В XIX веке искусство стало перед жизнью, потому что оно перестало быть внутри жизни.
Освободительного движения в искусстве XIX века не было, и нет его и до сих пор; то, что мы называем движением освободительным, на самом деле было движением охранительным: но охранялась здесь не традиция искусства, а обособленное положение художников, стоявших вне жизни. Общее чувство было боязнь запачкаться об эту фабричную и мещанскую жизнь, которая заполонила все формы жизни. Художники отступили перед мещанством и провозгласили индивидуализм как догмат неслияния с жизнью.
Щиты, которыми защищался индивидуализм, были почерк, маска и имя.
В дальнейшем своем развитии индивидуализму предстоит преодолеть свое имя. Это будет той жертвой человеческой, которая подымет его на новую ступень.
Индивидуальность должна перелиться целиком в художественное произведение и умереть в нем.
Великое народное искусство всегда бывает безымянным.
Имя только тогда имеет смысл, когда оно служит знаменем.
Когда идет борьба против окостенелых форм, знамена необходимы. Душа летит за этими лоскутами, ныряющими в вихрях сражений.
Но когда борьба прошла и наступает время созидательной работы, знамя, развевающееся над мирной мастерской, становится простой торговой рекламой.
В настоящее время художникам не нужно больше знамен. Свободные искания в искусстве завоевали свое существование, но художники продолжают стараться прежде всего создать себе имя – фабричную марку, которая отмечала бы все вышедшее из рук художника.
В моменты высшего развития народного искусства имя всегда исчезает. В готическом искусстве XIII века почти нет имени.