Максим Урманцев
Кто играет в кости со Вселенной?
Глава 5. Мультивибратор разворачивает поток
Для понимания мертвых форм есть математический закон.
Для уразумения живых форм – аналогия.
Освальд Шпенглер
Моя жизнь круто сменила техническое поприще на гуманитарное. Как это смогли разглядеть учителя еще в восьмом классе? Но факт есть факт. Но не буду грешить против истины – без физико-математической школы и Политехнического института я мог так и остаться со спущенными парусами в провинциальном порту. Иногда хочется блеснуть остатками знаний из области точных наук. В этой главе расскажу о двух метафорах, корни которых тянутся из технического образования. Метафоры помогли мне объяснить некоторые процессы и мотивы жизни. Я ими буду пользоваться в последующих главах книги.
Так вот – первая. Назову ее «мультивибратор».
Часто в публичных выступлениях применяют словечко «триггер». Образная метафора о причине изменения поведения, синоним слова «переключатель». «Триггером его стремительного восхождения по карьерной лестнице стал известный случай в Одессе…» Хотя изначально триггер – электронное устройство в цепи, термин из радиоэлектроники. Его особенность – оно находится только в одном из двух состояний. Под воздействием внешнего сигнала быстро переводит систему из первого во второе или обратно. Как пример, для меня таким метафорическим триггером стал судьбоносный тренинг.
С электронными устройствами я познакомился на военной кафедре, где нас учили управлять комплексом наведения ракет противовоздушной обороны (ПВО). Комплекс проектировался в шестидесятые годы. Тогда электроцепи работали еще не на транзисторах, а на электронных лампах. Казалось бы, устаревшее оборудование! Но, как потом оказалось, транзисторы выходят из строя при взрыве атомной бомбы, а лампы нет. Так что наши комплексы ПВО оказались более подготовлены к ядерной войне. Сейчас их сняли с дежурства как морально устаревшие, но теплые чувства у меня остались. Поэтому решил дополнить «электронный» ряд метафор другим устройством – мультивибратором.
Термин звучит не так хлестко, как триггер, но я дам ему свой метафорический смысл. Попытаюсь объяснить простыми словами. В электрической цепи мультивибратора есть два главных элемента – две лампы и несколько вспомогательных – конденсаторы (или их называют еще сопротивлениями). У электронных ламп есть два полюса – анод и катод. Цепь собрана с эффектом положительной обратной связи – процесс ускоряет сам себя – увеличение сигнала на выходе системы приводит к еще большему сигналу на входе. Ток течет от анода к катоду – сильнее, еще сильнее, сильно, как только можно, и, наконец, лавинообразно. Кажется, что сейчас все разлетится вдребезги.
Но хитрость цепи мультивибратора в том и состоит, что он работает как качели – сначала ток лавиной течет в одну сторону, а потом тормозит, разворачивается и с таким же напором в прямо противоположном направлении. Качели возникают благодаря незаметному конденсатору, приютившемуся в электрической цепи. Пока течет ток, его электронная емкость накапливает некий потенциал. И этот потенциал начинает тормозить электроны. А положительную обратную связь никто не отменял – электроны сначала переходят с бега на шаг, потом останавливаются, а потом… бегут в обратную сторону.
Красивая схема, не правда ли? Вот наличие этого маленького конденсатора и натолкнуло меня на житейскую аналогию.
Жизнь катится в каком-то направлении. Например, как у меня – низкая самооценка прижимает мою активность. Положительная обратная связь налицо: чем ниже самооценка, тем больше боялся общаться с людьми, тем меньших успехов добивался, тем глубже опускал самооценку, тем еще боязливее действовал. И вот уже жизнь набирает лавинообразный ход к «полному лузерству». Но в «цепи» личных свойств оказался маленький конденсатор, назовем его «скука» или «тоска без интересных идей». Противоположные понятия – «любопытство», «потребность новой информации». Не самое распространенное людское свойство – человечество как раз устраивает однообразие и стабильность. Но для меня ключевое – я искал в работе Интерес (с большой буквы), это было моим приоритетом. И вот конденсатор переполняется критическим потенциалом – «мультивибратор» разворачивает судьбу в другую сторону. Причем быстро. Вдруг в течение нескольких недель я «бросаю кости» – вступаю в игру: рискую, общаюсь с людьми – меняю себя. И положительная обратная связь начинает работать, набирая темп. И вот появляются первые результаты.
Возможно, аналогия между мультивибратором и жизнью неидеальная, но это не отменяет ее главное послание – в человеке есть нечто, какой-то элементик, малозаметное, на первый взгляд, качество, которое может разрастись и развернуть ход истории в прямо противоположную сторону.
Мой пример показателен. Через пару лет родители не узнали своего «масечку».
– Откуда у тебя азарт? – удивлялся папа.
– Как у тебя получается выступать публично, держать аудиторию? Из нас никто таким не был, – восклицала мама.
– Я, кажется, догадываюсь, – пояснил отец маме, – это у него от деда Зямы. Получил по наследству. Передалось через поколение. На тебе это свойство отдыхало.
Неужели действительно «конденсатор – тоска без свежака» посеял в меня дед по материнской линии Зельман. Самая яркая и успешная фигура в роду. Он всем интересовался, любил риск, сам прожил счастливую жизнь, создал задел для потомков. Как можно было рисковать в советское время? Об этом рассказ в следующей главе.
Теперь другая метафора. Это даже не метафора, а подход к решению разных жизненных проблем.
Часто мы шарахаемся в выборе между крайними путями. Понимаем, что нужно найти золотую середину. Хотя этот термин расплывчатый, дилетантский, лучше и ближе – «золотое сечение». Оптимизма в нем больше. Но я пошел еще дальше. Помните из школьной программы по математике понятие функции? Нагляднее всего этот термин представляется на графике X – Y (ось абсцисс – ось ординат). На оси X показывается изменение переменной величины, по оси Y – изменение функции в зависимости от изменения переменной. Например, возьмем такую функцию, как «успех в жизни», в зависимости от переменной «количество изменений в жизни». В начале координат – ноль изменений. Скорее всего, будет и успех близок к нулю – человек стоит, как памятник, на одном месте – функция равна нулю. Начинаем что-то менять – функция успеха отрывается от нулевой точки, растет. Но если частить очень, то количество изменений такое, что у индивида уже кружится голова, и успех снижается опять к нулю. Получается такая сложная кривая, если прорисовать эту функцию на графике X – Y.
Или другой пример. Функция «объем выпущенной продукции на конвейере» в зависимости от «степени разделения труда между рабочими». Представим упрощенно, что переменная – это количество рабочих в цеху, а функция – скорость выполнения работы. Начало координат: ноль рабочих – нулевая скорость. Поставим на конвейер одного человека – функция будет больше нуля, но сильно не вырастет – один будет медленно выполнять все-все операции. Разделить всю работу на двоих – уже лучше. На троих – еще быстрее. На первый взгляд, Y(x) – монотонно растущая функция: чем больше работников – тем быстрее. Но представим, что на конвейере стоит очень-очень много народу. Разделение труда приближает ситуацию к маразму: друг другу они уже мешают, путаются, тратят время на передачу полуфабрикатов между собой несуразно много – скорость выпуска падает. А если все сидят на сделке, то картина заканчивается потасовкой, и функция падает до нуля.
В математической школе мы доказывали такую теорему: если у непрерывной функции Y(x) в двух разных точках X1 и X3 одинаковое значение функции – Y(X1)=Y(X3), то между этими X1 и X3 есть по крайней мере одна точка X2, в которой значение функции Y(x) имеет локальное экстремальное (максимальное/минимальное) значение. В жизни это и есть оптимум. В обоих вышеизложенных примерах на краях графика функции равны нулю. Значит, есть оптимальное значение переменной, где функция максимальна. График выглядит так: линия (функция) растет от нуля до максимума, а потом изгибается и падает до нуля. Вот эту точку перелома назовем экстремумом. А теорему назовем «О локальном экстремуме».
Есть оптимальное количество изменений в жизни, когда успех самый выдающийся. Есть оптимальное количество пряников и штрафов по отношению к подчиненным. Есть оптимальное соотношение работы и отдыха. Есть оптимальный размер бизнеса для каждого индивидуума. Потому что при минимальных и максимальных значениях переменной функция обнуляется.
Иногда точку оптимума можно вычислить математически, но чаще интуитивно. У кого лучше внутреннее чутье – тот и побеждает.
Хрестоматийное использование этой теоремы – при вычислении цены на билеты в кинотеатр. Очень высокая цена – следовательно, ноль посетителей, ноль прибыли. Очень низкая цена – полный зал, но прибыль опять нулевая, потому что выручка не покрывает затраты. Есть заполняемость зала, когда прибыль максимальна. Математически вычислили, что такая точка – это цена, при которой заполняется две трети зала.
Эту цифру надо запомнить. В диапазоне шестьдесят шесть – семьдесят процентов – скрыта магия. Помните, что 68/32 – золотое сечение, а не 50/50!
* * *
В жизни я эти метафоры – аналогии – теоремы использовал для практических рассуждений. Но тогда я их еще для себя не вывел. Они пришли мне на ум позже, когда набрался опыта.
В тот период жизни главное и удивительное, что я развернул свою судьбу. Причем это не была жизненная развилка – никто не требовал от меня в тот момент выбирать из альтернатив. Задним числом можно это объяснить метафорой с мультивибратором. А конденсатор назывался «скука». Он переполнился, взыграло любопытство, и жизнь потекла в другом направлении. Но есть у меня и сомнения в таком объяснении – иногда кажется, что какая-то сознательная сила потянула меня в другую сторону. Загадка! Буду разбираться, читаем дальше.
Скука – индикатор того, что ты не в своей тарелке. Значит, подымай зад, иди и ищи свою посудину.
Про дедов
(Письмо сыну)
Привет, Даня!
Так получается, что люди, пока они молоды, не интересуются историей предыдущих поколений своего рода. А потом, когда потребность такая возникает, спросить уже не у кого. Я такой же, как все, – уже многое не восстановить. А жаль! Но кое-что узнать сумел. И хочу тебе передать рассказы про предков. Вот пишу тебе письмо в будущее. Наступит, обязательно наступит время, и ты заинтересуешься и прочтешь. И скажешь спасибо.
Ну-с, с чего начнем? Думаю, что с самого яркого представителя рода – с моего деда, твоего прадеда, Зельмана. Вот такая история.
«Закрытый» город Челябинск-40. 1948 год. Строительство завода «Маяк» по производству оружейного плутония завершается, но из Москвы постоянные окрики – быстрее, верховный не доволен! Весь коллектив на взводе: строители, ученые-ядерщики, химики работают без выходных. С инспекцией приезжает лично Лаврентий Берия, шеф советского уранового проекта.
Построение в актовом зале. Распахивается дверь, входит маршал. За ним свита: сверкает бляхами на парадных ремнях, звездами на погонах и лампасами на брюках. Сзади семенит директор завода.
– Наши ученые, управленческий состав… – приподнимает он руку.
Берия окидывает сквозь пенсне гражданских, пытающихся выстроиться в ровную шеренгу. Во взгляде сквозит: «с вами еще поговорим».
– Показывайте реактор, мать вашу!
– Да-да, Лаврентий Павлович, – сгибает спину директор. – Прошу сюда.
Процессия идет по коридорам. Генералы перебрасываются шуточками, штатские семенят вслед генералам. Вот и реакторный зал.
– Почему жарко? – бросает вопрос маршал.
– Сейчас узнаем, – нервно трясет губой директор и оглядывается на коллег, видит их безответные бледные лица.
– В чем дело?! – оправа пенсне увеличивает свой диаметр.
– Реактор нагревается, – тихо отвечает ученый-физик.
– Что значит?! – рык Берии перегибает спину директора надвое.
– Непонятные ядерные процессы…
– Не понял! Сейчас долбанет, что ли?
– Да, – физик падает в обморок. Его не поднимают.
– Совсем охренели?! – Берия выхватывает из кобуры пистолет и направляет на сотрудников завода. – Сами долбанулись, суки?!
Расширенные в ужасе зрачки, неприличные звуки, запах испорченного воздуха. Замолкают и бледнеют генералы – до них доходит, что ни лампасы на брюках, ни самолет на аэродроме от ядерного взрыва не спасут. Слышен звук взведенного курка.
– У меня тут идейка промелькнула, – раздается голос с легкой ироничной интонацией.
– Кто сказал?! – Берия поворачивается на голос.
Вперед выходит аккуратно одетый сорокалетний сотрудник, не по годам лысый.
– Зельман Шильт, – представляется он.
Это мой дед. Весельчак, любящий муж и отец, щедрый добряк, картежник и… баловень судьбы.
Эту историю уже после расстрела Берии, развала Советского Союза, когда никого не осталось в живых из старшего поколения, мама узнала из воспоминаний одного участника событий. Дед дома про работу не рассказывал – режим секретности. Ну, ездит папа в командировки, ну отсутствует дома месяцами. Но ведь возвращается в Ленинград всегда веселый, всегда с подарками. Зачем спрашивать лишнее? Маме о том, что ее отец участвует в урановом проекте, рассказала одноклассница.
– Знаешь, чем занимается твой папа? – спросила она на переменке.
– Нет.
– Он делает атомную бомбу.
– Откуда знаешь? – мама была в шоке.
– За ужином папаша рассказал.
В семье одноклассницы не умели хранить государственную тайну.
В инженеры дед пошел случайно, по ультиматуму дядьки: «Если, Зельман, хочешь жить в Петрограде, чтобы я тебя поселил в своей квартире, – одно требование. Будешь поступать в Политехнический институт на строителя». Инженерный талант деда раскрылся сразу, и до конца жизни дед фонтанировал идеями. В семейной хронике сохранилась история. Когда уже моя мама заканчивала гидротехнический факультет, ей дали тему диплома «Плотина для гидроэлектростанции на реке Иртыш». Проект она чертила дома на ватмане, приколотом к доске. По отраслевым стандартам, принятым в Советском Союзе. Проходя через комнату на балкон, чтобы покурить, дед остановился за спиной у мамы: «До чего тяжеленная конструкция! Сколько бетона! А давай-ка состряпаем повоздушнее…» И предложил оригинальное решение – сложить тело плотины из полых составных элементов. Это экономило две трети бетона и ускоряло строительство в несколько раз. Мама так и оформила: начертила, сделала расчет прочности и отвезла в институт на рецензию. На следующее утро телефонный звонок – ее разыскивают профессора кафедры: «воздушная» схема – революция в плотиностроении, нужны пояснения. Потом кто-то на базе маминого диплома написал диссертацию. А для деда набросать революционное техническое решение как «шутить – играть – дымить сигареткой – и забыть».
Дед на заводе «Маяк» занимал должность главного конструктора – занимался строительством. Заливка бетона, качество арматуры, расчеты на прочность. Ядерные процессы напрямую его не касались: «успокоить» реактор не входило в компетенцию. В той критической ситуации в 1948 году боялся ли он Берию? Думаю, что боялся. Верил ли, что идея даст результат? Думаю, что верил, но не на сто процентов. Но кураж игрока победил страх.
Реактор нагревается. Почему? Какие реакции в нем происходят? А это неважно. Его надо остудить – вот и все! Как остужают вареное яйцо? Холодной водой, которую меняют по мере нагрева. Реактор окружает конструкция из двух бетонных цилиндров. Между цилиндрами есть полость. А если залить туда дополнительную воду?
Дед излагает решение – Берия кивает. Приводят рабочего с перфоратором: его трясет то ли от страха, то ли от вибрации. Звук бурения отдается громом в ушах каждого. Дед стреляет у соседа сигаретку, теребит пальцами. Проходит минута, другая, перфоратор уходит по рукоятку, а полости все нет. Температура в зале продолжает подниматься.
Берия подходит к деду, приставляет пистолет ко лбу: «Ну что, жидовская морда, где полость?!».
Толщина стенки сорок сантиметров, бур – пятьдесят. Почему не получается дыра? Что-то не так. Дед просит соседа подержать сигарету – табак рассыпается по полу. Дед подходит к стенке реактора и понимает ошибку: рабочий с перепугу направил перфоратор не перпендикулярно поверхности цилиндра, а под углом, вдоль стенки.
Вторая попытка удачная. Бур пробивает дыру в полость. Через шланг подают воду, реактор остывает. Дед выходит на улицу, пытается стрельнуть сигарету у кого-нибудь, но пачки у всех мокрые.
Берия улетел. В 1949 году СССР провел успешные испытания атомной бомбы. Причастных наградили.
Почему деду так везло? Талант? Да. Но ответ не полный. Кто-то ему вручил счастливый билет на поезд под названием «жизнь». Кто? Это вопрос вопросов. Если у меня не получится, тебе, Даня, искать ответ.
(Продолжение следует)
Глава 6. Первые шажки
Вам следует выучить правила игры.
И после этого вы будете играть как никто другой.
Альберт Эйнштейн
На следующий день после тренинга я был бодр как никогда – пришло решение «хватит юлить – пора заняться коммерцией». И стало легче: организм приобрел силу, как будто скинул с горба медведя.
Но легко сказать «заняться коммерцией». На бытовом уровне «предпринимательство – что-то сделал или купил, потом продал с наваром. И вот возникает первый вопрос: «А что собственно производить и продавать?» Тогда я не знал понятий «рыночная ниша», «конкурентное преимущество», не умел ставить среднесрочные, не говоря уже про долгосрочные цели. Как оценивать возможности и предпосылки? С чего это начинают вообще? Да и как увязать эту туманную идею с корреспондентской работой?
Наша газета «Арсенал» с тиражом в одну тысячу экземпляров сидела на дотации у завода и имела очень грустный вид. Штат – четыре человека: редактор Игорь Вячеславович, его заместитель Нонна, двое корреспондентов – многоопытный Слава и я. Частота выхода газета – четыре раза в месяц. Материалы накапливались в течение недели, потом мы сами печатали тексты на пишущей машинке и отправляли в типографию Лениздата. А там очередь на изготовление таких же многотиражек города выстраивалась на… четыре недели. Узкое место – изготовление макета, набор матриц на линотипах (технология из прошлого века, но так тогда работал Лениздат). И только потом газета попадала на печатный станок и выходила в свет. Четыре недели! Маяковский ржал бы взасос. О каких «наших глазах и руках» могла идти речь, о какой «помощи ежедневной в ежедневной работе»?! Газета превратилась в «чтенье от скуки». Мы могли писать только долгоиграющие материалы, а влиять на жизнь трудового коллектива (в чем собственно и миссия многотиражки) – увы и ах! Обидно и стыдно.
Понятно, что с такой оперативностью газета не могла стать бизнес-идеей. Мы с Нонной обсудили – как сломать такую практику. Эх, сделать бы газету оперативной! Но другие члены редакции отнеслись к идее скептически. Поговорив с полиграфистами, поинтересовавшись технологиями печати, мы быстро пришли к решению: надо изготавливать макеты своими силами и печатать газету офсетным способом в заводской типографии. Для реализации нужен персональный компьютер и лазерный принтер, которые тогда стоили неподъемные для редакции деньги – по пятьдесят тысяч рублей каждый (чтобы оценить масштаб денег тех времен – моя зарплата составляла 300 рублей в месяц). Такие деньги мог дать только завод. На планерке мы с Нонной изложили концепцию.
– Это все прекрасно, – Игорь Вячеславович зачесал лысину, – с этим надо в партком, они же шефы над нами. А уж партком пусть запрашивает деньги у завода.
– Так давайте сходим, – ответили мы.
– Ха. Вы в курсе, что у них голова болит о другом? Как бы их самих не закрыли.
– Ну, не завтра же их закроют. Ну, не отправят же вас на пенсию из-за вопроса?
– А вот попадешь под горячую руку – возьмут и отправят. Давайте отложим это ваше новшество до лучших времен.
На сторону редактора встал консерватор Слава. Молодое крыло редакции в моем лице и Нонны решило действовать в обход.
Так поступать (идти через голову) – неэтично. Игорь Вячеславович расценил такой «обход» ножом в спину, как предательство. И он прав. Но молодость – злость! Уже будучи директором, я сам от молодежи получал аналогичные удары. Такова жизнь. Не оказывайся по другую сторону прогресса!
Нонна пошла не в партком, а прямо на прием к руководству завода. И убедила, что оперативный выход заводской газеты важнее ста тысяч рублей. Не сразу. Главный бухгалтер сопротивлялся, главный инженер отказал, а генеральный директор поддержал – нам купили технику. И мир в одночасье развернулся к редакции лицом. Оперативный выход газеты раскрыл наш творческий потенциал: мы действительно стали выпускать интересные материалы. Нас подбадривали читатели, газету расхватывали: вырос авторитет, потянулись рабочие корреспонденты с острыми темами. И тут я возвращаюсь к теме коммерции – нам свалился в руки инструмент для изготовления любых макетов, например, различных бухгалтерских бланков. Это хоть маленький, но уже бизнес – издательское дело. Пока тиражирование можно пристраивать в других местах, а там, глядишь, чем черт не шутит, и свой станок приобретем. Можно получать заказы на печать бланков и другой черно-белой полиграфии.
«Заплатить» за этот успех пришлось сверхурочной работой и… обидой Игоря Вячеславовича. Он уволился на пенсию и вскоре умер. Тогда по молодости мы с Нонной неслись вперед, не расстраиваясь на «отлетевшие щепки» – открывались горизонты, и энтузиазм бил ключом.
Появился отличный шанс потренироваться в коммерции. Газета считалась подразделением большого «Арсенала», но (исторически сложилось с давних времен) имела свой расчетный счет в Промстройбанке. Эта деталь оказалась ключевой. В то время расчетный счет – редкость, важнейший ресурс для малого бизнеса. Недешевый. А нам достался бесплатно. Мы могли проводить операции по безналичному расчету, не согласовывая с бухгалтерией завода: получать оплаты от заказчиков, платить за сырье и подрядные работы.
На лазерном принтере я распечатал десять листочков с текстом «Печатаем бланки» и расклеил у метро на водосточных трубах. И заказы потекли: десять листочков на заборе обеспечили поток клиентов – вот времена были! Мы делали макеты, тиражировали на подряде в заводской типографии. Появились доходы, которыми я с гордостью хвастался в семейном кругу. Самооценка сдвинулась с низкой точки и стала подниматься.
Нонна – общительный человек, умеющий располагать к себе людей. Проблемы она решает шутя. Главным барьером в полиграфическом деле тех лет был дефицит бумаги для печати. Нонна проводит комбинацию: договаривается с руководством «Арсенала» о бартере компрессора на два рулона «офсетки», которые берем на фабрике «Светоч». А мы отрабатываем заводу стоимость компрессора тоже бартером в рассрочку – печатью бланков. Нужен склад для хранения продукции – опять она договаривается с заводскими службами. Нужен грузовик – всегда готов помочь начальник транспортного цеха.
Тогда казалось, что деловая хватка и умение использовать связи – залог успеха. Я восхищался умениями Нонны и пытался им подражать. Меня не смущало выполнять всю черновую работу – носился по городу, отгружая бумагу в типографии и готовую продукцию заказчикам, договаривался с транспортниками, подрядчиками, по вечерам сам верстал макеты. Роль «второго номера» для меня оказалась очень комфортной: командная игра со школьных времен окрыляла. Общие победы, общие горести, общая радость от успехов, а то, что прибыли делятся не поровну, – так это нормально (ответственность за результат несет первый номер, значит, он справедливо получает большую часть прибыли).
Тиражирование бланков мы обычно пристраивали в арсенальской типографии. Но бюрократическая структура завода сохранилась с советских времен: чтобы сдать заказ, приходилось обходить десятки кабинетов. Оперативность изготовления хромала. Я договаривался с другими типографиями в городе. В отдельных случаях приходилось «левачить» – относить заказ напрямую печатникам и платить им наличкой. Это было выгоднее и по деньгам, но главное, по скорости. С расширением сбыта я расширил и «заходы слева». Такая практика процветала на большинстве государственных и крупных предприятий. Плохо это и аморально. Но это я так считаю сейчас. Тогда прием «заказ – товар – деньги в руки» считал удачным методом работы. Когда я оказался по другую сторону баррикады и ловил на «леваке» жуликов уже в своей типографии (правда, это было редко), то испытывал очень противное чувство. Эх! Принцип «бумеранга». Сейчас мне стыдно за то «крысятничество», которое себе позволял. Этика в бизнес-практику приходит с возрастом и опытом.
Мы с Нонной видели, что печать бланков дает прибыль, но это небольшие деньги через пот и мозоли. Гораздо успешнее работают книжные издатели. После информационного голода советского времени в конце восьмидесятых тираж любой интересной книги скупался читателями без остатка. Выручку посчитать легко: произведение тиража на отпускную цену экземпляра. А затраты – бумага плюс оплата типографских услуг. Тоже легко посчитать. «Мелочные» расходы типа налогов, аренды, амортизации, ежемесячных окладов сотрудников никто тогда не брал в расчет. Сложность состояла в прогнозе проданных экземпляров.
Разговор двух начинающих бизнесменов-издателей с бумажкой на коленке.
– Сколько закажем тираж?
– А сколько книг продадим?
– Чего это ты вопросом на вопрос отвечаешь. Откуда я знаю. Может, три тысячи. А может, десять…
– Так давай точнее говори. Иначе не подсчитать выручку.
– А чего мелочиться – будем считать, что рынок съест все, что напечатаем. Потом выставим оптовую цену с маржой сто процентов.
– Тогда заказываем тираж на все имеющиеся деньги?
– Отличная идея! Сколько у нас на расчетном счету?
Один из предпринимателей пишет на бумажке цифры, получает доход, показывает второму. Сумма восхищает обоих, и уже в мозгу слышен хруст купюр – голова начинает кружиться от восторга. Вот на таком бизнес-планировании на коленке мы с Нонной и прокололись.
Один мой знакомый предложил для издания книгу «Православная кулинария», благо имел готовый макет. Не изучая рынок, не поговорив с торговыми специалистами, мы за чашкой чая решили ввязаться в проект. На всю накопленную с бланков прибыль купили бумагу и заказали тираж. Пять тысяч экземпляров. Типография не спеша отработала и отгрузила продукцию. Пачки книг заполонили комнату редакции.
Продажу поручили мне. Я поехал в оптовые книжные конторы. Бац, а оказалось, что нашу книгу они не возьмут в распространение. Со словами «неинтересная тема» отшили ларечники. Я выставил издание на биржу – тишина и там. «Вот это номер! – испугался я и, наконец, задал себе правильный маркетинговый вопрос: – Кому может быть нужна книга „Православная кухня“?» Или церковникам, или ресторанам. Рестораны вообще не поняли, о чем речь: «Какие книги? У нас не библиотека!» Церковные магазины перенаправили в Епархию получать благословение митрополита. Епархия находится в Александро-Невской Лавре. К митрополиту не допускают: «Можете обратиться к отцу-секретарю. Вон туда – видите конец очереди». К отцу-секретарю я попал, отстояв полдня. Книгу взяли на рассмотрение. Через месяц пришел ответ – благословения не дадут.
Мы просчитались: к моменту выхода издания читатель насытился и не хватал все подряд, а лишь самое интересное. Стало понятно, что тираж даже не просто завис, он стал стопроцентным неликвидом. В общем, наши прибыли от печати бланков превратились в груду макулатуры и тесноту в офисе.
Так как автор провального проекта был именно моим знакомым, Нонна назначила виновным в убытках меня. И велела прекратить заниматься коммерцией, возвращаться в журналистику (выпуск газеты с нас не снимали, всю журналистскую работу с трудом выполнял Слава в одиночку). Меня такой вывод обидел: раз она – начальник, то и должна нести всю полноту ответственности, а не назначать стрелочников. Может, этот тезис и верен, но ни у нее, ни у меня опыта управления не было. Как разрулить неудачу? Обида захлестнула – я взбунтовался и написал заявление на увольнение по собственному желанию. Нонна подписала в одну минуту. На этом совместная работа закончилась. Мы тогда не знали, что эффективнее работать по схеме «выиграл – выиграл». В результате демарша проиграли оба: Нонна потеряла верного помощника, а я откатился на нулевую отметку – без расчетного счета, компьютера, лазерного принтера, бесплатного офиса. Полный голыш. Хотя неправ – со знанием бизнес-процессов и опытом поражений. Ничего от государственного пирога, который создавали, в том числе и мои предки, а теперь делили все, кто мог урвать, мне не досталось. Возможно, это оказалось к лучшему.
* * *
Каждому бизнес-ученику нужен для накачивания коммерческой мышцы физкультурный зал. Где осваиваешь первые приемы и понятия. Счет, платежка, отгрузочные документы, налог на добавленную стоимость, расчетный счет, кассовый чек, постоянные и переменные затраты. В чем разница между выручкой, доходом, прибылью, убытками? Как выстраивается сбыт, снабжение, склад, работа с заказчиком, анализ рынка и его объем? И так далее. Хорошо, когда все это узнаешь за чужой счет: или под руководством учителя, или в государственной конторе, где все косяки покроет государство. Тяжелее, когда приходится за освоение азов «платить» из своего кармана. Мне повезло: для меня физкультурным залом стала редакция, где первые шаги профессии я освоил за чужой счет. За что и благодарен судьбе, редакции, «Арсеналу».
Через десять лет мы с Нонной встретились: зла друг на друга уже не держали и сделали вид, что никаких конфликтов не было. И за это ей спасибо.
Но свой бизнес мне еще было заводить рано – предстояло учиться и учиться взаимодействию с людьми. И судьба дала еще раз поиграться в партнерство. Я встретился с ребятами, которые тоже хотели заниматься бизнесом. Они предложили – я согласился.
На встречу Подготовленности с Возможностью подтягивается Удача.