Максим Горький
Беседа с молодыми ударниками, вошедшими в литературу
Относительно публицистики. Раз вас тянет к чисто художественному изображению действительности, а художественная работа – не рассказывание, а изображение действительности в образах, картинах, тогда отметите публицистику в сторону, пишите публицистику параллельно, выносите её на поля рукописи. А может быть, вам удастся сказать такую фразу, так построить её, что она вам пригодится со временем для одного из ваших героев.
Шевелева. Я хотела сказать насчёт языка. Я пробую написать рассказ. Герой – парень, окончивший девятилетку и работающий на заводе, чтобы получить стаж. И вот мне здесь обязательно нужно описать Москва-реку, природу обязательно описать. Мне кажется вода стальной, а он скажет, что она жемчужная. Вот я и не знаю, Как написать: как он думает или как я думаю.
Горький. Вы, во всяком случае, обязаны смотреть его глазами. Предоставьте ему полную свободу мечтать и воображать всё, что ему угодно.
Вы можете продолжать писать о дождике и о сером небе, но в рассказах нужно придерживаться взглядов героев. Если вы начините его своими собственными взглядами, то получится не герой, а вы. Он смотрит в окошко – идёт дождь, а вы заставите вспомнить его о солнце, о ясных днях.
Вопрос. Что мы должны взять у классиков и что должны отбросить?
Горький. Прежде всего нужно использовать технику классиков. Что вы получите у Достоевского, кроме техники? У него люди великолепно говорят, но сам Достоевский иногда пишет так: «Вошли две дамы, обе девицы»[6].
Таких обмолвок у него много, но говорят люди его романов отлично, напряжённо и всегда от себя. Нельзя смешать речь Дмитрия Карамазова с речами Ивана и Алексея Карамазовых.
Когда в его книге появляется излюбленный автором пьяница, вы чувствуете, что этот человек может говорить только таким языком, какой дан ему Достоевским.
Достоевский вначале шёл за Гоголем, а потом попал в кружок к петрашевцам, где читали книги социалистов-утопистов. Затем попал под арест, на площадь, и дальше – каторга. Он очень обиделся на всё это.
Петрашевский кружок – это был «живой дом» его жизни. Если бы не случилась история с каторгой, он, вероятно, был бы не таким, каким стал после того, как пожил в «мёртвом доме» – на каторге. У него явилось чувство мстительное по отношению ко всем социалистам-радикалам, и это чувство им было выражено по возвращении его с каторги в основном произведении – «Записки из подполья», где даны в зародыше идеи всех последующих его произведений, романов.
Будучи человеком очень впечатлительным, живя среди уголовных преступников, он почувствовал особенный интерес к психологии преступника, и большинство его романов построено именно на этой психологии. Вообще большинство его философских идей тоже нам чуждо, потому что с господом богом мы как будто уже рассчитались, я думаю, всерьёз и навсегда, мы стали гораздо умнее богов, гораздо больше знаем. Так что в этом отношении Достоевский нам не интересен, почерпнуть у него нечего, и психологически нельзя, чтобы человек рабочего класса взял идею государственности по Достоевскому: это невозможная вещь, это органическое противоречие.
