bannerbannerbanner
Неукротимая любовь

Максим Малявин
Неукротимая любовь

Полная версия

© Авторы, текст, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Жука Жукова

Любовь первой любви


Стою у кассы в «Дикси». Кассирша мне макароны пропикивает, а я все по пакетам укладываю. Стараюсь, чтобы не тяп-ляп, а как мама учила: сначала тяжелое и твердое, сверху яички. И краем глаза вижу, что в магазин заходит Паша. Моя первая любовь.

Мне, конечно, наплевать, но я не накрашена. Вот если бы я при макияже да в платье и на каблуках – тогда да. И лучше не с авоськами, а бреду по кленовой осенней аллее, слегка покачивая бедрами. И с собакой. Вернее, с собачкой с бантиком на челке.

Но я по-прежнему в «Дикси»! Достаю из кармана телефон и делаю вид, что очень внимательно читаю весенний спам от «М-Видео».

А Паша ко мне подходит сзади, руками закрывает глаза и говорит в шею:

– Угадай кто?!

И вот мы с Пашей болтаем, я пытаюсь бедром прикрыть торчащую из пакета пачку «Тампакс».

Паша, как назло, красавчик, он и в школе такой был. Сперва за мной ухаживал, а потом на Свете Лузиной женился. Привет, кстати, Света – длинноногая, стройная сволочь (ой, извините, автозамена на айфоне сработала), блондинка.

Как дела, то да се. Мы, говорит, только из Швеции вернулись, на лыжах катались. Ну я тоже, между прочим, по загранкам езжу – вот из Минска недавно прилетела, ну вернее, приехала на поезде.

И тут Света подходит! Она мне, знаете, тетку, жену генерала из «Москва слезам не верит» напомнила, помните, которая в прачечную к Муравьёвой пришла и костюм в бумагу попросила завернуть. Такая же вульгарная, в кудельках.

Извините, опять автозамена. Вру я. Красивая она: высокая, с белыми волосами и укладкой, в пальто кашемировом и на глазах у нее – смоки айз! В четыре часа дня в «Дикси»! Но мне по-прежнему, как вы поняли, абсолютно все равно!

Света очень рада меня видеть – сколько лет, сколько зим, бла-бла-бла. Какая-то ты бледненькая, всё свои сериалы пишешь? Бедная. Неужели остались еще идиоты, которые телевизор смотрят? Гспди! Прошлый век. Надо бы встретиться, может, с нами в Альпы?

И тут я выхожу из машины под руку со своим мужем – дирижером Венской оперы, к нему девицы за автографами, а он только на меня смотрит – глаз отвести не может, а я держу за руку Давидика – он только что взял Гран-при на Щелкунчике – и слежу за младшим Стёпой, он такой озорник.

Ни хрена! Я по-прежнему в «Дикси» с пакетами, с «тампаксами» и в дурацком малиновом берете. Улыбаюсь Свете и Паше – органичная пара. Когда она смеется, видно, что у нее круговая подтяжка лица. Блин, да что сегодня с айфоном? Вру опять – ничего не видно. Красивая она, как Хайди Клум, только лучше. Это я бледная. Но мне, разумеется, по-прежнему наплевать.

А вот еще что. Подхожу к дому, а из подъезда мальчик-сосед выходит. И говорит мне: «Привет!» А он, я знаю, очень интеллигентный и воспитанный, из хорошей семьи. А мне «привет» говорит. А Свете, я уверена, сказал бы «здравствуйте». И место в трамвае уступил.

Трудности вербального общения


Почему нельзя по-честному? Ртом проговорить.

Открыть его, сказать «а», закрыть – открыть, сказать «я», закрыть снова, опять открыть, сказать «хочу!». И все. Это же просто.

Вместо этого она закатывает глаза. И молчит. А он не понимает, но чувствует: что-то не так.

Он открывает рот и спрашивает:

– Что-то не так? – Он-то нормальный.

С ней трудно, но объяснение есть, оно вполне логичное: она – женщина.

А она вертит головой:

– Да нет, все хорошо. – Слегка с нажимом на «хорошо», чтобы сразу стало понятно: все очень-очень нехорошо, скотина ты тупая.

И снова закатывает глаза. Ну неужели ему не ясно, что она хочет цветы и туфли. Это же так просто.

Они мимо витрины проходили, и она на них смотрела. Нет, вернее, не так. Она на них СМОТРЕЛА. Он что, слепой? Она не хочет выпрашивать, она хочет, чтобы он догадался и сделал сюрприз. СЮР-ПРИЗ! Это сложно?

И чтобы потом все девочки такие: Сам? Вот просто сам? Ты на них только глянула, а он сразу? И Сам? Господи, какая ты счастливая.

А если она скажет ему словами, это «не сам». И где тогда романтика? И ради чего все это?

А он, дурак, не догадывается о буре в голове. Примитивное создание. Да если бы не она, так бы и ходил в мятой майке и ел с пола. И менеджером не был, и кеды красные не носил бы под костюм.

Она его вдохновляет, окрыляет… с полуслова понимает, а он… «Любимая, скажи, что не так…»

Но она не говорит. Она закатывает глаза.

А что она должна сказать? Что хочет туфли? Не хочет она туфли! У нее их полный шкаф. Вернее, хочет, но не в них дело. Дело совсем в другом. Вообще!

Но как все это объяснить словами?

Мужчины, которых мы выбираем


У Яны новый жених. Не так давно познакомились, но, кажется, все серьезно. Она меня попросила в бар прийти и на него издалека посмотреть. Глаз-алмаз со стороны. Я сразу человека раскусываю. За десять минут. Если поговорим – и того быстрее.

Я рада за нее. Первый брак был мрак. С этим ее ужасным Толиком.

Как вспомню его, тощего, в серой майке, на кухне в их однухе! Бррр… Я даже не знаю, любил ли он ее?

Точно помню, что в меркантильности подозревал и ее, и всех баб. «Глаза у всех у вас завидущие, только в кошель и смотрите. Подарки принес? Деньги есть? А тачка какая? Только хрен всем вам, а не мои деньги».

Прямо так и говорил, не всегда, когда напивался только. А трезвого я его и не помню, так что все-таки всегда.

Ему квартира в Перово досталась от бабушки. Однушка, но своя. Так что жених был что надо. Выбирать мог! Выбрал Яну.

Вот и подозревал ее, что позарилась на москвича с жилплощадью.

Она и работала, и двух детей в этой однушке растила, и мудака Толика терпела. А он жлобяра был, что-то умопомрачительное.

Каким-то образом умудрялся даже с ее кровно заработанных учет каждой копейки вести. Замызганная она тогда была, смотреть противно. «Девочки, вы не понимаете, у нас общий счет. Мы – семья!»

Сперва с гордостью говорила: «У нас семья!» Потом затихла – уже столько лет так живут, как систему сломать? Даже заговорить об этом страшно.

«И Толик жалкий такой стал, не могу я его сейчас попрекнуть тем, что он мало получает. Не в деньгах дело… мальчишки у нас… авторитет отца…»

И прочая эта чепушня. В пользу бедных.

Десять лет терпела, потом все равно ушла. В никуда, разумеется. Квартира получена до брака, ни на какую жилплощадь претендовать не может. Детей собрала и…

Ну вы всё знаете.

И вот новый жених.

Высокий, лет сорок пять, с сединой, но ему идет. Видный мужчина, спортивный – ни жиринки лишней.

Сидят вдвоем за столиком, вино пьют, сыр едят, смеются. Он иногда на меня посматривает с интересом, улыбается чуть хитро, в глазах морщинки. Наверное, понял, что я его оценивать пришла. Я ему тоже улыбнулась, хотела было уже к ним подойти, поздороваться-разоблачиться. Но вижу – нет, не на меня смотрит. Обернулась. А за мной зеркальный столб.

И смотрит он на свое отражение. И улыбается себе, и морщинки-лучики в глазах – значит, нравится ему то, что видит.

Руку поставит под подбородок, внимательно слушает Янку, кивает, зырк в зеркало. Убрал руку. Нет, не выигрышный ракурс.

Волосы стряхнул со лба, вздохнул, зырк-зырк в зеркало, улыбнулся – вот так вот лучше.

Яна стул чуть сдвинула и загородила ему обзор. Через минуту – раз – голову поверх Янкиного плеча, шею чуть вытянул – отлично! Так даже лучше – шея внатяг, брыли подтягиваются.

Попили-поели, расплатились, домой засобирались. Я к столу их подошла и у официанта спрашиваю: «Много на чай оставил?» Тот аж рассмеялся. «Ни копейки сверху счета».

Вечером Янка будет звонить-пытать. А что мне ей сказать?

Бывший


Эта сволочь лежал на диване. Весь наш брак, все семь лет. Приходил с работы, рюкзак кидал рядом с ботинками и заваливался на спину.

Бесился, даже когда я звала его ужинать, потому что это же нужно встать и пересесть за стол.

Он ел, не глотая, всасывал еду, как пылесос, запивал чаем и еще мерзко разбавлял зеленый пуэр холодной водой из-под крана.

И снова на диван с компьютером. И был ведь, гаденыш, несмотря ни на что, хороший. Отец неплохой, муж вполне себе.

К школе вечно подъеду на собрание, таких уродов папаш насмотрюсь, прям своему хочется подушку еще одну под спину подоткнуть, «сиди-сиди, я тут пока пошуршу по дому, я тихонько, постараюсь не отвлекать».

И даже как-то не задумывалась, таскала сумки, устраивала праздники, готовила на всю его семью, когда свекровь в гости торкало пригнать.

Она несла чушь часами, растопыривала пальцы на руках, жестикулировала и рассказывала, как несовершенен Запад, по-видимому основываясь на выступлениях Задорнова. Он бесился. А я сглаживала конфликты дипломатично, чтобы и нашим и вашим.

Но в душе, конечно, радовалась, ведь он понимал, что мать его – дура, и тем ценнее становилась я.

Возможно, начни я выписывать на листочке за и против, плюсов было бы больше, но это были бы какие-то полумерные за. Ему было все равно, что есть, он меня не бил, он не пил, он не орал на сына, не зажимал зарплату, не спорил, куда ехать в отпуск, просто тяжело вздыхал и тащился туда, куда указано в билетах.

Не знаю, в общем, уйти от него было тяжело. Как будто я приручила котенка, а потом выкинула его на мороз, потому что он подрос, стал плешивым и навалил в мои «Прада».

 

А муж даже в «Прада» не гадил. Просто лежал и молча делал вид, что его нет. И меня нет.

И вот вчера я его встретила в переходе в метро, с ним девица молодая, волосы врастопыр и разными цветами, за спиной рюкзаки огромные, а к ним пенки привязаны. Я чуть не упала, когда увидела. Едут на какой-то фестиваль, в палаточный городок. В палаточный городок! Да он, когда на газон у подъезда вставал, носки по шею натягивал, клещей боялся. На фестиваль! И рот до ушей.

Скотина, я целый год переживала, ночью просыпалась от ужаса, представляла, что он там один висит в нашей квартире на люстре и слегка покачивается на сквозняке, язык вывалился, глаза стеклянные. А ведь ему нельзя на сквозняке.

Я так себя и не простила за эти наши семь лет брака – за то, что терпела, за то, что ушла.

А вчера такая злость накатила! На фестиваль! Под гитару петь с молодыми девками. А мне за семь лет ни-че-го. Собака!

Зря я его отпустила, надо было до конца его дней с ним проколупаться. Хрен этой девке, а не он.

Пусть лучше сгнил бы на нашем диване.

Мечты о реалии


У подруги выросла дочь. Недавно ее на первое свидание собирали. Носились по всей квартире, спорили – спортивное или классику.

Расспрашивали, конечно, про парня: кто родители, о чем разговаривать будут, куда пойдут. Наташка вертелась перед зеркалом, морщилась, стягивала майку и тянулась за другой – событие нешуточное. Папа банкир, мама танцовщица, болтать будут про все-все, пойдут в кафе.

Я у нее спрашиваю – а вот если он заплатить предложит, ты как отреагируешь? Позволишь? Возмутишься? Напополам? Интересно же, как там у них сейчас принято.

Наташка удивленно на меня посмотрела и говорит – конечно, мужчина должен платить, а кто же?

Пристыдила меня, потому что, ну правда, чего вокруг ходить, – а кто же?

В общем, она ушла, а мы вспоминать стали, сперва про наших мам поговорили, про тех, кто: «А вот он тебе сперва букет и конфет коробку, а потом скажет – платить изволь за подарки мои щедрые. А ты ему что? Цветочек свой аленький вынуждена будешь отдать». Поржали.

Потом вспоминали парней. Илюша был, в кафе сидим – выпиваем, весело всем, Илья громче всех травит… как счет попросили, Илюша рассосался. Сам Дэвид Копперфильд не разгадал бы трюка, раааз и нет Илюши, растворился в воздухе.

Каждый раз такое проделывал, я специально следила за ним, один раз даже за руку взяла, но, пока официантка счет несла, Илюша испарился, и только рука моя мужской «Шанелью» пахнет.

Сева был еще. «Блин, верите, нет? До обменника не успел доскочить, у меня только баксы. Следующий раз за мной. Лады?» Один раз его подколоть решили: а «следующий» это когда? Он даже не смутился: сказал «следующий», значит, «следующий», и не нужно спрашивать каждый раз.

Игорь всегда бумажник забывал дома. Реваз всегда с двумя девушками приходил, но считал их трех за одну единицу.

В какой-то момент так стыдно за них становилось, что думали, лучше самим платить за всех, только бы не видеть эти рожи псевдосмущенные: «Ох ты, блин, вот же ж я тормоз. Ну в другой раз уж точно я! Даже не спорь».

А тут: «Мужчина должен за все платить, а как иначе». Смело!

Наташка со свидания вернулась не поздно. Рассказала, что были в «Зарядье», потом в Яузу с моста плевали, зашли в «Макдональдс», по молочному коктейлю выпили.

– Кто платил?

– Я. Но просто он на скутер копит.

Женское счастье


Моей знакомой проект новый дали – делать почти ничего не надо, только для денег мешок подносить и постараться не надорваться, когда гонорар до дома волочь будешь. А мне не дали. «Почему, спрашиваю, я в сто раз лучше нее». «Ну, она развелась недавно, одна сына тащит, жалко ее, поддержать надо. Тебе-то грех жаловаться, ты счастливая, у тебя тыл…»

А это не тыл, это – жопа.

Недавно с подругами встречались – у одной муж бьет ее, у другой второй год на работу устроиться не может. Обе сидят замызганные жизнью и третью жалеют – от нее муж ушел. Квартиру ей оставил, алименты платит, детей в художку возит, но все равно так жалко ее – как же она теперь одна-одинешенька.

Домой придет, а никто не орет, вещи в шкафу лежат ровной стопочкой, как и оставила, по телику, что хочешь, то и смотри, можешь даже «Евроспорт» совсем с пульта убрать – и ничего тебе не будет. Такая тоска, как жить?

Еще одна одинокая по свиданиям бегает, вторую половину ищет, мне рассказывает: «Ювелиркой закидали, рестораны надоели, то Бали, то Мальды… Так хочется размеренной семейной жизни! Вот как у тебя. Просто чтобы милый рядом, чтобы голову было кому на плечо положить, грел чтобы кто-нибудь. Ты же меня понимаешь…»

Конечно понимаю. Встали вчера, ну позавтракали, ну телик посмотрели, убрались… прям убрались. Убралась я, он апгрейд ноута делал. Потом в «Ашан» поехали, сами затарились и для мамы его полтелеги. Перегавкались, как собаки. Макароны забыли купить… Домой вернулись, стали ужин готовить, помирились кое-как.

Решила романтики добавить, выхожу из душа в полотенце, а он ручки под щечку сложил и спит, комп под брюхом, наушники сползли. Посередине, сволочь, танкового боя уснул, однополчан своих подвел, что уже обо мне говорить.

Сидела и полночи думала – может, мне его придушить? Я тоже хочу, чтобы меня жалели, а то мне все только завидуют.

Моему бывшем другу Максиму


Он захотел вернуться обратно сразу после разрыва. Может быть, не в ту же секунду, но очень быстро.

Как только увидел Таню с сумкой на своем пороге, сразу понял – не то.

Да, красивая, да, молодая, да, нравится. Но не то. С Наташей все было… он даже не мог сформулировать, как. По утрам они пили чай. Из сервиза. Раньше это не имело никакого значения, ну чай, ну чашка, блюдце, маленькая серебряная ложечка.

А сейчас понятно, что значение имелось.

Чашки! Смешно. Ему вообще было плевать на эти штучки. Занавесочки с бубенчиками, подсвечнички в виде вазочек, цветы в горшочках.

Таня тоже старалась – он с работы приходит, а она его в халатике встречает. Коротеньком и прозрачном. Обнимает, прижимается всем телом. Было в этом что-то искусственное, вроде как статью прочла в «Космополитене» и каждый пункт на тебе проверяет. Неглиже, аромасвечи, десерт, размазанный по груди.

Нет, он не жалуется. Но все как-то не взаправду, как в плохом американском фильме. Любовью занимается он с Таней, а хочет Наташу. Честно говоря, это жутко бесит. «Как баба в ПМС: кого знаю – не хочу, кого хочу – не знаю».

– Привет.

Наташа смотрит на него, но не отвечает.

– Пустишь?

– Что надо?

– Поговорить надо.

Она с силой толкает на него дверь. Вот и поговорили.

А ведь она найдет себе кого-нибудь. Пальцами щелкнет и вмиг найдет. Хорошо, может быть, не сразу, вернее, он очень надеется, что не сразу. Может, погрустит. Хотя бы для приличия должна?

Шурик из отдела по развитию клиентов так и вьется у ее стола. Они сидят в большом офисе, почти друг напротив друга. Кстати, Таня тоже напротив, только чуть дальше. Шлет ему чмоки на почту, а когда он встречается с ней взглядом, проводит язычком по губам.

Наташа быстро набивает текст, смотрит на монитор, перечитывает написанное, слегка закусывает губу и убирает волосы за ухо, снова печатает.

Вот это сексуально, он сейчас взорвется. Ловит Танин взгляд и скашивает глаза. Это сигнал – туалет на двадцать четвертом этаже.

В обед они с Таней едят котлеты и пюре. Таня бренчит что-то про стрельцов в лунном доме. Он даже положил ей руку на запястье – помолчала бы, ему не слышно, о чем так громко смеется Наташа, собрав вокруг себя всех мужиков из маркетинга.

И вечером у офиса:

– Наташ, я подвезу.

– А твоя пипетка? Поедет на метро?

Наташа смотрит на него почти с жалостью.

– Паш, я прошу тебя… давай уже ты сам – я сама. Я сперва злилась на тебя, а теперь мне все равно. Вообще. Это даже пугает. Как знаешь что? Как зря потраченное время, вот что. Пока, Паш.

Наташа перебегает через дорогу и скрывается за поворотом. Она всегда умеет так сказать, чтобы максимально обидеть минимальным количеством слов. Его всегда это бесило. Или не бесило? Держало в тонусе.

И все равно, хоть бы всплакнула. Но и он тоже хорош – «подвезу». Это что?

Наташа из тех, кто не любит всю эту «романтичность» – букеты, ювелирку, номера в отеле по выходным. Она считает, что романтика – экспромт. И у нее она была. «Горящие» путевки в Амстердам, в шикарный отель – дороговато для экспромта, но оно того стоило. А как он ей с клумбы ночью цветы воровал? Она смеялась и боялась за него. А таджичка-дворничиха, повелительница клумбы, треснула ему лопатой по спине и обогатилась на круглую сумму.

С Таней все проще. Романтика для нее имеет четкую размерность. И желательно в каратах.

Что-то такое, чем бы Таня могла ткнуть в лицо своим менее успешным подругам. Про их роман Наташа узнала именно так. Он купил Тане кольцо с бриллиантом, впрочем, кого он обманывает – с бриллиантовой крошкой… вернее, с крошечкой. А Таня в курилке громко хвасталась коллегам, какую рыбку подцепила, и светила другим кольцом – с огромным рубином! Наташа стояла рядом, все слышала и видела. Но ведь это было не его кольцо! Только вряд ли это оправдание.

Через неделю к нему подошел Игорь, лучший друг, сперва сигарету стрельнул, потом зажигалку, потом робко про Наташу спросил:

– Ты теперь с Таней?

– Ну…

– Значит, с Наташей вы не вместе?

– Ну…

– Можно я ее на свидание приглашу?

А вот это уже было чересчур. Сигарету! Зажигалку! Наташу! Паша засветил ему в глаз прямо перед офисом. Игорь упал от неожиданности и ударился головой о лавку.

Скорая.

Повезло, что не морг.

Он и Наташа ждут новостей у приемного покоя, Наташе, кажется, приятно – дуэль. Она даже раскраснелась от удовольствия. Вот она – романтика экспромтом. Таня звонит на мобильный, он не берет. Но ведь и не сбрасывает!

На работе – повышение. Таня постаралась, у нее дар своих мужчин пропихивать. Она вообще такая – всегда ЗА мужем!

Теперь у него свой кабинет, и он может вызывать Наташу в любое время. Может даже наорать, он же ее начальник.

– Нат… Я скучаю по тебе.

– У тебя есть ко мне вопросы по работе?

– Есть один. Вернись ко мне.

– Паша, мы уже говорили, оставь меня в покое.

– Любой человек имеет право на ошибку.

– Любой имеет, а мой мужчина – нет.

– Значит, я твой мужчина?

– Отстань.

Достал билеты в консерваторию на Рахманинова. Положил ей на стол. Она пошла с подругой. А он встречал их после концерта. Обе уставшие, голодные, от ресторана отказываться не стали. Накормил, потом по домам развез. Ни поцелуев, ни горячих взглядов. Просто лучший друг. Она оценила и подруга тоже, видел в зеркало, как большой палец показала, когда выходила у подъезда. А подруга, кстати, красивая.

Долго думал, как ему с Наташей в командировку улететь в Челябинск так, чтобы Таня ничего не заподозрила. А после второго виски его осенило!

Таня улетела в Челябинск. Одна. А они с Наташей в Москве остались. Вместе. Таня поскандалила дома, конечно! Компания устраивает благотворительный бал. У нее платье дорогое, и колье заказала…

Но что делать – любимый мужчина говорит, что она лучший специалист и без нее в Челябинске никак. В общем, на неделю.

Благотворительная ярмарка, сироты или какие-то вымирающие животные, надо, кстати, проверить, кто из них в этом году. Щедрый взнос у Наташи на глазах. Шампанское? Еще?

С утра они пьют чай из чашек с блюдцами, она снова подкалывает и сидит у него на коленях. Вот это счастье. Он нюхает ее волосы. А потом вместе едут на работу, и вместе выходят из машины, и едут в лифте. И он целует ее в своем кабинете.

А потом садится сочинять эсэмэс для Тани. «Прости…», «Мне нет оправдания…», «Ужасно сожалею…», «Мучительно больно…». Может быть, уволить Таню к черту? Это бы сняло ряд вопросов, но…

«Таня! Нам надо расстаться. Извини. Я люблю Наташу, мы снова вместе». Отправить эсэмэс.

Ответ от Тани. Селфи из номера гостиницы. Голая она. За окном Челябинск. «Прилетай, соскучилась».



– Ну так как?

– Что?

– Вешаем над зеркалом или у окна?

Они с Наташей в столовой, едят голубцы с подливой.

– Извини, отвлекся.

– Что с тобой сегодня?

 

– С филиалом проблемы. Вечером срочно вылетаю в Челябу.

Рейтинг@Mail.ru