Максим Гаусс
Мой район!
Двигаться приходилось быстро, думать особо некогда. Но мозг исправно анализировал обстановку и принимал нужные решения. Возможно, успехом было еще и то, что сознание у меня было совсем не подростковое. Впрочем, тут не все однозначно. Я не в полной мере чувствовал себя тем, кем был в прошлой жизни. Что-то меня ограничивало.
Второго с разбегу я ударил ногой в живот – растерявшийся от такого напора противник охнул, а вместе с этим из легких вышел весь воздух, диафрагму скрутило спазмом. Отморозок, с вытаращенными глазами просто плюхнулся на пятую точку, ловля ртом глоток кислорода. Минус два.
Попутно, схватив подвернувшуюся палку, я с силой зарядил ею прямо по рукам третьему. Та, естественно, сломалась, но и противник выбыл из строя, с воем тряся руками.
Тут же добавил ему в кулаком в челюсть.
Противник взвыл. Конечно, мышцы у меня были нетренированные и потому сильного удара не получилось. Но когда прилетает в зубы, цепляя губной желобок, где много нервных окончаний, становится очень и очень больно. Затем тот, что получил в живот, все-таки изловчился и нанес мне удар в ухо, к счастью, тот прошелся вскользь. Было больно, конечно, но терпимо. Одновременно он ухватил другой рукой меня за воротник и резко дернул на себя.
Раздался треск ткани – футболка лопнула, мгновенно превратившись в бесформенный кусок черной тряпки. Я вывернулся, с силой пнул его ногой в колено.
– Это что тут такое творится! А ну, прекратите! – раздался возмущенный женский крик. – А то милицию сейчас же позову!
В поле зрения оказалась женщина, лет сорока. Отморозки среагировали, словно по команде.
Я уже понял, что по мою душу явилась просто мелкая уличная гопота. Показывать слабость я не собирался, такие только силу и понимают. Это они думают, что я зеленый пацан, с которого можно лавэ стрясти. Вся их хваленая крутизна – это дешевые понты.
Налететь толпой и руками махать как мельница – вот их тактика. А вот биться одному с холодной головой, да еще и против нескольких противников дано не всем. Не скажу, что я опытный боец, но за долгую прожитую жизнь приходилось и получать, и давать самому. Были и бытовые драки, и серьезные мордобои в разборках… Да и спортивное прошлое по самбо давало знать. Возможно, не ошибусь, если скажу, что у меня был пониженный болевой порог. И были мозги сделать из этого правильные выводы, что куда важнее.
Ну, еще здесь сыграл фактор неожиданности – их сбило с толку, что я первым налетел на них, совершенно не показывая страха.
Я тоже остановился, среагировав на крик женщины. А гопники, потирая пострадавшие места, отскочили в сторону. Сейчас они смотрели на меня с опаской. Один с мокрыми слезящимися глазами, другой с разбитым носом и окровавленными губами.
– Че, мля! – рявкнул я. – Все?!
– Да ну его, пацаны! Он больной на голову! Идем! – пробормотал старший, глядя на меня, как на дикаря.
– Совсем крыша поехала! Муфлон!
И они демонстративно нехотя, повернулись и направились в сторону выхода со двора. А я, тяжело дыша и сжимая кулаки, стоял и смотрел им вслед.
– Антоша, ты как? – ко мне подошла та самая женщина, что собиралась вызывать милицию. В памяти откуда-то всплыло ее имя.
– Теть Тань, все нормально… – ответил я, удивившись, что сделал это так, будто знал ее всю жизнь. – Отморозки какие-то. Пришлось пошуметь.
– Это я заметила, – восхищенно ответила женщина. Вспомнил, что она была уборщицей во дворе. – Смело ты с ними. Даже не знала, что ты так можешь. Всегда тихий такой ходил, незаметный. А тут вон как налетел. Вот же растут молодые бандиты, футболку тебе порвали!
– Да ничего страшного, зашью. Все равно домой иду.
И я направился к подъезду, отчетливо зная, на каком этаже и в какой квартире этой девятиэтажки я жил. Вот только тут судьба подсунула мне свинью.
Лифт почему-то не работал, хотя дом с виду был новый. Да и вообще, весь этот микрорайон был каким-то молодым, свежим. Зелени было хоть и много, но вся она еще не успела толком разрастись – все деревья и кустарники маленькие. Видимо, район возводился совсем недавно – вдалеке, со всех сторон были видны многочисленные башенные краны и строящиеся здания соседних кварталов. Строительство шло ударными темпами – на вид этим домам не более десяти лет.
Поднялся на седьмой этаж, отыскал знакомую дверь. Остановился в нерешительности. Как-то неудобно вливаться в чужую жизнь, заходить не в свою квартиру. Называть чужих тебе людей своими родителями. Однако чем больше я об этом думал, тем меньше меня это беспокоило. Сам того не понимая, я свыкался с этой мыслью неожиданно легко.
Да и разве у меня есть какие-то иные варианты?
Выжал черную кнопку звонка. Затренькала кукушка.
Тишина.
Обратил внимание, что неподалеку, прямо на стене черным баллончиком выведено – «Извращенец». Такого добра в каждом подъезде хватает.
Выжал кнопку еще раз.
Сначала дверь никто не открывал, потом послышались шаги и недовольный голос.
– Ну, кто там еще притащился?
Щелкнул замок, входная дверь открылась, и на пороге квартиры я увидел довольно симпатичную женщину. Чужая память услужливо подсказала, что это и есть моя мать. Только вот вид у нее был… Растрепанная, усталое бледное лицо, синяки под глазами. Мятая одежда. И характерный запах алкоголя.
В квартире за ее спиной – натуральный бардак. На полу как попало валялась грязная обувь, вещи. Какие-то коробки.
Разом возникли вопросы. Да-а, оказывается, жизнь у моего реципиента была не сахар.
– Чего трезвонишь? Ключи твои где? – устало пробурчала она, осмотрев меня мутным взглядом. – Что, еще и футболку порвал?
– Ключи потерял, – пробормотал я, совершенно не ожидая такого поворота. Хотя, после перерождения в девяностых – грех удивляться чему-то еще.
– Ну, значит, иди и ищи… – нахмурилась она и хотела уже закрыть передо мной дверь, но я ловко поставил ногу, не дав ей этого сделать.
– Нормально ты сына встречаешь! Может, сначала накормишь? – твердым голосом поинтересовался я. Держать дверь она не стала, просто махнула на меня рукой, и пошатываясь, отправилась куда-то вглубь квартиры. Везде стоял запах перегара.
С кухни послышался сиплый мужской голос:
– Ленка! Кто там?
– Антон пришел.
Несколько секунд и на пороге кухни показался пошатывающийся собутыльник. Назвать это чудо природы мужиком язык не поворачивался. Сам лохматый, небритый, с красной от выпитого бухла мордой. Сявка, короче.
Похлопав себя по карманам, оно громко икнуло.
– О! Слышь, малой… Сгоняй в магазин за водкой! – алкаш тянул окончания слов, отчего складывалось еще худшее впечатление. – И консервы рыбные возьми! Ленка, где у тебя деньги?
Мужичок был худым, поношенная одежда висела на нем как половая тряпка на швабре. Говорил он с характерной нечеткой дикцией, а глаза никак не могли сфокусироваться на одной точке.
Это было мерзко. Идя домой, я ожидал увидеть совершенно другую картину – нормальную семью, а тут такое…
Мать, которая должна создавать уют в квартире, любить и воспитывать сына, вместо этого безбожно бухает и водит домой непонятные пропитые элементы мужского пола… Тьфу ты! Как же это отец допустил? Почему-то в моей памяти никакой информации о нем не возникло.
Несколько секунд я просто стоял, смотрел на все это дело и подмечал детали. Зрелище отвратительное. Уйти? Ну нет! Нужно брать главенство в свои руки, тем более что мне и идти-то больше некуда.
– Ну, че ты пялишься? – недовольно возмутился собутыльник. – Иди давай, ну. Ленка, дай ему деньги. Ну чего ты встала?!
Он попытался шлепнуть ее по заднице, но промахнулся.
Мне же до того стало тошно, что в нашей квартире распоряжается какое-то чмо, что я не выдержал. Решительно подошел к алкашу, с ходу дал ему смачного леща. Вот прямо изо всех сил. У мужичка голова мотнулась взад-вперед, а глаза собрались в кучу. Они и раньше-то не особо ладили, а теперь вообще не пойми что получилось.
– Э-э… Щенок! – тявкнул тот, затрепыхавшись. – Что творишь, сопляк? Я т-тя щас!
Отмахнувшись, я коротко двинул ему кулаком под ребра, отчего тот сразу заткнулся. Затем ухватил алкаша за шиворот и, прилагая все силы, потащил к выходу – благо тот сопротивлялся как-то совсем слабо. Открыв дверь, я выставил его наружу, добавив хорошего пинка под зад.
– Еще раз здесь увижу, что-нибудь сломаю! Понял? – спокойно добавил я, затем захлопнул дверь. Мать стояла и смотрела на меня растерянным взглядом. В глазах ясности не было.
– Ма, ты чего тут устроила? – разозлился я, обернувшись к женщине.
– Антон… – заплетающимся языком пробормотала она, глядя на меня рассеянным взглядом. – Ты зачем это сделал, а? Дядя Ваня – мой друг…
– В задницу таких друзей!
– Много ты понимаешь… – видно было, что разговаривать бесполезно. На пьяную голову вообще разговоры – тухлое дело.
– Ма, иди-ка проспись. – сказал я, одновременно заприметив дверь в ванную. Направился туда, чтобы вымыть грязные руки.
И тут наконец-то увидел себя в зеркало.
Да-а, зрелище, конечно, любопытное. Если бы я молодой себя где-нибудь увидел, тоже бы прицепился. Смазливое лицо с непонятным выражением, дурацкая лохматая прическа, полные розоватые щеки. На лбу ссадина с засохшей кровью, треснутая губа, под носом тоже следы вытертой крови. Да и одет я был как-то старомодно. Но отдаленно во взгляде угадывалось что-то мое, прежнее.
Раз я попал в лихие девяностые, нужно срочно менять имидж, иначе так ко мне каждая собака будет приставать. Что там в то время было модно?
Быстро умылся, вымыл руки. Снял грязную одежду, переоделся.
Квартира была двухкомнатной. С весьма неплохим ремонтом. Но я сразу заметил, что за порядком в последнее время тут никто не следит. Задался вопросом – а где же отец? Почему-то тут чужая память упорно молчала. Ну, ничего, разберемся.
На кухне раздался звон то ли бутылок, то ли стаканов. Направился туда, задумчиво осмотрелся.
Небольшой обеденный стол как попало был заставлен пустыми консервными банками из-под шпрот и кильки «в томате», ломтями серого, раскрошившегося хлеба, почти пустая двухлитровая банка с маринованными помидорами и связка зеленого лука. Стояли две пустые бутылки из-под «Столичной», граненые стаканы. На холодильнике стоял небольшой радиоприемник, откуда противно хрипела Пугачева.
В раковине уже новая жизнь завелась, а кухонные шкафы были как попало завалены посудой, продуктами и разнообразной утварью. Повсюду крошки, на полу мусор. Так и мыши скоро заведутся!
Мать, пошатываясь, пыталась найти хоть немного водки, но ее там не было.
Вздохнул. Молча взяв ее за руку, я осторожно, но решительно повел ее в спальню. Та что-то бормотала, возмущалась, но почти не сопротивлялась. Едва я положил ее на диван, как она почти сразу закрыла глаза и провалилась в сон.
А я, осторожно накрыв ее лежащим неподалеку пледом, вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Да-а… Вот это мне подфартило с новой жизнью! Ну да, родился заново – можно сказать, здравствуй молодость в новой стране. А вот это и то, что произошло на улице – чтоб эта самая жизнь медом не казалась.
Чтобы навести в квартире порядок, нужно потратить не один час.
Не скрою, не на это я рассчитывал, когда осознал и переварил произошедшее. Кажется, чтобы повернуть жизнь в нужное русло, мне нужно хорошенько потрудиться и вытащить мою новую семью из той задницы, в которой она по какой-то причине оказалась. Может, судьба такая?
Глава 4. Тревожные события
На то, чтобы навести порядок, у меня ушло часа четыре.
Ярко-красный пылесос «Тайфун» оказался хорошим помощником. Правда, ревел он как имперский звездолет с поломанным гипердрайвом – и как только мать не проснулась?
Пока наводил уборку, нашел пару фотографий в рамке и несколько семейных альбомов. На одной мы были втроем – я, мать и молодой мужчина, судя по всему, мой отец. Звали его Дмитрий, так было написано на обороте. Память почему-то упорно молчала, что было странно.
На второй фотографии он был один, в советской военной форме, что именовали «Афганкой». На голове был голубой берет, из-под кителя видна полосатая тельняшка, значит, отец реципиента служил в десантуре. Хм, неплохо. Чего ж тогда сын хлюпиком рос?
Обе фоторамки были убраны, наверное, для того, чтобы глядя на них не вспоминать то, что произошло.
Так, ну хоть что-то я уже узнал, остальное в процессе.
Когда наконец-то закончил уборку, вынес весь мусор и перемыл гору посуды, стрелка на часах показала семь вечера.
Сел перекусить. Минуты две просто стоял и смотрел на банку маргарина Rаma – я такого уже лет двадцать не видел. В холодильнике почти ничего не было, но это меня нисколько не обескуражило. Неприятно, конечно, но не катастрофа. В общем-то, чего-то подобного я и ожидал, когда впервые вошел в квартиру. Очевидно, что по какой-то причине, мать не заморачивалась тем, что дома шаром покати… Хотя, судя по интерьеру и ремонту, деньги в семье все-таки были. Впрочем, это еще ни о чем не говорило.
У себя в комнате, в старой картонной коробке из-под диафильмов я чисто случайно обнаружил перевязанные резинкой деньги, в размере аж сорока двух тысяч. Старыми банкнотами, само собой. Учитывая, что килограмм мяса в то время стоил около двух тысяч, то сумма у меня была так себе… Немногим больше средней зарплаты. Тем не менее, я улыбнулся – давно таких денег не видел. Решил потратить часть и купить продуктов.
Сказано – сделано. Торопиться мне было некуда, поэтому я все делал размеренно и неторопливо. Не люблю гоношиться.
Неподалеку от нашей девятиэтажки оказался маленький рыночек и пара магазинов напротив. В такое время дня там было практически пусто, лишь сидела парочка скучающих бабушек, обсуждая прохожих. Дворовая разведка никогда не спит, а эти шагнули дальше, продавая лук, морковь и картошку.
Учитывая, что в стране уже практически отступил дефицит, но были конские цены, я даже слегка удивился, а потом понял. Краснодар все-таки город областного значения, на дворе было лето, а вокруг полно колхозов и станиц, где выращивалось много сельскохозяйственной продукции. Фермеры тащили ее в город, устраивая своеобразные сельские ярмарки. Что-то продавали, а что-то обменивали. То же касалось мяса, яиц и молочной продукции. Но в меньших масштабах. Однако опять же, все было сугубо регионально и если в одном районе это было нормой, то в соседней области дела обстояли уже иначе.
В общем, приобрел я «овощной набор» и отправился обратно.
В морозилке нашел кусочек мяса с косточкой.
К слову сказать, так как я много лет прожил один, то научился готовить буквально все. Сварить суп? Не проблема! Плов или гуляш? Да запросто! Не скрою, для себя готовить лень, поэтому такие блюда были исключительно в те дни, когда было хорошее настроение. Гости у меня практически не бывали, поэтому хвастаться было не перед кем.
И сейчас, в процессе готовки я соорудил наваристый борщ. Тихонько играло радио, откуда звучала композиция группы «Мираж»:
Я не шучу, я теперь не шучу.
Я буду делать все так, как хочу.
В сеть обещаний меня не поймать,
Я не желаю верить и ждать.
Я не шучу, я давно не шучу.
Я буду жить только так, как хочу.
Вы понимаете это, друзья?
Мне надоело слово нельзя!
Весьма в тему, кстати. Музыка моей молодости – было, что вспомнить.
В общем, оставалось совсем немного, когда скрипнула дверь и на кухне появилась мама. Выглядела она неважно.
Глаза красные, волосы взъерошенные. Лицо осунувшееся. Одежда помятая.
– Антон? Что… Ты чего тут делаешь? – тихо спросила она, ища глазами стакан. Голос был относительно нормальный, без явных пьяных интонаций.
– Вообще, планировал сварить борщ! – непринужденно ответил я, мешая половником в кастрюле. – А еще, попутно, в квартире убрался. А то свинарник был… Ма, как так?
Несколько секунд она просто стояла, думая о чем-то своем, затем набрала воды с крана, выпила и в задумчивости присела на стул.
Я молча продолжал готовку, иногда посматривая на женщину и ожидая продолжения. Что же такое произошло, что она начала пить? Как давно? Почему перестала заниматься воспитанием сына? Видно же, что женщина хорошая, симпатичная. На стакан подсела недавно. Не более полугода назад.
Хотелось понять, что произошло. Наверное, проще всего в моем случае было забрать все деньги и уйти куда-нибудь, чтобы налаживать свою новую жизнь. Но мне совесть не позволяла – опять же, я ведь благородный. Справедливый еще.
– Кушать будешь? – поинтересовался я, после двух минут тишины.
– Что?
– Кушать! – спокойно повторил я.
– Ты же не умеешь готовить…
– Это было давно и неправда, – вздохнул я, доставая чистую тарелку.
Ужин прошел в тишине. Борщ оказался вкусным, я даже мысленно себя похвалил. Мать молчала и я никак не мог понять, о чем она думает. Ни о чем поговорить толком не удалось.
Затем я ушел в свою комнату.
Все там было как-то не так… По-старомодному. Старый шифоньер, пуф, обитый мягкой тканью. Цветастый ковер на полу – таких в две тысяча двадцатых уже и не встретишь. Настоящий пылесборник, родом из СССР.
Надо бы в комнате перестановку сделать. А еще, сменить внешность на более дерзкую, приодеться. Ну и спортом заняться, причем основательно. Да и вообще, нужна глобальная цель. Знания о будущем есть и нужно их как-то применять.
И тут я задумался совсем о другом. Как же так получилось, что Серега Камышин меня предал? Почему он пошел на поводу у бандитов? Зачем ему это было нужно?
Я ездил с ним не один год, но не замечал за ним связей с криминальными элементами. Нормальный мужик был, со своими тараканами в голове, но это норма. Так в чем же дело? Продался бандюкам? Надоело крутить баранку за сравнительно небольшую зарплату? И что же ему пообещали, раз он пошел на такое?
Если вдуматься то, скорее всего, он был в сговоре с ними заранее. Они знали маршрут, который, на минуточку, предложил именно он. Они знали, что у нас нет оружия. Ведь Камыш был не в курсе, что последние несколько месяцев, я таскал с собой травмат. Монгол потому и не спешил демонстрировать силу с применением оружия, потому что знал о купленном напарнике. И о том, что мне нечего им противопоставить. Он ждал подходящего момента…
Я сопоставил факты и усмехнулся.
Камыш, сучара, хотел остановиться еще в первый раз, но я не согласился. И если бы он это сделал вопреки моему решению, было бы подозрительно. А когда они появились во второй раз, уже я сам дал команду Сереге сдать к обочине. Что он и сделал. Все время, пока шла разборка, он держался позади меня, словно ждал условного сигнала от Монгола, если вдруг что-то пойдет не так.
Вот же тварь, а?! Никому доверять нельзя, обязательно воткнут нож в спину.
И Монгол этот, редкая мразь. Весь такой сдержанный, спокойный, властный. А по факту хладнокровный убийца. Скольких водил уже они так остановили? Сколько вообще людей пострадало от руки или решения этого авторитетного отморозка? Наверняка, промышляя в здешнем районе, многим успел крови попить. Это авторитет из девяностых, а отец его еще хлеще, но тот вроде как политиком был.
Мне почему-то казалось, что и родом бандит из Краснодара, но тут не возьмусь утверждать… Ни его настоящего имени, ни фамилии я не помнил. Да и какое мне теперь до него дело?
Прежней жизни больше нет! Долой ее, все равно она была никчемной…
Поворочавшись немного, я сам не заметил, как заснул. Причем спал, как убитый.
Проснулся, когда еще семи не было. Подошел к зеркалу, обратил внимание, что тело у меня худощавое, нетренированное. Не совсем дрыщ, конечно, но все равно стыдно. С такими мышцами сильного удара не нанести, эффективный бросок не сделать. Нужно будет усиленно тренироваться, наращивать массу. Для пацана главное – это умение за себя постоять. Видимо, реципиент не уделял этому достаточного внимания. Ничего, исправим.
Мне как раз неделю назад исполнилось семнадцать лет – в этом я убедился, увидев собственный паспорт, и я должен уже заканчивать школу. Это либо десятый, либо одиннадцатый класс.
Взглянул на календарь. Настоящий Антон Барсуков зачем-то зачеркивал прошедшие дни. Значит, сегодня пятое июня?
– Суббота… – пробормотал я. Школа отпадает. Учеба тоже – не готов я в школу, блин, ходить. Возможно, есть какие-то экзамены – ни черта не помню, когда там и что сдавалось. Сколько лет-то уже прошло.
Первым делом убрал кровать, затем сделал зарядку. Для начала легкую. Мышцы после вчерашних разборок ощутимо болели, но я не обращал на это внимания.
В коридоре обнаружил двенадцатикилограммовую гирю, которая тоже потихоньку пошла в дело.
Нужно тренировать выносливость, силу, ловкость. И хорошо бы найти какую-нибудь секцию самбо или борьбы, наверняка что-то должно быть на районе. Многое из своего спортивного прошлого я уже успел позабыть, а это плохо. Нужно наверстывать, иначе меня никто всерьез не будет воспринимать. Был бы я чуть постарше, может, за двадцать, тогда бы сразу начал крутиться. А пока рано, кто всерьез воспримет семнадцатилетнего пацана?
Когда я закончил, отправился в ванную. Затем на кухню.
Отчего-то прям невыносимо захотелось чего-нибудь мучного.
Отыскал муку, яйца, немного простокваши. По-быстрому сварганил оладьи. Когда заварил чайник, дверь на кухню приоткрылась и заглянула мама.
– Антош?
– О! Доброе утро, мам!
Сложно сказать, какие чувства я к ней испытывал. Физически, как ни крути, она мой родитель. А вот с другой точки зрения… Называть мамой женщину, которая, по факту, младше меня?! Воспринимал это не очень остро, но, пожалуй, к этому нужно будет еще привыкнуть. Впрочем, вероятно, влияние подсознания реципиента как-то сглаживало углы.
– Доброе… – она принюхалась. – Чем это пахнет?
– Оладьи пожарил.
Услышав мой ответ, она стояла и просто хлопала глазами. А потом села на стул и пробормотала:
– Вчера борщ, сегодня оладьи… Антош, ты же не умеешь готовить!
– Пришлось научиться, – усмехнулся я. – Чаю?
– Это должна была делать я…
– Я же вижу, что тебе тяжело. Поэтому все нормально, мам!
Она молча смотрела на меня изумленными глазами, затем спросила:
– Что это у тебя на лбу? И губа разбита. О, боже! Тебя что, хулиганы били?
– Скорее, наоборот! – усмехнулся я.
– Это как? А впрочем, неважно. Нужно было еще вчера обработать. Так, ну-ка давай…
– Да ладно, всего лишь царапина. Чего там обрабатывать?
Тем не менее пришлось подчиниться.
Через несколько минут она закончила, получилось очень аккуратно. Память напомнила, что мама уже больше десяти лет работала в поликлинике. Только вот кем, не помню.
– В тебе что-то изменилось, – заметила она.
– И что же? – сухо улыбнулся я.
– Взгляд другой. Более взрослый, уверенный. Как будто ты разом постарел.
Я рассмеялся.
– Ма, мне уже не двенадцать лет.
– Ты меня так не называл!
– Угу, а давно мы с тобой нормально разговаривали, а?
При этих словах она потупила взгляд и покраснела. Видимо, попал в точку. Я решил разрядить обстановку и переключиться на другую тему.
– Какие у нас сегодня планы?
Мне хотелось вывести ее на разговор, но осторожно, непринужденно. Как оказалось, память реципиента во многих моментах скудна на факты и детали.
И снова мой вопрос поставил ее в тупик. К гадалке не ходи, отношения между матерью и сыном в последнее время были не очень. Определенно, в семье что-то произошло, что-то серьезное. Сын почему-то замкнулся и ушел в себя, а мать не нашла ничего лучше, как пить. Вместо решения проблем, она просто заливала их алкоголем, таким образом заглушая мучившую ее боль. И все-таки, где же отец?
– Не знаю… – очевидно, что ей было неудобно говорить об этом, поэтому и отвечала не сразу. – Даже не знаю. Мы давно уже ничего не планировали.
– А давай-ка погуляем по городу? – предложил я. – Например, по Красной? Возьмем мороженое.
Из своей прошлой жизни я помнил, что в Краснодаре в конце двухтысячных годов была такая улица Красная, что пересекала город с севера на юг. По ней, в выходные дни перекрывалось все движение и пешеходы свободно могли гулять прямо по дороге, не опасаясь быть раздавленными. Везде играла тихая приятная музыка, была чистота. Иногда, тут и там, особенно в вечернее время происходили выступления каких-нибудь местных талантов. Люди просто неторопливо ходили, беседовали. Интересно, в девяносто третьем так же или подобного еще не было?
– А давай… – вдруг согласилась она.
***
Уже через полтора часа мы гуляли по Парку Победы.
В этот день Красная была закрыта для прогулок, поэтому нам пришлось перебраться в тот район. Легендарного моста поцелуев, что соединял Кубанскую Набережную и сам парк, еще не было, его построят примерно лет через десять.
Пришлось делать большой крюк и обходить через затон. Дорога через лес была не самой живописной, но вокруг было много прохожих. А вот в вечернее время здесь лучше не гулять – далеко не самое безопасное место в городе.
В парке была представлена выставка военной техники, что когда-то участвовала в Великой Отечественной войне. Да и не только в ней. А еще был довольно крупный музей. Неподалеку протекала река Кубань, по которой туда-сюда плавали теплоходы, катая жителей и гостей города.
Помнится, в двадцать первом веке реку засрали настолько, что в ней запретили купаться. Хотя сотней километров по течению ниже, хитрые предприниматели на побережье вовсю продавали экскурсии на купание в этой самой реке. Несмешной цирк.
Разговор с матерью не клеился, и на то были причины.
С одной стороны, я видел, что ей неловко и даже в какой-то мере стыдно, хотя она и пыталась этого не показывать. Перейти непосредственно к проблеме я тоже не мог, это вызвало бы ненужные подозрения. С другой стороны, вытягивать из нее все по крупице – тоже не дело. Я должен как можно быстрее понять, что произошло. Тянуть сопли нет смысла.
Возможно, кто-то скажет – мол, зачем мне было нужно копаться во всем этом? Проще бросить все и жить новой жизнью. Сложно ответить на данный вопрос, тут большое влияние оказывала внутренняя мораль и тот факт, что все-таки перерождение не прошло бесследно. Чувства сына к матери отразились на подсознании реципиента, а потому в какой-то мере воздействовали и на меня. Я вынужден это принять. Чужие мысли были тесно связаны с моими собственными. Сам того не желая, я постепенно привыкал к тому, что теперь это моя новая жизнь и ее нужно устраивать.
Уйти и жить самому, по своим правилам? Да, пожалуй, так тоже можно поступить, только мне совесть не позволила бы. Этой семье нужна помощь. А сбежать никогда не поздно. Вот только где мне жить? Что есть, как одеваться? В девяностые годы вряд ли кто-то сдаст простому школьнику комнату, а тем более квартиру. Нет, сначала нужно адаптироваться, а уже потом искать варианты как жить дальше.
Когда мы покинули центральную площадь, откуда-то справа маму окликнули:
– Лена! Лена, привет. А ты чего здесь?
Я увидел приближающегося к нам высокого незнакомого мужика. Выглядел тот неприметно, ничем особым не выделялся. Одет вполне себе опрятно, в руке темный фотоаппарат, а на плече сумка.
– Привет, Миша… – ответила мама, поежившись. Очевидно, что она была не очень рада этой встрече. Ей как будто бы было стыдно. – С сыном гуляем вот. Давно уже никуда не выбирались.
– Понятно, – улыбнулся тот. – Рад вас видеть. Привет, Антон!
– Угу… – кивнул я, пожимая ему руку.
– А ты чего в парке забыл? – поинтересовалась Лена. – Работаешь?
– Да на очередной экскурсии вот, фотографирую туристов, – он показал ей фотокамеру. – Слушай! Я давно уже хотел спросить, как там Димка? Уже и не помню, когда его последний раз видел! Вы что, куда-то переехали?
При этих словах мама опустила голову, на что Михаил сразу среагировал.
– Э-э… Лен, что-то не так?
– Миша… Разве ты не знаешь? – спросила мама и на глазах выступили слезы.
– Так! – тот осмотрелся по сторонам, увидел пустую малоприметную лавочку. – Идемте туда. Сядем, поговорим.
Это был мой шанс без неудобных вопросов узнать, что же произошло в семье Барсуковых и почему все сложилось таким образом.
Лавочка разместилась среди каштанов, в тени. Прохожих тут было немного, поэтому можно было поговорить, не рискуя быть услышанным. Судя по всему, разговор предстоял неприятный.
– Рассказывай! – мягко, но настойчиво произнес фотограф.
– Ой, Миш… Даже не знаю, с чего и начать, – Лена покачала головой. – В общем, началось все еще в январе этого года. Дима со службы возвращался, а дело было поздним вечером. Ну и услышал он, как кто-то на помощь зовет. Кричала молодая девушка – ее какие-то сволочи хотели затащить в машину, а там, может, и изнасиловать. А он за нее вступился. Ну, ты ж помнишь, он десантник, все за справедливость и правду боролся. Так получилось, что немного переборщил и сломал одному из них челюсть. Остальные испугались и сбежали. Сначала все было тихо. А потом…
У нее снова потекли слезы.
– Пострадавший оказался сыном важного человека, вроде как из депутатов. Я даже тогда даже фамилии не знала, все так спонтанно и проходило очень быстро. Милиция домой приходила, обыск устроили. Нашли пистолет, хотя я точно знаю, что у него никакого оружия не было. Зачем ему пистолет, если у него на службе табельный есть?! Уверена, что его ему просто подкинули. В присутствии понятых оружие изъяли, ну а потом пошли суды и прочее…
– Погоди, я правильно понял, что Димка в тюрьме? – уточнил фотограф.
Мама быстро и часто закивала головой, затем всхлипнув, схватилась за носовой платок. – Признали виновным. Всю ситуацию развернули совсем иначе. С позором уволили со службы, никто ему не помог.
– Так… – Михаил выдохнул, потрогал вспотевший лоб рукой. – Ну, а вы адвоката нанимали? Бороться пытались?
– Конечно, пытались. Только без толку. Там все схвачено, серьезные люди сидят. Не своротишь.
– Ясно… – выдохнул он. Видно было, что он хотел помочь, да только не знал чем.
Стараясь не подавать вида, я слушал с живым интересом, впитывая информацию как губка. Так как я стоял с краю, чуть позади и сбоку от Михаила, на меня никто не обращал внимания, поэтому я слышал все.
Вот, значит, откуда ноги растут и почему в семье все пошло наперекосяк?
С одной стороны, все ясно. Грубо говоря, отец пал жертвой несправедливости, при этом сражаясь за правое дело. Но даже такое горе не повод, чтобы становиться алкоголиком и намеренно разрушать то, что осталось от семьи. Или это не единственная проблема?
– Да и не только в этом дело… – она тяжко вздохнула. – Все как-то кучей навалилось. Не прошло и двух недель, как меня тоже с работы уволили, и как я ни пыталась устроиться в другие учреждения, меня только медсестрой в поликлинику и взяли. А я ведь хирург, Миш! Хирург, десять лет стажа.
– Да, я помню. Думаешь, это все связано?
– Конечно, связано. В почтовом ящике через какое-то время я нашла письмо, адресованное мне. С угрозами и оскорблениями. Я в милицию его отнесла, а там меня вежливо попросили забрать его и больше с такими вопросами не приходить.
