Максим Горький
Достигаев и другие
Мелания (Нестрашному). Присядь-ка на минутку. (Сели за стол у двери направо, шепчутся.)
Нестрашный. Следует. Только людишки-то у меня в союзе рассеялись. Теперь – такое время: всякому до себя.
Мелания. Ну, много ли надо?
(Звонцов выглянул из двери и быстро скрылся.)
Нестрашный. Да, конечно, сделаем. Ну, кажись, начинается говорильня. Идёшь?
(Пошли. Из дверей зала – Тятин; Мелания и Нестрашный смотрят вслед ему. Он сел за стол, вынул блокнот, пишет. Выскочил Звонцов, отирая лицо платком, попятился.)
Тятин (встал). Любезный братец…
Звонцов. Некогда мне!
Тятин. Ничего, успеешь совершить подвиги ума и чести.
3вонцов. Это что за тон?
Тятин. Ты пустил слух, будто бы я научил Шуру похитить какие-то деньги у отца и деньги эти спрятаны мною…
Звонцов. Не смей… трогать… меня… трясти! Скандал устроить хочешь?
Тятин. Правду говоря, не плохо бы! Да я тебя и оскандалю…
3вонцов. Не напечатают! Выгонят из газеты.
Тятин (оттолкнув его). Экая ты дрянь!
Звонцов. Я не знаю, кто выдумал эту сплетню, но я её не повторял. Деньги! Чего теперь стоят деньги? Я не скрою, твоя позиция неожиданна для меня. Ты так искусно прятал твои убеждения.
Тятин. Это не относится к делу.
Звонцов. И – вдруг… Странно! Ты – интеллигент… Мы, интеллигенты…
Тятин (усмехаясь). Они – интеллигенты!
Звонцов. Мы являемся законными преемниками власти этих быков…
Тятин. Агитируешь?
Звонцов. Мы, люди, которым самодержавие идиотов было так мучительно…
Тятин. Брось! Я не играю в дураки. И оставь Шуру в покое. Вы там травите её. Смотри, я – смирный человек, но до времени. (Идёт в буфет.)
Звонцов (отирая лицо платком). Негодяй!
(Варвара и Достигаев очень быстро выходят из зала.)
Варвара. А как же тётка Мелания?
Достигаев. Подумай – сама догадаешься, умница. (Быстро прошёл в буфет.)
Звонцов. О чём он?
Варвара. Это тебя не касается. Почему ты не позвал меня на совещание по продовольствию?
Звонцов (сухо). Не нашёл.
Варвара. А – искал?
Звонцов. Поручил Мокроусову, но, очевидно, этот болван…
Варвара (зловеще). Пытаешься действовать самостоятельно? Андрей, твоё выступление было неудачно. Очень. Пойми: большевики – это уже не «ослы слева», и знамя их не «красная тряпка», как сказал о них и о знамени Милюков, нет, это уже знамя анархии…
Звонцов. Ты страшно горячишься. И – говори тише, кругом – люди. И почему нужно говорить сейчас? Начинается заседание.
Варвара. Слушай: мы между двух анархий, красной и чёрной.
Звонцов. Ну да, да! Я понимаю это, знаю…
Варвара. Нет! Ты не понимаешь ни трудности нашей позиции, ни выгод её…
Звонцов. Ах, боже мой! Как ты любишь учить! Но я именно так и говорил о большевиках.
Варвара (страстно). Нет, не так! Надо было резче. Надо бить по черепам каменными словами. Твоё ликование по поводу неудачи большевиков в Петрограде – неуместно и бестактно. Лозунг «Вся власть Советам» – вот чем ты должен действовать на толстую кожу…
Звонцов. Ты ужасно настроена!
Варвара. Красивые речи твои…
Звонцов. Удивляюсь! Чего ты боишься?
Варвара (шипит в лицо ему). Ты – глуп! В тебе нет классового чувства…
Звонцов. Позволь! Чёрт возьми! Что я – наёмник твой? И – при чём здесь классовое чувство? Я – не марксист… Какая дичь!
(Быстро идёт в зал, Варвара изнеможенно садится на стул, бьёт кулаком по столу, Елизавета идёт навстречу Звонцову из зала.)
Елизавета. Дрюдрюшечка, солёненький мой, как люблю тебя!
Звонцов (сердито). Позволь… В чём дело?
Варвара. Ведёшь ты себя, Лиза…
Елизавета. Ай! Ты – здесь? Да, Варя, я плохо веду себя. «Жизнь молодая проходит бесследно», и – очень скучно всё! Но ты – не бойся. Я Андрея не отобью у тебя, я его люблю… патриотически… нет, как это?
Звонцов (хмуро). Платонически. Пусти меня!
Елизавета. Вот именно – протонически! И – комически. Андрюша, после всей этой чепухи – можно танцы, а?
Варвара. Ты с ума сошла!
Елизавета. Милые губернаторы! Вы всё можете! Давайте устроим…
Звонцов (строго). Это невозможно. (Освободился, ушёл.)
Елизавета. Выскользнул… Ну… устроим маленький пляс у Жанны. Варя, приглашаю! Бог мой, какое лицо! Что ты, милая? Что с тобой?
Варвара. Уйди, Елизавета!
Елизавета. Дать воды?
Варвара. У-уйди…
(Елизавета бежит в буфет. Варвара несколько секунд стоит, закрыв глаза. Мелания и Павлин – из зала. Варвара скрывается в дверь направо.)
Мелания. Жарко. Тошно. Надоело всё, обрыдло, ух! Сильную бы руку на всех вас…
Павлин (вздохнув). «Векую шаташася языцы».
Мелания. Говорил с Прокопием?
Павлин. Беседовал. Натура весьма разнузданная и чрезмерно пристрастен к винопитию…
Мелания (нетерпеливо). Для дела-то годится?
Павлин. Ничем не следует пренебрегать ради просвещения заблудившихся, но…
Мелания. Ты – прямо скажи: стихи-то подходящи?
Павлин. Стихи вполне пригодны, но – для слепцов, а он… зрячий…
Мелания. Ты бы, отец Павлин, позвал бы к себе старика-то Иосифа, почитал бы стихиры-то его да и настроил бы, поучил, как лучше, умнее! Душевная-то муть снизу поднимается, там, внизу, и успокаивать её, а болтовнёй этой здесь, празднословием – чего добьёмся? Сам видишь: в купечестве нет согласия. Вон как шумят в буфете-то…
Павлин (прислушиваясь). Губин бушует, кажется. Извините – удаляюсь.
(Открыл дверь в зал, оттуда вырывается патетический крик: «Могучая душа народа…» Из дверей буфета вываливаются, пошатываясь, Губин, Троеруков, Лисогонов, все выпивши, но – не очень. Мокроусов, за ним старичок-официант с подносом, на подносе стаканы, ваза печенья.)
Губин. Чу, орут: душа, души… Душат друг друга речами. И все – врут. Дерьмо! А поп огорчился коньяком – даже до слёз. Плачет, старый чёрт! Я у него гусей перестрелял.
Троеруков. Сядем здесь под портретом…
Губин. Не желаю. Тут всякая сволочь ходит.
Лисогонов. Скажите, Лексей Матвеич…
Губин. И не скажу. Больно ты любознателен, поди-ка, всё ещё баб щупаешь, а?
(Троеруков хохочет. Мокроусов открыл дверь направо, официант прошёл туда.)
Лисогонов. Лексей Матвеич – вопрос: помиримся с немцами или ещё воевать будем?
Троеруков (печально). Царя – нет. Как воевать?
Губин. Воевать – не в чем. Сапог нет. Васька Достигаев с Перфишкой Нестрашным поставили сапоги солдатам на лыковых подошвах.
(Ушли в гостиную направо. Мелания – крестится, глядя в потолок. Из зала выходят Нестрашный, Целованьев, затем – Достигаев.)
Нестрашный. Наслушался. Хватит с меня. Мать Мелания, ты тоже не стерпела?
Мелания. Я отсюда речи слышу, душно там. Что делается, Порфирий Петрович, а?
Нестрашный. Об этом – не здесь говорить. Ты бы заглянула ко мне. Завтра?
Мелания. Можно. Послал господь на нас саранчу эту…
Нестрашный. Надо скорее Учредительное собрать.
Мелания. На что оно тебе?
Нестрашный. Мужик придёт. Он без хозяина жить не может.
Мелания. Мужик! Мужик тоже бунтовать научен. Тоже орёт, мужик-то.
Нестрашный. А мы ему глотку землёй засыпем. Дать ему немножко землицы, он и…
Достигаев. Допустим, Перфиша, что глотки мы заткнули, живот мужику набили туго, а – что делать с теми, у кого мозги взболтаны? Вот вопрос.
Нестрашный. Это ты, фабрикант, опять про рабочих поёшь?
Достигаев. Вот именно! Я – фабрикант, ты – судовладелец, кое в каких делах мы компаньоны, а видно всё-таки, что медведи – плохие соседи.
Нестрашный. Перестань… Все знают, что ты прибаутками богат.
Мелания. В шестом-седьмом годах показано вам, как надо с рабочими-то… Забыли?
Нестрашный. Достигаев, кроме себя, ничего не помнит…
Достигаев (с усмешкой). Никак это невозможно – о себе забыть. Даже святые – не забывали. Нет-нет да и напомнят богу, что место им – в раю.
Мелания. Заболтал, занёсся! Научился кощунству-то у Егора Булычова, еретика…
Достигаев (отходя). Ну, пойду, помолчу, язык поточу.
Нестрашный. Иезуит. Ходит, нюхает, примеряется, кого кому выгодней продать. Эх, много такого… жулья в нашем кругу!
Мелания. Сильную руку, Порфирий, надобно, железную руку! А они – вон как…
(Выходит Губин, за ним Троеруков, Лисогонов.)
Троеруков. Не ходи…
Губин. Идём, я хочу речь сказать. Я им скажу, болванам…
(Увидал Нестрашного, смотрит на него молча. Тот стоит, спрятав руки с палкой за спину, прислонясь спиною к стене. Несколько секунд все молчат, и слышен глухой голос в зале: «Могучие, нетронутые, почвенные силы сословия, которое…»)
Губин (как бы отрезвев). А-а-а… Порфирий? Давно не встречались! Что, брат? Вышиб меня из градских голов, а теперь и тебя вышибли? Да и кто вышиб, а?
Мелания. Лексей Матвеич, время ли старые обиды вспоминать?
Губин. Молчи, тётка! Что, пёс, смотришь на меня? Боишься?
Нестрашный. Я дураков не боюсь, а на разбойников сила найдётся…
Губин. Не боишься? Врёшь!.. Помнишь, как Егор Булычов по морде тебя…
Нестрашный. Поди прочь, пьяница… (Замахнулся палкой.)
Мелания. Одумайтесь…
Губин (орёт). Ну, ладно! Давай мириться, Перфишка! Сукин сын ты… ну, всё равно! Давай руку. (Вырвал палку у Нестрашного.)
(Выскочил Мокроусов. Из двери буфета выглядывают люди, из зала вышел какой-то человек и строго: «Господа, тише!» Троеруков, сидя у стола, самозабвенно любуется портретом. Нестрашный хотел уйти в зал, – Губин схватил его за ворот.)
Губин. Не хочешь мириться? Почему, а? Что я – хуже тебя? Я, Лексей Губин, мужик самой чистой крови-плоти, настоящая Россия…
Нестрашный. Пусти, собака…
Губин. Я тебе башку причешу!
Мокроусов (хватая Губина за руку). Позвольте… Что же вы делаете!
Мелания (людям в дверях буфета). Разнимите их, не видите, что ли?
Губин (оттолкнув Мокроусова). Куда лезешь? На кого руку поднимаешь, а?
(Нестрашный пробует вырваться из руки Губина – безуспешно. На шум из зала, из буфета выходят люди, в их числе – Достигаев с какими-то бумагами в руке. Из зала поспешно проходит Бетлинг под руку с Жанной, она испугана.)
Елизавета (как всегда, весёлая, подбежала к мужу, спрашивает). Неужели дерутся?
(Он машет на неё бумагами. Мокроусов ударил кастетом Губина снизу по локтевому сгибу.)
Губин (охнув, выпустил Нестрашного, орёт). Это – кто меня? Кто, дьяволы? Губина? Бить? (Его хватают за руки, окружают, ведут в буфет, он рычит.) Подожгу… Жить не дам…
(Из зала сквозь толпу появляется Ольга Чугунова, древняя старуха, в тёмных очках, её ведут под руки сын Софрон, лет за 50, и другой, Константин, приблизительно такого же возраста. Оба в длинных, ниже колен, сюртуках, в нагольных сапогах. На публику эти мрачные фигуры действуют подавляюще.)
Мелания. Здравствуй, Ольга Николаевна!
Чугунова. А? Кто это? Мелания, кажись? Стойте, дети! Куда пошёл, Софрон?
Софрон. Кресло вам, маменька.
Чугунова. Константин подаст, я тебе не приказывала. Что, мать Мелания, а? Делается-то – что? Гляди-ко ты: нотарусы да адвокаты купечеству смирненько служили, а теперь даже и не в ровни лезут, а командовать хотят нашим-то сословием, а? Воеводами себя объявляют… Что молчишь? Ты у нас бойкая была, ты – умная, хозяйственная… Не чужая нам плоть-кость…
Мелания (хрипло). Что я скажу?
Елизавета(мужу). Какая противная старушка-то…
Мелания (очень громко). Говорила я, говорю…
Достигаев. Её, старушку эту, весь город боится.
Чугунова. Кричи! Криком кричи! В колокола ударить надо. Крестный ход вокруг города надо…
Елизавета. Глупости какие! Идём?
Достигаев (берёт её под руку). Пошли… Ох, Лизок! Взглядов нет, взглядов!
Чугунова. Всё кричите… Всем миром надо кричать.
М-елания. А где он – мир? Нет – мира…
