Марат Байпаков
Танаис. Тайга

Глава 7. Посвящение

– На меня поохотиться захотели! – Смеясь ласковым девичьим смехом, из-за исполинских кедров появилась Ранха.

Чёрный пёс, перестал рычать, весело завилял обрубком хвоста, вприпрыжку побежал навстречу хозяйке. За ним наперегонки заспешили ещё два четвероногих сторожа. Так в окружении стаи собак, с дорожными кулями таёжных за спиной, держа в руках пустой горит с луком, Ранха предстала перед вождём.

– Стало быть, – Ранха сложила к ногам Адму кули, перетянутые таёжной верёвкой, – отбыла к реке. Сразу скажу: костёр не стала тушить – напоследок оставила. Уложила одежды, шкуры, луки с колчанами. Собралась было взвалить на себя пожитки таёжные. Стою и думаю: одну ходку сделать или две? Нет, думаю, в одну будет тяжеловато. Припасы у таёжных солидные! Даже ягода болотная припасена. Как только их лодка не потонула? Тут выходит медведь, мужского звания, на меня. Без любопытства вышел, уже с намерением. Сел, поводит головой, разнюхивает запах кабана, возможно, ещё кого унюхал, ну и, понятно, меня… Ветер от реки к нему… – Ранха села на щит. – Упитанный такой, к спячке приготовился. Пятилетний, наверное. Я в реку подалась, изготовилась пустить стрелу. Стрелы лёгкие, тростниковые. Бить надо в глаз. Попала, как и намеревалась, по касательной, в левый. Медведь замотал головой, от раны обезумел. Зарычал – и уже на меня… Я за вторую стрелу. Буду последний глаз слепить. Эх, успеть бы до его атаки. Как вдруг…

– Тигр? – предположила Адму.

Ранха закивала. Сказ следопыта завлёк двух юных слушателей. Чуть не открыв рты, девочка и мальчик впились глазами в Ранху.

– Но сначала объявилась белка…

Адму от неожиданности засмеялась.

– Прыгнула с ветки на ветку. Обронила орешки и смотрит на нас. Ей-то что до нашей с медведем драки? Медведь белку любопытную не приметил. Сразу после белки вышел тигр. Голодный такой. Заговорил нахально с медведем. В глаз смотрит и взгляд не отводит. Без уважения к раненому бурому на меня права предъявил. Медведь-то покрупнее тигра – развернулся и с ходу набросился на полосатого. Кутерьма образовалась. Рычат, ревут, лапами машут, кусают друг дружку. И всё вот это за меня, худосочную?! Вы же не наедитесь костями моими, звери! Нашли что делить! Стою я, значит, по пояс в воде…

Только теперь Адму обратила внимание на мокрые одежды Ранхи.

– …Думаю: плыть или не плыть по реке?.. Тигр хоть и поменьше медведя, но дюже злой, с голоду, что ли? Серьёзно отвечает, до кувырков дошло, в клочья рвёт медведя полосатый. Тут мужи и подоспели. В пылу брани звери пропустили желающих в драке поучаствовать. Обоих драчунов положили там же. Голый муж бил медведя. Умело под лопатку сразил. Жрец и Полакка с двух ударов усмирили тигра, он под медведем оказался и утечь не успел.

– Ты одежды смени. Есть перемена? – Адму протянула правую руку Ранхе. – Могу тебе синих нарядов знати выдать.

Ранха с шумом выдохнула. Приложила руки к груди, потом – ладонями к Адму.

– Благодарю, мой вождь. – Ранха приняла протянутую руку. Встала. – Ой, да только духи тайги возьмутся шутки шутить со мной… как с незаслуженно нарядившейся знатью.

Ранха зашла за шатёр, где едва слышно зашуршала одеждами. Из-за могучих великанов показался нагой «таёжный торговец». Муж волок огромную тушу – поверженный медведь, раскинув передние лапы, постукивал мордой по камням в траве. За таёжным мужем вышел Полакка, с довольным видом неся на плечах тигра. Кровь из ран зверя украшала бранные доспехи. Показался Гнур с тремя окровавленными копьями, закинутыми снопом на плечи. Гнур громко распевал хвалебную песню.

Завидев Адму с копьём, Полакка издали торжествующе прокричал:

– Уже третий раз хожу под речными кедрами! Не напрасно хожу!

– Следопыт удачу приносит! Дева, без сомнений, любима Богами! – поддержал ликование Полакки Гнур.

Лишь «таёжный торговец» воздержался от проявлений радости. Туши легли подношением к ногам вождя северных.

– Хорошее предзнаменование, мужи! Что скажете? – Адму подняла лицо к светилу. Закрыла глаза.

– О том и толкуем, мой вождь!

Полакка направился в шатёр и затих. Раздался слабый девичий вскрик: «ой!». Жрец широко улыбнулся, обнажив белые зубы, Адму открыла глаза. Через мгновение из шатра показался Полакка с тремя ножами.

– Ох, хороша! Хороша! – Полакка подмигнул Гнуру, тот иронично подмигнул вождю.

Гнур принял за рукоять предложенный бронзовый нож. Полакка присел у тигра. Протянул уважительно правой рукой железный нож «таёжному торговцу».

– А мне, стало быть, нож не принёс? – наигранно обиженно бросила Адму Полакке.

– Мой вождь, прости… не по умыслу…

Полакка перестал разделывать тигра и попытался встать, но Гнур положил руку на плечо друга и поднялся первым. Скорым шагом прошёл за шатёр, откуда снова раздалось «ой!». Громкий хохот Адму и Полакки стал ответом на вскрик. «Таёжный торговец» отвёл взгляд от туши медведя.

– Да, запамятовал я… – Появился смущённый Гнур с ножом. За ним вышла красная лицом Ранха, в сухих одеждах.

– Запамятовал? – недоверчиво потянул Полакка. – Ага.

Хохот опять накрыл поляну. Теперь в четыре пары рук две туши быстро свежевались и разделывались. Шкуры тщательно зачистили, натёрли драгоценной солью и растянули сушиться на тонких жердях.

– Такой конец нас ждёт? – внезапно посреди хлопот громко изрекла Адму. Не сговариваясь, охотники повернули посерьёзневшие лица к вождю северных. Адму каждому заглянула в глаза. – Сцепимся с таёжными, как этот медведь с этим тигром, а на нас нападут другие племена? И нас, дерущихся за добычу, – в спину? Так, что ли?

– Да-да, – печально согласился жрец. – Два зверя – примета от Богов. Пророчество нам.

– У таёжного торговца отличный удар. Медведь шёл за последней трапезой перед спячкой. Вес уже, считай, нагулял. – Полакка высокомерно-снисходительно потрепал по плечу нагого мужа. Вернулся взглядом к жрецу и с насмешкой в голосе спросил: – Ты про каких двоих толкуешь, почтенный Гнур? Про тех, кого освежевали? Или про тех, кого раздели?

Гнур резко встал. С окровавленным ножом в руке направился к миске, поднял её, посмотрел на «таёжного торговца» и стал отсыпать содержимое обратно в кисет. Отсыпав с половину, завязал тугой узел.

– Никак мысль переменилась? – иронично молвил Полакка. Второй посол и не пытался скрывать враждебности к таёжным.

Жрец из долины провёл ладонью по лицу, словно смахнул налипшую паутинку.

– Именно так. Переменилась думка, мой посол. Я всё ещё у вас в гостях. Теперь таёжные торговцы нам живыми нужны. Боги на то ясно указали.

Заслышав миролюбивые суждения жреца, «таёжный торговец» прервал почти законченную разделку медведя.

– Легенда у нас, таёжных, есть… – осторожно заговорил приглушённым голосом он, обращаясь к Адму.

– Ты не трус… – совсем не к месту оборвала его речь Адму. Поощрительно добавила: – Рассказывай легенду.

Таёжный муж откашлялся и быстро заговорил:

– Вы меня понимаете, и я вас разумею. Странно то. Вы по степи, ну а мы по тайге. Как так? Слова у нас смыслом похожие. О том толкую. Был, как сказывают шаманы, договор у предков, что наш язык таёжный сольётся с вашим. И ваши слова станут нашими. Одной семьёй станет слово тайги и степи. Мы сходились и расходились с вами. Союзы замещались враждой. До дальних гор походом вместе ходили. Но то было очень давно и по временам тёмным позабылось. Легенда же про птицу…

– Белую? Что может оборачиваться в чёрную? – нетерпеливо перебил Гнур и протянул сверху миску таёжному рассказчику.

– Да, про бело-чёрную. – Таёжный муж поднялся, переложил нож из правой руки в левую. Правой принял миску.

– Брешешь! – грубо отвечал Полакка. – Не случалось общих языков с вами. Врёшь! Вы украли наши слова так же, как ты сегодня кабана. А раньше, поди, крал у нас лошадей? Ты да твой лопоухий щенок! Как с такими подлыми ворами водить дружбу? Даже границ не чтите. Видишь камень границ и мимо проходишь? У тех узорчатых камней, как ты лепечешь, заведено молитву сложить да жертву посильную принести. Памятные то камни. Праотцами на местах значимых поставлены с умыслом. Над могилами воинов стоят. Не знал? А как тебе такое знать! Потому и союзов бранных промеж нас не бывало. Не могли мои предки такого неуважения стерпеть.

– Видели тебя в деле, – молвил Гнур, – на охоте то бишь. Матёрого медведя добыл. Такого подвига у нас в долине считается достаточно для посвящения в воины. Намажь на лицо кровь зверя и жуй заколдованную смесь, но медленно жуй – не спеши. Как дожуёшь, запей, но тремя только глотками, тремя, слышишь? Я запою. – Гнур ударил правым кулаком в левую ладонь. – Время может и назад обернуться. У каждого из посвящаемых откровения по-своему проходят. Видения старательно проговаривай. Запоминай каждую деталь. Духи придут к тебе. Духи предков и великой тайги. Не знаю, как у вас, таёжных, заведено, но те духи тебе новое имя дадут…

Гнур торжественно замолчал, он сделал вид, что не заметил задиристой речи второго посла. Полакка улыбался во весь рот, его явно распирало на очередную ядовитую шутку, но добрый северных сдержался. Под властными взглядами жреца и вождя Полакка убрал с лица улыбку, надул щёки и не проронил более ни слова.

В девяти шагах от костра жрец начертал тыльником посоха на земле три растянутых овала, что входили четвертями друг в друга. Овалы, общей длиной в рост таёжного мужа, протянулись с востока на запад. Сложил в трёх коротких шагах от овалов свой отдельный жреческий костёр. Разжёг, вынув ветку кедра из кухонного костра. Застелил овалы шкурой медведя, что нашлась в запасах таёжного мужа, мехом к солнцу, мордой на запад. Под морду подложил округлый закопчённый речной камешек со светлой полоской, из жреческой дорожной сумы. Старательно провёл ровную, без разрывов, глубокую борозду между костром и шкурой. Положил на эту черту посох золотым навершием-оленем на запад.

Таёжный муж тщательно разжевал содержимое миски, запил тремя глотками воды и лёг смиренно на шкуру, сложив на груди руки, головой на запад. Третий овал заканчивался в районе ступней. Первый овал жрец подправил, откинув шкуру под макушкой лежащего. Гнур вложил в руки таёжного мужа череп медведя, обсыпал череп красной охрой. Сел рядом, с того бока, где бьётся сердце, поджал ноги. Гнур оказался рядом с посохом, на стороне таёжного мужа.

– Прикрой глаза, – скомандовал Гнур. – Слушай мою песню. Не перебивай. Молчи. Отправимся в царство духов. Когда смесь подействует, ты пройдёшь через… – Гнур указал на посох. – Через границу между царствами живых и духов… – Теперь правая рука жреца указала на огонь костра. – Проследуешь сквозь очистительный огонь и дым. По ту сторону огня повстречаешься с духами. Духи проводят тебя в мир мёртвых и забытых Богов. Уйдёшь в нижнее, третье царство… – Гнур провёл указательным пальцем в воздухе, по овалу, что очерчивал ноги. – К предкам. Они, предки и духи, дадут тебе драгоценные откровения. Путь предстоит трудный. Не буду обманывать тебя – смертельно опасный путь впереди. Можешь и не вернуться. Только от воли духов будет зависеть твоё посвящение. Но вначале нашего с тобой пути я позову надёжных проводников. Тоже духов, проверенных, мне знакомых, они поведут тебя через созидательный огонь. Ты знай, я жрец посвящённый, уже скоро стану верховным жрецом в долине. Вождя долины с нашим верховным жрецом я проводил к предкам. Был помощником. Да, много похорон видел этот посох. Есть во мне жреческая сила.

– Такое путешествие к предкам у нас могут совершать только самые могучие… отважные шаманы… – восхищённым шёпотом отозвался посвящаемый. – Счастлив несказанно я… Жрец, я буду гордиться великим посвящением… в шаманы…

– Если воротишься, – резко оборвал его Гнур. – Верховные духи могут похитить твою душу. Добрые духи-проводники введут тебя в царство ушедших, это-то случится. Как попадёшь туда, будет встреча. Духи-проводники отдадут тебя важнейшим верховным духам. Ранг у духов определённо разный. Разное и настроение. Будут там и духи непорядка, и духи раздора, и духи бранного безумия. То понимай, смертный, когда их, толпой стоящих, увидишь. Не дерзи, веди себя почтительно, не навлекай на себя беды. Обличьем духи разные. Не смейся, если покажутся потешными, – обманчиво обличье духов. Иной малый из них посильнее огромных. Встреча с духами может обернуться скорым судом. Вот в точности как у нас с вами приключилось на реке. Что будет потом, мой таёжный друг, после той заветной встречи, никому не известно. Тут уж как им, бессмертным, заблагорассудится. Может, и без суда над тобой обойдётся. Вдруг жизнь твоя ещё судьбу не довершила назначенную? Помочь тебе, таёжный, я там никак не смогу. Не может жрец пересилить волю важнейших духов. Испросить у них доброты для тебя – это да, испрошу. Но навязать им, созданиям Великой Матери-Богини, свою волю – ты уж извини. Духи могут прислать к нам вместо тебя и чужую душу. Не всем удаётся в своём обличии пройти через миры. Я тебя раньше не знавал, оттого и опознать по возвращении не смогу. Разве что твой сын опознает.

– Вернусь, вернусь, всесильный жрец! Дар от тебя огромный – оценил щедрость твою! – проговорил таёжный муж. Его переполняло веселье, густая краска заливала загорелые щёки. – Хочу жену покойную встретить в царстве мёртвых… По прошлому лету ушла, с обидой. На переправе в стремнину затянуло. Уволокло, о камни побило. Тело её стало мягче войлока. Меня там не было. Вина мучает… По ночам её, родную, вижу, приходит во сне призраком и корит меня, а как начну говорить – уходит, не дослушав… Поговорить бы с ней, родной, повиниться… утешить… новости серьёзные передать…

– На то воля Богов. Волю Богов надо достойно принять. Смерть, таёжный муж, – это не конец. Это всего лишь зачин интересного путешествия.

Жрец из долины сочувственно вздохнул, подозвал Ранху, что-то прошептал ей на ухо. Та утратила весёлость, сжала губы, быстро удалилась, вернулась и поднесла левой рукой жрецу копьё таёжного мужа. Затем почтительно, обеими руками, тяжёлую дорожную суму жреца, откуда Гнур вынул две короткие, в две ладони длиной каждая, тонкие, крашенные в красное и синее палочки. Кинул щедрую пригоршню семян конопли в пламя костра. Поднял палочки к небу и негромко запел поминальную молитву.

– Достопочтенная Адму… – тихо обратился Полакка к задумчивому вождю. – Есть серьёзная беседа к тебе, мой вождь.

Глава 8. Духи тайги

Двое северных отошли шагов на тридцать от посвящаемого. Полакка принял почтительный вид. Шёпотом, тщательно подбирая слова, заговорил:

– Почтенная Адму, на твоей стороне Полакка. Не враг я тебе. Заслуг моих недостаточно? Совет пятисот, как ты и хотела, перетянул на твою сторону. Эх-эх! Чего мне это стоило! – Полакка широко развёл руки, сложил их и указал кончиками пальцев на свой пупок.

– Чуток ещё, и надорвался бы. Считай, с каждым мудрецом из совета поговорил. Убедил. Перетянул даже несговорчивых упрямцев. Раман – тот сильно сомневался в необходимости временного вождя, но и его уломал. Таких, как Раман, с три десятка водилось – в сомнениях. Я избрал тебя, Адму, вождём. Я! Но не об обмене для себя толкую. Идти к таёжным? За миром? Уволь, не было такого меж нами уговора…

Полакка приложил правую руку к груди. Адму хмуро молчала, внимательно разглядывая облака на небе.

– Савлий неразумный о том по глупости мечтал. Его Раман в поединке твоей же бронзой положил. На твоих же глазах упокоил. А теперь что выходит – мы думой покойного Савлия пробавляться будем? Взяли секретное посольство за войну, а подались в мир с таёжными? Прошу, мой вождь, ответь мне, другу твоему.

Почтительный вид Полакка сохранил, только глаза в чувствах сверкали. Адму прервала созерцание белых облаков. Подул ещё летний, приятный ветерок с реки. Потрепал волосы, навеял негу. Адму улыбнулась, положила правую руку на напряжённое плечо Полакки. От такой перемены второй посол улыбнулся.

– В том, что ты мой надёжный друг, нет сомнений. Дружбу бронзовую твою ценю. За совет пятисот благодарна тебе. Мог и не поминать мне дела прошлые. – Адму насмешливо подняла брови. – Память крепкая у меня. Но в остальном ты, мой надёжный, неправ. Не за миром идём, Полакка. Раскол внесём в ряды таёжных. Союз их племён порушим.

Полакка наклонил голову к плечу, как делает пёс, который не может понять происходящего. Адму негромко рассмеялась.

– Таёжные, те, что с юга, обязаны быть с нами. По прошлой войне были с нами в мире. С южными и с долиной нападём на тех таёжных, которые по верху Великой реки от нас живут. Нужны нам поводыри в тайге. Не понимаем мы тайгу, не понимаем и рек таёжных. Духи тайги нас не знают – редко мы им молитвы шлём. А вот они, – Адму указала на «торговцев», – в тайге – как мы в степи. Постиг хитрую военную задумку, мой друг?

Полакка поднял лицо к небу, покачал головой, посмотрел на жреца и «торговцев». Прищурился недоверчиво и закусил ус.

– Адму почтенная, может, занятная охота с медведем на тигра и не знак от Богов? Может, то просто звери вышли на запах жаркого? Кабан по ветру в их сторону по глупости таёжной стоял, ну и подманил голодных?

Адму выставила вперёд открытые ладони. Полакка грустно улыбнулся.

– Да помогут нам Боги в твоих дальних задумках, мой вождь. Оно, конечно, правильно… врагов расколоть… Да только…

Полакка, не договорив, сделал вялый шаг к шатру. Адму перехватила его за руку. Второй посол резко повернул голову к вождю. Явно был обижен Полакка.

– Сгинуть с концами можно, Адму, у таёжных, ежели не сговоримся о союзе. Мучить долго нас будут. Потом съедят, из костей безделиц на шеи себе понаделают, на пирах бахвалиться нами будут – с них станется. Нет почтения к послам у таёжных. Не увидеть нам предков. – Полакка в сердцах сплюнул. – Не боишься пыток? О дочери Таргетая великого подумала? Как с ней поступят вражины? А? – Полакка кивнул на Даитью, что играла с чёрным псом. Не получив ответа, в волнении теребя бронзовую пряжку и сверкая глазами, продолжил: – То-то и оно, Адму дорогая моя! Наслушалась двух тёмных таёжных воров – и так сразу поверила им? Воры жизнь спасают… Трусы… Ещё и не такого наобещают тебе, мой вождь. На деревьях бы развесить их, и с концом. Пусть птицы с ними потолкуют. Глаза бесстыжие выклюют. Уж много чести ворам! В веру нашу обращать? Да за какие такие заслуги? За украденного у нас кабана? Экий подвиг. Хороший осенний день на подлецов потратили. В долину надо поспешать. До снега бы успеть. – Полакка не слыл трусом. В словах, сказанных шёпотом, нет страха, только обида.

– Люди они неизвестные, ты прав, мой Полакка. Верую в заботу Табити. Мать-Богиня поможет нам. Надо выиграть войну, о том пекусь. Ты же спрашивал меня перед тем, как гости на реке объявились?

Обида улетела, как облако. Полакка улыбнулся добродушной улыбкой.

– А я уж подумал – ты позабыла мой вопрос. Дескать, недостоин ответа тугодум Полакка. – Он шумно выдохнул, прикусил губу. – Я с тобой, храбрая Адму. Ты неправа, но то моё. Дерзко думу наперёд ты сложила. Не верю, что сладим дружбу с врагами. В том раскладе ты, мой вождь, не учла мнения умудрённых людей долины. У них водятся давние, ох какие предавние обиды на таёжных. Но… – Полакка горько усмехнулся. – До славной долины ещё дойти надобно… живыми. Пойду послом и на таёжных, коли так хочешь, храбрая Адму. Обидно только, что про нашу смелость посольскую дома не узнают. Не страшно кожу потерять, страшно безвестно сгинуть посреди болот. Может, кого назад с вестью пошлём? Красавицу Ранху, например.

Полакка указал на костёр. Ранха же, счастливая, не ведая о решении своей судьбы, готовила похлёбку из мяса тигра и медведя, с душистыми травами и просом.

– Пусть расскажет совету мудрых, что мы ушли к таёжным. Не вернёмся, так хоть люди поймут, кто нас и почему жизней лишил.

Адму решительно выставила левую ладонь в отрицание, приняла такой не допускающий возражений вид, что Полакка тяжело вздохнул. Тряхнул головой, бронзовые наконечники на косах брякнули. Поднял лицо к небу, однако перечить не стал.

– Ты у нас вождь. Твоя воля. Не буду пререкаться с вождём. – Найдя в облаках необходимое успокоение, Полакка уже примирительно завершил: – Может, и вправду нас Боги к победе ведут? Разворот уж больно быстрый, моя Адму. На ледяных горках в детстве, помнишь? Так мне надо чутка времени, чтобы привыкнуть. Ты уж извини. Не поспеваю за тобой.

Полакка смягчился. Мысли, что тяготили мужа, стали общим бременем для двоих. Короткий разговор закончился у костра.

Странное дело, три пса при виде охотничьих трофеев не забросили службу. Обнюхав шкуры, оценив мясо, голодные косматые охранники удалились к оленям, горделиво и молча ожидая общей трапезы. Псы не сводили глаз с Ранхи. Такое поведение собак стало полной неожиданностью для подростка и его отца, который силился понять песнопения жреца под мерное постукивание палочек. Адму отделила долю для псов. Ранха завернула мясо в шкуры. Сложила кости тигра и кости медведя в одну кучу, принялась чистить черепа.

Таёжный муж затих. Его тело расслабилось, и со стороны казалось, что он заснул. Рот безвольно открылся, слюна потекла по щеке. Полакка усмехнулся.

– Сейчас услышим дивный храп. Так и закончилось посвящение, Гнур.

Шутку Полакки, однако, не поддержали.

– Вижу… вижу… Я вижу их… Большие, маленькие, круглые, прозрачные… Они выходят из камней, из деревьев, из воды мокрые… Они враждебны мне… Всем недовольны… Моё почтение им не нужно… – едва слышно испуганно зашептал таёжный муж. Замолчал. Сжал кулаки, напрягся и вытянулся струной. – Они кружатся вокруг меня… наваливаются на меня… меня душат… Мне больно… больно! Я уменьшаюсь до земли… О нет! Куда вы тащите меня, духи? Я ухожу из тела. Нет-нет! Я не пойду с вами… Мне плохо… Мне страшно… очень страшно…

От таких речей Ранха перестала скрести ножом. Жрец встал, поднял с борозды посох. Не прекращая песнопений и постукиваний палочками, вонзил посох бронзовым тыльником в землю и сразу же сел. Палочки легли в его левую ладонь. Жрец посмотрел на Ранху, потом перевёл взгляд на подростка, который удивлённо глядел на отца. Ранха подошла к мальчику, тряхнула его за худые плечи и силой отвела прочь, усадила спиной к отцу, в сорока шагах, и вернулась галопом к жрецу, который указал ей место помощника. Ранха рухнула наземь чуть позади жреца, совсем близко от него, по левую сторону. Палочки принялись отбивать быстрый ритм по посоху.

– Кого ты видишь? Скажи. Я рядом. Поговори со мной, – зашептал жрец.

Посвящаемый не ответил, но расслабился и обмяк пустым кулём. Сжатые добела кулаки раскрылись.

– О-о-о! Я такой… такой огромный! Я – лист! Как же я вырос! Я выше кедров! Стою над вами. Могу ходить. Теперь иду за вами. Какой же я сильный! Как широко шагаю. Вы подлые людишки, я догнал вас. Не убегайте от меня. Лошади вас не спасут. Вы без спросу зашли в мою любимую тайгу.

– Говори, дух тайги, говори, – почтительным тоном попросил, словно заискивая, жрец.

– Жизней вас лишу. Ага, нагнал! – заскрежетал зубами муж, прерывисто часто задышал, вновь сжал кулаки. Чуть позже засмеялся и улыбнулся. Глаза под веками метались. – Вот так. Вот так. Головы ваши сорвал! Легко. Всё даётся легко. Сейчас расшвыряю тела! Летите, руки-ноги, прочь из моей тайги. Вон из лесов! Туда, откуда пришли, возвращайтесь.

Вновь обмяк посвящаемый. Гнур насыпал в ладонь конопли и швырнул семена в костёр. По морщинам лба побежал пот.

– Благодарю за откровения. Понял я заботы тяжкие твои, дух-охранитель. Извини, дух, что отвлекаю от трудов, тебе назначенных. О могущественный дух тайги, что вселился в тело недостойного поругателя границ, услышь меня! – зловещей скороговоркой зашептал Гнур. Пригнулся к уху посвящаемого и уже вполголоса умоляюще протянул: – О занятой дух тайги, прошу тебя: обменяй душу таёжного на душу нашего славного вождя Арианфа, того, что блуждает в царстве ушедших. Он, Арианф нужен нам помощником в делах важных! Всели душу нашего вождя Арианфа в это тело. Душу же таёжного воина забери в подарок себе! Мера на меру. Обмен справедливый предлагаю тебе, гибельный дух тайги. Посмотри, дух – шкура медведя, что для обряда встречи мы добыли тебе. Таёжный воин лежит на медведе, как и положено при справедливом обмене. – Ещё одна щепотка конопли отправилась через борозду прошением в пламя и там искорками исчезла.

Ранха заворожённо, не дыша, с открытым ртом смотрела в танцующее пламя. Её расплетённые по случаю ритуала волосы легко развевал тёплый осенний ветерок. Ритуальные палочки Гнур вложил в руки застывшей помощницы, взял копьё таёжного мужа, провёл рукой по внушительному бронзовому наконечнику, глухо стукнул боевой бронзой по нижней части резного посоха.

Полакка обескураженно посмотрел на Адму. Такого ритуала посвящения второй посол никак не ожидал. Адму ответила на удивлённый взгляд Полакки хмурой гримасой. Тайный замысел жреца из долины, похоже, только сейчас стал ясен ей.

«Уху-уху!» – откуда-то с противоположного края поляны хрипло прокричала бородатая неясыть. Птица сорвалась с ветки кедра. Полетела над головами людей, шумно хлопая крыльями. Жрец довольно улыбнулся, утёр рукой пот со лба, ударил громко по центру посоха.

– Благодарю, гибельный дух тайги! Тебя я и призывал. Мясо тигра в дар тебе поднесём, дух непорядка тайги, – хвалебным тоном проговорил, глядя в небо, и уже тихим шёпотом, словно вокруг стояли враги: – Почтенный Арианф, храбрый вождь долины, ты с нами? Это я, жрец Гнур, что провожал тебя к предкам. Я вместе с новым верховным жрецом и жрицами омывал тебя в водах реки. Только я тебе пел погребальные песни. Со мной посох, тебе, мой вождь, известный. Я путь к предкам тебе указывал ночными молитвами. Скажи мне, душа вождя, ты с нами? Ты здесь, герой Арианф?

Тишина длилась недолго. Псы вскочили, подняли дыбом шерсть, злобно зарычали в ту же самую сторону, откуда только что слетела неясыть.

– Волки. Там волки, жрец, – прошептал Полакка.

Жрец резко обернулся. Встал, всмотрелся туда, куда указал Полакка. Две серые тени виднелись среди окраинных зелёных великанов, постояли и исчезли в кедровнике.

– Ранха, подготовь лук ушедшего таёжного воина. Натяни тетиву. Буду петь песнь. При последних лучах заката вождь долины вернётся к нам из царства ушедших. По лучу Арианф войдёт в сердце таёжное. Ночь нам с тобой бессонная предстоит.

Жрец выдернул посох из земли с такой силой, что влажный ком травы отлетел к костру. Затем сделал широкий шаг к голове посвящаемого. Найдя глазами солнце, Гнур приложил золотое навершие ко лбу таёжного мужа и вознёс благодарственную молитву Богам.