Без тебя не уснуть, ты взрастила бессониц Череду, чтобы глубже они проникали, И теперь они корчатся в масках бесовских, И следы горячо оставляют на ткани.
Без тебя не уснуть, что не вспомнишь – всё осень, Что вернулась на плац и терзает мальчишек, Без тебя не уснуть – нет ответа в вопросе, Пифагор всё выводит какие-то числа,
Будто в числах действительно нечто такое, Что вернее, чем танец крутящейся пыли. Без пяти на часах – это время покоя, Без пяти минут жизнь – жаль, вот стрелки застыли.
Без тебя не уснуть, с этим трудно бороться, Мы в хрустальной стране, где живут напрямик, И красавец легко превратится в уродца, И заплачет оставленный в зале двойник.
Начищай сапоги, гуталин растворяя В пифагоровом сне, что добрался до нас. Эта правда одна, эта правда такая, Без тебя не сомкнуть переполненных глаз.
Без тебя не уснуть – не дарована милость, До небес поднимается красная ртуть. Понимаешь, земля никогда не крутилась, Только глобус… и тот, если сильно толкнуть.
«Ты далеко, в моих руках лишь пыль…»
Ты далеко, в моих руках лишь пыль И прах любви. На ветер всё швырну я… Пусть тот волшебник, что тебя слепил, Шепнёт стихам, чтоб запах твой вернули. Когда-нибудь всё станет молоком – И горы, и леса, и соль морская, И в этот миг ты вспомнишь ли о том, Что жизнь была обещана другая? Но обещанья выдержать нет сил, И смерть уходит под руки с другими. Пусть тот волшебник, что тебя слепил, Из глаз твоих моё достанет имя. Пройдя сквозь твой огонь, я стал ничей, И пустоту опять сжимают руки. А нежность вытекает, как ручей, Чтоб стать рекой и высохнуть от скуки.
«Паровоз потерял все составы свои, не доехав…»
Паровоз потерял все составы свои, не доехав, И не может найти все суставы свои человек. Не расслышать слова, но уже отзывается эхо На молчанье любви, что потратила даром свой век.
Шутовские усы подрисованы пробкою жжёной, А безусых юнцов не война ожидает – тоска. Допивай свой абсент, избавляйся вконец от пижонства И ступай по мостам, не заметив, как плачет река.
Первородство моё превратилось с годами в сиротство, И чем чаще дожди, тем сильнее придётся дрожать. Поезда – это символ того, что не стоит бороться, Всё равно все уедут куда-нибудь – не удержать!
Всё равно все уедут куда-то. Прощаний заёмных С каждым днём истончается кем-то отмеренный срок. Потеряешь себя, ничего не найдёшь, кроме тёмных Уходящих на север забрызганных грязью дорог.
И деревья вдоль этих дорог будут гнуться и гнуться, И во рту пересохшем растает небесная cоль. Как болит оттого, что назад невозможно вернуться, Но бесплотная тень никогда не почувствует боль.
«Неприхотливая улочка…»
Неприхотливая улочка, Сумрак знакомых кафе. В небе – вчерашняя булочка, Бармен всегда подшофе.
Стёкла неровные в трещинах, Память выходит из рук, Надо бы с жизнью порезче мне, Надо бы, да недосуг.
В воздухе утлая лодочка, Бога на ней не гневи! Кофе, наверно, холодный уж? Не холоднее любви.
Не холоднее, чем проблески Разума у дураков, Не холоднее, чем облики Девушек прошлых веков.
Улочка пахнет конфетами, Ландышем пахнет, халвой, Улочка между проспектами, Между тобою и мной.
Дни начинались здесь праздные И утекли, как вода. Жаль, что ходили мы в разное Время туда и сюда.
Жаль, что ты выбрала лучшее, Не расспросив про меня, Жаль, что надежды тягучие Я на слова променял.
Нечего больше рассказывать, Выбилась память из сил. Кофе придётся заказывать… Этот давно уж остыл.
«Разлетается мир на куски…»
Разлетается мир на куски. В поездах отыщи мою нежность И добавь в неё каплю тоски. – Размешай эту каплю прилежно, Пригуби – и пребудешь пьяна, По твоим разгуляюсь я венам, И судьба пошатнётся, полна Этой красной горячей вселенной. На губах не улыбка горит, Это кровь обновилась до боли. Слышишь, как начинается ритм Двух сердец, что мечтают о воле? И, куда бы ни шли поезда, Самолёты куда б ни летели, Я в тебе остаюсь навсегда, Навсегда остаюсь, в самом деле, Даже если забудешь меня, Если имя запрячешь поглубже, Я сожмусь до такого огня, Что никто тебе будет не нужен. Разлетается мир на куски, И любовь не пройти стороною. Наши тени взлетают, легки, И становятся тенью одною.
«Осень вертлявая, первая осень солдата…»
Осень вертлявая, первая осень солдата, Словно кокотка с которой привык ночевать. Нет у неё ни подруги, ни свата, ни брата, И ни о ком не горюет, о ком горевать?
Мысли крепки, нелюдимы… и вшиты погоны В громкие судьбы мальчишек свирепой рукой. Тучи по небу ползут, как пустые вагоны, Им не расскажет никто, как вернуться домой.
Невозвращенье… Оно постоянней вращенья, В памяти, что в лабиринте античном, темно. Точка, с которой ушёл, заслужила прощенья, Не заслужила забвенья, но не суждено.
Осень как осень – коварная, лживая, злая, С рябью холодной, со всхлипами серых утят. Ночи спокойной кому-то безмолвно желая, Наши шинели взлетают и низко летят.
С пятнами туч разминуться – простая задача, Омут небесный в такую погоду глубок. Осень вертлявая, первая осень солдата, Зёрнами в землю бросает большую любовь.
К чувствам земным свысока нелегко наклониться, Солнце едва показалось – и снова во тьму. Твёрдая кровь на губах молодого горниста…. К этой побудке уже не успеть никому.
«Дрожит горизонт за лесом…»
Дрожит горизонт за лесом, Торопится стать ничем. Шампанского – хоть залейся, Хочу им поить грачей, Чтоб пена жила на клювах Сознанием правоты И чтоб возвращалось к людям Желание высоты, Чтоб небо, как покрывало, Под утро сорвать я мог, Чтоб ты в мою жизнь впадала, Как самый большой приток. Шампанское – весть благая, Которую знают все. Хочу, чтобы ты, нагая, Пошла за мной по росе, А после со мной летала С улыбкой от облаков, К другим облакам, где мало Народу, но тьма веков. Из тёмной вселенной этой Нащупывал Бог слова. Ты песни моей неспетой Не помнишь, и ты права. Напрягся бокал всей осью, Коснёшься – и сразу в крик. А грач, что забыл про осень, Отчаялся и охрип. Истлели в руках фиалки, Закатам – пора шалеть. Враги – не страшны и жалки, Друзей же нельзя жалеть. Ты раны мои залечишь, Сойдя навсегда с пути. Шампанского хоть залейся! Не слушай меня, лети! Бокалы сомкнём, отметим, Что кровь с виноградом врозь. И ты между тем и этим – Огромная в сердце гроздь.
