Максим Вольфрамович
Леди Максбет Цементского уезда
Глава первая.
В наших местах задаются отличные характеры, и как бы много лет не прошло с встречи с ними всегда вспоминаешь с радостью и душевным счастьем. К таковым принадлежит купеческая семья весёлых людей Измайловых, с которыми и приключилась эта история.
А наши дворяне потом эту историю пересказали.
Мэрилин Максимовна родилась красавицей милой девочкой и сейчас была по наружности женщиной очень приятной, ей отроду шёл уже 24 год, росту она была высокого, стройная, шея – будто из мрамора выточенная, красивые плечи, крепкая грудь как это бывает у девушек в двадцать четыре года, отличное лицо, красивые чёрные глаза, в общем, писаная красавица, но бедного сословия.
Ей очень повезло, и она вышла замуж за купца Измайлова, естественно, по любви, а Измайлов Зиновий посватался из экономии, потому что у девушки не было приданого. Зато был отличный характер, звучный голос, умение танцевать и собирать вокруг себя людей.
И еще у нее был свой патефон.
Дом Измайловых в том городе был не последний. Измайловы торговали много чем, держали в уезде большую мельницу, имели доходный сад под городом и в городе дом хороший. Купцы они были зажиточные, хорошие, весёлые, семья у них к тому была небольшая: свёкор Борис Измайлов человек под восемьдесят, его сын Зиновий Борисович, муж Мэрилин, человек тоже лет пятидесяти слишком я так думаю лет пятидесяти шести, Мэрилин была самым светлым в их семье.
Жалко только, что детишек у них не было, но это дело наживное. Зиновий Борисович был очень сильно занят и крайне редко посещал свою молодую жену, поэтому у них не было детей, но всё было ещё впереди, видимо у Зиновия были какие-то планы. Зиновий Борисович не настаивал на детях, а Мэрилин Максимовна все пела, плясала, веселила весь дом, и старика Бориса особенно радовало это.
Борис свекор сам был очень рад тому, что пока не было детей, потому что он не очень любил малышню и, особенно, внуков, сильно не любил шум в доме, он и сам себе родил только Зиновия, потому, что не любил он детей. А Зиновий был старенький и думал так и прожить всю свою жизнь без детей, Мэрилин, конечно, тосковала по этому поводу, но виду не подавала, потому что она считала, что всё у неё впереди.
Особенно она любила петь песню «С днём рождения тебя» и пела она всем домочадцам, особенно нравилось Зиновию, но ему можно было петь любые песни.
Иногда конечно в доме было скучно, потому что купцы уезжали по делам, а Мэрилин не имела склонности заниматься торговлей. Из дома она выезжала тоже редко, потому, что не было у неё никаких интересов, кроме как петь и плясать, но вот мечтала она иногда о новым пианино.
Характер у Мэрилин был покладистый и очень весёлый, будучи девушкой из бедноты, она привыкла к простоте и свободе, ей очень нравилось бегать с вёдрами на реку, да купаться в рубашке, или обсыпать через калитку прохожего молодца подсолнечною лузгою. Частенько, когда муж и свекор уезжали по делам, рано с утра напившись в шесть утра чаю, Мэрилин вставала и гоняла слонов или как тогда говорили слоняла слонов из комнаты в комнату, заодно наводила порядок. С окон вытирала пыль, пела весёлые песни, очень любили слушать её домовые слуги, потому что голос её звонкий раздавался далеко, и слышно было во всём дворе и даже далее по улице.
Жалко вот читать она не умела, и поэтому не читала книг, да и книжек в доме не было, хотя Мэрилин просила и купить что-то весёлое. Зиновий всё время обещал: «Куплю, куплю, вот только освобожусь!»
А сам всё время забывал.
Хоть и не всё что хотела, получала от мужа Мэрилин, но всё-таки жизнь её была достаточно обеспеченной, весёлой, спокойной, и, можно сказать, счастливой.
Она часто сидела под окном и вышивала крестиком разные цветочки и животных, потом эти вышивки дарила своим слугам.
Так проходил день за днем.
Глава вторая.
На шестую весну замужества Мэрилин у Измайловых прорвало мельничную плотину. Работы было очень много, вода вся ушла, и требовался большой ремонт.
Зиновий согнал много народа на мельницу, целые округи и сам там сидел без отлучно.
А Мэрилин не тужила, она спокойно ждала мужа, немножко, конечно, скучала по нему, придумала себе ещё одну забаву: рукоделие, она стала плести кружево со своими служанками.
Она очень любила, как её казалось, Зиновия, хотя он над ней очень много командовал, но ей нравилось то, что он мужественный, умный и красивый.
На дворе стояли погоды такие чудесные: тепло, светло, весело и сквозь зелёную деревянную решетку сада было видно, как по деревьям с сучка на сучок перепахивают разные птички.
Мэрилин знала некоторых птичек: жаворонок, зимородок, удод, малиновка и соловей, все они пели так радостно и по-весеннему, а Мэрилин хлопала в ладошки, когда слушала их.
"Что это я, в самом деле, сижу дома?» – подумала Мэрилин
– Я хоть встану по двору прогуляю, или в сад пройду послушаю птиц, или хотя бы лягушек посмотрю, послушаю в пруду".
Вышла она во двор, накинув на плечи красивую шубу черно-бурой лисицы, которую ей подарил Зиновий на свадьбу.
На галерее, у амбаров стоял весёлый хохот.
Мэрилин подошла, поинтересовалась: почему они так хохочут и что за веселье у них.
– А вот матушка Мэрилин Максимовна, мы со свиньёй живой играем, – отвечал ей старый приказчик.
– Какой свиньёй?
– А вот Аксинья, что родила сына Василия, мы её нарядили свиньёй, поэтому смеёмся.
Из мучной кади, привешенной к весовому коромыслу, в эту минуту выглянуло весёлое лицо румяной кухарки Аксиньи.
– Черти, дьяволы гладкие, – ругалась кухарка, стараясь схватиться за железное коромысло и вылезть из раскачивающейся кади.
– Восемь пудов до обеда тянет, а если ещё все она сожрёт, так и гирь не достанет,– объяснил с хохотом красивый молодец, и аккуратно под ручки вытащил кухарку из кади, потом развернул её и слегка ударил по трясущиеся филейной части.
Баба, шутливо ругаясь, начала оправляться.
– Ну-ка, а, сколько во мне будет?– пошутила Мэрилин, и
взявшись за верёвки, встала на доску.
– Три пуда семь фунтов! – сказал красивый молодец Сергей, бросив гири на весовую скамью.
– Диковина!
– Чему же ты дивуешься?
– Да что три пуда в вас потянуло, Мэрилин Максимовна, вас, я так рассуждаю, целый день на руках носить можно, и не уморишься, а только за удовольствие это будешь для себя чувствовать.
Очень веселая, раскрасневшаяся и, можно сказать, счастливая она отошла к усадьбе.
Но Сергей обежал вокруг нее.
"Не Боже мой! В Аравию счастливую занёс бы! "
И ухватил Мэрилин Максимовну за обе руки!
– Мэрилин Максимовна смутилась, но руки оставила и попыталась сжать их посильнее, показывая свою силу.
– Ой, пусти, кольцо больно!– вскрикнула Мэрилин Максимовна, когда Сергей сжал в своей руке её левую руку.
Сергей ослабил хватку, Мэрилин Максимовна вытащила ручки и оттолкнула Сергея обеими руками в грудь. Сергей отступил от её толчка на два шага назад.
– Вот так да! вот и рассуждай, что женщина,– удивился мужичок,
– Да, я, будучи в девках, страсть сильная была, меня даже мужчина не всякий одолевал,– сказала Мэрилин Максимовна.
–Нет, а вы позвольте так взяться, на-борки!– раскидывая кудри, завёлся развеселившийся Сергей.
– Ну, берись,– ответила раскрасневшаяся Мэрилин Максимовна и приподняла к верху свои локоточки.
Сергей сначала взял за руки, потом обнял молодую хозяйку и прижал её к себе. Через красную рубашку он почувствовал твёрдые соски Мэрилин.
А она только шевельнула плечами, как будто поощряя его. Сергей приподнял её от полу, подержал на руках, сжал и аккуратно поставил на землю.
Мэрилин Максимовна не успела даже распорядиться своей хвалёной силою. Вся красная-раскрасная поправила она, сидя на лавке, свалившуюся с плеча шубу, провела ладошкой по искрящемуся меху и тихо пошла в дом, улыбаясь и о чём-то думая.
Сергей молодецки кашлянул и крикнул работникам, пересыпающим зерно:
– Ну, вы, олухи царя небесного! Сыпь, не зевай! Гребла не замай, будут вершки, наши лишки!
Вслед за Мэрилин Максимовной поплелась успокоившаяся кухарка Аксинья.
– Девичур этот проклятый Серёжка!– сказала она,
– Всем вор взял, что ростом, что лицом, что силою мужской, и улестит, и до греха доведёт. С ним очень хорошо и приятно, он ласковый, а что уж не постоянный, подлец, пренепостоянный, продолжала Аксинья.
– А ты, Аксинья.... того,– говорила, идучи впереди её, молодая хозяйка,– мальчик твой у тебя как поживает, расскажи про него.
– Всё хорошо, матушка, что ему! Сиську сосёт, песни поёт, но слов пока не разобрать!
– И откуда он у тебя?
– Так нагуляла, на народе ведь живёшь – гулевый, стала быть мой сынок.
– А давно он у нас, этот молодец?
– Кто это? Сергей-то, что ли?
– Да.
– С месяц будет, служил раньше у «копчёного», Знаете вы нашего соседа? Так вот прогнал его хозяин, сказывают, с самой хозяйкой в любви был, «шуры-муры» там всякие. Вот ведь смелый какой.
Глава третья.
Кажется Мерилин Максимовне, что она едет на мотоцикле.
Встрепенулась Мэрилин Максимовна, стряхнула головой и вместо мотоцикла конь, черный вороной. Харли зовут его или Чарли, никто точно не знает.
Тёплые, молочные сумерки стояли над городом, раздавался вечерний звон, очень хорошее настроение было у Мэрилин. Зиновий Борисович ещё не возвращался с попрудки, свёкра Бориса Тимофеевича тоже не было дома: поехал к старому приятелю на именины, даже к ужину заказал себя не дожидаться.
Мэрилин Максимовна, от нечего делать, рано проснулась, открыла у себя на вышке окошечко, завела патефон и, прислоняясь к косяку, шелушила подсолнечные зернышки.
Люди в кухне поужинали и расходились по двору спать: кто под сараем, кто под амбаром, кто на высокие душистые сеновалы забрался. Кто-то немного потанцевал под « Волгу».
– А что, нельзя, что ли вальс потанцевать под эту песню,– подумала Мэрилин!
Позже всех вышел из кухни Сергей. Он походил по двору, спустил цепных собак, посвистал и, проходя мимо окна Мэрилин Максимовны, поглядел на неё и низко поклонился. Он напевал «Издалека долго…».
– Здравствуй, Серёжа,– тихо сказала ему со своей вышки Мэрилин Максимовна, и двор смолк, стал словно пустыня безмолвная и даже весь мир перестал что то значить для неё..
– Сударыня!– произнес кто-то через две минуты у запертой двери Мэрилин Максимовны.
– Кто это?– испугавшись, спросила Мэрилин Максимовна.
– Не извольте пугаться: это я!
– Головка от кабачка,– подумала Мэрилин Максимовна, а вслух сказала: «что тебе Сергей нужно?
– Дельце к вам, Мэрилин Максимовна, имею: просить вашу милость об одной малости желаю,– у самого весёлые искорки в глазах,– Позвольте зайти на минуту.
Мэрилин Максимовна лёгкой бабочкой подбежала к двери повернула ключ и впустила Сергея.
– Пришёл к вам, несравненная Мэрилин Максимовна, попросить, нет ли у вас какой-нибудь книжечки, почитать, слышал, есть новый роман с чудным названием " Фукусима". Скука очень одолевает.
– У меня Сергей, нет никаких книжечек: не читаю я их, романов этих,– весело отвечала Мэрилин Максимовна, и добавила: «Мне и так весело на природе, жучки бабочки соловьи вот у меня канарейка живёт,– и показала клетку, стоящую на столе с огромными жёлтыми канарейками.
– А мне немного скучно, жаловался Сергей.
– Работать не пробовал?– пошутил и Мэрилин, – и чего ты скучаешь?
– Помилуйте, как не скучать: человек я молодой, живём мы словно как в монастыре каком, а вперёд видишь только то, что, может быть, до гробовой доски должен пропадать в таком одиночестве, – Сказал Серёжа, лукаво улыбался, поглядывая смело в глаза своей хозяйки.
– Чего же ты не женишься?
– Легко сказать, сударыня, жениться! на ком тут жениться?
"Кругом одни крокодилы", подумал Серёжа, а вслух сказал: человек я незначительный, хозяйская дочь за меня не пойдёт, а по бедности я смог получить малое образование, и мне скучно с девушками полностью необразованными, ведь разве могут они что об любви понимать как следует?
Вот и вы, можно сказать, в утешение бы были для другого человека, а тут вы как эта канарейка в клетке содержитесь.
– Да, мне тоже скучно, – вырвалась у Мэрилин Максимовны, и она отвернулась, прикрыв вышиванием покрасневшее лицо.
Сергей заворожено смотрел на танец Мэрилин Максимовны, он первый раз увидел её ножки, её белые чулочки и розовые туфельки, иногда показывались её коленочки. Серёжа с восторгом переводил взгляд с улыбающегося лица Мэрилин на её ножки, лихо танцующие польку.
– Как не скучать, сударыня, в эдакой жизни! Хоша бы даже и предмет какой у вас был со стороны, так прочие делают вам так что и видится с ним невозможно.
– Ну, это ты… Не то совсем, – опять покраснела Мэрилин и отвернулась к окну.
– Мне бы вот ребёночка бы родить, вот бы с ним мне и веселее стало.
– Да, позвольте вам доложить, сударыня, ведь и ребёнок тоже от чего-нибудь тоже бывает, а не просто так, а танцев да от песен, и от канареек дети не родятся. Я ведь столько лет живши по разным хозяевам и на эдакую женскую жизнь по купечеству глядучи, тоже понимаю женщин.
– Моё сердце такое чувствительное, Мэрилин Максимовна, что вот взял бы его вынул из моей груди и бросил бы к вашим ножкам!
У Сергея задрожал голос!
– Что это ты мне тут про своё сердце сказываешь?! Мне это ни к чему, иди ты к себе!– отвернулась к окну, её платье волнами опустилось вниз и успокоилось, только лёгкая рябь шла по платью бирюзового цвета как будто утреннее море.
– Нет, позвольте, сударыня,– произнёс Сергей своим волшебным голосом! Он сделал шаг к Мэрилин Максимовне.
– Позвольте, посмею я прикоснуться к вам, – он тихо прикоснулся к складкам платья.
– Знаю я, вижу и очень даже чувствую и понимаю, что вам надо на свете! Теперь всё это состоит в эту минуту в ваших руках и в вашей власти!
– Ты чего!– полным волнения голосом сказала Мэрилин. Она повернула к Сергею не чувствуя под собой ног. Волнение захлестнуло её, и, не справляясь с этим нахлынувшим чувством, она схватилась рукой за подоконник.
– Свет очей моих, тайная роза моих ночных грёз! Жизнь ты моя несравненная!– прошептал Сергей, и, оторвав молодую хозяйку от окна, крепко обнял её.
– Ох, ох! пусти, – тихо простонала Мэрилин Максимовна, слабея под горячими поцелуями Сергея, и не понимая, что с ней происходит, помимо своей воли, прижалась к могучей его груди.
Сергей поднял хозяйку, как ребёнка, на руки и унёс её в спальню.
В комнате раздавались песни канарейки, и слышно было веселенькое тик
– Уходи,– сказала томно Мэрилин Максимовна через полчаса, иногда оглядывалась на Сергея и поправляя перед маленьким зеркальцем свои прекрасные волосы.
– Чего я таперича отсюда пойду,– отвечал ей счастливым голосом Сергей.
– Может свекор прийти, двери запрет.
– А может быть и хорошо, что двери запрёт! Мы повеселимся ещё вместе!