Максим Горький
Светло-серое с голубым
Помолчав с минуту, она снова стала всхлипывать и трубить носом, толкая в переборку локтями и пятками, а потом начала ругать меня, тщательно выбирая самые неудобные слова.
– За что? – спросил я.
Она убежденно ответила:
– Вы все – собаки!
Но, удовлетворив себя этим, позвала меня:
– Иди ко мне!
Я не успел поблагодарить ее за любезность, ибо она тотчас же добавила:
– Нет, не ходи, не надо, а то поутру Мишка придет, так он и тебе и мне…
– Это кто – Мишка?
– Мой кредитный. Тоже сыщик.
– А почему тоже?
– Да ты – кто?
– Газетчик, писатель…
– Письмоводитель? Тоже, поди-ка, из полиции…
После этого она уснула, а утром, проснувшись, долго вздыхала, потом безуспешно училась свистать, что-то грызла – сахар или сухарь, – наконец постучала в стену:
– Сосед!
– Доброе утро…
– Чего-о?
– С добрым утром, говорю…
Она фыркнула:
– Скажите, пожалуйста, какой вежливый!.. У вас нет… ваксы?
– Нет.
– Ну, не надо… Ах, господи!
– Что вы?
– Скучно. Вас как зовут?
– Иегудиил.
– Вы разве жид?
– Нет, русский…
– Ну, значит, врете…
Поговорив в этом тоне еще несколько минут, она снова захрапела, точно ее схватили за горло, и проснулась уже незадолго до появления нищего… Проснулась и, вскочив с постели, запела веселым голосом:
Самара, ты – город богатый,
А я между тем сирота.
