Максим Калашников
Крылья над Преисподней. Россия и Мегакризис XXI века
Именно тут Эйхфельд наткнулся на удивительные эффекты, сделавшие его сторонником академика Трофима Лысенко. Например, брюква и редька, обычно цветущие на втором году, в Хибинах зацвели в первое же лето. Ячмень «взрывался», как писал сам Эйхфельд. Чем более южные культуры он тут сажал или сеял – тем они лучше давали урожаи. А лучше всего чувствовали себя тут культуры из горных районов. В СССР стало развиваться приполярное сельское хозяйство: уже в 1939 году на душу населения Крайнего Севера произвели 74 килограммов картошки, 23 килограмма овощей, 59 килограммов зерна.
Если это удавалось тогда, на простых технологиях той поры, то какие возможности откроются нам на Русском Севере в эпоху глобального потепления? Особенно если скрестить традиции русских селекционеров и современной генной инженерии? Болота уже Эйхфельд научился превращать в плодородные угодья. А основоположник русской селекции и гибридизации Иван Мичурин (1855–1935) добивался продвижения на север теплолюбивых культур, когда молекулярной генетики еще и в помине-то не было.
Напомним достижения Мичурина. Скрещивая дикие и жизнеспособные породы с южными сортами, он смог выращивать абрикосы в 700 километрах севернее Ростова-на-Дону. Потом – в 1100 километрах… Мичурин успешно гибридизировал южный миндаль с уссурийским (за свою жизнь Мичурин вывел почти 350 сортов разных растений). Он смог «осеверить» груши и виноград. Вы представляете, чего можно добиться русским в мире глобального потепления на нашем Севере, совмещая мичуринство и генную инженерию? Пояс заселенности продвинется и к Полярному кругу, и за него зайдет. Мы знаем, что в далеком прошлом и Антарктида была покрыта лесами. Пускай и в крайне облегченном варианте – но нечто подобное возможно и на нашем Севере. Люди и здесь смогут осушить образовавшиеся болота, вести хозяйство и жить, перемещаясь между футурополисами в основном по воздуху. И воздушными же судами (гибридными ЛА) возя грузы. В условиях полярного дня мы получим отличные урожаи. А в пору полярных ночей обитатели сих мест могут и на юг отправляться. Хоть на Мальдивы. Был бы у нас хороший воздушный флот! Может, мы еще освоим строительство плавучих городов – чтобы проводить время в теплых морях. Но это отдельная тема…
Призрачно все в этом мире бушующем…
По разумению Максима Калашникова, легкой жизни не будет. Но испытания – все-таки не смерть. Предки оставили нам неплохие земли. Будто что-то знали, о чем-то догадывались, когда при царях московских шли через Сибирь, а при Сталине – одержимо штурмовали Арктику.
Глобальная ломка климата, голод, войны, жажда, экономические кризисы и этнические чистки, моровые поветрия и психопандемии сметут прежние границы государств. Сметут мусор «национальных государств» – и приведут к новой эре империй. Выстроить свою империю-ковчег, осуществив русские преимущества – вот наша задача…
Пояса безопасности для империи-ковчега
Стоит ли бояться того, что сотни миллионов обитателей юга Евразии устремятся на Русь, в ее Сибирь, уходя от жажды и голода? Ведь на их пути – расширяющийся пустынный пояс…
По глубокому убеждению Максима Калашникова, песчаное море, переходящее в растрескавшиеся «плитки» такыров и засушливые полупустыни, хранит русских от массового нашествия гостей с Юга. Песчаный «океан», что, соединяясь с Сахарой, покрывает и Синай, и большую часть Ближнего Востока, переходя через пустыню Ирана в барханы Черных и Красных песков (Каракумы и Кызылкумы), в пустыни Афганистана, а от них – к бескрайним просторам Великой Гоби, волей-неволей отсекает наши земли от перенаселенного азиатского ада…
Допустим, что сотням миллионов жителей Бангладеш и Индии, Афпака и Ирана, да и той же Средней Азии, по мере усиливающегося глобального потепления придется спасаться от жажды (нехватки пресной воды) и голода, от засоления почв и их эрозии. В принципе, им надо двигаться на Север.
В южноуральские и сибирские земли. Там можно будет жить и в жарком мире с насыщенным углекислым газом воздухом. Более того, при потеплении в Сибири разрастется лес, ее плодородные житницы станут чертовски привлекательными. И местные большие реки не иссякнут. Как и сокровища сибирских недр.
«…Когда государь прочел поданную ему генералом Кисовым телеграмму, лицо его стало еще мрачнее.
– Итак, – проговорил он, – со вчерашнего дня нет никакого сообщения с великим князем, моим братом?
– Никакого, ваше императорское величество, и я даже опасаюсь, что скоро телеграммы будут доходить только до азиатской границы.
– Послано ли предписание войскам Иркутского, Якутского и Забайкальского округов двинуться к Иркутску?
– Этот приказ был отдан им в последней телеграмме, которую удалось переправить за Байкал.
– Есть ли еще сообщение с Енисейской, Омской, Тобольской губерниями и Семипалатинской областью?
– Точно так, ваше императорское величество, и в настоящее время известно, что бухарцы еще не перешли за Иртыш и за Обь.
– Есть ли известия об изменнике Огареве?
– Никаких, – отвечал генерал Кисов. – Неизвестно, перешел ли он границу или нет.
– Пошлите немедленно секретное предписание искать его в Пермь, Екатеринбург, Касимов, Тюмень, Ишим, Омск, Колывань, Томск и во все телеграфные пункты, сообщение с которыми еще не прервано.
– Приказание вашего императорского величества будет исполнено, – отвечал Кисов…»
Улыбаясь, читаем этот отрывок из романа Жюля Верна «Михаил Строгов» 1876 года. В коем «татары» (узбеки, таджики и киргизы среднеазиатских Хивинского ханства и Бухарского эмирата, надо понимать – с частью туркмен) вторгаются в нашу Сибирь. Уже тогда это было даже не фантастикой, а фэнтези чистой воды. Отряд русских в тысячу штыков мог гонять десятитысячную рать бухарцев.
Ну а теперь представим, что неровный по краям пояс пустынь расширился. И как жителям бедствующей южной Азии достичь спасительных пределов Сибири?
Им потребуется пересечь пески и такыры, где царят зной, ветер и жажда летом. А зимой – лютый холод. При жажде…
А что такое – путь сквозь Каракумы?
Песчаные стражи
Путь через пески крайне опасен. Даже южные степняки, туркмены, крайне уважали кумли – людей песков. Тех, кто умел странствовать по пустыне. Таким искусством обладали (и обладают!) отнюдь не все туркмены. Не сбиться с пути, найти колодцы – дабы не умереть от жажды… Да и вода в таких пустынных криницах подчас смертельно опасна, надо уметь ее очистить. Вспоминаются строки из дневников одного из участников Каракумской экспедиции 1927 года, Абрама Бродского («В центральных Каракумах» – сборник «На суше и на море», 1987 г.). Биологи и почвоведы ушли в песчаное море, в самые гиблые его места.
«Надо было рассчитать все расстояние в километрах, согласовать их со временем караванного хода (примерно 3 км в час) и все это увязать с временем, потребным для перехода от колодца к колодцу. Последнее было труднее всего: приходилось больше гадать, где расположены эти колодцы, ибо хороших карт не было, а если на имевшихся источники воды и были обозначены, это вовсе не означало, что мы их действительно там найдем. Они могли быть засыпаны или, что еще хуже, испорчены басмачами (в Туркмении их называли колтоманами). Но все же удалось наметить план будущего пути.
Активность колтоманов нам пришлось учитывать серьезно. Они могли напасть на караван, поскольку с территории Афганистана и Ирана часто переходили нашу государственную границу и совершали набеги на местных жителей и советские учреждения.
…Особенно меня привлекли чарыки – местная обувь, веками приспособленная для ходьбы по сыпучему песку. Сделаны они из целого куска мягкой кожи, со вздержкой из ремешка по верхнему краю и очень похожи на мокасины североамериканских индейцев. Чарыки не вязнут в песке и, затянутые сверху, не пропускают песок внутрь. Я решил купить их, и потом они мне очень пригодились, особенно когда пришлось много идти пешком по сыпучему песку барханов. Приобрел я и толстые шерстяные носки-джурабы, что предохранило мне ноги от потертостей их стременами…
…Последний арык с водой, последняя свежая зелень люцерны, последний взгляд на тающий в дымке белоснежный хребет Копет-Даг. Берем направление на север, и вот уже начинаются пески, так называемые незакрепленные барханные. Они безжизненны, и только во впадинах между барханами встречаются редкие злаки и осока. Они вовсю зеленые, но жизненный цикл у них короткий. Они эфемеры. Их рост и развитие скоро закончатся, образуются семена, а стебли и листья засохнут. До следующей весны, когда обилие влаги снова вернет их к жизни…
…Пройдя пояс барханов, мы оказались среди пухлых солончаков. Соль выступала белым налетом на почве, местами он был такой толщины, что походил на снег. В этих солончаках лошади проваливались почти до щеток на ногах, верблюды же со своими «подушками» шли спокойно…
…Вчера мы прошли пояс барханов и пухлые солончаки, а сегодня попали в бугристые пески. Бугры сложены почти все из незакрепленного песка, только у основания встречаются редкие кусты селина и верблюжьей колючки, а во впадинах – эфедры и гармалы…
…Медленно идет караван, и мы не подозреваем о том, какие сюрпризы готовит нам погода. Это выяснилось лишь к двум часам дня, когда вдруг поднялся сильный ветер, очень скоро превратившийся в настоящий ураган. Верхушки барханов начали «дымиться», песок тучами летел по ветру. Было видно, как мгновенно создавались и быстро исчезали целые гряды песка. Яркое солнце, ненадолго выглянувшее из-за облаков, померкло и превратилось в мутный, еле заметный светлый кружок; стало темно. Защитные очки-консервы мало помогали – песок летел в глаза, рот, уши.
Ветер не прекращался весь день и всю ночь. Попытка поставить палатки ни к чему не привела – их моментально сорвало ветром. Только выждав, когда ветер временно немного стих, мы укрепили наветренные края палатки мешками с ячменем. Верблюды лежали, вытянув шеи, плотно закрыв ноздри и глаза. Только к полудню следующего дня ветер успокоился, переместившийся во время урагана песок совершенно изменил окружавший нас рельеф – где были барханы, теперь появились впадины, а в бывших впадинах возникли новые барханы.
Пришлось заняться ликвидацией последствий урагана – удалять песок, проникший всюду – в одежду, в фотоаппараты, в ящики с приборами, в записные книжки. Долго чистили оружие – у винтовок из-за песка не вынимался затвор, у наганов не проворачивался барабан…
…Между барханами все чаще и чаще стали попадаться глинистые площадки-такыры с одинокими кустиками верблюжьей колючки. Почва на их поверхности растрескалась, и образовались многоугольники. Обычно она очень твердая, но тогда еще не совсем просохла от весенних дождей, и наши лошади оставляли на ней следы. Поверхность такыра казалась безжизненной, но я нередко видел на ней гнезда крупных рыжих муравьев-фаэтонов. Их гнезда торчали как большие кучи земли, вынесенной из-под глинистой корки такыра.
На одном из такыров мы обнаружили временный водоем – «кхак», обнесенный полуразрушенной глиняной стеной – дувалом. В этот водоем туркмены собирали весеннюю дождевую воду.
Позже мы встретили и другие типы временных водоемов, в частности «куйму». Это мелкий водоем, скорее лужа, где вода сохраняется почти до конца мая. Пресной водой из «куйм» и «кхаков» наполняются колодцы. Если в нем уже есть соленая вода, то пресная, как более легкая, плавает поверх соленой. Такие колодцы засыпают песком и отрывают тогда, когда истощится вода в «куймах» и «кхаках».
Сейчас в Каракумах пробурено много артезианских скважин, дающих хорошую пресную воду, но древние способы собирания и хранения воды кое-где сохранились и местами используются до сих пор.
К концу мая, а зачастую и гораздо раньше, вся вода в «куймах» и «кхаках» высыхает, и дно их превращается в твердую, раскаленную под лучами горячего солнца глиняную корку. Казалось, что в таких условиях никакая жизнь невозможна. Однако, фильтруя воду через планктонную сеть, мы нашли там большое видовое разнообразие коловраток, ракообразных – циклопов, дафиний и жаброногов-хироцефал. Встретились и личинки комаров.
…Обилие жизни в водоемах и колодцах важно и интересно для ученых, но весьма неприятно для потребителей воды. Иной раз, наклонившись над бочонком, чтобы набрать воды во фляжку, я отшатывался при виде сплошной массы кишащих там жаброногов величиной с половину спички.
В одном из встреченных нами аулов, в Кара-Мурате, мы застали картину тогдашнего быта туркмен в пустыне. Даже первые впечатления говорили о том, что в ауле сохранился еще феодальный строй и сословные различия: кто побогаче, жил в хороших юртах, победнее – в примитивных шалашах. У первых было много скота, особенно курдючных овец. Мы поинтересовались, надолго ли хватает аулу весенней воды в «кхаке». Оказалось, что запас этот не так мал – воды для 1 000 овец хватало на 20–30 дней. Потом аул снимается с места и откочевывает к своему родовому колодцу, до поры до времени засыпанному песком…»
«…Солнце продолжало раскалять песок, доставалось и нам. Температура воздуха в тени достигала уже 37°. Целый день, сидя в седле, мы находились под горячим солнцем, и от него некуда было деться. В седельной сумке – куржуме всегда была фляжка с водой, но она предназначалась только на вечер. В начале нашего путешествия мы после долгого перехода по неопытности садились отдыхать прямо на песок, но тут же вскакивали: он был раскален. Скоро мы догадались снимать верхний слой сантиметров на 15–20, под ним оказывался прохладный и даже сырой песок.
Наше монотонное движение с «верблюжьей скоростью» по барханам, такырам и бугристым пескам иногда прерывалось сильным и внезапным ветром, поднимавшим тучи песка. Сразу темнело, и трудно было сказать: что было хуже: жгучее солнце или ветер с песком вперемежку. Кроме того, наше оружие приходило в негодность и его надо было каждый раз тщательно чистить…
Девятый день в песках. Запасы воды в бочонках почти кончились, а остатки испортились, и в ней развилась всякая живность. Хуже всего было с лошадьми, без воды они могли погибнуть, в то время как верблюды могли еще терпеть. Но шли верблюды все тяжелее. Уже не раз некоторые ложились в пути, а поднимать их стоило больших трудов. Решили, так и не дойдя до колодцев, сделать остановку. После короткого отдыха, дав не более четверти ведра воды лошадям, мы снова пустились в путь, пытаясь скорее дойти до колодцев Мамет-Яр…
…На пути к колодцам Мамет-Яр встретили дождевую яму, где сохранилось немного воды, но она была буро-желтого цвета, непрозрачная и с сильным аммиачным запахом. Пить ее нельзя было, нельзя было и поить лошадей. Так ни с чем мы двинулись дальше. Постепенно такыры стали встречаться реже, а пески стали менее закрепленными. Непрерывно дул сильный ветер, хотя даже слабому достаточно пяти минут, чтобы совершенно сгладить следы каравана на поверхности барханов. Очевидно, опытный караван-баши ориентировался в пути не столько по местным знакам или следам, сколько по положению солнца, а ночью – звезд.
С трудом, но мы все же дошли до колодцев Мамет-Яр. Напоили животных и наполнили свои бочонки.
Всего мы насчитали в Мамет-Яре 19 колодцев, но только в восьми из них вода была пригодна для питья. Она стояла на большой глубине – не менее 20–25 м ничтожным слоем в 10–15 см и имела резкий запах сероводорода. По словам местных жителей, запаса воды было достаточно только для того, чтобы напоить один раз 100 верблюдов и 1 200 овец. Остальные колодцы были либо без воды, либо прикрыты колючей травой – знак того, что колодец не действует.
Мы оказались свидетелями того, как местные жители достают здесь воду из колодцев. Туркмен на длинном аркане опускал в колодец мешок из шкуры барана емкостью 3–4 ведра, растянутый на крестовине, а назад его вытаскивал верблюд, которого мальчик вел прочь от колодца; в другой раз мы видели, как ту же операцию проделывали четыре туркмена. Вокруг колодца толпились верблюды, их поили из небольших деревянных колод. Как нам сказали, верблюдов и овец поят не чаще чем один раз в 2–3 дня….»
Как представить себе движение масс переселенцев из Ирана, Индии, Пакистана, Бангладеш, Афганистана, Средней Азии сквозь пояс пустынь Средней Азии и Казахстана? В виде живых «змей». В головах колонн должны идти боевики, дальше – кибитки с женщинами, детьми и стариками. Да-да, на автомобилях двигаться не получится – топлива взять неоткуда. И тут же – первая трудность: где взять столько лошадей и верблюдов. Просто негде.
Вторая трудность – переселенцы, принадлежа к разным верам и языкам, просто примутся нападать друг на друга. Ведь надо бороться за источники воды, еды и горючего. Да и идти сквозь те районы, где есть местные жители, не очень гостеприимно настроенные к пришельцам-переселенцам.
Третья трудность: по пустыне теоретически можно двигаться по линии автотрасс и железных дорог, построенных в основном русскими (и отчасти – уже после 1991 года). Но воды-то там мало! На движение многотысячных масс местные артезианские скважины не рассчитаны. Придется вступать в бои с местным населением, защищающим живоносные скважины и колодцы. При этом при переходе через пустыни большинство таких «людских змей» попросту погибнет.
Даже если представить такое Великое переселение (чисто гипотетически!), то скорее опасность грозит обитателям среднеазиатских оазисов. Например, Ахалтекинского, жмущегося к горному хребту Копет-Даг в Туркмении, Мервского, Ферганской долины. Или жителям относительно богатых пресной водой Таджикистана и Киргизии. Или обитателям речных долин Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. Сюда из опустынивающегося Афганистана начнут рваться воинственные ираноязычные племена, привычные к кочевому образу жизни (взгляните еще и на Зону племен или линию Дюрана в Пакистане). Под знаменем радикального ислама они могут угрожать светским коррумпированным режимам некогда русской Средней Азии, а в перспективе – и Казахстана. Однако оазисы сии не так уж и велики.
Такую гипотетическую угрозу Великого переселения русские всегда могут парировать, применив разгром движущихся «живых змей» с воздуха, силами и привычных истребителей-бомбардировщиков, и беспилотных ударных систем, и боевых вертолетов. Главное – создать сильный заслон на пути китайской экспансии, что гораздо более реальна.
Куда пойдут потоки экологических беженцев?
Поэтому в реальности великий исход из голодных, терзаемых нехваткой пресной воды, теснимых пустынями земель юга Евразии примет формы просачивания, нелегальной миграции. Подобно наплыву беженцев из Сирии в Евросоюз в наши дни. Поток мигрантов – экологических выгонцев направится по более удобному пути: в турецкую Малую Азию. А оттуда всеми правдами и неправдами – в Европу, причем по Средиземному морю тоже. В грядущем мире страданий от зноя, голода и жажды именно моря становятся «мостами» из бедственных регионов в относительно благополучные. Наша Великая Русь в сем мире окажется защищена полосами пустынь и сухопутных неудобий.
В этом – наш великий исторический шанс на превращение в империю-ковчег. Важно его не упустить и не утратить контроль над своей территорией…
Глава 4. Почему мировой ядерной войны не будет еще очень долго?
– А вы не опасаетесь того, что до того, как наступит рисуемый вами Мегакризис человечества, мир погибнет в Третьей мировой, ядерной войне? – спросит меня дотошный читатель.
Нет, не боюсь я этого. И Третья мировая уже отгрохотала, только многие сего и по сию пору не поняли. Всегда иронически улыбаюсь, когда медиа поднимают суматошные истерики по поводу того, что вот-вот начнется Третья мировая ядерная война. Или что Америка изнывает от желания начать Большую войну. Которая, кстати, тоже перерастет в атомную бойню, что бы нам там ни говорили. Или что Запад нападет на Российскую Федерацию. Простите, это трескотня для наивных.
Нет, друзья, в ближайшие 30 лет нас ожидают совершенно иные войны и вызовы.
Самый реальный сценарий уничтожения РФ и третий кризис военного искусства
По моему глубокому убеждению, единственный реалистический сценарий уничтожения Западом Российской Федерации – это вызвать в ней разрушительную революцию и гражданскую войну. Как в пору 1918–1922 годов. И войти сюда как интервенты. Как это было в ту Гражданскую, когда силы Запада и Японии высаживались в Мурманске, Архангельске, Одессе, в Крыму и Приморье. Только теперь в гораздо более жестком варианте. Но никакого массированного ядерного нападения США или НАТО на нас не ожидаю вовсе. Почему? Потому что до сих пор не преодолен ракетно-ядерный тупик, в который мир забрел более полувека назад…
Сегодня мы живем в эпоху уже третьего кризиса современного военного искусства. Он до сих пор не преодолен – и потому лично я не опасаюсь страшной всеохватной ядерной войны между сверхдержавами. Ни между РФ и США, ни между США и Китаем, ни Российской Федерации с КНР.
Первый кризис современного искусства наступил в середине XIX столетия. Когда появились винтовки – нарезные ружья, штуцеры. Бившие намного дальше тогдашних гладкоствольных пушек. Они-то нарезными стать еще не успели! Веками артиллерия служила главной силой на поле боя, Наполеон громил колонны вражеских войск залпами стопушечных батарей. Картечь, визжа, сметала наступающие колонны пехоты и рассеивала конницу. Но ко времени Крымской войны 1853–1856 годов оказалось, что штуцеры-винтовки бьют вдвое дальше полета картечи и намного дальше, чем пушки стреляют ядрами, гранатами и бомбами. Стрелки издали выбивали орудийные расчеты, парализуя артиллерию. Да и старые боевые построения, плотные колонны и шеренги, просто расстреливались с большой дистанции.
Однако сей первый кризис удалось довольно быстро преодолеть. Пушки тоже стали нарезными и дальнобойными, появились шрапнель и осколочно-фугасные снаряды, а войска перешли к действиям в рассыпном строю и редких стрелковых цепях. Благо и винтовки стали казно- и многозарядными.
Второй кризис разразился в 1914 году. Пулеметы и скорострельные пушки, колючая проволока и окопы загнали боевые действия в тупик позиционной войны. Попытки сухопутных сил наступать превращались в кровавые массовые бойни, оборона стала сильнее натиска. Выходом из тупика стало появление в 1916 году танков и штурмовых групп, а потом – и пикирующих бомбардировщиков. 1939–1940 годы и успехи немецкого блицкрига, равно как и разгром русскими японцев на Халхин-Голе, показали, что кризис позиционного тупика стал достоянием истории.
Но очень быстро наступил третий кризис современного военного искусства. Ракетно-ядерный. «Правильная», полномасштабная, классически-горячая война между крупнейшими силами мировой политики стала бессмысленной и невозможной. После обмена ударами даже не несколькими тысячами, а даже несколькими сотнями ядерных (а тем паче термоядерных) боеголовок человеческая цивилизация прекратит свое существование. Даже если из-за огромных пожаров не наступит глобального многолетнего похолодания (ядерной зимы), то высотные ветры и струйные атмосферные течения разнесут радиоактивные облака буквально повсеместно. А от хаоса и дезорганизации, что неизбежно наступят, погибнут миллиарды людей. И от лучевой болезни получатся гекатомбы. А дальше – голод, резня, эпидемии, непредсказуемые мутации. В такой войне победителя, получающего выгодный себе миропорядок, не выходило ну никак! И до сих пор не выходит.
Неудавшиеся попытки найти выход
Оказалось, что с развитием средств раннего предупреждения, систем управления ракетно-ядерными войсками и подвижных средств запуска баллистических ракет, появлением метких разделяющихся боеголовок и крылатых ракет невозможно обезоружить противника внезапным упреждающим ракетно-ядерным ударом. Все равно противник засечет массовый пуск ракет и успеет ответить – встречным ударом. Да и если грохнуть тысячью боезарядов по позициям стратегических сил другой державы – все равно радиационное заражение планеты окажется роковым. Поэтому уже к 1970 году стало ясно, что надежды на упреждающий удар нет никакой. Даже у китайцев что-то уцелеет в скальных убежищах и горных туннелях – и их ракеты потом прилетят в цель. Да так, что мало не покажется.
В реальности-то последней возможностью провести ограниченную ядерную войну между нами и США было окно 1959–1962 годов. Тогда американские СЯС еще не прятались в шахтах и бункерах, не имелось спутниковых систем раннего обнаружения ракетной атаки, а СССР обладал всего несколькими ракетами Р-7, способными достичь Америки. И стояли они на открытых площадках в Плесецке и на Байконуре, и готовить их к старту приходилось сутками. Большинство бомбардировщиков Ту-95 с ядерными бомбами было бы уничтожено еще над Канадой и Аляской. То же самое ждало и советские подлодки, которые несли ничтожное число ракет средней дальности. Ведь для их запуска тогда приходилось всплывать, что резко повышало уязвимость субмарин.
Тогда можно было быстрым ударом снести неприятельские СЯС, однако на такое не пошли ни Вашингтон, ни Москва. Теперь же эти времена ушли безвозвратно. В нынешней реальности США не решаются начать полноценной войны ни с Ираном, пока не имеющим ядерного оружия, ни с КНДР, чей ракетно-ядерный потенциал – всего один процент от российского. В реальности Индия с Пакистаном боятся развязать ядерную войну друг с другом, прекрасно понимая, что они и друг друга как организованные страны разнесут на клочки, и потом принудительному разоружению подвергнутся. В этом мире любое крупное неядерное столкновение между США, КНР и РФ неминуемо выльется в обмен ударами оружием массового поражения.
Рухнула надежда уничтожить РФ как ядерное великое государство после гибели СССР в 1991-м. Хотя расчет на то, что унаследованные от Советского Союза стратегические арсеналы подвергнутся деградации; на то, что Российская Федерация превратится в нищего «ядерного карлика» с ничтожным стратегическим потенциалом, у Запада явно имелся. И тут даже ярые противники нынешней власти вынуждены признать: команде Путина удалось сохранить ядерную мощь самого большого обломка СССР и начать серийное производство новых МБР. Сам же Запад с 1991 года так и не сумел создать средства молниеносного уничтожения русских ракет на земле и на взлете, равно как и полномасштабной, «непробиваемой» противоракетной обороны Североамериканского континента и Европы.
Даже хваленые крылатые ракеты не смогли стать гарантированным средством для обезоруживающего и обезглавливающего удара. Почему?
Сломанный «ключ» крылатых ракет
Низколетящие крылатые ракеты слишком медленны, чтобы стать оружием первого обезоруживающего удара: на их массовый запуск по целям хоть на нашей, хоть на западной территориях противники успевают среагировать и ответить, пока идущие на бреющем «крылатки» будут часами плестись к целям со скоростью коммерческого авиалайнера. А если применять гиперзвуковые КР, то им-то придется лететь с околокосмической скоростью в верхних слоях атмосферы. Да еще и медленнее, чем баллистические ракеты.
Неужели мы настолько наивны, чтобы думать, что в РФ (или в США) не заметят массового запуска и полета гиперзвуковиков и не успеют ответить атакой старых добрых баллистических межконтинентальных снарядов? И спутниковые, и наземно-радарные системы предупреждения о ракетно-ядерном нападении засекут сотни высотных гиперзвуковых целей – и нападающий получит смертельный контрудар! Ведь, напомню, гиперзвуковые крылатые ракеты не могут лететь низко – они попросту расплавятся в нижних слоях атмосферы (в тропосфере) из-за перегрева. Сопротивления воздуха еще никто не отменял, чай, не на Луне и даже не на Марсе живем. Да и не так скоры новомодные гиперзвуковики, как старые баллистические ракеты.
Итак, скорость гиперзвуковой ракеты «Циркон» (РФ) – 9 тысяч километров в час. Или 2,5 километров в секунду.
Старая американская ракета «Минитмэн» идет к цели со скоростью в 6,7 километров в секунду.
«Тополь-М» – 7,9 километров в секунду.
Старая советская «Сатана» («Воевода») разгоняет свои боеголовки до 7,3 километров в секунду.
То бишь баллистические ракеты быстрее гиперзвуковиков почти троекратно. Так что и здесь – никакого выхода из Третьего кризиса военного дела в наши дни. Не выходит чудо-оружия из «крылаток», даже гиперзвуковых…
Страх смерти растет
На все это наложилось «снижение болевого порога» на Западе. Он панически боится любых больших людских потерь. Против большой атомной войны играет нарастающий страх смерти. Угроза потерять от ядерных ударов даже два-три мегаполиса в США повергает янки в шок. Мы знаем это по истории Карибского кризиса 1962 года. Тогда американцы не решились начать войны, хотя превосходили СССР по средствам ядерного нападения в десятки раз. С тех пор боязнь перед массовыми жертвами в Соединенных Штатах стала еще больше, не говоря уж о Европе. Катастрофическое, жестокое уничтожение даже нескольких крупнейших городов Америки способно привести к развалу их государственной системы и неописуемому экономическому кризису. Смешны бредовые рассуждения тех «профессоров кислых щей» о том, что тайные хозяева Соединенных Штатов, все эти мастера великих лож и крупные финансисты якобы настолько одержимы стремлением к власти над миром, что, мол, готовы принести в жертву часть населения Заатлантической республики.
Правда? Хочется спросить у этих горе-аналитиков и шарлатанов: а вы всерьез считаете, будто ротшильды-рокфеллеры так хотят потом десятилетиями сидеть в подземных убежищах? Ведь превентивный ядерный удар по РФ все равно не предотвращает ответно-встречного массового контрудара русских СЯС. Даже если допустить, что американская ПРО способна сбить при отражении массированной ракетной атаки 200 боеголовок (допущение фантастическое), то и в таком случае на долю американцев придутся сотни пропущенных русских ударов в сотни килотонн каждый. После чего и США прекратят существование как организованная сила, в них воцарятся радиационный кошмар и ад социально-экономического хаоса. Да, если всесильные ротшильды-рокфеллеры, которые в нашей шизофренической конспироложской пропаганде все более приобретают черты средневековых дьяволов, и решатся на ядерное нападение на РФ, то придется им одновременно бить и по Китаю. Ведь в послеапокалиптическом мире, после обмена ударами оружием массового уничтожения между США и РФ, Китай, сохранив нетронутым свой промышленный потенциал, вооруженные силы и изрядную долю населения, просто превратится во властелина мира. Коему никакие американские финансисты, никакие ротшильды с рокфеллерами, не нужны совершенно. Ни в каком качестве. А если бить упреждающе и по КНР, и по нам, то хозяева США, рвущиеся к мировому господству, получат радиоактивный, сошедший с ума мир.
