Он нервно вскочил со стула и, приложив руку к карману сюртука, заявил:
– Я не могу сделать это! Я люблю жену… и она мне не позволит, вот что главное! Наконец – если бы одна!
– Откажитесь! – посоветовал я.
Он посмотрел на меня с сожалением.
– А кто же мне уплатит пятьдесят долларов за неделю? И награду в случае успеха? Нет, этот совет вы оставьте для себя… Американец не отказывается от денег даже на другой день после своей смерти. Посоветуйте что-нибудь другое.
– Мне трудно! – сказал я.
– Гм! Почему трудно? Вы, европейцы, очень легкомысленны в вопросах нравственности… ваша развращённость нам известна!
Он сказал это с твёрдой уверенностью в правде своих слов.
– Вот что, – продолжал он, наклонясь ко мне, – вероятно, у вас есть знакомые европейцы? Я уверен, что есть!
– Зачем вам? – спросил я.
– Зачем? – Он отступил от меня на шаг и встал в драматическую позу. – Я положительно не могу взять на себя дело с негритянками. Судите сами: жена мне не позволит, и я её люблю. Нет, я не могу…
Он энергично потряс головой, провёл рукой по своей лысине и вкрадчиво продолжал:
– Может быть, вы могли бы мне рекомендовать на это дело европейца? Они отрицают нравственность, им всё равно! Кого-нибудь из бедных эмигрантов, а? Я плачу десять долларов в неделю, хорошо? Я буду сам ходить по улицам с негритянками… вообще я всё сделаю сам, он должен позаботиться только о том, чтобы родились дети… Вопрос нужно решить сегодня же вечером… Вы подумайте, какой скандал может разгореться, если это дело в южных штатах не завалить своевременно разным хламом! В интересах торжества нравственности – необходимо торопиться…
…Когда он убежал из комнаты, я подошёл к окну и приложил ушибленную о его череп руку к стеклу, чтобы охладить её.