Максим Вселенский
Служба распределения
7
Бог ты мой, как же не хочется просыпаться!
Какая пустота ожидает меня в реальности! Бодрствование. От слова «бодрость». Антоним вялости и болезненности. Как же тяготит меня мое тело, оснащенное нездоровым духом, отравляющим все вокруг. Оно неминуемо должно быть наказано за все те неудачи, которое сотворило руками, словами, одним своим уродливым видом. Мне приходится следить за этим телом, заботиться о нем. И что я получаю взамен? Преданность и любовь? Как бы не так!
Как раздражает меня мой собственный голос, по какому-то капризу природы поселенный во мне. А это смех, который по какой-то идиотской поговорке делает жизнь все длиннее! Лай простуженных дворняг пополам с одиночными выхлопами не желающего заводиться двухтактного мотора. Эти мерзкие звуки не должны исходить из моего тела.
Кто виноват в том, что вся эта гадость сконцентрировалась в моей оболочке?
Роковое стечение обстоятельств, неблагоприятные погодные условия или человеческие ошибки при проектировании или производстве, отказы оборудования, сооружавшего эту неказистую груду мяса. На что можно свалить вину?
Как я себя чувствую? Как непонятным образом занесенный в сухую пустыню цветок. Как ключ, который предназначен открывать заветный замок, но меня сунули в чужую скважину и сломали там, делая бессмысленными и оба замка и все ключи от них.
Чем я занят? Да ничем я не занят. Все эти поездки на грузовике, переливание воды, перемещение разного мусора, что это дает мне, кроме денег? Какие перспективы передо мной открываются? Через десяток лет пересесть за руль и нанять мальчишку-грузчика? Чему я могу научиться при такой работе? Воровать сигнальные жилеты, пожалуй. Карьера выстраивается головокружительная.
Почему я живу именно здесь? Что это за прекрасный город, полный отходов. Нагромождение дряни и идиотов, роющихся в испражнениях. Это не город мечты, не город грехов, не город ангелов. И уж точно, не город Бога.
Возможно, нужна всего лишь какая-то катастрофа, чтобы стереть с лица Земли эту мерзость.
Тогда все люди смогут вздохнуть свободно. Но, позвольте, какие еще люди? Люди должны отправиться вслед за городом, в преисподнюю. Ведь среди них не нашлось самой завалящей подружки для меня. Пусть бы даже она была хромой. Или пусть плохо видит. Или слышит. Так даже лучше – некоторая неполноценность подружки даст скидку на мое к ней отношение. Хромоножка, пожалуй, будет посговорчивее красотки, не будет такой требовательной. Одна мне подружка – эта холодная ночь поздней осени. А я – лишь одна из теней этой ночи на какой-то мокрой грязи или опавших листьях.
Но, в наступившее после ночи утро, ни косой, ни лопоухой подружки рядом со мной не оказалось. Оказалось жалкое пристанище, именуемое домом. Была работа, расцениваемая как мучение.
И не было главного – причин просыпаться, ждать, верить и надеяться на лучшее. Только зияющая дыра внутри на месте… да, на месте Герды Шейн.
Эту пульсирующую холодную пустоту в моей душе сейчас же надо заполнить. Иначе она поглотит меня, как черный ледяной океан. Баренцево море.
Если нет никакой возможности вернуть вырванный кусок души, что останавливает меня начать новую жизнь? С самого начала, со здоровыми душой и телом, с шансом отыскать свой путь, с возможностями написать все без ошибок и начисто. Но где гарантии, что за закрытой дверью этой жизни ждет не вечная тьма и пустота, а дверь в иную жизнь, следующую или параллельную?
Что-то держит меня здесь, в этой реальности? Насколько подробно я изучил ее, чтобы точно знать, что приюта в ней не найти? Что это окончательный диагноз с крайне вероятным летальным исходом? Или я вижу только воображаемый мир, которым я, как постерами, заклеил непрезентабельные обои реальности.
Сама структура восприятия через зрение. Регулярные сновидения. Все это впустую, не увлекает меня. Никто не остановит меня на пороге этого мира. И я, не оборачиваясь, уйду.
Есть только один способ узнать, что за дверью – заглянуть за нее. Конечно, будет обидно провалиться в вечную тьму. Но чем, скажите, моя нынешняя жизнь отличается от скитания в вечной тьме? Да во тьме, даже лучше. Пусть будет тьма, тишина, пустота. Никто не будет мне мешать думать о Герде Шейн. Я продолжу пребывать в одиночестве и молитвах.
Пусть не станет этого мира, который так и не смог вернуть мне Герду, часть моей души, смысл существования, надежду и боль. И уже никогда не сможет.
Мокрый снег, смешанный с грязью, неприятно хлюпал под ногами. Свет пасмурного дня был совсем люминесцентным. Обувная лавка, новая и подержанная обувь и новейшие шнурки и стельки, табачный магазинчик с бородатым брюнетом внутри и четыре дерева в ряд. Если узнали эту улицу – мне все равно.
Строители атаковали пустырь. Раздавались одиночные хлопки падающих материалов и автоматные очереди отбойных молотков. Под стон забиваемых свай и истошную виолончель циркулярной пилы галантный бульдозер кровожадным клекотом объявил болеро длинношеего экскаватора и обходительного самосвала. Рабочие удваивали силу с помощью блоков и веревки.
На пустыре красовалось сооружение непонятного предназначения. Оно походило на боевые мачты американских военных кораблей начала 20-го века. Кабели, подведенные по ограждению строительной площадки, выглядели, как развешанные для просушки змеи. Грязь и глина смешались в исходящий гноем ливер земли. Я заметил, что не один стою и наблюдаю за строительством. Осторожно, чтобы не посмотреть на второго зрителя, отхожу и продолжаю путь. Вороны скупо комментировали процесс: «карусель, карусель!»
Каждая нанесенная земляными работами рана планеты неминуемо увеличивает напряженность, не выраженную физическими величинами, только статистикой. Напряженность кожи, земной коры, психическая, неосязаемая, повышает напряженность внутри подземных сооружений. Увеличивает вероятность техногенных случайностей. Таких случайностей, что в теории должны происходить раз в сто лет, надо ожидать гораздо чаще.
Это бурлит низкоорганизованный распределенный чувственный разум планеты. Буйство колоссального организма, обладающего неодолимой силой земного притяжения – щупальца этого разума невидимы (просто человек не проникал еще в глубины своей планеты столь глубоко и широко, чтобы увидеть и осознать конечности этой неимоверной силы) – Земля пытается избавиться от злокачественных новообразований зданий, стригущего лишая лесозаготовок, царапин автомагистралей, язв карьеров и котлованов, прободений горных разработок, пункций нефтедобычи.
Но это не внутренние болезни Земли – не диабет, не аденома, не гепатит – это лишь кожное заболевание – дерматит хронический, псориаз, ней-ро-дер-мит.
Земля может стремиться оторваться на время (для нее крохотное – несколько миллионов лет) и дать волю очищающему стерильному холоду космоса. Очиститься и переродиться с помощью абсолютной чистоты и бесконечного отсутствия чего бы то ни было.
Я не торопился, никуда не торопился, просто шел, и навстречу мне, судя по всему, тоже никуда не торопясь, шел серьезный маленький человечек. Это я оценил краем глаза. Мы повстречались. Я остановился в трех шагах от мальчика. Тот был в очках. Я, было, хотел закурить, да передумал – лень было доставать на мокром холоде руки из карманов. Мальчик, не меняя серьезного выражения лица, поправил под мышкой огромную книгу, достал из кармана куртки очень большой кусок пирога, откусил и положил обратно в карман. Я не торопился уходить. Он, видимо, профессионально держал паузу перед каким-то событием. Если бы не пауза, что бы он мне не сказал, я бы ответил ему «да пошел ты!».
Скорее всего, он об этом прекрасно знал. Жуя, мечтательно посмотрел в светло-серое небо, поправил указательным пальцем очки, непрочно сидящие у него на носу, и дожевал пирог. Мне показалось, что очки у него – для отвода глаз, чтобы запоминались его очки, а не он сам. Я машинально начал запоминать его особые приметы.
Он тем временем раскрыл, ловко жонглируя недетским фолиантом, раскрыл его на нужной заложенной фантиком странице и с расстановкой, убедительным голосом автоответчика прочитал:
– Дяденька, а какой сейчас будет год?
Потом посмотрел на меня. Его лицо выражало неподдельное изумление вылетевшими у него изо рта словами. А меня его вопрос не удивил. Я был к нему готов, как любой современный человек, посмотревший не один десяток кинолент, посвященных путешествиям во времени. Но все равно, если бы он спросил, который час, я бы заметил его несильный акцент.
Иностранцы произносят слова с трудом, стараются, выговаривают буквы тяжело и неуклюже. Мы говорим на родном языке легко и естественно, не думая над произношением, у нас получается лучше, чем у иностранцев. Этот мальчик или говорил на моем языке более тысячи лет, или я плохо учил свой язык – он ему давался легче, чем мне. Но все-таки, он был не местным. Нет, нет, я раскусил тебя, парень.
А вот сценарии фильмов иногда материализуются. Это такая теория, что мысли массы людей могут материализовываться. И чем больше людей одновременно думают об одном и том же, тем вероятнее материализация. Моя учительница говорила, что когда все подумают о конце света, он действительно произойдет. Или теория вероятности была всего лишь подтверждена одним из миллиарда подростков. Мы должны были встретиться в одном случае из миллиарда – и вот, пожалуйста, этот самый.
– Тысяча девятьсот сорок пятый, милый. Мы только что выиграли войну.
Малыш внимательно посмотрел на меня (я уже решил закурить окончательно) и полез ковыряться в книжке снова. Он бурчал себе под нос. Что – я не мог расслышать – я чиркал зажигалкой и хрустел сигаретной пачкой.
– Извините, благодарю вас, – услышал я уже за спиной.
– Да иди ты, – мне окончательно наскучила эта сцена, я уже развернулся и пошел в противоположном направлении, по пути выбросив мятую и промокшую сигарету, – противно было рукам на холоде вне карманов.
Вороны, превратившиеся в девочек с длинными мокрыми от снега ресницами, уже не боятся смотреть мне в глаза, нагло ожидая, когда я сдамся, и им эти глаза достанутся. Вот, две девочки, зачем они идут по направлению к центру и улыбаются в предвкушении… чего? Чик – и нет девочек. Последнее подтверждение? Ок! И сколько же развелось вас, одетых в кожаные штаны! Какие преимущества вы получаете от этого? Где вы все стираете эти штаны? Или что у вас там – протираете ваткой, смоченной в льняном масле?
Если уж нельзя вернуть прошлого, я мог бы найти для себя новое будущее. Я просто не искал. Что угодно искал, но не будущее. Это должна быть дверь в какую-то другую реальность, время, континуум.
Там обязательно будет ждать меня совершенно новая, но всё та же Герда Шейн.
То, что я отказываюсь силой изменить и завоевать нынешнюю Герду – вовсе не трусость. Я благородно уступаю весь этот калейдоскоп бытия грязным рабочим в резиновых костюмах – то ли ассенизаторам, то ли ликвидаторам заражения. Отвага третьего поколения – отказаться от теплого местечка – до старости кататься на грузовике, подхлестывая круговорот воды в природе.
Допустим, я вышел за дверь этой реальности. Допустим, там оказалась не черная пустота. А, скажем, возможность выбрать время. Выбрать то место во времени, где я хотел бы жить.
Только что же я разговаривал с малышом, который, хоть и с трудом, но гоняет поперек времени. Интересно, как его пустили в машину времени без родителей? Ну, ясно, в будущем такой малец уже считается самостоятельным.
Как же заманчива эта идея – переместиться отсюда! Птицы лишь временно прилетают жить в наши края на лето, предпочитая зимовать в африканских тепле и сухости. И каждый раз возвращаются в удобный климат выводить птенцов.
Можно просто вернуться в тот момент, где случилась та фатальная ошибка, которая оторвала меня от Герды. Как пленку в старинном магнитофоне отмотать. Или как на старинной пластинке переставить иглу на время раньше.
Но где тот момент, где случился сбой, сломавший все вокруг? Где та стрелка на железнодорожных путях жизни, что увела меня от нужного пути прочь, в тупик? Где лежал тот камешек, о который я споткнулся и свернул себе шею?
Пожалуй, надо сразу начинать с рождения. И выбрать внешность попривлекательнее.
Я обязательно проживу новую жизнь значительно лучше, чем эту. Я не потеряю Герду Шейн. Я исправлю и другие, более мелкие ошибки. Я налажу кое-какие отношения. Заведу друзей. Заведу собаку. Конечно, предусмотрительно предотвращу все уже произошедшие со мной несчастья. Только можно ли упомнить все и исправить это за один раз, за один проход? Или придется проживать жизни, раз за разом улучшая показатели, становясь все ближе к Герде, к идеальной жизни. По спирали в этой черной пустоте.
Надо раскопать по крупинкам-по песчинкам причину, по которой я могу это сделать. Есть маленькие люди, которые делают маленькие дела: спят со своими маленькими женами, устало пялятся в телевизор, им снятся суперспецэффекты – сходящиеся и расходящиеся белые круги на голубом фоне. Сделать модную стрижку для них – поступок.
Большие люди ворочают миром – продают и покупают города, снимают кино, убивают людей и носят крупные бриллианты. Что делает их способными на поступки, которые изменяют не собственную шевелюру, но жизнь многих людей?
Специфические знания, кураж, врожденные способности к телекинезу?
Я хочу стать большим человеком. Но как это сделать?
Однажды на рассвете будут особенно тревожно кричать птицы. Ночные тени растворятся, уйдут в небытие. Ты, Герда, распахнешь глаза, и меня уже не будет в твоей жизни. Исчезну навсегда, скользну за горизонт, в наступающую там ночь.
7 (читаю книгу)…
4 апреля
25 марта часы переведены на летнее время! У меня отняли час времени!
Весна так и не наступила. Видимо, то, что говорят ученые, – правда. Может быть, это просто каприз погоды. То, что Земля может сойти со своей орбиты, мне кажется ерундой. Меня поддерживает в этом дядя Роберт и Марта из молочного магазина.
(на полях) Молочница-пессимистка. Это профессиональное.
Конечно, не проходит и недели, без объявления в прессе и на телевидении об очередном конце света. Всемирный потоп, метеоритный поток, извержение супер-вулкана, новый ледниковый период или глобальное потепление, цунами и, наконец, ядерный апокалипсис.
Называются точные даты всемирных катастроф. Но, почему-то, в указанные даты ничего не происходит. И так – каждый раз. До следующей даты.
Все эти ужасы, безусловно, страшны, но оставляют какие-то шансы. Всемирный потоп не страшен всем морякам и пассажирам круизных лайнеров, владельцам яхт. Извержение вулкана погубит сельское хозяйство, но потом пепел осядет и урожаи будут только выше. Надо будет потерпеть год-два сумерек и невиданной грязи вокруг. От холода можно укрыться и теплее одеваться. От жары можно спастись в тени и чаще принимая душ. А уж ядерный апокалипсис пережить удастся многим удачливым и предусмотрительным. Японцы же как-то пережили свой апокалипсис. Это все какое-то не всемирное, не глобальное. Затрагивающее многих, но не всех.
Страшен не столько сам краткий, но разрушительный момент катастрофы. Я боюсь невыносимо долгого восстановления нормальной жизни. Годы новых привычек и ограничений. Годы лишений и страданий, превратившихся из журналистского речевого штампа в унылую рутину повседневности.
Однако прогресс не стоит на месте и фантазии писак становятся все изысканнее. На этот раз они придумали действительно захватывающий сценарий. Наша планета устала крутиться вокруг Солнца и решила прогуляться во Вселенную, сорвавшись с поводка тяготения. То удивительное равновесие стечения обстоятельств, родившее на Земле жизнь, будет постепенно растворяться в бесконечности. Статьи полны разных деталей и цифр, больших и малых. Малые цифры – проценты и углы смещения орбиты порождают огромные цифры в миллионы километров отклонения. Планета сначала незаметно, а далее – стремительно удаляется от светила.
Поскольку процесс заметить невооруженным глазом и мозгом невозможно, остается только верить или не верить. У журналистов нет никаких очевидных доказательств этой теории, кроме относительно плохой погоды на Побережье.
Нет никакой конкретной даты, когда Земля разорвет оковы гравитации и улетит прочь. Радиус орбиты будет расти постепенно. Система слишком инерционна, чтобы почувствовать резкие изменения. Все элементы системы слишком велики, чтобы микроскопические сдвиги были заметны в их масштабе. С каждым витком вокруг Солнца, планета будет все больше и больше удаляться. Все темнее и холоднее будет становиться. Пока не станет, как на Марсе. Что дальше? Столкнемся с Марсом и породим новый пояс астероидов? Расчеты ученых идут полным ходом. Пока нет точных данных. Есть лишь туманный прогноз, что Земля вовсе вылетит за пределы Солнечной системы вслед за «вояджером», искусственным спутником, запущенным когда-то прямо в глубины Вселенной.
Через тридцать лет безжизненная Земля вылетит за пределы Солнечной системы. Перед этим за год с небольшим практически вымершая оставит позади Марс, за два года ставшая осколком льда минует Юпитер.
Солнце стабильно миллиарды лет, Земля стабильна миллионы лет, природа стабильна десятки тысяч лет, человечество стабильно тысячи лет. Сложно даже представить, сколько закатов и рассветов встречали предки современных деревьев. Сколько цветов выросли и высохли за это время. Сколько камней рассыпались в пыль и снова отлились из вулканической геенны. Сколько животных за это время стали нефтью.
Солнечная система привела в равновесие все свои компоненты с помощью немыслимых сил притяжения и отталкивания.
Насколько сильным должно быть внешнее воздействие на систему, чтобы она разбалансировалась?
Маленький камушек, попавший на рельсы, поезд даже не замечает. Не замечает даже довольно большой – с кулак. Это я вам подтверждаю ответственно, как лично проводивший подобный эксперимент.
С другой стороны, крошечный тромб останавливает сердце человека. Совсем маленькое отверстие в шине велосипеда сворачивает всю систему в кювет – обломки велосипеда летят в одну сторону, всадник с разбитыми коленями и носом – в другую.
Словом, если мне удастся прожить еще год, я напишу вам, как объяснили ученые и журналисты очередное счастливое спасение человечества.
Мы так любим пугать себя, чтобы через несколько минут посмеяться над своим страхом и своей реакцией – уморительно исказившимся от страха лицом, вставшими дыбом волосами.
Все-таки страшно. Все слишком серьезно.
Вчера было солнечно и тихо, безветренно. А позавчера лил холодный дождь. Проливной. Немного дул ветер. Температура сильно упала. Весна задерживается.
Вчера (зачеркнуто) еле переборол желание отправить Евгении письмо: «Если ты будешь со мной – это будет чудо. Чудес не бывает, но я в них верю». Может быть это любовь?
(приписано позднее на полях) «Текст – совсем неправильный. Фальшивый».
Исступленно жду чего-то нового. Как-то в субботу или пятницу мы гуляли с ней по центральной части нашего города. Ходили по набережной. Нашли чудесное место: парк со статуями, которые, видимо, никому не понадобились. Их свезли в одно место и бросили. Здесь были и неизвестные военачальники, абстрактные скульптуры, бюсты людей в беретах и без головных уборов. Какие-то черти и злые корявые завитушки. Очень грустно. Евгения была совсем грустной. Она рассказала мне, (зачеркнуто) что пишет стихотворение. Второе в жизни. И второй месяц. Я ей как смог подсказал, как писать стихи. Я помнил, что по этому поводу говорил отец. Она все грустила, и, погуляв со мной полтора часа, уехала на трамвае домой. Мы с ней даже не (зачеркнуто) соприкоснулись руками.
Будем ждать завтрашнего дня. Надо ждать. Так есть хоть какая-то надежда. Может быть, придет весна.
Представил себе жуткую картину. Она читает свое стихотворение моему отцу. Он смотрит на нее и курит. Она кашляет и никак не может прочитать его целиком. А он молчит и внимательно смотрит на нее. Она от этого только больше смущается и больше кашляет. Кошмар!
А что если завтра война? Вот эти ребята в беретах решат перекроить существующее мироустройство.
Бомбежки, стрельба, солдаты. Хорошо, что современная наука достигла таких успехов в безболезненном и быстром умерщвлении людей. Скорее всего, будет только одна бомба. Какая-то сверхбомба. Но это при глобальном конфликте. Страшнее гражданская война. Голод, разруха, страх, штурмовики. Обязательно в любой кризисной ситуации появляются штурмовики. Они будут сыты, одеты и обуты, вокруг них будут крутиться (зачеркнуто) девки, они будут пить, как сапожники и воображать себя (зачеркнуто) пупом земли. Однако их серость и холопское происхождение будет подталкивать их распаду и разложению. Тем не менее, интеллигенция всегда будет под сапогом: или военным, или сапогом власти (зачеркнуто) тупиц и тщеславных жуликов.
Наша страна потеряла краеугольный институт – монархию. Сплачивая, но, не управляя, она творила самое, что ни на есть государство. Вера придает сил жить. Служение дает смысл жизни. Отчество объединяет нас.
Без нравственного стержня, без смысла и веры мы становимся всепожирающими амебами, слипшимися в клубок.
Боже… наверное, я пишу такие глупости…