Максим Хилов
Манипуляция
Под "это" она имеет в виду свои сетевые проекты. Они у неё не обычные хобби, но и начинают приносить реальные доходы. И я уверен они в скором времени превзойдут мои собственные. Возможно в это-то и дело? В таком случае я получается меркантильная свинья и тайный сексист. Меня смешит эта забавная мысль.
– Поверь я не хотел вызывать у тебя это чувство. Больше того, теперь я сам испытываю, какую-то неловкость.
И это правда.
– Я знаю, что не хотел – тихо произносит она. И я вижу, как у неё под халатом колыхнулись высокие груди. Она успела уже снять свою рабочую экипировку и оделась в шелковую предназначавшуюся, для меня. Я разгадал её не хитрый замысел. Я буду уложен на лопатки.
Давно не видел я в ней подобного смирения и покорности и я почти готов ей поверить. Но всё не впервой, всё повторяется.
Привычка.
– Сейчас меня снова терроризировала консьержка. Она так и лезет ко мне со своими тупыми расспросами. Вываливает на меня свои дурацкие истории.
– Бедненький – Вику это смешит. Ей не понятно, как я могу париться из-за такой ерунды.
– Послать её чтоли предлагаешь?
– У тебя сплошные крайности.
Не мне бы ей это говорить.
– Ну, хочешь я просто любезно ей намекну.
– Нет. Не вздумай. – через чур резко сказал я.
Мне хорошо известны её намеки.
– Я должен самостоятельно с ней разделаться.
– Ты сейчас говоришь, как некоторые типы из твоих репортажей. Я боюсь, что ты нахватался негативных впечатлений. Когда ты в последний раз заглядывал к Константину Львовичу?
Это мой психолог. У неё тоже есть. У нас не спроста они разные. У каждого личный. Это принципиально важно. Она где-то вычитала, что такой подход считается единственно правильным, для поддержания гармонии в отношениях.
Что ты – гармония?
– Конечно думаешь, что я, как всегда всё преувеличиваю? А что сделаешь, если я вижу после дождя одни лужи и грязь, а радуги не замечаю.
– Но нельзя же смотреть на все вещи с пессимизмом.
– Да. Нельзя. Тебе легко это дается. Тебе самой по себе от всего весело, мне же приходится периодами бороться с унынием, настраивать себя на иной лад.
– Ты далеко не одинок с этим чувством. Многие сейчас жалуются на непонятный депрессняк.
– Не думаю, что дело в этом.
– А в чём же тогда?
– Тут что-то глубже… Я думаю это закладывается гораздо раньше нашего появления на свет – я совсем отодвигаю тарелку от себя. Есть не хочется. Вика стоит со скрещенными руками под грудью. Задумалась. Закрылась. Мы не часто разговариваем на отвлечённые темы. Как-то отвыкли пускаться с друг другом в откровения. Разве что иногда лезет под горячительными напитками. Но это не то. Совершенно не то.
– Люди склонны меняться.
– Не могу с тобой согласиться. Люди по-моему, как раз таки склонны быть верными себе до конца. А скорректировать показное, внешнее поведение например, для личной выгоды не составит большого труда.
Я вижу, как у неё вздрагивают губы. Она хочет, что-то сказать, но передумывает в последний момент. Открывает холодильник и ничего не берёт. Я допускаю, что в подобные моменты ей могут приходить на ум не очень лестные мысли в адрес моей персоны. Возможно я как мужчина, как самец понижаю планку в её глазах. Ей вероятно больше бы подошёл более цельный, знающий наверняка чего хочет темперамент. Но она не найдёт там глубины восприятия. И согласилась бы она на золотую клетку? У всего есть как известно цена. Она интуитивно выбрала наименьшее из всех зол. Я разделяю её выбор. И может быть сделаю всё, чтобы нас спасти.
Я встаю из-за стола и сам достаю из холодильника стеклянную бутылку пива. С шипением отворачиваю у неё крышку. Рука ощущает прохладу. Делаю глоток и… и … чудо не происходит. Ни я, ни мир не становится лучше. Я пытаюсь взрастить самообман.
– Что там у вас случилось на самом деле, в реале? – нарушает тишину Вика.
Она не выносит долгого молчания.
– К сожалению ничего нового. Всё странным образом повторяется из года в год; из века в век.
– Пострадавших много?
– Уж по-больше, чем "они" разрешили показать. Ко мне сразу подошёл человек из какой-то службы о которой не принято знать всем подряд.
– Тебе опять угрожали?
Я смеюсь, хотя повода для этого нет.
– Нет. Хвала Всевышнему, мы живём не в начале нулевых. Сейчас другой этикет. Никто намёков не делает. Мне прямо дали инструкцию о чём стоит умолчать.
– Ты не боишься? – спросила Вика и я увидел в её очаровательных глазах хищный огонек. Откуда в ней это? Знать бы кем были её предки. В генах сокрыто множество ответов на самые, разные поведенческие проявления человека.
Ей по правде на деле не жаль меня. Для нёе это интересная, увлекательная история. Она не осознает реальной опасности. Она уверена, что мужчина создан для риска. А кто не способен этого делать, просто тряпка.
Вика достойная спутница.
– Страх можно заглушить. Но он всегда, где-то рядом. Благодаря ему, мы – люди, так далеко ушли в тысячелетия. Не будь у нас этого очень обостренного инстинкта, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
Я боюсь, как бы она не начала зевать. Я предполагаю, что вгоняю её в тоску, когда увлекаюсь и углубляюсь в полемику.
– Еще древнии греки говорили, что жалок тот, кто не шёл на встречу своему страху.
– Правильно подметила. С одной стороны эти люди, которые устроили сегодня этот ужас переступили границы их страхов и может быть заслуживают даже с какой-то стороны восх… нет. Не то слово. Уважения? Дикая мысль, правда? Я похоже стал спасаться цинизмом, как какой-нибудь закостеневший патологоанатом, – я говорил и опасался слишком откровенничать, но меня несло, словно по-течению буйной реки, а кругом пороги. – Знаешь… я увидел там… в той картине… Эти лица, их позы… Красоту? Нет, извини. Я порю горячку. Наверно переутомление.
Смотрю на Вику и вижу, как она вся, будто пылает изнутри. Полупрозрачный халат плохо скрывает её соблазнительные прелести. Ощущая ниже пояса напряжение. Пока еще смутно зреет догадка от чего моя жена начинает обильно расточать флюиды. Неужели её заводит мой рассказ?
Не помню, как всё произошло и точную последовательность, но мы уже очутились в спальне и без долгих прелюдий отдались животному инстинкту. Давно мы с безумным неистовством не хотели принадлежать друг другу. Это походило больше на какую-то отчаянную борьбу, нежели на любовную утеху.
Сейчас доминировала боль, мы словно жаждали истязать нашу плоть. Я, честно, и не предполагал, что мы ещё способны на такие сильные эмоции. По-правде говоря, в последнее время нашего любовного задора и огня едва бы хватило, чтобы согреть руки. Она это конечно старалась не показывать, но определенно задумывалась о том же.
Я встаю с постели, поднимаю с пола и натягиваю трусы. При этом теряю равновесие и едва не падаю балансируя на одной ноге. Выдвигаю ящик компьютерного стола. Там у меня всегда припасена пачка сигарет. Бывает иногда грешу. Выхожу на лоджию за спиной слышу шорох. Это Вика в темноте ищет, чтобы на себя накинуть. Затягиваюсь. Чувствую её присутствие за спиной. Для меня так и останется тайной специально она ходит бесшумно или эта привычка выработалась у неё из-за, какой-нибудь практической причины.
– Дай мне тоже…
Я протягиваю к её губам сигаретный фильтр. Она делает пару затяжек и сама отталкивает мою руку в сторону.
– Я сегодня смотрела ещё новости по мимо твоего репортажа.
– Хм… и испортила себе настроение?
– Жутковато…
– Я тебя предупреждал, что в ближайшее время ничего радужного не предвидится.
– Как представлю какого им там.
– К этому давно всё шло.
– Что не было другого способа?
– Был.
– Какой?
– Наихудший.
– Да ну тебя – капризничает Вика.
– Ладно – говорю со значением – не нашего это ума с тобой дело. Сейчас лучше помалкивать. Умные люди разберутся, не переживай – я тушу окурок в железной банке из под кофе. На одного стало больше в братской могиле.
Вика бесшумно выпорхнула обратно. Следую за ней, я покрылся мурашками пока курил у окна.
– Не кури там больше, – говорит Вика закутавшаяся в одеяло – тянет внутрь.
– Знаю, не буду – соглашаюсь в который раз и сам верю, что это последний. Хватаюсь за одеяло, она сильно его держит своими цепкими пальчиками, но я не сдаюсь и распахиваю этот животрепещущий кокон. Она взвизгивает от прикосновения моих холодных рук. Смеётся. Мне надолго запомнится эта ночь, когда мы играли в любовь, а где-то совсем близко гуляла… Кто?
Глава 3
3 глава
В тот день мне угодливо сопутствовала удача. Я возвращался домой с хоккейной коробки довольный и измотанный. Причина для радости имелась. Мы с нашей наобум сформировавшейся командой обыграли соседских пацанов, которые давно грозили нам позорным поражением, но справедливое возмездие не заставило себя ждать и выбрало их себе в жертву. Игра закончилась три/один в нашу пользу.
Я тащил за спиной рюкзак с коньками и самодельными щитками, для защиты голени и колена, чтобы не скучать на пути водил клюшкой по снежному настилу и всё что мне попадалось на нём становилось потенциальной шайбой. Становилось прохладно. Тело остывало и мокрая футболка неуютно прилипала к спине. На улице было солнечно и морозно. Я люблю такие редкие зимние дни. Мне в них и без видимой причины становилось весело, а тут еще удачный матч, как не быть в приподнятом настроении?
Заметил я её не сразу, гораздо позже, чем она меня. Она была прилично впереди меня. Вдруг сбавила ход давая мне нагнать себя. Прибавив скорости, я вскоре поравнялся с ней. На Вике была разноцветная горно-лыжная куртка и чёрная, пушистая шапка усеянная стразами из которых складывался причудливый узор, на ногах были тёплые синтепоновые штаны заправленные в уги сверху окаймленные редким мехом. В руке скрытой под тёплой, вязанной варюжкой, она держала ручки пакета. Её послали в магазин за провизией. Естественно, я как истинный джентельмен первым делом попытался отнять у неё эту кладь и избавить это хрупкое создание от тяжести. Хрупкая она была лишь с виду, что в последствии мне ни раз продемонстрировала на деле. Сошлись на том, что каждый возьмёт себе по одной ручке пакета. Я почти был удовлетворён такой альтернативой. И всё же я в душе проклинал этот чёртов "мешок", который разделял нас с ней посередине. Мне конечно же сейчас больше всего на свете хотелось взять её руку в свою. Как мало мне тогда нужно было для счастья. И мир казался проще, но я не обманывался, дружелюбными то, он никогда не был. За все приходилось бороться. Даже за этот сказочный мир рядом с ней. Чтобы побыть с ней, я готов был заплатить любую цену.
– Я видела вашу игру – сказала Вика глядя куда-то в сторону. Там импульсивные воробьи дрались за несколько хлебных крошек.
Эти ни чем не примечательные слова произвели на меня большое впечатление.
– Где ты стояла? Я тебя что-то не видел.
Мне казалось, что язык мне связало, словно от хурмы и, что я говорю самые глупые слова на свете, которые только можно придумать. Она же была воплощением самой непоколебимости. Или мне просто так казалось? Теперь и не узнать наверняка.
– Мы со Светой стояли за трансформаторной будкой.
Не трудно догадаться чем они там занимались, если в особенности хорошо знать Светку. Моментально захотелось поговорить с ней на эту тему по душам. Я со злостью пнул попавшийся мне под ногу обледеневший, снежный комок, по всей видимости со взмершим в него собачьим дерьмом. Боковым зрением замечаю, как у неё дрогнули губы. Она очень проницательная.
– И что вы там делали?– спросил я.
– Ничего. Страховала Свету.
– Всего-то? Как-будто Света, когда-то и кого-то стеснялась.
– Ну не средь же белого дня. По-моему, это был бы перебор.– отвечает, как бы защищаясь.
– Это и есть перебор. Мне не нравится, что она тебя втягивает… во всякие не нужные вещи.
– Кому не нужные? – спрашивает Вика и кривится, словно я надоевший ей душнила.
– Тебе так точно не стоит этого делать.
Как мне оторвать глаза от её капризно надутых губ?
– Я всего-лишь пару раз попробовала и всё. Ничего страшного не произойдёт.
Я конечно точно не знаю, но чисто наивным чутьем догадываюсь, что ей приятна такого рода опека. Не мне ей по идеи было говорить за поступки сомнительного характера с точки зрения нравственности. У меня на тот момент грешков накопилось по более. Мы недавно с пацанами попробовали кое-что посерьёзнее, чем обычные сигареты.
– Хочешь я больше не буду? – как мне показалось искренне предложила Вика.
– Дело твоё, я тебе ни мама с папой – нелепо отвечаю я. Всему виной неопытность.
Но хорошо, что Вика, хоть и маленькая, однако уже обладает качествами прозорливой женщины.
– А я видела, как ты забил, – спасает она ситуацию.
Да. Я действительно забил первую шайбу. О! И какую. По-моему она и решила весь дальнейший исход. Обыграв самостоятельно двух защитников, я нащупал брешь в обороне вратаря противников в правой верхней "девятке". Шайба слегка коснулась перекладины и залетела в ворота. И она это видела! Мой личный триумф. Я готов поклясться это мой лучший день в жизни. Сколько же их ещё будет? Но сейчас он лучший и сомнений быть не может.
– Да ерунда – говорю я жеманясь – они сами виноваты, утратили бдительность, а я воспользовался. Нам наверно просто больше повезло. Так бывает.
Вика меня за это прощает. Мы ещё не испорчены сильно и напускная ложь не оголяется и не режет не искушенный слух. Однако страсти пустили росточки готовые в скором времени проклюнуться наружу, а затем и на общее обозрение. Куда же вы делись теперь эти полные чистых чувств дни?
– Я так не считаю и не стала бы списывать твой гол на какой-нибудь счастливый случай или везенье. Мне кажется, ты просто его заслужил. Я видела, как ты много тренируешься и отрабатываешь, как это называется "финты"? И без конца бьешь по воротам. Вчера аж до девяти вечера торчал на коробке. А у меня совсем плохо получается кататься. Никто не хочет поучить.
– Почему никто? Я хочу… точнее могу, если ты не против.
Тут уж я с горем пополам сообразил. Хотя бы здесь не выставил себя полным профаном. Я её уже пробовал учить прошлой зимой и честно говоря училась она довольно быстро. Специально занижает свои показатели. Запомнилась мне больше всего одна примечательная тренировка, из-за одного конкретного случая. Вика тогда может быть чуточку была виновата сама. Мы уже отыграли игру. И почти все уже переобувшись и попрощавшись стали устало разбредаться по домам. В итоге мы остались втроём: я, Вика и Саня, наш ровесник с соседнего дома. Я знал, что ему была симпатична Вика, хотя он в этом не признался и под дулом пистолета. Я взяв её за руку пытался объяснить ей основную технику катания на коньках. Пол часа падений и ей это изрядно надоело. Не знаю, что было для неё побудительной силой или стремлением. Она еле-как добралась до пустых ворот (врат) и встала в них ровно по середине задрав локти к верху и чтобы было легче стоять облокотилась ими на верхнюю перекладину. Сашка отрабатывал удар, именуемый "щелчок". Он раз пять попросил юную фигуристку покинуть занятую ею позицию и не мешать ему делать его дело. На что получил несколько отрицательных фраз не совсем вежливой формы. Потом последовали требования отойти в более агрессивной манере. Вика была непоколебима. Я не вмешивался. Давалось мне это не легко естественно. И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать. Саня замахнулся клюшкой и отправил шайбу в сторону врат. В неё! Шайба попала ей прямо в середину лба. Я от неожиданности даже на мгновение опешил. Сашка уже успел начать раскаиваться в содеянном. Она стояла по-прежнему на том же месте не двигаясь. Не издала ни звука, только обидные, детские, крупные слезы покатились по её щекам. Через пару секунд я очутился возле неё. Я молча приподнял её меховой ободок (наушники), под ним была припухлость и из маленькой ранки сочилась светлая, пресветлая кровь. У Сани не было не единого шанса уйти от возмездия. Он пытался скрыться, но на коньках по снегу далеко не уйдёшь. Он успел выбежать с коробки бросив клюшку. Настиг я его через метров двадцать. Он уходил от моего преследования, словно затравленный зверь. Но куда ему было против моего праведного гнева. Резкий толчок в спину и Саня распластался на белом снегу, который скоро окрасится его кровью прорвавшейся из его носа. О, как я неистово его бил… Око за око, зуб за зуб.
Вика не редко напоминала про тот случай. Я по правде говоря не очень гордился той победой. Я ещё не понимал на что могу быть способен ради её глаз; девичьего, тонкого стана; улыбки; походки; всей её в целом сущности. Такое безумие скорее всего случается всего-лишь раз в жизни и то не у всех.
Навстречу нам попались несколько знакомых. У меня возникло предательское чувство юношеской стеснительности (в одиннадцать то лет), взять и отпустить ручку её пакета. Не без внутреннего колебания я переборол его. И да, получил от них две злорадные ухмылки. Зависть. Но откуда мне тогда было то знать? Ну и пусть. Мне плевать. Пусть думают, что хотят. Она хоть и косвенно, принадлежала мне. Она моя. Будет моей. Вот что имеет реальное значение, а остальное так, детский лепет.
Мы зашли в арку, во внутренний двор нашего квадратного жилища и миновали мой подъезд. Наше шествие не осталось незамеченным. Нас здесь все знали. Меня почти не мучили приступы стеснительности. Я уверен, что её подобная ерунда не могла заботить. Подъезд обдал нас тошнотворным, запрелым и аммиачным духом. Возле мусоропровода лежали две "машинки" с тонкими иголками. Хозяев этих двух полезных приспособлений, если их использовать должным образом не было. Иной раз случалось можно было наткнуться на обездвиженные скульптуры. Если мы обнаруживали их своей веселой компанией, то этим застывшим монументам приходилось не сладко. Развлечений у нас было не много, хотя это нас и не извиняет.
Лифт, как это часто бывает не работал. Не совру, если скажу, что он пребывал гораздо дольше именно в таком состоянии нежели в исправном. Вика никогда не пользовалась этой машиной. Я знал про эту её фобию. Проходя мимо разъезжающихся створок я сказал:
– Давай воспользуемся лифтом. В падлу тащиться к тебе на восьмой.
– Не умрёшь. Даже, если он и исправен, я без противогаза туда ни ногой. Так наверно не воняет и в общественном клозете.
– Да я знаю, что ты просто боишься.
Она посмотрела на меня, как на умственно отсталого.
– Я хочу пожить по-дольше, а не сплющиться всмятку в вонючей коробке.
– Кто тебе сказал, что он может упасть? Они не падают, там какой-то специальный механизм страховочный.
– Ты прямо всё знаешь, да? А та история в 37 доме?
– Враки, фигня…
– Проверять не хочу! У меня большие планы на жизнь.– твердо сказала целеустремленная Вика.
– Ого! И какие твои планы?
– Я стану популярной певицей или актрисой.
Я беззлобно рассмеялся. Вика поняла и не обиделась.
– Вот увидишь – добавила она с серьёзным лицом, отчего выглядела ещё более забавной, – А ты?
– Что я?
– Что будешь делать?
Ну и задала она мне задачку. Я так далеко никогда не забегал. Закончить бы четверть, а дальше видно будет. Зато я четко начинаю осознавать чего я хочу в данную минуту. Но как ей это сказать, поймёт ли вообще? И говорят ли о таком в слух?
Страшно. Сомнения.
Пока мы поднимались до её жилища развлекали себя игрой, кто отыщет новую надпись на стене. Благо этот вид наскального искусства самовыражения не знал застоя и обновлялся с завидной регулярностью.
– Юлька с 71 блядь – читает Вика.
– Не считается, старая надпись.
– Серега и Вовка два п… сердечко.
– Что-то новенькое. О, Ира и Егор больше не мутят.
– Было! – возникает Вика.
– Новое.
– Нет. Нет правда было.
– Если честно я запутался, не разберёшь, что было, что тут не было.
Она кивком головы соглашается со мной. Она и не догадывается, что я боюсь обнаружить про неё какую-нибудь обидную каракулю. От этого никто не застрахован. Доброжелатели всегда найдутся. Да и из своих, кому-нибудь может взбрести в голову пошутить. Пару лет спустя там окажутся и наши с ней наивные слова, а вернее аббревиатура "К.Л.С.Н"
Но ничего не бывает вечно. Всё проходит. Всё.
Получилось всё как-то само собой. В какой-то миг наши тела сблизились толкаемые порывами наших юных душ. Не потребовалось никаких слов. Разве они способны всё выразить? Губы у неё были прохладными и жирными, пахли чем-то вроде ванили гигиенической помады. Я был на седьмом небе от счастья, хотя этот порыв и длился считанные секунды.
Это был мой очередной самый лучший день, между седьмым и восьмым этажом, в обшарпанном, вонючем подъезде.