Максим Хилов
Манипуляция
Глава 4
4 глава
Я бегаю по квартире, как сумасшедший в поисках вещей, которые могут мне пригодиться на работе. Я опять опаздываю. Вики уже давно и след простыл. Обычно, она зная о моей рассеянности заранее сама всё приготавливала, для меня. Видимо решила проучить за какое-нибудь действие по-отношению к ней с моей стороны. Гадай, не гадай, всё равно не угадаешь. Скорее всего это так и останется тайной покрытой мраком. Она забудет, а я не стану напоминать. У меня возможно не меньше всяких бзиков. Без терпимости в отношениях удачи не видать.
На мобильном куча пропущенных от Лёхи. Леха – это мой личный оператор, а вместе связка, звено. Я заглядываю в окно лоджии и вижу наш потрепанный жизнью фургон "фольксваген". Я знаю, что он сейчас много курит там внизу и распекает меня на все лады. Мой коллега в общем-то спокойный и уравновешенный тип, но если всё начинает выбиваться из графика и идти ни по плану, тут-то он способен сорваться. Он держится крепко обеими руками за нашу работёнку, а я в свою очередь может быть специально хватаюсь за неё лишь кончиками пальцев. Лёха в последнее время повадился часто говорить, что со мной происходит какая-то нездоровая ерунда и что, если я не возьму себя в руки и не соберусь, всё закончится не радужным финалом. Мой пунктуальный коллега не догадывается о том что, я это знаю намного лучше него.
"Каждый роет себе яму сам" – не помню кто это сказал. Я же работал над ней с каким-то остервенением.
Наконец-то собравшись с горем по полам, я выбрался из своего уютного гнёздышка, которое временами терпеть не мог. Приступ с утра? Пугающая частотность. И опять я замерзаю во льдах северного полюса, бреду с копьём в доисторические времена…
Дёргаю за ручку пассажирской двери нашего фургона (нашего это конечно громко сказано нам его выделила редакция частного канала на который имеем счастье трудиться), она остаётся равнодушной к моим манипуляциям. Я делаю руки козырьком и прильнув к окну пытаюсь разглядеть через тонировку Лёхин силуэт. Вижу не довольный профиль. Он специально смотрит прямо перед собой и делает вид, что не замечает меня. Ну, разве не ребячество? Я психую и начинаю долбить по окну кулаком. Лёха добавляет громкости на магнитофоне и всё так же смотрит вперед, затем флегматично показывает мне средний палец. Снег валит с дождём и как-будто специально норовит залететь мне в аккурат за воротник. Я осознаю, что виноват сам, заставил его торчать под окнами битый час, но меня приводит в неистовство упрямство Лёхи. Он готов пожертвовать на мой взгляд более менее дружественными отношениями. И ради чего? Ради своих долбанных правил. Мне хочется набить ему морду и покончить разом со всем этим дерьмом. Я не уверен, что мне сейчас под силу такая задача, хотя и посещаю периодически "Gym", и бывает мучаю "мешок". Но реальная драка это другое. Было бы не плохо это сделать. В другой жизни я бы так и поступил. Не здесь и не сейчас.
Удовлетворившись местью, Лёха смилостивился и открыл дверной замок. Я забрался внутрь машины не утруждая себя отряхнуть налипший на воротник и плечи мокрый, липкий снег. Он и не взглянув на меня сразу тронулся с места в полной тишине. Остается надеяться, что Лёха вполне удовлетворён тем, что выставил меня полным болваном в глазах вездесущей Людмилы Павловны.
– Ну ты и придурок конечно – через некоторое спокойно выцеживает Леха.
Он отходчивый. А я? Со мной всё сложнее. Он знает чего хочет. У меня всё запущено в этом плане.
– Без нас ничего не случится. Ты сам это прекрасно знаешь. Мы как падальщики подбираем чужие объедки.
– И всё же наша "Стальная подкова" по головке нас не погладит. Мы запороли утренний репортаж… ты запорол – спохватился Лёха.
"Стальная подкова" – это наш босс злой и требовательный. Это высокая, стройная дамочка, которой перевалило за пятьдесят. Надо отдать ей должное, она по-прежнему пребывает в превосходной физической форме и даст фору любой взбалмошной пигалице. Но вероятно она уже столкнулась с возрастными изменениями женского организма. В виду чего готова спустить с нас при удобном случае три шкуры.
Москва встала. Стоит в прямом смысле. Мне кажется, что мы за последние пол часа не продвинулись и на километр. Это полностью моя заслуга. Лёха был у меня во время. Он курит. И делает это часто. Мучает пластмассовую коробочку из которой почти без перерыва валит дым.
– Думаешь это скоро закончится?
– Что? – отрешённо спрашивает Лёха.
– Вся эта возня.
– Надеюсь что нет, – не стесняясь отвечает он – Чем дальше, тем нам лучше. Или ты этого сам не знаешь?
– Когда ты успел стать такой сволочью?
Леха ухмыляется. Продолжает:
– Раз ты такой правильный… Почему ты тогда здесь? В нашем фургоне. Я знаю, что он тебя бесит, но это не мешает сидеть в его удобном кресле.
– В высшей степени не справедливо! – возразил я.
– Не валяй дурака.
– Тебе известно доподлинно, что я записывался в добровольцы.
– Доподлинно, вот именно. Позерство.– чувствовался холод в его голосе.
– О чём ты?
– Ты хочешь сказать, ты мол сделал всё что мог. Записался, а тебя бедолагу не отпустила с работы "мамочка". Тебе не показалось, что ты как-то легко сдался?
Я действительно настаивал не сильно. Лёха раздражает своим умением проникать в самую суть вещей. Только в практическую часть.
Я решил сказать в своё оправдание:
– Мне честно хотелось туда к ним, хотя я и не знаю была бы там от меня польза или нет.
– Ближе к сути. Ты эмоционально загорелся под воздействием впечатления, а в скором времени твой запал угаснет. Уж мне-то поверь. Я хорошо внял эту пищу, когда был спецкором в Сирии. Ничего там нет; не привлекательного, не возвышенного… Разрываются снаряды, свистят пули… А в конечном счёте пустота. И может быть тишина. Вот в тишине что-то есть. Тишина, чем-то привлекает. У безумия нет логики.
Справа на соседней полосе дороги с нами поровнялась ярко-красная "BMW". Я постарался переключить внимание на её владелицу. За рулём сидела довольно привлекательной наружности молодая особа. Не успев толком прекратить движение, она продолжила поправлять макияж. Я опустил окно и бесцеремонно уставился на этот завораживающий процесс. Обычно я себя так не веду. Лёха, как-то глупо взглянул на меня. Он, я полагаю давно забил на мои закидоны, лишь бы его не касалось. Девушка не могла не заметить, что она является объектом наблюдения, но виду не подавала. На ней была белоснежная шубка "автоледи" полностью расстёгнутая и так как мы занимали позицию на пол корпуса впереди, я видел, что было там за распахнутыми белыми вратами. Нет ни рай. Даже не близко.
Мокрый снег застилал серое, дорожное полотно. Касаясь его, он сразу морщился превращаясь в слякоть разбавленную реагентами. А я думал о этой девушке и о нас. О нас всех. Что будет дальше? Будет ли она? Останется ли она той же?
– Тебе там было сильно страшно? – прервал свой внутренний поток мыслей, возвращаясь к теме.
– Я бы лучше сказал неуютно. Первое время. Потом вроде бы ничего, попускает. Мне хорошо платили.
– И тебе этого достаточно? – спросил я и взглядом проследил за удаляющейся "BMW".
Правая полоса разгрузилась и она уже намного опередила нас. Как-то жаль было с ней расставаться. Нелепо, да?
– А что ещё имеет ценность по-твоему? У меня два спиногрыза, Марина… Приходится вертеться. Ипотека. – ответил Лёха.
– Ты закопченный материалист.
– Не исключено, за то я не летаю на облачках и не живу на радуге и не страдаю гиперчувствительностью.
– Но так ведь и пройдёт вся жизнь от утра к вечеру, от вечера к ночи. Должно же тебе хотеться чего-то большего? – я решил покопать глубже.
– Что по-твоему большее?
– Оставить след, какое-нибудь наследие… да что угодно. Не растаять же, как этот чертов грязный снег на дороге.
Я зря усердствую. Лёху не проймёшь подобными бреднями. Он точно знает чего хочет и его не собьёшь с раз им выбранного пути.
– Меня всё устраивает как есть. Правда. Всё не так уж плохо. Ты сам в курсе, как оно бывает. Тебе не с чем просто сравнить. Вот попадёшь в какую-нибудь неприятную ситуацию, тогда то быстро мозги проветрятся. А вообще я очень хорошо распознаю, чем руководствуются такие типы, как ты. Вам всё мало. Всё ни так и ни эдак. Взбредёт в голову, какая-нибудь чепуха, наворотите дел… Для точности сказать испортите и без того прогнившее… Вот и сейчас там… Расхлёбывают.
Сколько мы не старались, разговор всегда в итоге возвращался к этой теме. Не только нас, многих она занимала, но все называли её неопределенно; там, ситуация, они и т.д.
Это конечно не было коллективным слабоумием. Коллективным инстинктом самосохранения, вполне. Мы с Лёхой были в основной группе риска. Наша деятельность всегда являлась таковой, а в нынешнее время особенно. Наверно слово в репортаже и мы в застенке каемся, что у нас слишком длинные языки. Я тайно от него наслаждался, что хотя бы в мыслях ощущаю себя свободнее. Глупый обман. Я поторопился с выводами. Впрочем как и всегда. "Мы" есть одна сплошная привычка и на всё давно реагируем по выработанному с самого детства психомоторному шаблону поведения.
Главный мой враг всегда был рядом.
Внутри?
– Думаешь нужны кому-нибудь наши новости? И весь наш подконтрольный канал? – я сказал – "подконтрольный", – чтобы не сказать фальшивый.
– Почти уверен, что да. Некоторые балдеют от твоих закидонов. Ну и дамочки по большему счёту бальзаковского возраста от твоей выхоленной физиономии. Маринка тоже говорит, что у тебя типа, якобы, какой-то там талант. Я то тебя отлично знаю. Но бывает, когда монтирую и смотрю собственноручно отснятый материал прихожу в недоумение. С экрана в твоем вроде бы лице на меня смотрит абсолютно другой человек. Раз мы уже заговорили, если ты не против, может расскажешь, как у тебя получается это сказочное преображение из инфантильного задрота в пылающего жизненным оптимизмом супер героя?
– У меня расщепление личности.
– Какие мысли только не приходят в московских пробках, здесь все равны и гений и безумец. Тут, сейчас, всё вокруг; никто и ничто. Бездна. Чёрная дыра во вселенской огромной клоаке.
Лёха явно был в чём-то прав, я периодически сам задавался вопросом, что со мной не так или наоборот так, но что именно? Насколько я понимаю, мой психолог, тоже был далек от истины. Его интересовало отнюдь не моё душевное равновесие, а состояние другого более зримого эквивалента.
Так кто же это выходит в экране, весёлый и уверенный в себе индивид? Он мне с самого начала не нравился. Никогда. Я его интуитивно опасаюсь. Я почему-то возомнил, что он опасен и способен наворотить дел. Но он слаб. Его поле деятельности зазеркалье. Сюда ему не выбраться. Ни за что не допущу этого. Всё тайное становится явью. Таков непреложный закон мировоздания. В портале не должны быть бреши. Иначе..?
– Для тебя же ни секрет, что многим таланты даются не заслуженно. Я никогда не чувствовал себя на своем месте. Но это в перерыве, когда наша камера мертвым грузом валяется в ящике, там сзади – я указываю за спину рукой. Стоит тебе взять меня на прицел фокуса и я, уже не я.
– У тебя очевидно не все дома – говорит Лёха не понимая, как такое возможно.
– В твоей-то коробке всё путем?
Он делает слишком долгую паузу, в следствии чего я могу прийти к выводу, что он по-крайней мере в этом сомневается.
У меня звонит мобильник. Номер не записан в книжке. Это почему-то всегда настораживает. Кому я мог понадобиться? Я принимаю вызов в прямом и косвенном смысле.
– Алло. Я слушаю.
– Привет, а это я, – говорит не знакомый мужской голос.
Лёха смотрит на меня и вздёргивает подбородок: – "мол кто это?" Я в ответ пожимаю плечами.
Пауза. Я жду.
– Я тебя нашёл.
Ситуация начинает напоминать мне старую чёрную комедию "Крик".
– Извините, с кем я говорю? – с небольшим волнением говорю я.
– Да, мы давно не разговаривали. Но я бы тебя узнал, свались ты мне на голову, хотя и прошло столько лет. Ты случайно не поймал звезду? Небось думал, какая-нибудь очумевшая фанатка надыбала твои цифры?
Он засмеялся. Вот тут-то у меня, что-то шевельнулось. Резануло. Ошибаться я не мог. Но кто? Кто он и когда? Важнее зачем?
Память она такая. Любит поиграть в прятки. Я чувствую что это, что-то давнее. Угроза и нет первоочередно пытается разобраться мозг. Разгоняет ресурсы, сердце гонит кровь быстрее. Ну где же нужная папка с данными? А оно всё там. Ничто, никуда не девается. Даже и не мечтай.
А голос из неизвестности продолжает:
– Зря стараешься, ты никогда не мог быстро соображать в экстренные моменты. Да и я не собираюсь тебя мучить. Не за этим собственно и звоню.
Но он меня недооценил. Я уже ухватился за ниточку, а импульс в недрах серого вещества добрался до необходимой папочки. Что там? Кто?
Показывай!
– Жека! Седой! – почти кричу я в трубку.
Может кому-то покажется примитивным моё достижение. Однако за 14-15 лет многое зарастает былью. И воспоминания становятся хламом и пылью. Но стоит её сдуть, как прошлое приобретает чёткие очертания. Забвения абсолютного, как такого не существует. Намеренный самообман, пожалуйста. Сколько угодно.
Прошлое найдёт, заставит заплатить по счетам. Доставай кредитку. Не тяни. Будь добр.
– Я в Москве. Сильно ближе, чем тебе бы хотелось. Знаешь, что мегаполис – это собиратель заблудших душ, но "он или она" не просто их коллекционирует, а сталкивает. Не редко лбами. Откуда мне например знать, что мой неожиданный звонок нужен тебе, как никогда. Тебе необходимо, что-то из далека. Прочное и надежное, в чем ты можешь быть полностью уверенным.
– Ха, все такой же. Держишь марку. Ну и ну… сколько всего минуло и на тебе. Приятно удивлён. Не буду оправдываться, что и сам хотел и пытался… ты лишь сыграл на опережение. Нет. Оно же знаешь, как бывает, глупо, нелепо. А списаться стоило и по-раньше. Но что об этом? Ты какими судьбами вообще или давно здесь?
– Достаточно. Кручусь, верчусь. Рожу то твою периодически наблюдаю. Всё банально. Мелькаешь по ящику, вот совесть и не дает покоя, требует проявить инициативу. И как я тебе уже сказал, ты больше заинтересован, хотя и не понимаешь сейчас почему.
– Может быть это обуславливается моей любовью к сюрпризам?
– Как хочешь. Меня устраивает. Я надеюсь у тебя не хватит наглости отказаться от моего предложения подловиться?
– Когда-то я мог бы выкинуть нечто подобное.
– Я полагаю сноровка никуда не делась. Подтягивайся на Тверскую, приземлимся там, в каком-нибудь заведении. Покалякаем. Скажем к 22:00, идет?
– Замётано. Цифры твои?
– Да. Набирай не стесняйся.
– Скажешь тоже. Давай, до встречи. – я нажал на сброс и сбросились пятнадцать лет. Оказывается так просто. Пластмассовая фиговина способна управлять временем. Я убрал мобильник. Лёхе по всей видимости не было никакого дела до меня. Поэтому я заговорил первым:
– По-твоему мне стоило согласиться на встречу?
– Ты согласился? – удивился Лёха.
– Ну да. А что?
– Тогда другое дело. Я бы не стал, но решать тебе. Кто он вообще этот тип?
– Росли буквально вместе.
Лёха уточнил:
– Дружба до гроба; брат за брата, держимся командой; куда ты, туда и я? С этой серии?
– Примерно да.
– Знакомо – вздыхает Лёха.
Периодически замечаю, как он пристально всматривается в тротуар, в проезжающие машины, в витрины, будто хочет запечатлеть, впитать всю эту нарядную дрянь. Вредную, но любимую, загазованную и приятно пахнувшую, полную лоска Москву.
– Не виделись лет пятнадцать – бормочу я.
– Ты это любишь. Я другое дело. Вот и Маринка говорила… А в итоге одни воспоминания. К чему они? Забыть. А как? Я бы не пошёл, честно. Совет то запросто, а самому какого… Но тебе лучше знать. Я по-другому не могу.
Я плохо понимаю, о чём он говорит. Странный он сегодня какой-то. Только сегодня? Вскоре впадает в угрюмое оцепенение. Так и катим оставшийся путь в молчании. Не наедине, но одинокие. Не понятые, как и все.
По всюду одно и тоже и в отражениях луж…
Грязь.
Глава 5
5 глава.
Кому не доводилось лежать с гипсом на ноге? Три бесконечные недели. И никаких тебе передвижений, в то время, когда на улице конец марта и тебе двенадцать лет. Кассеты и диски с фильмами осточертели за три дня. По ящику ещё хуже. У интернета скорость 32 кб/1 с. И никому, как-будто ты не нужен и никому до тебя нет дела. Кажется, что не возможно, не получится пережить это время тянущееся бесконечно долго. Такое чувство, что вот на этом-то жизнь и споткнулась. Финал. Ох, уж этот максимализм! Даже в школу и то лучше. Лишь бы не в четырёх стенах. Лишь бы время перестало быть резиной.
У меня всегда возникало неприятное ощущение, когда я по-какой-то причине пропускал уроки. Сначала приходила обманчивая удовлетворённость, затем следовало разочарование. Я хорошо его помню. Остро. Ты уже не рад безделью, не рад быть вырванным из привычного ритма жизни. Ты словно в соре со временем. Твои одноклассники втянуты в общие процессы, заняты общими делами в перерывах между ненавистными уроками. И вдруг ты осознаёшь, что больше ни фрагмент, ни частичка, хотя и примитивного микроклимата. А когда ты в него возвращаешься, то встречаешь хитрые выражения лиц: глаза щёлочки, притворные улыбки. Ты чего-то не знаешь, что-то упустил важное. Накрывает впечатление, что успела смениться целая эпоха. И это за один день отсутствия. Три недели равняется целой катастрофе. Прошла целая, маленькая жизнь и вся мимо тебя. Вскоре, примерно через неделю твоего заточения, к тебе обязательно должны наведаться школьные друзья с агитированные, какой-нибудь юной особой с повышенной социальной самоосознаностью. Так будет. Это ритуал, если не сказать традиция. В один из твоих невольничьих дней тебе семейным голоском сообщат родители или бабушка и дедушка (неважно), что пришли дабы навестить тебя твои сознательные сверстники. Радости ноль. Ты то хорошо знаешь их истинные намеренья. Они пришли посмотреть неудачнику вынужденному в весенний радостный день валяться на кровати и мучиться от никчемного времяпровождения прямо в лицо. Эти маленькие садисты получают искреннее удовольствие, когда одному их собрату плохо. От нескладно наспех рассказанных новостей гудит в голове. От веселых лиц воротит. Чтобы они сейчас не говорили тебя это нисколечки не касается. Твоё пространство четыре угла, а граница вселенной – бетон. Золотая клетка и в детском разрезе восприятия всё так же клетка.
Есть и виновник моего временного выпада из жизни. Мы с Женькой лазили по гаражам перепрыгивая на бегу с одного на другой. Игра напрямую сопряжённая с риском сломать себе шею или получить другое увечье. По-большому счёту все наши игры так или иначе могли укоротить жизнь. Я думаю он сделал это специально, но не осознавал до конца последствий. Конечно он в отказе.
Отрицание – это первый принцип самозащиты, а потом просто стыдно признаться.
Он стоял в дверном проёме понурив голову и смотрел на меня из под светлых бровей. Взгляд его светло-синих глаз не был виноватым, а наоборот, чуть ли не вызывающим. Так он реагировал на чувство неловкости. Оно ему мешало и не нравилось.
Через не продолжительное время Женька садится на край моего раскладного дивана, на котором я исполняю мученическую роль и погружаюсь в неё ещё больше с его немым появлением.
– Неделя и уйдём на каникулы. – сообщает мне Женька – Всё. Ты как?
Я видимо должен воодушевиться этим заявлением, но нет. Я и сам это прекрасно знаю и без него. Я несколько дней уже, в тайне, передвигаюсь на своих двоих не смущаясь гипсом. Ему этого знать необязательно. Пусть и дальше пребывает в неведении. Он это заслужил. Он единственный, кто навещает меня стабильно каждый день. Она и то нет. У неё и без этого хватает посторонних дел. Она же ходит теперь на какой-то там кружок танцев. Деловая. Стала задирать нос.
– Да, никак. Не могу придумать, чем ещё можно заняться.
– Я принес сегодняшнюю домашку и уроки. Там не много.
– Все в лучшем виде? – спросил я и посмотрел на него многозначительно, словно царь на провинившегося подданного.
– Как всегда – повторяет он ежедневный ответ, как и требуется: смиренно.
Ему приходится все переписывать в двух экземплярах классные и домашние работы. Он якобы это делает из благородного побуждения выручить попавшего в беду друга. Мне иногда начинает казаться, что Женька и сам поверил в свой обман, потому что актёр он, скажем так себе. И ещё одно немаловажное обстоятельство: почерк. Все работы должны быть обязательно выполнены моим почерком. Это ему не под силу. Я точно это знаю. А ещё мне известно, кому это раз плюнуть. Но этот человек не прост, он и пальцем даром не шевельнёт. Из чего следует, что Женьке приходится чем-то жертвовать. Могу предположить, что жертвой выступают скудно накопленные карманные деньги. Ничего, сам виноват.
Не можешь сам – заставь; не можешь и это – плати.
– Хорошо. В этом только и радость.– ответил я с легкой улыбкой.
Я слышу скрежет зубов.
– Сегодня участковый в школе торчал, – сердито говорит Женька – некоторых вызывали к дирику в кабинет. С десятого пацаны конкретно на панике были.
– Хм… И что? – спрашиваю равнодушно, хотя и выдаю себя громким придыханием.
– Говорят у одного в портфеле наркоту какую-то. Травка или что-то вроде того. Не знаю. Влип, да?
Пока я тут валяюсь у них там вон что творится. Нет. Женька не отделается так легко.
– Фигня – сказал я специально его позлить. Он терпеть не может, когда с первого раза не верят его словам, – Кто-то, что-то увидел, как всегда толком ничего не знают и сразу начинают выдумывать.
– Да говорю тебе это я, я сам лично видел! – срывается он.
– Ну-у, это ещё ничего не значит.
Женька клюёт.
– И слышал! Своими собственными ушами.
– Во, гнать-то… Ага, ещё чего придумаешь? Они тебя сами позвали или напросился?
– Дундук ты что ли? Как тебе яснее сказать? Подслушивал я! Понял?! Стоял в фойе между дверей и подслушивал. Теперь ясно?
Я не торопился соглашаться.
– Хорошо, допустим – я ловлю себя на мысли, что пытаюсь подражать тому великому литературному сыщику созданному бурной фантазией одного известного писателя. Книгу про Шерлока Холмса принесла мне вчера Вика. Я успел прочитать несколько рассказов – Они громко говорили?
– А чего им стесняться? Мне их было отлично слышно и видно в замочную скважину.
Я пытаюсь припомнить как выглядит это отверстие. Я же его видел не единожды. Когда необходимо, как-будто специально не можешь вспомнить важные, мелкие детали. Всё дело в невнимательности или в чём-то ещё.
– Потом пришли его родители…
– И как они тебя не увидели? – перебиваю его.
– То есть они уже были там внутри – оправдывается Женька – ты меня путаешь. Из-за тебя всё забыл.
Я ехидно улыбаюсь. Всем своим видом даю понять: "ты мол дружочек попался". Он и не думает сдаваться.
– Петр Васильевич орал во всю глотку, что исключит его из школы. Это позор. И всё такое. Это кстати был Вовка – "Модный" из десятого "а". Родители у него на крутой, такой тачке прикатили. Все её облепили, пока они ему в тык вставляли.
– И что ты только один остался? Никто тебя больше не видел?
Женька вздыхает. Я чрезмерно пользуюсь своим положением. Он крайне терпелив.
– Дак, все убежали, кто тачку зырить, кто курить. Перемена короткая десятиминутка. Все сыкнули. Милиция так просто не наведывается.
– А ты?
Вопрос был не уместным. И всё же прозвучал. Женька ни раз доказывал, что кишка у него не тонка. Взять хотя бы тот случай. Прошлым летом он без раздумья, на спор лег на шпалы промеж рельс, перед движущимся на него поездом. Всё обошлось. Глупая шутка. Но факт остаётся фактом.
– Ты и сам знаешь, почему я туда пошел – сказал он с нажимом.
Дело в том, что я действительно хорошо понимал причину. Вова, если бы начал чесать языком, то много у кого могли начаться неприятности. И мы с Женьком были не исключение. Одними нитками сшиты. Но Вовке хватило ума держать язык за зубами.
– Не растрепал получается?
– Как видишь. А-а-а, и Маша была рядом… когда я уходил от туда столкнулся с ней в коридоре.
При упоминании о ней, у него всегда невольно загорались по-особому глаза и голос звучал, как-то мягче и нежнее. Это прекрасное юное создание пробуждало не только у моего друга возвышенные чувства. Она была на пару лет постарше и начала формироваться интенсивнее её сверстниц. И природа щедро наградила её утонченной физиологией. У Женьки не было ни единого шанса. Всё было против него, а главное возраст. Её привлекали на тот момент, как раз мальчики по взрослее. Она хорошо понимала о чём говорил бросаемый на неё украдкой взгляд. Молодой возраст ничего не значит в этом вопросе, тут говорят инстинкты. Её явно забавляла его детская симпатия. Она могла пошутить и посмеяться над ним или вместе с ним, считая его прикольным, мелким воздыхателем. Вполне вероятно и он ей нравился, но конечно она в подобном ни в жизнь не признается. Ей уже мешал её "великовозрастный" жизненный опыт. И мнение подруг. Груз социума уже давил на них полновесно. Стоит выбиться из общепринятого и ты становишься изгоем. А кому этого хочется? Правильно, никому.
– Что она там делала?
Я ясно видел, как он краснеет отвечая на мой вопрос. Ему было стыдно говорить в адрес её неприятные вещи. На какие только глупости не способно невинное чувство.
– Подслушивала, как и я… что ещё она могла там делать!?
– Ха-ха – меня искренне веселил его ответ. Потихоньку и он оттаял. Впервые между нами исчезла невесомая напряженка, которая возникла с того случая в гаражах.
– Ты, конечно, сразу выложил всё что знаешь и нет?
– Ничего я не сказал.
– Да ну тебя – я махнул рукой. Он не обиделся.
Нога в гипсе чесалась умопомрачительно. Для удовлетворения этой зудящей необходимости у меня имелось специальное приспособление, а именно пластиковая линейка. Женька понял мое желание и сам подал мне её. Она проскользнула между гипсом и голенью. Блаженство.
Каким долгим бы мне не казалось моё вынужденное заключение, но оно закончилось. К моему возвращению к обычной жизни, снега на улице совсем не оказалось. Мы снова могли пропадать целыми днями вне замкнутого пространства бетонной коробки. Женька, где-то раздобыл воздушное ружьё и понаделав разных мишеней в основном из бутылок и картона, мы практиковались в точности стрельбы. Но ему быстро надоедало, как он выражался стрелять по пустым позициям. Ему нужны были живые цели. В нем говорили настоящие инстинкты охотника. К его радости недостатка в дичи не наблюдалось. В большинстве случаев попадали под раздачу: воробьи, сороки, в некоторых случаях бездомные кошки и собаки. Это были живучие твари и ружьё не причиняло им фатального урона. Мне была непонятна его жестокость к животному миру. А Женьке в свою очередь непонятна моя озабоченность по этому поводу. В редких случаях, когда я подавался на его насмешливую провокацию и убивал воробья, отправлял его в рай для пернатых, где не потребуется больше драться за хлебные крохи.
Я потом продолжительное время раскаивался и испытывал, что-то похожее на душевные муки. Но при всём при этом, я как-то раз предложил выследить живую дичь по серьезнеё. Женька тогда замешкался и я обрадовался своему превосходству, и решимости. Мы наткнулись на мужчину, которого принято в обществе называть; человек без определенного места жительства. Дело было поздним вечером. По близости никого. Момент благоприятный. Мужик неопределенного возраста и в одежде, которая сразу выдает его социальный статус копался в пакетах с отходами извлечённых им же из мусорных баков. У меня внезапно проснулась к нему какая-то безотчетная, беспричинная злоба. Он мне показался лишним фрагментом, который бы следовало убрать, уничтожить, как нечто противоестественное и неприятное. Женька до последнего не верил, что я доведу до конца своё намеренье. Бездомный естественно и предположить не мог, что за ним следят две пары глаз и продолжал безмятежно делать своё нехитрое дело. Я по-лучше прицелился и ждал лишь более подходящего момента для выстрела. А ещё я поставил себе задачу сделать это в промежутке между ударами сердца. Я где-то видел или от кого-то слышал, что так больше шансов повысить точность выстрела. Сейчас я не мог подкачать. Мне даже казалось, что делаю, что-то хорошее. Оказалось спустить курок совсем не трудно. Свинцовая пулька попала точно туда, куда ей было указано. Мужик качнулся и как-то через чур жалобно взвизгнул. Ружье было пятизарядное, к тому же я усердно накачал его воздухом, как никак жертва крупнокалиберная. Немного разволновался и второй раз попал в менее уязвимую часть тела; в лопатку или в плечо, а вот третий мог попасть в высшую категорию стрелка-любителя. Пуля угодила в затылочную область. На этот раз мишени не удалось остаться в вертикальном положении и бездомный подался весь вперед и грузно осел облокотясь на мусорный бак.
Было весело за ним наблюдать. Но рассудок приказал действовать иначе. Мы сломя голову бежали, как можно дальше от стрелковой позиции. Нас ведь могли заметить случайные прохожие и очевидцы недосягаемые нашему взору. Что-то, где-то глубоко подсказывало, что я всё-таки сделал не хорошую вещь.
Падаль к падали, или… ?
Позднее раскаяние? Ничуть. Не было ничего подобного, как не странно.
Остановились мы только метров через пятьсот, когда достигли нашего двора. Там было хотя бы обманчивое ощущение безопасности. Есть основания полагать, что точно также себя чувствовал "бомж" выполняя свой ежедневный ритуал.
Никогда не знаешь, что творится у тебя за спиной. Возможно ты у кого-то уже на мушке и сколько шансов, что ты это поймёшь? Все зависит от чужого решения сделать выдох или выстрел.
Конечно с бездомным ничего критического не произошло и мы в дальнейшем не раз его наблюдали.
Произошло, что-то с нами и в частности со мной. Раскаяния не было. Но этот крик – Женьке отчим надрал уши. Видимо кто-то всё-таки узрел наше с ним сафари, но перепутал меня с ним. У нас после этого состоялся серьёзный разговор. Тогда победил он. Правда была всецело на его стороне. Эта драка не имела силы разрушить нашу дружбу.
Тем временем жизнь готовила нам судьбоносные хитросплетения. И мы смело вступали с ними в противоборство.
Мы приняли свой личный бой с судьбой.
Как и во всех моих прочих историях дело тут не обошлось без Вики. Просто не могло обойтись. Она словно бич преследовавший меня. Как выяснилось позже, они со Светкой по случайности находились неподалёку от нас. Странная случайность, ничего не скажешь. Впрочем это не явилось загадкой. Что уж там, не только взрослые, но и дети шпионят друг за другом. И получилось, что мы в какой-то степени тоже были на прицеле. Мой поступок был оценён по достоинству, но не по той шкале ценностей, по которой я хотел.