Максим Кустодиев
В опасной игре поневоле
Глава третьяю На свободу с чистой совестью
1
7 апреля 1999 года, среда
Денег на адвоката у Фомина нет. Адвоката ему предоставили власти. Надежды на такого защитника – нуль целых, нуль десятых. Его зовут Патрик, хорошее имя для домашнего любимца. К слову, Патрик и впрямь вылитый пудель – шапка длинных кудрявых волос, на щеках кудрявые баки, маленькие скучающие глазки. Адвокат отрабатывает номер, а куда ж ты денешься?
– Он говорит, что ничем не сможет тебе помочь, если ты будешь упрямиться. Патрик советует тебе признать очевидное, и тогда он сделает все возможное, – переводит Феликс.
Феликс Люхтер – переводчик, эмигрировал из СССР и счастлив, что удалось зацепиться в Голландии. У него есть вид на жительство, он солидный, благополучный человек. Хотя по виду его не скажешь, что он в шоколаде – какой-то всегда не выспавшийся и не факт, что не голодный. Говорят, правда, здесь в Голландии нет голодных. Один-то, может, все-таки, есть?
– Переведи ему, что я ни в чем не виноват и никакой вины за собой не признаю, – упрямо твердит Никита Фомин, демонстрируя свою белозубую улыбку.
Феликс шумно выдыхает в усы и разводит руками. Этот диалог повторяется уже несколько раз кряду. Тема, очевидно, исчерпана, но Патрик не уходит. Дружелюбно улыбаясь, он разглядывает Фомина.
– Зря ты так, – мямлит Феликс Люхтер, заполняя паузу. – Зря…
– А ты почем знаешь? – огрызается вдруг Никита. – Ты что, адвокат?
– Я? – пугается Феликс. – Я – нет!
Он выуживает несвежий носовой платок и, сняв очки, начинает в который раз протирать стекла.
Вечером Никита снова звонит в Москву. На этот раз Замараев сам снимает трубку.
– Я хочу выйти отсюда, – говорит Никита. – Шевелись, жопа!
– Старичок! – обрадовался Александр Вазгенович. – Рад слышать тебя! Ты как там?
– У меня нет денег с тобой сюсюкать, старичок. Ты когда внесешь за меня залог? Или хочешь, чтобы я тебя назвал?
– Никита, ради Бога! Ты хоть думай, откуда ты звонишь! Тебя же могут услышать. Поверь, я делаю все возможное, мне тут обещали…
– Смотри, допрыгаешься! – пообещал Никита. – Позвоню через неделю, в это же время. Сделай же, сука, наконец, что-нибудь!
* * *
Никита играл в шахматы весьма хило, но Исмет Тара – еще хуже. Много же усилий приходилось предпринимать Никите, чтобы все время проигрывать. Только однажды, задумавшись, он нечаянно выиграл у Исмета. И что же – пришлось долго-долго его утешать.
– Я знаю, что играю плохо, очень плохо, – сказал тогда Исмет. – Но я люблю играть только с теми, кто хуже меня.
Они встречались за шахматами почти каждый вечер, Никита радовался возможности поговорить по-русски. Шахматные сражения происходили, как правило, на территории Исмета. По размерам комната последнего идентична Никитиной, однако отличалась тем, что была буквально заставлена стеллажами с дорогой аппаратурой, со шмотками от всяких известных кутюрье, имелся там также электрокамин, мягкий ковер на полу и огромный аквариум с яркими желто-синими рыбками. Вся эта тюремная роскошь была в порядке вещей, поскольку денег у скромного косовского албанца водилось без счета. В тюрьме все знали, что Исмет Тара – наркобарон, что он задержан при попытке ввезти в страну контейнер кокаина. Никто, правда, не знал, сколько зелья он утерял в результате успешной полицейской акции.
– Э, не спрашивай, – печально вздыхал он, когда Никита Фомин изредка принимался выпытывать у него эту тайну.
– Килограмм сто?
– Э-э-э…
– Ну, что, тонну?
– Э-эх… – вздыхал Исмет, давая понять, что, мол, какая там тонна, нет, все гораздо хуже.
– Неужели десять тонн? – досаждал Никита, в душе совершенно уже не веря и откровенно развлекаясь.
– Э… – только и произносил Исмет.
В комнате помимо обоих шахматистов присутствовали обычно телохранители наркобарона – чернокожий накачанный парень по прозвищу Бади и двое молодых, отчаянного вида соплеменников Исмета.
Однажды так получилось, что честолюбивый Бади из чувства соперничества чем-то задел Фомина, и тот, не задумывась, провел болевой прием. Это, конечно, произвело впечатление. Но Никита посчитал, что этого мало. С назидательной целью он вознамерился продемонстрировать свое владение техникой, и все с восторгом согласились. Для этого потребовалось организовать постановку.
Фомин уселся в кресло посреди комнаты, и трое телохранителей окружили его, причем Бади и один из молодых косоваров, став по бокам, целились в Никиту из игрушечных дуэльных пистолетов, которыми в другое время все, кому не лень, кололи орехи. Второй же молодой косовар с увесистой палкой навис над его затылком. Исмет Тара в качестве рефери и единственного зрителя занял место в углу.
– Им будет больно, – предупредил Фомин.
– Это ничего, ничего, – сказал Исмет и рассмеялся.
– Чему ты смеешься?
– Они не поняли, что ты сказал. Не разумеют по-русски. Так я начинаю?
Фомин кивнул, и Исмет подбросил вверх металлическую пуговицу.
Пуговица, перекрутившись, взлетела и звякнула о потолок. Это был оговоренный сигнал. И в то же мгновение произошло невообразимое. Два из трех охранников оказались отключены, ни один из них не успел спустить курок, третий же, тот, что с палкой, был прижат к полу, и Фомин, сидя на нем верхом, его же палкой придавливал ему горло, а бедняга только хрипел и закатывал глаза.
– Браво! Браво! – вскричал из своего угла Исмет Тара.
Не всегда, конечно, такие номера удаются, но зрителям догадываться об этом не обязательно.
Показательное выступление состоялось в среду, а уже в пятницу вечером во время прогулки. Наркобарон Тара дружески взял Никиту Фомина под руку и заговорил с ним на тему, которая его, Никиту, особенно интересовала.
– Ты часто звонишь в Москву, да?
– Ты прав, Исмет, это действительно так.
– У тебя там, в Москве друзья, да?
– Конечно, – легко подтвердил Никита, не понимая еще, к чему клонит Тара.
– У русских есть поговорка – друг познается в беде.
– Усек, – усмехнулся Никита. – Ты хочешь сказать, что у меня плохие друзья? Нет, Исмет, просто мои друзья не смогут мне помочь, я и не обращаюсь к ним. Тот, кому я звоню, совсем мне не друг. Он как раз мог бы помочь, да по всему и должен бы помочь, но, видно, он предпочитает, чтобы я оставался в тюрьме.
– Ты мне нравишься, Никита, – сказал Исмет, приостанавливаясь и заглядывая ему в глаза. – Ты мне нравишься.
Тот только улыбнулся в ответ – но как! Чистый белый сахар!
– Я хочу тебе помочь, – продолжал Исмет. – Я могу тебе помочь.
Вместе с другими узниками тюрьмы Никита и Исмет степенно прогуливались кругами по асфальтовой дорожке. Все двигались в одном направлении, и процесс этот напоминал курортный церемониал или, скажем, прогулку по фойе театра. Дорожка обвивала по кругу подстриженную зеленую лужайку, и на ней валялись обкурившиеся турки, некоторые из них играли в карты. Прозвучал сигнал окончания прогулки, нехотя зашевелились турки, другие узники, сделав последний круг, возвращались к залитому лучами сентябрьского солнышка корпусу. Разговор еще не был закончен, однако главное уже сказано.
– Какой залог надо заплатить, чтобы ты вышел?
– 50 тысяч баксов, – с готовностью ответил Никита.
– У меня есть такие деньги. Я внесу за тебя залог.
Если Исмет Тара ожидал, что Никита кинется целовать ему руки, то он здорово просчитался.
– Спасибо, – сказал Никита.
Исмет Тара молча кивнул, как бы показывая, что он понимает: гордость и сдержанность в эмоциях не позволяют русскому по-другому выразить свои чувства.
– Большое спасибо. Но позвольте вопросик, чем я должен буду отблагодарить тебя, Исмет?
– Отблагодарить… – эхом повторил Тара. – Это правильно. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Это хорошее правило.
– Что я должен буду сделать для тебя?
– Ты просто поможешь мне. Поговорим об этом потом. Или ты не согласен?
– Я согласен! – без колебаний ответил Никита.
2
19 апреля 1999 года, понедельник
Маленький, черный, злой. Назвался Ибрагимом, братом Исмета Тары. Ни капли не похож. Может, не родной брат. А скорее, совсем не брат; вероятно, и не Ибрагим.
– Тебе известно, о чем идет речь? О какой услуге?
Фомин сдержанно кивнул:
– В общих чертах.
– Что значит “в общих чертах”? – недовольно переспросил Ибрагим. – Исмет говорил, что нужно кое-кого убрать?
Фомин скосил глаза на переводчика, который равнодушным, лишенным эмоций голосом перевел слова Ибрагима. В отличие от Исмета Тары Ибрагим не говорил по-русски. Но так ли уж необходим переводчик в подобном разговоре, по сути своей совершенно непредназначенном для посторонних ушей?
Ибрагим стал многословно и быстро что-то объяснять, тыча своим коротким указательным пальцем поочередно то в Фомина, то в переводчика. Последний дождался паузы и начал пересказывать услышанное.
– Ибрагим понимает твои сомнения, но он считает, что переводчик необходим. Достаточно одной маленькой неточности, говорит Ибрагим, и исполнитель, то есть ты, поедет не туда, сделает что-нибудь не так, в итоге может получиться, что уберут не того, кого надо убрать. Ты видел переводчика, то есть меня, всего несколько раз в связи с другим бизнесом, – старательно переводил Феликс Люхтер, а переводчиком был именно он, – но Ибрагим знает меня давно и знает, что мне можно доверять.
Ибрагим собрался было выпалить новую фразу на своем беглом языке, напоминающем английский, но Люхтер жестом остановил его, показывая, что еще не закончил.
– Ибрагим говорит, что тебе придется привыкать к моему присутствию, поскольку мне поручено сопровождать тебя в поездке. Моя задача – только билеты, гостиницы и, естественно, услуги переводчика.
– А деньги?
Обменявшись с Ибрагимом парой фраз, Люхтер заявил, что деньги Никита получит сразу же после выполнения работы, прямо на Кипре.
– Это нонсенс, – вежливо сказал Никита, улыбнувшись своей коронной улыбкой, от которой стало всем светлей.
Ибрагим, черный и злой, разразился скороговоркой, Фомин понял только имя собственное – Исмет.
Их сторона выполнила обещание, перевел Люхтер. Залог – 50 тысяч долларов – внесен, господин Фомин на свободе. Теперь его очередь – услуга за услугу!
Фомин на самом деле вышел из тюрьмы. Его привезли в этот дом, он сидит за столом, пьет кофе. Но сумеет ли он, если захочет, прямо сейчас встать и уйти? Это вряд ли. К тому же он и не захочет – куда он пойдет без денег, без единого гульдена?
– Исмет пообещал мне половину авансом, – улыбнулся Фомин.
Едва выслушав перевод, Ибрагим нетерпеливо возразил, что верно, да, но половина уже выплачена, ведь залог внесен – это пятьдесят тысяч долларов – чего же еще?
– Залог – это залог. А аванс – это аванс!
– Еще 50 тысяч?!
– Еще 50 тысяч.
– Ибрагим утверждает, что так не договаривались.
– Исмет обещал именно так, – понятно, что маленький и злой прекрасно об этом знает. – Исмет видел, что я умею. Он выбрал меня не случайно, а потому, что с оружием к объекту не подобраться. Мои услуги дорого стоят.
Ибрагим согласно кивает, слушая перевод. Хорошо, сдается он, двадцать пять тысяч авансом, но паспорт Фомина до окончания работы будет храниться у других людей. Паспорт и остаток суммы – 75 тысяч – после завершения дела. Только так! Задание дает Исмет, но за его выполнение отвечает именно он, Ибрагим. Потому и условия диктует он, Ибрагим. У кого будет паспорт, интересуется Фомин, у Люхтера? Нет, Ибрагим пошлет с ними на Кипр еще парочку своих ребят. Оставшаяся сумма и паспорт будут у них. О’кэй?
Фомин согласился и не спеша рассовал двадцать пять тысяч баксов по карманам пиджака.
Ибрагим заговорил снова, при этом он извлек из конверта несколько небольших цветных фотографий и разложил их на столике перед Фоминым на манер карточного пасьянса. Фомин вежливо отодвинул в сторону маленькую чашку, сделав последний глоток кофе, которым его, на правах хозяина, угостил Ибрагим.
– Благодарю, – старательно сказал Фомин по-английски, – кофе очень хороший.
Ибрагим вдруг рассмеялся, показывая мелкие белые зубы, и что-то быстро сказал Люхтеру, тыча пальцем в чашку.
– Что смешного? – спросил Фомин.
– Ничего, – сухо отозвался переводчик. – Он удивлен твоим познаниям в английском. Он просит тебя перевернуть чашку донышком вверх, левой рукой.
Свою чашку Феликс тоже перевернул на блюдце, показывая, как надо сделать, и подвинул ее через стол к Ибрагиму.
Ибрагим повертел обе чашки и, видимо, остался доволен. Комментируя свои впечатления, он несколько раз произнес “о’кэй” и даже, вскочив из-за стола, подошел к Фомину и похлопал его по плечу.
– Человек, которого тебе надо убрать, здесь на снимках.
– Это я понял, – кивнул Фомин.
На фотографиях был запечатлен толстый лысоватый китаец лет пятидесяти с небольшим. На групповых снимках лицо китайца было обведено красным маркером.
– Ибрагим говорит, что с твоим заданием все будет о’кэй.
– Это я тоже понял.
– Ибрагим безошибочно гадает на кофейной гуще. Его мать и бабка тоже гадали на кофейной гуще. Ибрагим теперь спокоен – ты наверняка сможешь хлопнуть этого китайца, – монотонно сообщил Феликс Люхтер, как если бы переводил страницу из книги, не имеющей к нему самому никакого отношения.
– Что еще он сказал?
– Это касается только меня лично, – поколебавшись, признался Феликс. – Ибрагим сказал, что у меня могут возникнуть проблемы.
– Он узнал это из твоей чашки?
– Да, – переводчик вытащил платок и привычным движением протер стекла очков.
– Скажи ему, что я всяким гадалкам не верю! – заявил Фомин. – Переведи ему.
3
6 мая 1999 года, четверг
С балкона отеля “Палм Бич” открывался чудесный вид. Бассейны, корты, чистенькие автомобили, толпы загорелых веселых людей – все вокруг было погружено в атмосферу солнечной курортной беспечности.
– Значит, так, – строгим голосом сказал Фомин. – Объясняю тебе, Феликс, ближайшую задачу…
– Я здесь только как переводчик, – робко напомнил Люхтер.
– Тем не менее. Ты у меня в оперативном подчинении, да или нет?
Люхтер покорно кивнул.
– Задача такая: отдыхать, загорать, набираться сил. Как, справишься?
Это был их первый день на Кипре. Они прилетели в Ларнаку рано утром, поселились в отеле, позавтракали, после чего Люхтер отправился на пляж, а Никита Фомин решил побродить по городу. Погода стояла отличная, и все складывалось как нельзя лучше. К сожалению, однако, в эти первые часы не обошлось без маленького неприятного происшествия. У Феликса Люхтера пропал бумажник. Денег в нем было совсем немного, меньше ста долларов, но паспорт… там виза, и вообще, без паспорта в чужой стране чертовски неудобно.
– Незачем торопиться и объявлять всем, какой ты лопух, – посоветовал Фомин, блаженно вытягиваясь в шезлонге. – Документы обычно подкидывают, подождем недельку, времени у нас здесь немерено.
– Ума не приложу, как это могло случиться, – огорченно бормотал Феликс.
– Надо спросить у местных воришек.
– Может, где-нибудь среди твоих вещей? – с жалкой улыбкой предположил Люхтер.
– Я-то твой лопатник не трогал, – снисходительно ответил Фомин. – Разве что сам куда засунул. Так ищи. Можешь и меня обыскать, – Никита решительно вывернул карманы своих розовых шортов. – Ищи, я настаиваю!
Переводчик только махнул рукой.
Но если бы он и в самом деле принялся искать свой паспорт в Никитиных вещах, то, конечно, ничего бы не нашел. Еще днем, прогуливаясь по Финикудес, или, иначе говоря, Финиковой набережной, Никита Фомин играючи ушел от присматривающих за ним людей Ибрагима и отнес паспорт Люхтера в ирландскую туристическую фирму, фактически, первую попавшуюся. Здесь Никита, не торгуясь, купил тур в Россию. Изобразить подпись Феликса Люхтера на бланках было проще простого – всего лишь две кривые латинские буковки “F” и “L”.
Долгих десять дней Никита и Феликс оттягивались по полной программе. Пляж, прогулки, водные мотоциклы, рестораны, казино… Деньги Феликс брал у присланных Ибрагимом мордоворотов, и каждая встреча с ними была мучительной.
– Кто в итоге будет за все это платить? – слабо протестовал Люхтер. – Ибрагим спросит с нас за все, за каждый цент…
– Держись, Феликс! Изображать отдыхающих – это работа, и она требует затрат, – туманно отвечал Никита Фомин.
Про китайца он, казалось, и думать забыл. Лишь однажды, вроде как случайно оказавшись вблизи его ресторана, увидев знакомые по фотографиям бумажные фонари с красными кисточками, Фомин с Люхтером зашли перекусить. Господина Цзун Гоу, будущую жертву, они не видели, и неудивительно. Было известно, что китаец ужинает здесь каждый вечер, но до вечера было еще далеко. Никита только заглянул в огромный полутемный зал, перекусить они присели на открытой террасе.
Через день по просьбе Никиты Люхтер позвонил связному. Встречу им назначили в маленьком кафе неподалеку от мечети. Не без труда они нашли нужную вывеску, написанную синими русскими буквами на непонятном языке; вывеска наполовину была закрыта пыльными листьями пальмы. Столики с пестрыми зонтами теснились у входа, огражденного тяжелыми якорными цепями, часть столиков располагалась прямо на мощенном плитками тротуаре.
Никита и Феликс выпили по стакану сока со льдом и лениво разглядывали прохожих. Пик сезона еще не наступил, но отдыхающих, понаехавших со всего света, хватало. В кафе они вдвоем были не единственными посетителями, отнюдь. Хорошо еще, что не пришлось ждать, пока освободится подходящий столик.
Никита, вытянув загорелые ноги в розовых шортах и нахлобучив панаму на переносицу, уже намеревался задремать, когда к ним подсела красивая китаянка, на вид лет двадцати трех, в коротком красном платье. Глаза у нее были как вишни, губы, впрочем, тоже как вишни. Она обменялась несколькими фразами с Люхтером.
– Это она, – сообщил Люхтер, обернувшись к Никите.
– Наш человек в Гаванне, – кивнул тот. – Я уже просек.
Ничего принципиально нового китаянка сообщить не смогла. Она работала официанткой в ресторане Цзун Гоу, того самого, кого надо было убрать. Ресторан, как уже было известно, представлялся наиболее удобным местом для покушения. Цзун Гоу каждый вечер в окружении многочисленной охраны приезжал в свой ресторан и оставался там примерно до полуночи. У Джейн, так на западный манер звали девушку, есть младший брат. Он может помочь. Например, достать винтовку с оптическим прицелом или гранаты. О том, чтобы пронести что-нибудь внутрь ресторана, скажем, спрятать пистолет в мужском туалете, не может быть и речи. Такую задачу рассматривали, и не раз, это невозможно. В конце концов остановились на том, что брат Джейн через три дня запаркует в соседнем с рестораном переулке неприметную автомашину с гранатометом в багажнике. Ключи от багажника должны быть спрятаны под пассажирским сидением, правая дверца – не заперта. Послезавтра по телефону Джейн подтвердит готовность, сообщит приметы и номер машины, и тогда Люхтер передаст ей требуемую сумму.
– Интересная барышня, – изрек Никита, глядя вслед удаляющейся китаянке.
– Понравилась?
– Я ей не верю.
– Не веришь? – удивился Люхтер. – А как же гранатомет?
– Ну, подумай, Феликс, зачем нам с тобой гранатомет? – Никита, казалось, был искренне раздосадован несмышленостью своего компаньона. – Это же военная хитрость. Пускай готовятся к указанному сроку – через три дня.
– А ты… ты хочешь сделать все раньше?
– Завтра вечером, товарищ по оружию, завтра же вечером. А сегодня мы с тобой посетим ресторан господина Цзун Гоу и сделаем кое-какие секретные приготовления.
Паспорт на имя Люхтера с российской визой, билет на ночной рейс из Ларнаки в Москву и даже накладные усы а-ля Феликс Люхтер – все было готово. Зачем же откладывать?
В гостиничном номере Никита велел переводчику раздеться до трусов и аккуратно с помощью скотча закрепил на его теле разные необходимые вещи, а именно: два тщательно запаянных полиэтиленовых пакета с бензином, приспособление наподобие пулеметной ленты, в карманчиках которой помещались небольшие картонные цилиндрики с пиротехнической начинкой, и отдельно – четыре патрона покрупнее, предназначенные для основательного фейерверка. Все это без каких-либо проблем они нашли в универсальном магазине.
– Удобно? – заботливо спрашивал Никита.
– Ну, почему нельзя пронести это в карманах? – возражал Люхтер. – Ладно, я понимаю, бензин в карман не вместится, но эти штуки для фейерверка?..
– Не бубни, Феликс! Доверься мне. Ты ж меня уважаешь?
Когда с экипировкой было покончено, оказалось, что под легким летним пиджаком ничего не заметно, что, собственно, и требовалось.
У входа в ресторан господина Цзун Гоу толпились охранники в красных пиджаках, а сам вход был оформлен в виде трех декоративных арок, окрашенных ярко-красным лаком. Было известно, что в эти арки искусно встроены чувствительные металлодетекторы… Люхтера пропустили беспрепятственно, а Никита Фомин в ответ на вежливый вопрос охранника предъявил ему дезодорант в аэрозольной упаковке. Рослый китаец пожал плечами и сделал разрешающий жест.
Они выбрали удобный столик у стены. Справа от них, за китайским “шведским столом”, располагалось возвышение для оркестра, а напротив, как раз над служебным проходом, выступали два балкончика, предназначенные, очевидно, для особо важных посетителей. По левую сторону тянулась решетчатая стеклянная перегородка, отделяющая основное помещение ресторана от уличной террасы. Оркестр, надо сказать, был совершенно европейским, звучали песни на английском, иногда греческие мелодии, но в паузах, когда оркестранты отдыхали, транслировалась тихая китайская музыка. Меню представляло собою солидную книгу в кожаном переплете, десятки страниц на разных языках. Предлагались блюда итальянской, французской, турецкой, конечно же, китайской, и даже русской кухни, и только “шведский стол” состоял исключительно из китайских кушаний, таких как свиной желудок в кунжутовом масле, древесные грибы, хрустящие лягушиные лапки и прочее.
Зал был заполнен чуть более, чем наполовину, что для такого города как Ларнака не ахти какой показатель. Однако еще не вечер, народ потихоньку подтягивался. К тому моменту, когда они освоились с меню и сделали заказ, на балкончике справа появилась пара – седовласый мужчина с осанкой военного и молодая дама в белом платье и белой шляпе с широкими полями. Дама откровенно уставилась на Никиту и улыбнулась ему, тот автоматически улыбнулся в ответ, показал, на что он способен.
В это время две молоденькие официантки с цветами в волосах стали выставлять на центральную, вращающуюся часть стола, заказанные Феликсом закуски и графинчик с рисовой водкой. Никита потянулся за мисочкой, в которой плавало что-то похожее на капусту, это оказался молочный суп с ананасом, понятно было что есть его надо маленькой фарфоровой ложкой. Все прочее предполагалось есть палочками, но для тех диковинных уродов, которые не умеют палочками, принесли ножи и вилки. Опытный Люхтер от ножа и вилки отказался, а зря. В руках Никиты и нож, и вилка, и даже фарфоровая ложечка могли бы стать серьезным оружием, и запасной комплект – глядишь и пригодился бы.
– Уточка, томленная в пиве, – бархатным голосом сказал Феликс, – рекомендую! – и тут же, изменившись в лице, добавил. – Смотри! На балконе!
На втором балкончике появился знакомый по фотоснимкам господин Цзун Гоу. Он рассеянно смотрел в зал и слушал наклонившегося к нему официанта. Вокруг застыли телохранители – шесть, нет, семь крепких тренированных бойцов. Но что удивительно, рядом с господином Цзун Гоу сидел другой китаец, как две капли воды похожий на него. И к этому второму китайцу в симметричной вежливой позе склонился другой официант.
– Двойник! – возбужденно прошептал переводчик, едва только обслуживавшие их с Никитой девушки с поклонами отошли от стола. – Что будем делать?
– Ху из них ху – не разобрать. Китайцы вообще все друг на друга похожи, – меланхолично заметил Никита. – Придется делать двойную работу. Премиальные заплатят, как думаешь, товарищ по оружию?
Феликс привычным жестом протер очки.
– Никита, – сказал он, вздохнув, – я вообще-то хотел у тебя спросить. Ты это… Ты не думаешь, что тебя могут напарить?
– Как это? – удивился Фомин.
– Как? Да очень просто! Я имею в виду оставшиеся 75 тысяч.
– Могут не заплатить?
– Не только, – осторожно сказал Люхтер. – От них можно ждать всего. Это очень опасные люди. Я их знаю.
– Спасибо, Феликс!
– Я просто хотел предупредить…
– Ты настоящий друг! Давай-ка выпьем с тобой за дружбу!
Закусок наставили чертову уйму, и сколько не закусывай, меньше как будто и не становится. А вот рисовая водка – испаряется она, что ли? Еще немного, и друзья прикончат уже третий графинчик!
В зале между тем возникло оживление. Элегантный седой господин с балкона танцевал со своей спутницей в длинном белом платье. Звучало аргентинское танго. Дама запрокидывала голову чуть не до пола, ее распустившиеся, выбившиеся из-под шляпки волосы прямо-таки касались паркета. Мужчина демонстрировал ловкие, экономные движения фокусника, его сильные руки подхватывали и вращали белоснежную даму. Это было загляденье!
Пользуясь тем, что всеобщее внимание сосредоточено на этой паре, Никита неожиданно привстал, наклонился к удивленно обернувшемуся к нему Феликсу и, захватив его шею, резко сжал ее. Затем осторожно уложил отключившегося переводчика лицом в тарелку, перевернув при этом фужер с остатками водки. Изображая беспомощное недоумение, он стал трясти товарища, пытаясь вроде бы привести его в чувство. Краем глаза Никита заметил спешащего к нему на помощь верзилу-китайца в красном пиджаке с эмблемой ресторана. Тогда, зажав между пальцами зубочистку, Фомин незаметно проткнул ею оба секретных пакета с бензином. На штанах несчастного Феликса проступило огромное мокрое пятно.
– Пи-пи, – извиняющимся тоном сказал Никита подоспевшему охраннику и обильно побрызгал пятно своим дезодорантом. Запах бензина ощущался, но не вполне отчетливо. – Извините, не понимаю, как это могло получиться, – пробормотал он тщательно отрепетированную фразу на английском, – водка…
Китаец попытался приподнять Люхтера, при этом красный пиджак его распахнулся, и Фомин с удовлетворением засек мелькнувшую под мышкой рукоятку пистолета. К их столу подоспел еще один охранник.
Танго закончилось, и все вокруг зааплодировали замечательной паре. Китайцы потащили не способного даже передвигать ногами Люхтера к служебному проходу, ноги несчастного волочились по полу, за ним тянулся мокрый след.
Фомин чиркнул зажигалкой, огонь помчался вслед за Люхтером, и в следующее мгновение в центре ресторанного зала вспыхнул факел. Дико завизжал пришедший в себя Люхтер, которого растерявшиеся китайцы уронили на пол. Посетители, едва начавшие новый танец, остановились, оркестр перестал играть. Объятый пламенем человек катался по полу, потом попытался встать на колени. В это время начали взрываться закрепленные на его теле пиротехнические патроны, и сразу же зал наполнился женскими воплями и криками на разных языках. Слыша хлопки и не понимая, кто и откуда стреляет, охранники, выхватив стволы, беспомощно озирались, одни посетители бросились к выходу, другие пытались спрятаться под столами.
Никита Фомин действовал молниеносно и четко, так, как если бы эта сцена была им тщательно отрепетирована. В два прыжка он настиг охранников, волочивших Люхтера. Справиться с ними было делом секунды, тем более, что оба были заняты – один пытался загасить свои вспыхнувшие брюки, другой же, с похвальной поспешностью достав пистолет и держа его высоко над головой, пытался подступиться к Люхтеру, которому никто уже не мог помочь. Мгновение – и оба китайца вырублены, а в каждой руке Фомина оказалось по стволу. Это были пистолеты системы “Вальтер”, отличные машины. С двух рук, быстро перемещаясь по залу, Фомин открыл огонь. Он стрелял на опережение в тех более расторопных охранников, которые умудрились обнажить свои пушки, одновременно успевая посылать заряд за зарядом в сторону балкона. В Фомина тоже стреляли, но попасть в него было трудно, тем более, что разбегающиеся посетители служили ему отличным прикрытием. Наконец, не видя вблизи способных оказать сопротивление ресторанных секьюрити, Никита сосредоточил огонь из обоих своих стволов на балконе.
Телохранители Цзун Гоу, несомненно, обладали опытом действий в скоротечных перестрелках. И хотя благодаря внезапности Никите удалось сразу же вывести из строя троих из них, оставшиеся четверо функционировали вполне согласованно и грамотно. Один прижимал к столу, прикрывая собой намеченного к устранению китайца, и при этом, не целясь, шмалял в зал из многозарядного прибора типа “Узи”; похоже его нимало не заботили потери среди посетителей ресторана. (Никите, если честно, тоже было на них наплевать, единственное, о чем он думал, это как бы не расстрелять прежде времени весь боекомплект). Два других телохранителя пытались оттащить вглубь, подальше от края балкона второго китайца, который сполз на пол и, уцепившись обеими руками за балясину ограждения, всячески мешал своим спасителям, проявляя под воздействием ужаса невиданную цепкость. Четвертый телохранитель стоял во весь рост, являя собою отличную мишень, тем не менее, он был самым опасным. Он держал двумя руками свой ствол, что-то вроде тяжелого армейского “Кольта”, и, явно выделив мечущегося по залу Никиту Фомина в качестве цели, методично посылал в него пулю за пулей.
Первым делом Никита обезвредил именно его выстрелом в верхнюю часть груди; возможно, этот четвертый телохранитель носил бронежилет, но, судя по тому, как он завалился, Никита попал в незащищенное место. Еще две тяжелые пули из “Вальтера” угодили в бойца с “Узи” и опрокинули его навзничь. Господин Цзун Гоу (или его копия) приподнял голову от стола и тотчас же получил пулю в средину лба. Затем, играючи, Фомин всадил два заряда в лежащего на полу китайца-двойника, создав дополнительные трудности телохранителям, которые пытались его оттащить. А в следующий миг Никите повезло. Эти двое все-таки приподняли китайца так, что открылось его лицо с выражением ужаса и боли. Никита выстрелил из обоих стволов и попал. Мысленно он поставил себе высший балл за стрельбу. Теперь оставалось немногое – выбраться отсюда живым и здоровым.
У входа уже маячили новые секьюрити в красных пиджаках. Фомин всегда знал, что китайцев много, но не настолько же! Эти у входа, конечно, слабые противники, однако не стоит искушать судьбу. Тем более, еще в первый раз осматривая ресторан, Фомин наметил себе другой путь отхода. Приходилось перемещаться не самым удобным образом, поскольку два уцелевших телохранителя теперь вовсю колбасили по нему с балкона, а они были нехилыми стрелками. Пританцовывая, Никита с обеих рук ответил по балкону и, оттолкнувшись, бросился всей своей массой на стеклянную перегородку. Вслед за ним в образовавшийся проем метнулось несколько обезумевших посетителей.
