Максим Букреев
Конфетти
Ателье это, известное всему Петербургу располагалось в громадном доме и занимало четыре полных этажа. На двух верхних шёл пошив одежды на заказ, там денно и ношно работали швеи по несколько дней за раз, только чтобы успеть угодить той барышне или тому господину. На втором этаже располагались кассы и обмерочные, а на первом, куда сквозь громадные двери вошёл Ганя, располагалось, что-то вроде выставки, где посетители могли отметить продукцию, или купить себе что ни будь, не слишком дорогое, но невероятно модное.
Такие места Ганя посещал не часто и теперь, под новый год, впервые оказавшись именно в этой Мекке Петербуржской моды, остановился, как и на площади в неописуемом удивлении и восхищении. И хотя уже через пару неловких мгновений, он взял себя в руки и с невозмутимым лицом начал огладывать представленные произведения (иначе, как произведения это назвать невозможно), у него всё же потемнело в глазах, и закружилась голова, так всё вокруг было ярко и пестро. Платья с блёстками, отражавшими свет сотни ламп, или без блёсток, увешенные различными звенящими и диковинными фигурами или простые однотонные, но всё же на любой фасон. Не следовало бы даже говорить о цвете, однако такое обилие различных сочетаний всего со всем, даже совершенно, казалось бы, не сочетающихся вещей, было просто поразительно и невыносимо. Под давлением такого разнообразия Ганя пришёл в ужас и в ужасе в этом поспешил в мужской отдел, надеясь хоть там успокоится, но не тут-то было. Костюмы, явление с которым Ганя был знаком и даже дружен и те оказались предателями. Фраки и жилеты переливались в глазах, успевая принять на себя все цвета радуги. Гениальности рисунков на одежде и той не было придела, можно было даже сделать вывод, что дизайнеры и есть настоящие художники современности, а всякие живописцы лишь их робкие ученики.
Наконец на глаза Гане попался отдел с самыми модными костюмами чёрного цвета. Он стоял особняком, у самых окон, заманивая искушённого зрителя. В этом отделе волю в цветах могли выразить лишь галстуки, а все остальные предметы гардероба являлись пренепременно чёрными, при том на столько, что от эдакого готического вида, к одежде невольно просыпалось уважение, за её степенность и вдумчивость. Лишь тут Ганя смог перевести дух. Теперь, не оборачиваясь на остальной зал он пристально рассматривал различные сюртуки и брюки и даже не столько что бы определить вид, к примеру их покроя, а что бы найти хоть некоторое отличие в них. Внезапно чуть позади него раздалось вежливое покашливание. Ганя обернулся и сразу отпрянул чуть в сторону. На него смотрели добрые глаза седобородого господина, что стоял рядом с продавцом, лицо коего выражало явное неудовольствие. Продавец протиснулся между ними к прилавку, где был выставлен один из многих костюмов, в то время как господин протянул Гане руку.
– Извините за вмешательство – произнёс он добрым и даже примирительным басистым голосом. – Моей жене срочно понадобилось выйти в свет, и вот …. Будем знакомы, Алексий Новгородцев.
– Конечно –с, – разумеется Ганя тут же пожал руку в ответ, он не был уверен в знатном происхождении нового знакомого, однако в месте, где они встретились, можно было ожидать решительно кого угодно. – Гаврила Куликов, очень приятно.
Повисла пауза, но чуть погодя, пока продавец всё ещё разбирался в витрине, Новгородцев всё же произнёс:
– Не хорошее у меня от этого места ощущения. – признался он и Ганя, у которого и впрямь всё ещё болело в висках согласился.
– У меня точно такие же, но всё же тут самый большой выбор, да и всё самое, что ни на есть свежее-с.
– Тут, вы, безусловно, правы, – вздохнул Новгородцев.
Через время, вдоволь насытившись местом, Ганя шагал по заснеженному дворику модного дома с заметно ухудшившимся настроением. Купить ничего не получилось, и услужливым тоном произнесённая фраза: “На вашу фигуру не каждый портной ещё сошьёт нужное…”, стала для Гани настоящим оскорблением. Он прекрасно осознавал, что не был ни толстым, ни худым, но что же в нём всё-таки не так, понять никак не мог. Наконец, выскочив вновь на зимний воздух этот вздор, выветрился из его головы, и хотя уже без настроения он зашагал домой.
В этот момент, когда Ганя уже собирался, покинув парк, наконец, оказаться на оживленной улице, полной простых людей, он заметил экипаж и его недавнего знакомого Новгородцева, быстрым шагом к нему направлявшегося. Транспорт у него стоит заметить был роскошный, голубой с белым, и графскими коронами по бокам. "Эге, так вот, что это за птица" подумалось Гане. "Как много за сегодня графьёв, поуродилось". (Хотя суждения эти и были поспешными, как станет видно позднее, новый знакомый Гани действительно был человек важный и чина высокого, хоть никогда им и не гордящимся.) Ганя уже хотел было отвести взгляд, когда внезапно, фигура Новгородцева остановилась. К ней приблизилась другая, активно жестикулируя руками, и по догадке Гани, просящая о помощи. Новгородцев ни секунды не мешкая, тут же кинулся, куда его просили, и второй человек последовал за ним лишь с небольшим промедлением. Теперь Ганя был предоставлен полностью себе, и мог бы с лёгкостью убежать, или просто уйти, сделав вид, что ничего не произошло, но уж очень странной показалось ему поведение просящего о помощи, и очень уж понравился граф, своей добротой, и источаемым теплом, что он мигом кинулся следом. Дорога вела в какую-то тёмную подворотню, на другой стороне которой виделась Нева. В закатном солнце она была столь красива и чудна, что Ганя замедлил шаг, и присмотрелся, стараясь уловить каждую деталь. Что-то было в этом необычайное. Поверхность воды, то ли льда, отражавшая оранжевые лучи, которые снизу вверх освещали переулок. Две тёмных фигуры, удаляющиеся туда, в это зарево, и вдруг совсем исчезающие из вида. Ганя видел в этом какой-то шарм, какое-то искусство, что ни смог бы передать, ни художник К., ни, наверное, все лучшие художники современности, и только природа, она одна писала красками, которым не было равных. Наконец Ганя вышел из оцепенения и пошёл, но теперь именно пошёл, а не побежал туда, где пару мгновений, таких ценных мгновений назад пропал Граф и его провожатый.
Подойдя к лестнице, что вела вниз, к реке, Ганя увидел странную картину, немую для него сцену, какого-то старого забытого детектива. Граф, (следуя догадкам Гани, следует пока что называть его именно так), стоял, чуть приподняв руки и присев. В двух шагах от него возвышался мужчина, обладатель того самого силуэта, Ганя безошибочно узнал его, с пистолетом, направленным на графа. В другой руке грабитель держал кошелёк графа, и старался не выпускать его из виду. За спиной у графа стоял другой человек, которого Ганя ещё не встречал. Он, в отличие от обладателя пистолета, был явно не уверен во всём происходящем, его вытянутые руки, готовые в любую секунду лечь на шею графа тряслись, при том так сильно, что это заметил и наш безмолвный наблюдатель, хотя находился на порядочном расстоянии от них. В этот момент раздался выкрик: "Прыгай», и человек с пистолетом, явно разозлившийся сделал шаг к графу, и чуть ли не ткнул ему в лицо своим оружием. От удивления и испуга Ганя не знал, что делать, но быстро смог совладать с собой, и кинулся вниз по той лестнице, что выходила к реке за спиной главного вора, стараясь всё же оставаться незамеченным по мере возможности. "Что же делать, что же делать? " крутилось у него в голове. Пока он спускался, мужчина с пистолетом начал нервничать ещё больше.
– Прыгай же, прыгай – всё кричал он.
” Куда?” и лишь теперь, Ганя вспомнил, что, спускаясь, заметил вырезанную во льду прорубь, рядом с тем местом, где стоял теперь граф. Высунувшись, наконец, из своего укрытия Ганя увидел его стоящего на коленях, и в глазах его читалась теперь совсем не доброта, а полнейшая растерянность и чуть ли не слёзы стояли в них. Времени на раздумья почти, что не было. Грабитель, что был с пистолетом, и, по-видимому, главным, уже схватил графа за воротник, и тут Ганя решился на отчаянную меру. Он стремглав оказался самом центре событий, а точнее за спиной у нападавшего и отвёл его руку с пистолетом вверх. Прогремел выстрел. Не выдержав, Ганя неосторожно толкнул грабителя, пытавшегося освободиться, да так, что тот оказался в проруби сам, выронив пистолет прямо у Ганиных ног. Ганя не растерялся теперь, и, схватив оружие, направил его на второго грабителя, через плечо графа.