Книги для него – источник противоречий, которые волнуют и терзают его гораздо сильнее, чем грозы, бури и ураганы социальной действительности. Действительность требует, чтоб книги отражали её рост и ход, но, становясь более бурной, насыщаясь энергией нового класса, его творчеством, она не очень церемонно считается с книгами, в которых отражён её вчерашний день. А умник хочет, чтоб действительность слушалась книг. Недавно один – из Ленинграда – совершенно серьёзно написал мне:
«Мы живём сейчас одной только политикой, но ведь политика есть только тактика государственного управления, государственной деятельности, за что и ответили перед лицом Революции царские министры и все занимавшие командные высоты. Чего же нам не хватает? У нас нет „быта“. Отчего? Оттого, что быт есть следствие миросозерцания и этого миросозерцания у нас нет.»
«Оригинальность» этой мысли не исключительна; нет, это – весьма типическое «выявление» взгляда на жизнь из подворотни. Книгу умник ценит, книге он верит. Но если ему сказать, что в массах рабочих и крестьян Союза Советов спрос на книгу растёт с невероятной быстротой, что в 1927 году напечатано было 462 миллиона листов, а в 1930 уже 1365 миллионов – это не обрадует умника. Он скажет: «Издаются не те книги, они недостаточно объективны, и пишут их еретики, потому что материализм – учение еретическое и антикультурное».