Максим Югов Вечная любовь

Автор благодарит за помощь в работе:

Своих советников, критиков, помощников:

Найданову Марию

Югову Елену

Художницу:

Татьяну Денисову

Консультантов – специалистов:

Югова Кирилла

Пугачеву Алену

Грушину Светлану

Витнеберг Любовь

Салимова Юрия

Бета-ридеров:

Галину Шестакову и Марину Белуш – руководителей ЛитО «Пермский писатель»

Александра Синягина

Юлианну Вандобольскую

Илью Полищук

КОСМОС И ИНЫЕ МИРЫ

Вечная любовь

(Рассказ напечатан в сборнике «Открытый Космос» издательства «Перископ-Волга» в 2021 году.)

Космический центр.

Главное управление контроля.

Москва.

Приказ № 11/52

Пункт 2.2 Раздела 2 Устава космической службы от 2341 года: «Любые работы на внешней поверхности звездолета в условиях невесомости должны проводиться только в парах, где один космонавт проводит работу, а второй страхует его» признать устаревшим.

19 ноября 2352 года.

«Танюша, я лечу к тебе! Скоро мы будем рядом.

Держись за мою руку! Теперь мы вместе – навсегда!»

Командировка намечалась самая обычная.

Обратный отсчет.

– Зажигание маршевых двигателей!

Ускорение вдавливает в кресло. Скафандр защищает от перегрузок, но все равно ощущения неприятные. В глазах темнеет. Руки и ноги наливаются тяжестью. Грудь сжимает. Сколько раз летал, а привыкнуть к этому не могу.

– Минута полета – все системы корабля в норме!

Я хотел отказаться от полета. Дела, огород, друзья на рыбалку позвали.

Но Татьяна летит. Уже несколько лет она летает астрономом – дозиметристом.

Тогда и я согласился войти в экипаж. Техники-ремонтники всегда нужны.

Смешно! Мы называемся астронавтами или звездолетчиками, но не шагнули дальше Луны. Все равно что, гуляя по дорожкам пригородного парка, считать себя путешественником.

Звезды притягивают. Их свет завораживает и привлекает к себе. В открытом космосе кажется, что протянешь руку и сможешь зачерпнуть целую горсть красных, желтых, белых, голубых «светлячков». Здесь их миллионы, миллиарды. Какой восторг нырять, кувыркаться в океане звезд!

Но они по-прежнему недоступны. Мы никогда не узнаем, что происходит там: на многочисленных планетах других светил.

Татьяна просто влюблена в звезды. В ее доме прозрачный потолок. В любимом ресторане мы всегда заказывали столик у панорамного окна. Мы часто выходили на пляж, когда черная поверхность моря сливалась со звездным небом.

Следуя старинному обычаю, я преклонил колено и предложил Татьяне выйти за меня. Она улыбнулась, поцеловала меня и кокетливо спросила: «А звезду подаришь?»

Сегодня мы вдвоем работаем на внешней поверхности корабля. Татьяна приборами измеряет светимость звезд, проводит спектральный анализ, уточняет размеры.

Женщина вся в работе, не обращает на меня никакого внимания. Страховочный фал надежен, не дает оторваться от звездолета, от Земли. Я, честно говоря, здесь не нужен.

Мое рабочее место внутри, под многочисленными тяжелыми титано-кевларовыми оболочками звездолета, но здесь Татьяна.

По старому уставу космической службы в открытый космос полагается выходить парами. Это правило признали необязательным. Отрывать человека от работы ради страховки? Слишком расточительно! Ни одного несчастного случая из-за этого еще не было. Теперь на каждом звездолете командир сам решает: страховать звездолетчика во время работы или нет.

Я уговорил капитана дать мне возможность побыть с Татьяной. За это – с меня профилактический осмотр солнечных батарей, замена сгоревших ячеек. Я и собирался заняться этим. Выйдя из шлюза, мы закрепили страховочные фалы, и я стал медленно продвигаться к корабельным дюзам.

Земляне в космосе уже давно, но мы по-прежнему летаем на примитивном горючем. Антигравитационные и фотонные двигатели, выход в гиперпространство, телепортация – так и остались книжной фантастикой.

Татьяна, шла впереди. Вдруг она неловко взмахнула рукой и упустила спектрограф. Прибор медленно стал отдаляться от корабля. Женщина вытянула руку и подпрыгнула…

Невысоко…

Сантиметров на тридцать…

Магнитные ботинки скафандра отделились от поверхности звездолета и…

Звездолетчица стала удаляться от нашего единственного убежища в безграничном космосе. Страховочный фал мог удержать женщину у корабля, не дать ей потеряться в недосягаемом космосе.

Но не удержал!

Два метра от корабля. Три. Пять. За скафандром тянется не пристегнутый фал, словно гигантская змея. Кричу по рации:

– Тревога! Человек за бортом!

Я слишком далеко. Фал пристегнут на корме. Я ее уже не спасу.

Фигура в скафандре плывет в направлении Луны. Через некоторое время звездолетчица попадет в зону притяжения спутника Земли. Гравитация маленькая. Но падение на Луну неизбежно.

Я провожаю подругу взглядом. Прощай!

Она любила звезды. Она хотела приблизиться к ним. А я люблю ее и хотел «подарить ей звезду».

Уже ничего не сделать…

Нет – сделать!

Я чуть приседаю и «ныряю» вверх. Конец отстегнутого фала, как верная собака, пытался догнать меня. Вытянувшись во всю длину, он отстал. Я догоняю мою любимую и беру ее за руки. Сквозь стекла шлемов мне видно ее лицо. Татьяна испугана. Я улыбаюсь ей. Мы вместе. Это наша свадьба.

От толчка мы медленно начинаем кружиться среди звезд. Корабль все дальше. Мы удаляемся от Земли.

Вот звездолет уже стал совсем маленьким, как игрушка…

Вот свет от корабля уже не ярче, чем свет звезд…

Мы продолжаем свадебный танец среди звезд и продвигаемся туда, где еще ни разу не появлялся человек.

Мой прыжок изменил траекторию полета. Луна уже не притянет нас. Наш путь в глубокий космос, в межзвездное пространство.

Закончится полет. Сменятся поколения. На Земле сотрется память о нас. А мы продолжим свадебный вальс.

Пройдут века, тысячелетия. Исчезнет человечество. Состарится Земля. А мы, по-прежнему, будем приближаться к звездам.

Потухнет Солнце, а наша свадьба будет продолжаться под светом других звезд.

Будут умирать старые и рождаться новые галактики, а наша вечная любовь, так и будет нестись в бесконечной Вселенной.

«Любимая, я подарил тебе звезды!»

2020 г.

Круговорот

Мы с Гошкой спустились по высокому скрипучему крыльцу вслед за бабушкой и дедушкой. В мокрых плитках, как в мутных зеркалах, отражались наши силуэты.

Пахло свежестью. Тучи ушли. Робко выглянуло солнце: «Ну, как вы тут без меня?».

Бабушка и дедушка повернулись к нам.

Бабушка, как всегда мягко, запахнула расстегнутую курточку на Гоше, которую он накинул прямо на футболку.

– Не простудись!

Уронив слезинку, слюняво поцеловала меня в щеку.

– Вот и все, внук! Прости!

– Я понимаю – солидно ответил я, и чуть не скатился в рев, как маленький. Вместо этого только вздохнул: «Я действительно все понимаю. Там им будет лучше.»

– Баааабушкаааа, не уходиииии… – проныл Гошка, собираясь заплакать, но вспомнив уговор сдержался и только всхлипнул.

– Смотри! Я на тебя надеюсь!

Бабушка погрозила пальцем мягко, но строго, как умела только она.

Дедушка поцеловал Гошку и крепко взял его за плечо.

– Держись, мой мальчик!

Морщинистая кисть с обручальным кольцом на безымянном пальце взметнулась. Сложилось троеперстие, и дед размашисто перекрестил внука.

Потом взяв меня за плечи, пристально посмотрел мудрыми добрыми глазами.

– Прощай, мой юный друг! Береги Гошу. Ты теперь главный для него.

Дедушка по-взрослому поцеловал меня три раза и так же размашисто, как Гошку, перекрестил.

Пожилая пара шаркая подошвами, уходила через темную арку с нашего двора. А мы с братом сидели на мокрых ступенях и смотрели им вслед.

– А они, правда, больше никогда не вернутся? – доверчиво спросил брат, всхлипывая. Он прижался ко мне и я, как главный, обнял его за плечи.

– Не знаю, Гош… Может быть… Когда-нибудь… Потом…

За аркой обычно шумели трамваи, машины, пробегали люди. Но сейчас там висела тишина. Яркий белый свет заставил нас прищуриться и прикрыть руками глаза.

Мы все пытались разглядеть удаляющуюся пожилую пару.

Начало 1: Экзамен

– Девочки и мальчики! Подошло к концу время вашего пребывания здесь. Впереди выпуск! Мы старались научить вас, всему, что пригодится там – в большой жизни.

Но перед тем, как покинуть нас, вы покажете, чему научились.

Не бойтесь! Если кто-то не сдаст экзамен сейчас, останется на повторное обучение. Его выпуск произойдет позднее.

– Мое слово: Семечка. Продолжай цепочку.

– Плод.

– Интересно. Продолжай!

– Червяк.

– Подожди…

– Гнилой – Беби-бокс – Разочарование – Недовольство – Злость…

– Прекрати!

– Кулак – Враг – Много врагов – Уничтожить – Победить – Взять – Желания – Зависть – Подлость – Ловушка – Смерть.

– Ты не готов!

ВЫХОД открылся…

– Стой!

…и закрылся.

– Эх, упустила!

– Иди сюда. Не бойся. Твое слово!

– Ммм… яблоко.

– А почему яблоко? Ладно, продолжай!

– Сладость!

– Дальше.

– Ласка.

– Хорошо.

– Теплота!

– Отлично.

– Веселье – Шалость – Восторг – Полет – Падение – Коленка – Кровь – Слезы – Помощь – Девочка – Вместе – Вперед – Гора – Тропинка – Вершина – Заблудились – Потеря – Запутался – Клубок – Отчаяние – Доброта – Терпение – Стена – Преодоление – Камень – Больно – Милосердие- Трава – Колосок – Хлеб – Труд – Забота – Дом – Уют – Нежность – Дети – Кормить – Расти – Большой – Сильный – Долго – Устал – Сон – Дышать – Смерть – Улыбка.

– Ты сдал экзамен!

ВЫХОД открылся. Хлынул яркий свет.

– Иди! Рождайся! Мама ждет тебя!

– Следующий!

Начало 2: Tábula rása*

*«чистая доска» (лат) – здесь: изначальное, чистое состояние, еще не заполненное информацией

– С чего начать?

На чистом листе стали появляться строки:

«Молодой олень остановился под высоким деревом. Он осмотрелся, не заметив ничего опасного, склонил голову к сочной траве.

Громадная обезьяна с шумом прыгнула с дерева на жертву. Острые когти оставили пять глубоких борозд на пятнистой шкуре оленя, которые тут же наполнились яркой кровью. Рев боли спугнул птиц на деревьях. Сотни маленьких существ в ужасе взмыли в небо.

Под тяжестью хищника молодой олень опрокинулся на бок. Громадная черная обезьяна схватила толстую палку и нанесла мощный удар по хребту животного. Раздался треск ломаемых позвонков. Вскинув передние лапы, обезьяна победно зарычала и стала бить себя кулаками в грудь.»

Нет! Не то!

Автор смял листок и отбросил в сторону.

«Огненная полоса с громом рассекла голубое небо. Задрожала земля. Горячий ветер ломал молодые деревья.

Космический корабль пропахал днищем широкий луг, оставив на нем глубокий шрам и остановился. Грохот стих.

Металлический люк аппарата с шипением открылся. На луговую ромашку наступил человек в тяжелом скафандре.

Люди с бластерами в руках напряженно осматривали чужую планету. Шелестела листва гигантских деревьев близкого леса. Неспешно на опушку вышла лосинная семья. Разноцветные птицы сновали в голубом безоблачном небе. Около леса журчала небольшая река. В прозрачной воде шевелили плавниками стаи рыб.

Один из людей снял шлем, вдохнул чистейший воздух, закашлялся и сплюнул в траву.

Колонизация планеты началась»

Опять не то! Еще один лист с написанными строчками был отвергнут.

Автор задумался. Прошло какое-то время

Конечно! Лицо автора осветилось улыбкой.

Он вновь наклонился над чистым листом. Появились первые строки:

«Вначале было слово…. Слово стало плотию…"

Начало 3: Беспокойство

Тепло здесь. Уютно. Приятно.

Захочу есть – все рядом. Только рот раскрывай. Спать можно круглые сутки. Всех забот-то вовремя перевернуться.

Но в последнее время я ощущаю неясное беспокойство. Что это? Я не понимаю!

У меня есть крылышки со смешным пушком, правда маленькие, но они есть. Зачем?

У меня есть лапы с крошечными когтями. Зачем они мне, если я здесь плаваю. А еще я ем и сплю, сплю и ем.

А зачем этот острый твердый клюв? Не понимаю!

Отказываюсь понимать!

Я чувствую – надо что-то сделать. Что-то такое, что нарушит мой покой, прекратит мое удобное существование.

А может не надо? Страшно! Да и зачем, если у меня здесь все есть.

Но…

Почти не понимая, что делаю, я размахнулся и что есть силы долбанул клювом в стенку. И вдруг она треснула и кусочек стенки, той самой, которая защищала меня, которая создавала мне уют, отвалился.

Свет! Я зажмурил глаза. Больно!

Свет ворвался в мое убежище…

…и наполнил мое тело силой, энергией, желанием!

Нерожденный

(В августе 2025 г. впервые представлен читателям на встрече в Кишерти)

На пустой детской площадке в песочнице сидел мальчик и от нечего делать лепил куличики. Я подошел к нему и уселся на бортик песочницы. Мальчик вздохнул.

– Скучно?

– Ага.

Он не отрывался от своего занятия.

– Ксаньку неделю назад забрали. Валерку позавчера. Федька вчера ушел. Даже увальня – Женьки, и того уже нет. Я один остался. Когда уже моя очередь?

Теперь уже вздохнул я. Как это не тяжело, но придется сказать правду. Поймет ли? Не обидится на весь род людской?

Я замолчал. Как это сказать ребенку потактичнее?

– Она откладывает твое зачатье.

Хоть, я и ангел, но очень боялся вопросов по зачатью и уже предварительно начал краснеть. Но малыш все понял. Он же еще не земной ребенок.

– Почему?

– Она считает, что еще материально не готова к твоему рождению: не достаточно обеспечена.

– Да не нужны мне эти богатства! – закричал ребенок. – Я жить хочу! С любимой мамой и папой!

Он топнул ногой. Глаза наполнились слезами.

– Терпение, малыш. Я над этим работаю – мягко произнес я, чтоб успокоить ребенка.

В конце – концов Ангел я или нет! Не допущу, чтоб в моем присутствии дети плакали, тем более, которые еще не познали жизни.

Прошло еще время. Малыш по-прежнему ждал меня на площадке. Увидев меня, он нетерпеливо подскочил ко мне:

– Ну как? Скоро уже мне рождаться?

Я положил руку ему на голову и взлохматил пушистые волосы.

– Нам удалось разобраться с материальными благами твоей мамы. Но есть новое препятствие.

Мальчик молча поднял на меня глаза. Я понял, что он хочет спросить.

– Видишь ли, малыш. Тут такое дело… Трудностей боится твоя мама. Наслушалась разных историй. Теперь думает, что все будет плохо. Вот и не спешит.

– А ты ей скажи, чтоб не боялась. Я рожусь хорошо, и буду здоровым. Ты же сам знаешь. – горячо стал уговаривать меня мальчик, словно решение зависит от меня.

Я поймал наивный взгляд широко распахнутых глаз и опустил голову. Он думает, что я всемогущий!

– Ты же взрослый! Ты ангел!

– Я попробую… Честно… Дай отпечатаю твой образ. Когда будущая мама заснет, я покажу тебя ей во сне.

– Хорошо. А пока расскажи мне, какая она – моя мама?

Ребенок доверчиво прижался щекой к моей мягкой руке.

– Она – красивая, твоя мама. Ей около тридцати. Высокая. У нее длинные темные волосы, зеленые глаза, золотые сережки в ушах в виде цветочка с зеленым камушком посередине. Она добрая, нежная. Очень любит твоего папу.

У нее высшее образование и серьезная работа. Ее уважают и ценят коллеги. А еще она водит машину.

И я улетел.

Третье мое появление было совсем не радостным.

Мальчик с надеждой поднял глаза.

– Прости, малыш. Она сделала аборт.

Петля времени

«Посейдон» палуба 1 класса

31 декабря 1915 года.

20.50. по судовому времени

– Стив, давай быстрее! Нам еще в «Воронье гнездо» забираться!

– Я уже здесь, Чарли!

Молодой матрос бегом поднялся по трапу и выскочил на палубу держа в руках бинокль. Страшно подумать, что сделает с ним дежурный офицер, если Стив опоздает на вахту.

Чарли хмурил брови. Этот салага забыл взять бинокль и вот в результате надо спешить. Успеть пройти почти через весь корабль на бак, подняться на марсовую площадку.

– Ах, чтоб тебя!

Из-за средней надстройки с хохотом, оглядываясь на няню выскочил кудрявый мальчик лет четырех.

– Генри! Мистер Стеффорд, извольте идти спать!

Стив налетел на ребенка, споткнулся и выпустил бинокль из рук. Хрупкий прибор стукнулся о доски. Внутри что-то звякнуло.

– О, мистер Стеффорд, вы не ушиблись?

Господа, что вы себе позволяете!

– Простите, мэм…

Стив пытался оправдаться. Но его уже не слушали. Няня хлопотала над воспитанником, как наседка над цыпленком.

«Посейдон» каюта миссис Стеффорд

31 декабря 1915 года.

23.00. по судовому времени

Генри выбрался из мягких подушек и спустил ноги в войлочные тапочки. Подолом длинной белой рубашки прикрыл колени. Те уже начали покрываться мурашками. Мальчик помотал головой, отчего затряслись на голове белые кудряшки.

Мама звала его из-за них «одуванчиком», а папа часто восклицал: «Ему бы девицей родиться – от женихов отбоя не было». Кто такие женихи мальчик пока не знал и своей внешностью еще не интересовался.

Матильды не было. Она плохо переносила качку. Из-за этого часто убегала.

Мальчик встал на ноги. Пол слегка качался, отчего огонь в ночнике метался из стороны в сторону. Ребенок подошел к высокой двери и толкнул ее. В узком коридоре с дверями по обе стороны тоже оказалось пусто. Из-за дверей с красивыми витражами доносилась красивая музыка. И вдруг … Елка! Подарки! Мама обещала, если он хорошо поспит.

Мальчик подошел к двухстворчатой двери с витражами и толкнул ее. Тяжелая дверь распахнулась. Блестящие желтые ручки отразили луч света. Мальчик зажмурился.

– Мама!

Мелодия вальса заглушила крик. Генри насупился, готовясь заплакать. Но вокруг все было таким волшебным. Ребенок шагнул вперед. Незнакомые дяди во фраках, женщины в красивых бальных танцах расступались перед ним. Смешанный запах одеколона и духов защекотал ноздри. Мальчик чихнул. Вздрогнули белые кудряшки. Десятки глаз смотрели на него. Одни умилялись такому крошке. Другие просто удивлялись, глядя на него.

А мальчик шел вперед, туда, где возвышалась пушистая елка с волшебными шарами и гирляндами. Под ней лежала гора перевязанных разноцветными ленточками подарков. Генри представил, как сейчас зашуршит под его руками бумага, как он откроет крышку картонной коробки, и увидит… Что он увидит?

Материнские руки подхватили малыша. Со смущенной улыбкой, миссис Стеффорд понесла мальчика к выходу:

– Извините, господа! Извините!

Ее голос стал строгим. Мальчик испугался, что мама на него рассердилась. Она передала мальчика няне.

– Матильда! Немедленно одень ребенка!

А потом раздался громкий гудок корабля. Ему вторили резкие звонки. Куда-то побежали матросы.

«Посейдон» шлюпочная палуба.

1 января 1916 года.

00. 27. по судовому времени

Гудки парохода, резкие команды, истерические крики – это голос беды.

Мужчины, женщины бегают, сталкиваются, пробираются сквозь толпу. Где-то звучит музыка. Над кораблем в черное небо взлетают ракеты, а потом взрываются тысячами ярких звездочек. Но это не похоже на праздник.

Мамы не было. Матильда куда-то исчезла. Генри отпустил ее руку, когда они бежали по трапу и тут же потерялся. Мальчик спрятался от холодного ветра и пугающей суматохи в уголке за бухтой каната.

– И-и-и-и! – раздавался тонкий голосок.

По щекам текли слезы. Генри было холодно и страшно. Ни Матильда, ни мама не появлялись.

Людей оставалось все меньше. Постепенно шум утихал. Генри услышал плеск воды. Он выглянул из своего укрытия. На палубе появилась вода.

В небе раздался ритмичное хлопанье, словно кто-то быстро-быстро бил в ладоши. Зажглись огни. Яркий луч ослепил мальчика. Генри зажмурил глаза.

Секретная база ВВС.

17 июня 2116 года.

03. 27. после полудня по атлантическому стандартному времени

Полковник Макрайт включил кондиционер и снова сел за стол в своем кабинете. Как жарко! Он взглянул на фото в раме, висящее над столом.

С увеличенной черно-белой фотографии улыбался молодой человек в старой форме гражданского флота. Стив Макрайт смотрел прямо в объектив и широко улыбался. На лихо заломленной бескозырке надпись: «Посейдон». Фотография прапрадеда полковника была сделана накануне последнего рейса корабля. Моряк слегка прищурил левый глаз, словно подмигивал: «Держи хвост пистолетом! Кому сейчас легко!»

Полковник вздохнул и открыл на компьютере файл с личным делом капитана Генри Стеффорда – любимца полковника.

«Место и время рождения – неизвестно. Воспитывался в католическом приюте для мальчиков Гроусити. Прошел обучение в кадетском корпусе генерала Гранта. Мэйдорфской летной школе ВВС. С 2111 года служба в ВВС».

Полковник достал из нижнего ящика стола цейсовский бинокль. Генри опытный летчик, умеет «читать» ситуацию и выполнит приказ, даже если это невозможно сделать в полной мере.

Где-то над Атлантическим океаном

20 июня 2116 года

10. 27. после полудня по атлантическому стандартному времени

Машины, чуть задрав хвосты, неслись вперед. Винты со свистом разрезали воздух и оставляли на поверхности океана разбегающиеся пенные волны. Мощные прожектора бороздили черно-синюю водную поверхность.

Капитан Стеффорд сидел в головной машине перед секретным прибором, который следовало испытать во время учений.

Машины сопровождения заняли свои позиции в отдалении. Генри, как полагалось по инструкции, вскрыл секретный пакет. Приказ не предполагал импровизаций. Полковник дал четкий алгоритм действий.

«Цель операции: спасти пассажиров «Посейдона».

После временного броска в 31 декабря 1916 года скрытно проникнуть на марсовую площадку "Посейдона" перед вечерней вахтой Стива Макрайта. Оставить на месте бинокль. Так же скрытно совершить обратный временной бросок».

Генри стал набирать на клавиатуре нужную комбинацию. Основной вертолет набрал высоту. С темного неба сорвалась молния, на миг ослепив летчиков. Вертолет повело в сторону. В ту же минуту автоматика прибора доложила: «Временной бросок совершен».

Где-то над Атлантическим океаном

1 января 1916 года.

01. 03. до полудня по атлантическому стандартному времени

Среди бесконечного океана летчики хорошо видели полузатопленный «Посейдон». Судно каким-то образом еще держалось на поверхности, но в любой момент могло исчезнуть в глубине. На большом расстоянии аппаратура запеленговала больше десятка спасательных лодок.

Вертолет прошел над погибающим кораблем. Прожекторы выхватывали из темноты уже скрывшийся под водой покореженный нос корабля, валяющиеся в беспорядке вещи пассажиров, палубные кресла, спасательные круги и жилеты, упавшую трубу парохода, пустые шлюпбалки и, к сожалению, тела, тела, тела.

Внезапно в луч прожектора попал маленький мальчик. Он стоял возле канатной бухты и закрывался рукой от яркого света.

Вертолет завис.

– Канат за борт! Я десантируюсь!

Генри быстро пристегнул карабины и шагнул за борт.

Палуба исчезла под водой. Лебедка подняла канат. Летчики приняли испуганного мальчика.

Вертолет висел над океаном, пока оставшиеся трубы «Посейдона» не скрылись под водой. Прожекторы шарили по поверхности. Напрасно. Капитан Генри Стаффорд пропал.

Мемориальное кладбище

27 июня 2116 года.

Полковник Макрайт наклонился к могиле прапрадеда и положил рядом с крестом бинокль.

– Лучше поздно, чем никогда.

Стив Макрайт прожил длинную жизнь. Он воевал во Второй мировой. Отдавал много денег на благотворительность. Сделал много добрых дел.

Каждое воскресенье ходил в костел и молился о спасении душ погибших на «Посейдоне».

«Если бы у меня был бинокль тогда» – до конца жизни повторял он.