Максим Горький
Самара во всех отношениях

У ней есть каменная набережная, построенная для защиты города от надвигающейся на него песчаной косы.

Эта здоровая стена из камня достаточно тверда, и я уверен, что она неподвижно будет стоять на своём месте и тогда, когда пароходные общества, убегая от налагаемой на них городом береговой контрибуции, переведут свои пристани в Рождествено… и тогда, когда сама Волга удерёт от Самары…

Ещё в городе есть театр, красное здание очень занимательного архитектурного стиля, напоминающего о тех игрушечных картонных домиках, которые делают бедные вдовы для продажи детям.

В этом театре в узаконенное время играет труппа людей, более или менее смело называющих себя артистами. В истекший сезон некоторые монстры, никому не известные как артисты, но вполне обладавшие смелостью, достаточной для того, чтобы изображать из себя артистов, переряжаясь в разнообразные костюмы и в них выступая перед публикой, произносили разные слова, из чего самарская публика несколько поспешно и с большим добродушием заключила, что это они «играют». Они благополучно играли с публикой и авторами пьес почти весь сезон, затем один из них поссорился с антрепренёршей, не уступившей его желанию дважды получить с неё одни и те же деньги, и потом они скрылись, не особенно надоевши городу, что вышло только потому, что сезон был очень краток. Когда они уезжали, никто не плакал о них, кроме нескольких психопаток и, быть может, ещё квартирохозяев этих господ, если эти господа не заплатили им денег…

Театром заведует театральная комиссия, которую дума выбрала не столько для этой именно цели, сколько для своего развлечения, как кажется. Ей, думе, очень нравится самый факт существования комиссии, ей нравится комиссия, так сказать, как субстанция.

И некто так объяснял мне причины возникновения комиссии:

Большинство думы – «их степенства». В массе их торчат несколько интеллигентов и весьма часто очень ощутительно заявляют о своём существовании. Это не может нравиться действительным отцам города, потому что не может не мешать им в городском хозяйстве. И вот, желая локализовать деятельность интеллигентов, решили их как-нибудь утихомирить, а для сего и рассовали в разные премудрые комиссии, желая отягчить их трудом настолько, чтобы они потеряли охоту к разным выспренным мечтам. Пусть они утомятся и несколько ослабеют…

Тогда будут покойнее.

В сих якобы видах основана и театральная комиссия.

Как человек, недавно сюда прибывший и ещё не принюхавшийся к тутошним делишкам, не рассмотревши их тайных пружин, я, конечно, не могу утверждать только со слов господина «некто», что всё сказанное о комиссиях – настоящая правда.

Но я ничего не имею против того, если бы это было правдой. Это – умно, если это правда, а я всегда с большим любопытством отношусь ко всевозможным проявлениям человеческого ума – от индусской философии до клеветы из-за угла включительно.

Затем, в Самаре не хватает… полиции. Я бы не решился ни слова оказать об этом, но чувствую себя не вправе смолчать, ибо слышал от обывателей очень много горьких и искренних жалоб на этот, по их словам, самый существенный недостаток города. Они находят, что существование их при данном объёме штата полиции – очень дрянное существование. По их мнению, они чувствуют себя совсем необеспеченными как в смысле ограждения частной собственности, так и в смысле охраны личной неприкосновенности.

Без опёки будочников они не считают себя способными разобраться в том, что моё и что твоё, а также не могут устоять против искушения дубасить друг друга чем и по чему попало. В городе в силу недостатка полиции образовался даже некоторый военный орден, нечто вроде ассасинов, действовавших в Сирии во времена крестовых походов.

Члены этого ордена или секты именуют себя «горчишниками» и, как ассасины, очень любят калечить и увечить христиан, если таковые попадают им в руки. Чем вызвано такое отношение сих еретиков к православному населению Самары – мне неизвестно.