Максим Горький
Письма начинающим литераторам
Писатель обязан всё знать – весь поток жизни и все мелкие струи потока, все противоречия действительности, её драмы и комедии, её героизм и пошлость, ложь и правду. Он должен знать, что каким бы мелким и незначительным ни казалось ему то или иное явление, оно или осколок разрушаемого старого мира, или росток нового.
Автор рассказа «Баба» не знает этого, так же как и автор новеллы «Любовь».
Не совсем понятно, зачем автор этот наименовал свой рассказ «новеллой». Новелла – краткая повесть и требует строго последовательного изложения хода событий. «Любовь» – не удовлетворяет этому требованию. Так же, как «Бабу», её начинает неудачная фраза – вопрос забойщика.
«Вы знаете и, наверное, помните». Один из глаголов этой фразы лишний: то, что мы знаем, мы помним, а того, что нами забыто, мы уже не знаем.
Вопрос забойщика остаётся без ответа, автор начинает описывать место, где сидят забойщик и его слушатели. Сидят они в «нарядной»; для читателя, незнакомого с работой шахтера, не сразу ясно: что такое – нарядная? Можно рядиться в праздничное платье и – на работу. Писать следует точно и обязательно избегать употребления глаголов двоякого значения. Последовательность изложения немедленно, вслед за вопросом забойщика, прерывается спором о любви, и весь этот спор, вплоть до начала рассказа Черенкова, – совершенно не нужен, ибо ничего не дает читателю.
Этот автор грамотнее и бойчее автора «Бабы». Но всё же лучше писать «в шинелях английского покроя», чем «в английского покроя шинелях».
Забойщик Черенков рассказывает о некоем чрезмерно удачливом Мише, который совращает четыре роты – батальон – белых солдат, «сводит с ума всех мобилизованных солдат и даже добирается до младшего офицерского состава».
Читатель должен бы восхищаться подвигами Воронова, но – читатель сомневается.
«Гм? Белое офицерство было весьма натаскано в политике. Существовал „Осваг“. („Осведомительное агентство“ – контрреволюционная белогвардейская разведка.) Любой белый офицер должен бы прекратить Мишу…»
Но когда читатель знакомится, как Миша повёл себя с девчонкой, подосланной контрразведкой для уловления его, и как бездарно вела себя эта контрразведка, – читатель ощущает желание сказать автору:
«Ты – ври, но так, чтоб я тебе верил».
До конца эта «новелла» дочитывается с трудом. В конце к «новелле» пристроена мораль, или, как говорит забойщик Черенков, – «соль». «Отдавать за любовь, за женщину всё – партию, товарищей, революцию – глупо и недопустимо в такой же степени, как и безобразно».
В разных вариантах мораль эта повторяется автором трижды. Пишет автор бойко – но небрежно. Примеры: «…она закатывала такие истерики и так вопила, что он» – прятался от неё, кричал на неё? – Нет: «что он лишил её блестящего заработка и теперь, мол, должен содержать её, что он и мысли о том, чтобы бросить её, забывал».
Это непростительно небрежно.
«Мы молчали, собираясь с мыслями и оценивая правильность завязавших спор сторон».
Автор достаточно грамотен и, конечно, сам заметил бы погрешности языка, если б относился к делу с должным увлечением. Но увлечения делом, любви к нему не чувствуется у автора «новеллы», пишет он «с холодной душой». В форме очень наивной он поставил вопрос: что значительнее – личное счастье единицы или историческая задача рабочего класса – революция, строительство нового мира? Автор не показал, как сам он «оценивает правильность завязавших спор сторон», он вообще ничего не показал, и этим вызывается у читателя такое впечатление, что большой вопрос поставлен автором равнодушно и только из любопытства или «от скуки жизни». Мне кажется, что, пожалуй, вернее всего – последнее. В недоброе старое время большие вопросы довольно часто ставились «от скуки жизни». Например, знакомый мой лесник говорил мне: «Сижу я тут в сторожке, как сыч в дупле, людей вокруг – ни одной собаки, днём выспишься – ночью не спится, лежишь вверх носом – звёзды падают чёрт их знает куда!»
И – спрашивал:
– А что, брат, ежели звезда на рожу капнет?
В другой раз он же заинтересовался:
– Не нашли средства покойников воскрешать?
– Зачем тебе покойники?
– У меня тётка больно хорошо сказки рассказывала, вот бы мне её сюда!
Было ему в ту пору лет пятьдесят, и был он так ленив, что даже не решился жениться, прожил свои годы холостым.
