. Толпа из Тихе неуклюже подаётся назад, к спасительным пародам, разделяясь у нарядной колоннады скены на две неравные части. Вожаки нападающих трусливо прячутся за спинами. Танцоры во главе с «богом Кроносом» первыми вступают в штурм мятежной толпы. Отступающие к пароду, враги двукратно превосходят атакующих. Полулох «Кроноса» вгрызается в мякоть серых экзомисов. Раздаются проклятья, вопли, стоны. Завязывается жестокая рубка.

Корифей Фрасикл получает приказ от архонта-фермосфета. Правый полулох под началом трапезита-парастата отделяется от общего построения, атакует с тыла серую толпу, огрызающуюся отряду «Кроноса». Главное построение артистов и эфебов разворачивается почти что стройной фалангой к левому пароду. Толпа Тихе получает серьёзное подкрепление в две сотни бойцов с площади театра, сжимается, набрасывается на построение архонта-фермосфета. Трапезиты по команде Оропа разделяются на две равные части, пополняя ряды двух отрядов – «Кроноса» и «Архонта».

Но не только в пародах, у скены бушуют страсти людской ненависти. С улиц в театрон доносятся звуки ещё одного сражения, где-то у стен домов Ахрадины, образующих площадь театра. Жуткие крики, перестук бронзы, падение тел – жестокая музыка мятежа. Зрители в гневе покидают места. Кто-то, а таких с две сотни горячих голов, пытается выбраться из театра опасным, оскорбительно-неблагопристойным способом через наружную стену. Главы и казначеи кварталов, гетерий и фил, влиятельные предводители фрактрий и родов всячески стремятся не допустить хаоса в проходах и на лестницах театрона. Их настойчивые указания услышаны. Подавив жгучее нетерпение, зрители в очерёдности медленно заполняют орхестру.

Однако небольшая орхестра, увы, не в силах вместить в себя разом двадцать тысяч желающих сражаться. Мятеж людей из Тихе не получает искомой поддержки. Сквернословные поругания от многотысячного театрона липнут к серым экзомисам. Желают немедленного гнева богов, лютой смерти, слепоты, болезней детям, бесконечных мучительных утрат для семей «врагов». Под неистово отпускаемыми поруганиями экзомисы утрачивают веру в скорый успех. Зрители подолгу ожидают очереди, чтобы спуститься с лестниц театрона. Те же, кому посчастливилось спуститься в орхестру, немедленно пускают в ход кулаки, локти, колени, зубы. Безоружные мужи в венках примыкают только к сражающимся шеренгам. Кинжалы павших мятежников находят новых хозяев.

Сопротивление людей из Тихе у колоннады скены раздавлено численным превосходством артистов и зрителей. Серые толпы, огрызаясь, отступают в пароды. Мятежники стремятся покинуть ненавистный им театр. В обоих пародах возникает медлительная толчея. Узкий изгиб-поворот под прямым углом в каждом из двух пародов – смертельная ловушка. Повороты закупориваются живыми и мёртвыми телами, как широкой пробкой в узком горлышке амфоры. О каменные углы поворотов отступающие бьются головами, стискиваются давкой-толчеёй до удушения. Ужасные вопли, предсмертные хрипы, мольбы о пощаде несутся к небу из пародов.

Атакующие не имеют жалости – убивают в спину отступающих. Раненые, умирающие, убитые мятежники затаптываются беглецами и атакующими до неузнаваемости. Серые экзомисы на телах становятся красно-чёрными. Кости трупов под ногами переламываются. Лица павших обезображиваются. Внутренности растаскиваются. Тёплые лужи крови на камнях орхестры досуха осушаются подошвами ботинок, сапог, сандалий зрителей. За смертельными углами поворота, в прямом коридоре парода, проигравшие сталкиваются с прибывающим подкреплением сотоварищей по мятежу. Пять сотен кинжалов из Тихе рвутся в бой. Но свежие подкрепления и израненные отступающие не могут переломить ход проигранного сражения за орхестру. Серые экзомисы выдавливаются двумя наступающими отрядами артистов-зрителей прочь из театра на театральную площадь бога Диониса.

На площади топчется на месте ленивая битва. Тысяча мятежников скована – тремя отрядами, безуспешно, неся потери, в странной бестолковой нерешительности осаждают сотню храбрецов. Гости полиса, паломники с ксифосами в синих линотораксах, при чёрных дорожных чехлах-щитах, прижаты мятежниками к стенам домов. Короткими кинжалами осаждающие не могут сломить бравую выучку сплочённого лоха паломников. Молчаливые паломники обладают очевидным бесстрашием. Сотня паломников не боится противостоять тысяче экзомисов. Безуспешные наскоки на осаждённых стоили людям Тихе с пять десятков трупов и такого же количества серьёзно раненных. Среди осаждённых, умело владеющих ксифосами, потерь нет.

Из пародов театра раздаётся злой клич: «Безбожники!» Своды ворот пародов устремляют звук к осаждающим. Осада паломников прекращается. Трупы павших в серых одеждах остаются устилать площадь перед выигравшим осаду лохом гостей. Нападающие из Тихе разворачиваются всеми имеющимися силами к театру. Осаждённые паломники перестраиваются, меняются местами в рядах, готовятся к манёвру.

С улиц на театральную площадь прибывают недоумевающие граждане полиса. Вновь прибывшие застывают в мучительных раздумьях: «На чью сторону встать?» Выбор, где друг, а где враг, разрешается скоро. В пародах появляются отряды, составленные из артистов, хоревтов, зрителей, танцоров, музыкантов. Слева из парода разрывается в воинствующем призыве к атаке сальпинга. Граждане, метеки, женщины, рабы, все, кто держит оружие, устремляются волной на людей в серых экзомисах. Лох неизвестных паломников-воителей в синих линотораксах у стен домов оживает с могучим пеаном60 «а-ля Эниалий61!», смело атакует глупо обнажённый тыл мятежников.

Под началом лоха паломников в атаке мятежников принимают участие уже с семь сотен вооружённых горожан. Теперь люди из Тихе вынуждены отражать штурм бывших осаждённых. Паломники виртуозно владеют оружием. Осада у стен была лишь разминкой перед боем для синих линотораксов. Под яростным напором паломников мятежники безостановочно пятятся. Экзомисы медленно сжимаются неплотным кольцом окружения. Три улицы, что ведут к театру, полны горожан. Свободных путей к бегству у людей Тихе более нет. Не смешаться с мирными согражданами жителям мятежникам. Серые, грязные, грубые экзомисы – символы мятежников, их главная надежда в вербовке последователей бунта – смотрятся оскорбительно-непристойно на фоне праздничных одежд зрителей.

В свалке сражения на площади раздаётся громкий призыв мятежников: «Тихе!» Главный предводитель бунта, возвысившись над толпой, сидя на плечах товарища, указывает направление к отступлению, к храму Тихе. Ряды мятежников громко поют пеан: «За Тихе! За Тихе умрём! За Тихе пойдём!» Призыв услышан не только последователями в экзомисах. Белая маска разворачивает построение шеренг, перекрывает улицу к кварталу Тихе, к отряду «Архонта» пробивается отряд в синих линотораксах, отрезая тем самым путь к отступлению. Далее командовать отрядом в синих линотораксах берётся певец в золотой маске богини «Эрис».

Два отряда «Архонта» и «Эрис», сомкнув боевые шеренги, решительно атакуют. Между кварталами Тихе и мятежниками – строи артистов, паломников. С три десятка изрубленных экзомисов падают ниц перед ними. Атака успешна. Среди прежде молчаливых паломников ликование. Буря бунта ищет выход из западни. К кварталам Тихе без боя не выйти. Мятежники предпринимают контратаку, в короткой схватке теряют ещё с сотню бойцов. Отряды «Архонта» и «Эрис» вновь наступают. Значительные потери мятежников дают о себе знать – серые экзомисы не выдерживают натиска второй атаки, подаются прочь, в противоположную сторону, к левому пароду. Перепачканные сажей печей лица людей из Тихе встречаются с перекошенными от злости лицами зрителей, покидающих театр, а также с удивлёнными ополченцами, что прибывают на зов сальпинг. Серые экзомисы теряют рассудок, нет среди них бранного порядка. План отступления хаотично меняется. Теперь мятежникам кажется лёгким путём спасения уже иной исход отступления. Люди из Тихе с дикими воплями отчаянья загнанных в ловушку набрасываются на малочисленный отряд «Кроноса», расположенный по центру горожан-ополченцев. За маняще-близким поворотом от театра искомое спасение – короткая улица выведет к открытым крепостным воротам.

Танцоры, хоревты «Кроноса» мужественно встречают атаку врага. Боевыми шеренгами гаморы-трапезиты сдерживают натиск экзомисов. Прибывающие ополченцы-горожане сплачиваются в оборонительный кулак по флангам «Кроноса». Сам же высокий «бог Кронос» в золотой маске раздаёт рубящие и колющие удары направо и налево, стоя в первой шеренге бойцов. У левого парода театра разворачивается отчаянная кровавая мясорубка. Зрители, что покидают орхестру, сразу же упираются в бока мятежников, орудующих кинжалами. Бронза мятежа преступно направляется против безоружных. Безоружные зрители храбро пускают в ход пустые кулаки. Среди зрителей множатся потери, но всё же число и умение биться перевешивает чашу весов. Мятежники пятятся от выходящих.

52Эпитет Диониса – «равномерно разделяющий».
53Пришедшая жрица – младшая жрица, возможная глава фиаса в будущем.
54Эммелии – обязательные танцы в трагедиях, поясняющие смысл и настроение происходящего.
55Журавль – одна из птиц, связанных с культом бога Аполлона. Отсылка к соперничеству двух культов: культа Диониса и культа Аполлона.
56Слово cronos означает также и «ворона». Ворона считалась греками вещей птицей, перевоплощением душ царей.
57Кизил – дерево, считавшееся священным деревом Кроноса. Символ четвёртого месяца, на который приходилось весеннее равноденствие.
58Экзомис – одежда для работы, оставлявшая свободными обе руки. Отрез из грубой ткани, заложенный складками на левом плече, размером 2,30х1,40 м.
59Неподшитый или обтрёпанный подол экзомиса – признак крайне бедственного положения или рабства.
60Пеан – хоровая лирическая песня Апполону, но в данном случае песня богу войны.
61Эниалий – эпитет Ареса, бога войны.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru