Макс Ганин
Дедушкины рассказы
Моему деду Запорожченко Касьяну Михайловичу посвящается.
Дорогой друг!
Благодарю за желание прочесть эту книжку. В ней много занятного, но ознакомиться с ней могут разве что родные и близкие друзья. Причина проста: тираж ограничен. Книжка очень личная.
Прошло шестнадцать лет со дня написания первого очерка. Как давно это было. В мире и в личной жизни многих из нас произошли глубокие изменения. В нашей стране, например, появилась пресса на все вкусы, стал возможен выезд за границу, магазины ломятся от товаров, сложилась система рыночных отношений. Но всего каких-нибудь десять – двенадцать лет назад ничего этого не было и в помине. Поэтому впечатления от встреч с Америкой, Францией и Израилем, куда в те годы удалось выехать, пройдя при оформлении документов через трудности и унижения, буквально потрясли увиденным, ранее неизвестным образом жизни, достатком и сытостью людей. То был иной мир, нам доселе неведомый.
Может быть сегодня эмоции, переполнявшие меня во время поездок, кое-кому покажутся наивными, ненужными, но я не стыжусь своих слабостей и потому полностью сохранил их в тексте.
Спасибо.
ОЧЕРКИ
ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ДНЕЙ ПО ПРИГЛАШЕНИЮ
Скажу сразу, ни я, ни моя жена никогда не помышляли о поездке в Америку. Да и откуда было взяться приглашению?
Ранним октябрьским вечером 1987 года неожиданно позвонил Гриша Тенегольтц и, слегка волнуясь, объяснил, что прибыл в Москву туристом из США и хотел бы зайти. Господи, а как же иначе! Через полчаса мы уже обнимались.
Гриша никогда не был «отрезанным ломтем» в нашем доме, хотя и уехал навсегда в США в 1976 году. Его судьба студента, а позже кандидата физико-математических наук сложилась трудно, незаконно лишив его прав на многое из того, что до недавнего времени наше общество предоставляло лишь лицам нееврейского происхождения. Судьба Гриши тесно переплелась с жизнью нашей семьи. Он относился к нам всегда с уважением и почтением. Действительно, жена всячески поддерживала его, уделяла внимание, особенно в трудные для него годы. Гриша этого не забыл. И вот он у нас после многолетней разлуки.
Внешне изменился мало, лишь появившаяся седина на висках выдавала приближающиеся пятьдесят. Еще одна перемена: в голосе некогда робкого юноши появились жесткие нотки. Он не скрывал, что пришлось много пережить и переосмыслить. Сейчас все у него как надо: есть изобретение, принесшее материальную стабильность, дом, интересная работа.
– Вы все должны увидеть своими глазами, – сказал Гриша на прощанье. – приглашение вышлю сразу, как вернусь!
Мы тепло расстались, а потом долго обсуждали его приезд, толковали о превратностях жизни. Откровенно говоря, мы не придали большого значения его словам о поездке в Америку: «И то верно, при встрече всякое может сорваться с языка…» – решили мы и окунулись в свою обычную жизнь.
Мы, кажется, летим…
К великому стыду, мы забыли, что Гриша никогда не бросал слов на ветер. Доказательства не заставили себя долго ждать: через два месяца нас известили о поступившем из Америки вызове. Теперь предстояло пройти мучительно трудный путь от «совка», кем каждый из нас был, до гражданина СССР с загранпаспортом в руках.
Первая дверь, в которую надлежало постучаться, была с надписью «Партбюро». Здесь мне должны были дать поручительство перед райкомом партии в моей безусловной надежности. Я обратил внимание на благосклонное ко мне отношение всех членов бюро, кроме одной дамы. Она подошла ко мне, когда заседание уже закончилось и, приблизившись настолько, чтобы я слышал ее взволнованный шепот, проговорила: «Скажите честно, вы не останетесь?» Что было ответить? На всякий случай я крепко пожал протянутую руку и с достоинством ответил: «Никогда!»
Подобного недоверия я, естественно, пережить не мог, поэтому сразу по возвращении пожелал встретиться. Помог, как всегда, случай: на очередном партийном собрании она оказалась сидящей впереди меня. Улучив момент, когда докладчик уморил не только себя, но и всех в зале, я легко дотронулся до ее плеча. Дама обернулась, вскинула брови, и тогда я излил всю накопившуюся желчь: «Не страдайте, я вернулся!» «Как это хорошо! – отозвалась она, – ведь у членов партбюро могли быть такие неприятности!» Она была верна себе и до конца оставалась патриоткой.
Я продолжал бегать по инстанциям. Наконец, пройдя все круги ОВИРа и, став полноправными туристами, мы двенадцатого июня 1988 года сели в самолет авиакомпании «Пан Американ», взявшем курс на Нью-Йорк.
Уже в салоне комфортабельного лайнера, напоминавшего отечественный аэробус, устроившись поудобней и потягивая через соломинку предложенные соки, мы стали мысленно готовиться к встрече с Америкой.
Что мы знали об этой стране – разве то, что изо дня в день сообщали наши газеты? Информация, как правило, была тенденциозная, негативная. Поэтому предстояло самим на месте разобраться в хитросплетениях политической ситуации. Понимали, что сделать это будет нелегко еще и потому, что с получением паспортов нас ознакомили с инструкцией о поведении советских граждан за границей, которая просто обескураживала. Вот ведь как бывает: и перестройка шла уже более двух лет, и пресса значительно смягчила тон, а инструкция каждой фразой неотвратимо возвращала к временам холодной войны:
– общественные места не посещать;
– в рестораны не ходить;
– с американцами не разговаривать, не встречаться, в дома не заходить;
– остерегаться возможных эксцессов и провокаций…
Далее в том же духе. Мы не успевали записывать. Было невыносимо стыдно потом читать этот образчик классического бюрократизма, рожденного вдали от жизни и претендующего на свод незыблемых законов. Поэтому было единодушно решено воспринимать переписанные нами пункты только сквозь призму собственного мышления и не прикрываться спасительной фразой: «Извините, не понимаем…» Все это нам пригодилось позже.
Федя по имени Тэд
Уже в самолете мы ощутили себя кем-то вроде посланцев доброй воли и имели возможность убедиться в неизменной доброжелательности американцев, их расположении к нам. Первый случай представился вскоре после того, как вылетели из Шереметьево. Третье от окна кресло в нашем ряду занимал американец, как оказалось, из России. Запросто, без предисловий, он вступил в беседу. «Тэд, а в Союзе был Федором» – представился попутчик и тут же принялся рассказывать о семье и своем бизнесе в Америке. С ним было легко и просто. Его непринужденность передалась нам, и время понеслось вскачь. Тэд сыграл на редкость счастливую роль в нашем довольно утомительном путешествии.
Дело в том, что в Нью-Йорке предстояла пересадка на другой самолет той же авиакомпании до Сан-Франциско. Если бы лайнер из Москвы не опоздал, пассажиры, без волокиты пройдя все виды досмотра, проследовали бы в другой сектор аэровокзала, сели на нужный рейс и спокойно улетели. Но он опоздал, и тот, на который мы не успели, уже давно летел в Калифорнию. Тэд, как и мы, направлялся в Сан-Франциско и еще на подлете к Нью-Йорку обещал, в случае чего, оказать помощь. Теперь это время настало. Пассажиру затеряться в лабиринтах аэропорта Кеннеди так же легко, как иголке в стоге сена. Здесь, на сравнительно небольшой площади, воздвигли свои вокзалы несколько крупнейших авиакомпаний. Их здания, расположенные по периметру гигантского эллипса, чем-то похожего на московский ипподром, не имеют между собой иной транспортной связи, кроме такси и маршрутного автобуса, непрерывно курсирующего по замкнутому кольцу. Если пассажир не знает, как добраться до нужного аэровокзала, ему непременно расскажут, но на… английском. Трудности возникают мгновенно, если с языком, мягко говоря, не все в порядке. У нас был порядок, но не образцовый, поэтому надежда возлагалась на Тэда, знавшего, куда мы летим. Он хорошо понимал свою роль и не отходил ни на шаг. Внимательный, предупредительный, он взял на себя хлопоты по оформлению транзитных билетов, позаботился о багаже, перевез с одного аэровокзала на другой, помог с посадкой и даже усадил на места. Убедившись, что мы пришли в себя, он с чистой совестью отправился в буфет лайнера пить пиво.
В Сан-Франциско мы тепло попрощались. Больше его не видели. Однако, что удивительно, с того дня прошло много времени, а мы все помним до мелочей, будто это было вчера. Чем же запомнился первый американский попутчик? Да, пожалуй, ничем, если добрые человеческие отношения воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Только мы постепенно стали от них отвыкать. А тут – напоминание. Вот такая правда.
Приключение рыжего чемодана
Самолет приземлился в Сан-Франциско поздно ночью, но аэропорт был в сиянии огней, как в самые людные вечерние часы. Экономить на электричестве здесь не принято. Чтобы заметить, что Гриша слегка осунулся за полгода, которые мы не виделись, яркого освещения не требовалось. А он смеялся, явно довольный встречей.
Однако, именно в этот торжественный момент произошел казус, который благодаря Грише получил фантастическое продолжение. У рыжего чемодана, взятого нами напрокат, оказалась оторванной ручка. Гриша немедленно заявил об этом и чемодан тут же увезли, а в утешение было сказано, что пострадавшая в полете поклажа будет доставлена по нашему адресу завтра в 17 часов в самом лучшем виде. Мы пригорюнились, поскольку вещь была чужая, но всецело доверились Грише.
Восемьдесят миль от Сан-Франциско до Сан-Хосе, как потом оказалось типичного одноэтажного американского города, круглый год утопающего в зелени магнолий и еще каких-то декоративных растений, мы преодолели минут за тридцать по великолепному спид вей. Машина бесшумно пронеслась по притихшим ночным улицам Сан-Хосе и неожиданно остановилась на затемненной площади перед освещенным фасадом магазина с неоновой вывеской «Сейф Вей». Предчувствуя подвох в Гришиных действиях, мы дружно захныкали: «Хорошо бы сначала добраться до дома, выспаться: все-таки восемнадцать часов в полете» … – но он только ободряюще улыбнулся и отрывисто бросил: «Еще успеете, выходите!» Нехотя мы повиновались.
То, что мы увидели в сиянии огней и карнавальном убранстве магазина, неподготовленного советского человека может надолго уложить в больницу. Мы оказались в храме снеди, а не в продмаге в обычном понимании этого слова. Гриша, явно наслаждаясь произведенным эффектом, предложил потрогать продукты, чтобы убедиться, что перед нами не муляжи. Но мы быстро во всем разобрались. Зрелище явно было не для слабонервных. Наша эйфория неожиданно сменилась каким-то безучастием к царящей вокруг нас вакханалии продуктов. Всего этого наши люди не имели. Стало горько и обидно за них, а потом и за себя, что присутствуем на незваном празднике, который вот-вот закончится, и действительность вернет нас к полупустым полкам магазинов, извечным очередям и прозаическим поискам колбасы.
* * *
Следующий после прилета день встретил нас ярким, нещадно палившим солнцем. Часы показывали два пополудни.
– Богатырским сном спите! – поднял нас Гриша, терпеливо ожидавший нас к завтраку, а теперь к обеду. На столе было, наверное, все, что мы видели в ночном магазине. Это была великолепная трапеза, которую мы еще не раз вспоминали в Москве. Но любопытство звало нас на улицы Сан-Хосе, в котором предстояло прожить, как оказалось, тридцать восемь дней и ночей.
– Идите спокойно. Потеряться здесь невозможно, – наставлял Гриша, – и не заблудитесь. На всякий случай он сунул бумажку с номером телефона.
– Но к пяти необходимо вернуться, если хотите получить чемодан.
С этим напутствием мы покинули гостеприимный Гришин дом и направились вдоль идеально чистой улицы. Мы шли и любовались коттеджами, среди которых не было похожих друг не друга. Кроны южных деревьев, многие из которых цвели и благоухали, защищали нас от солнца. Вскоре добрались до площади, которую ночью увидели первой. «Сейф Вей» стоял на прежнем месте. Только рядом с ним, образуя каре, выстроились небольшие магазинчики. В темноте мы их просто не заметили.
В путешествии по городу и в знакомстве с магазинами время пролетело так быстро, что мы чуть не опоздали к назначенному сроку. Оставалось минут пятнадцать ожидания, чтобы разочароваться в пунктуальности работы служб гражданской авиации США. Но Гриша только ободряюще улыбался, глядя на наши унылые лица.
– Раз они назначили время – значит все просчитали. Это же Америка, – заключил он.
Почему-то вспомнился мистер Адамс из «Одноэтажной Америки» Ильфа и Петрова, который, однажды забыв в гостиничном ресторане свою шляпу, посылал открытки, чтобы ее пересылали в город, который был следующим на его пути. История повторилась многократно. Только спустя три месяца шляпа, наконец, догнала счастливого мистера Адамса.
Вариант американца нас не устраивал: в чемодане находились крайне необходимые вещи вплоть до зубной щетки. Каково же было наше удивление, когда ровно в 17.00 специальный нарочный, преодолев немалый путь от Сан-Франциско до Сан-Хосе, вручил милый нашему сердцу рыжий чемодан с новой ручкой и чек на 30 долларов за «моральный ущерб».
Типичный американский город
Чем больше мы знакомились с городом, тем обильней он давал пищу для размышлений.
– Что я вам говорил? – воскликнул торжествующий Гриша, видя нашу растерянность. Мы лишь пожали плечами.
Шел второй день нашего пребывания в гостях, а Америка в который раз постаралась удивить нас.
Сан-Хосе – трудно различимая точка на американских картах, но она вовсе исчезла из географического атласа для учителей средней школы (издание четвертое, Москва, 1983 г.). Между тем, Сан-Хосе – небольшой город, примостившийся с южной стороны Сан-Франциско, на первый взгляд ничем не приметный, имеет солидный удельный вес в экономике штата и электронно-вычислительной промышленности США. Здесь сплелись в тугой узел интересы многочисленных кампаний по производству компьютеров самого различного назначения. Правда, жесткая конкуренция внешне себя никак не выдает, но то лишь видимая сторона деловой жизни, которой постоянно живет город. Здесь же пришлось узнать прискорбный для себя факт, что отдельные компании Сан-Хосе и некоторых прилегающих к нему городов ежегодно выпускают столько компьютеров, сколько давала их в конце 80-х вся наша электронная промышленность. Вот такими трагическими последствиями обернулось для страны бездумное отрицание Сталиным кибернетики. Те, кому сейчас за семьдесят, хорошо помнят чудовищный шабаш, сотворенный вождем всех народов с одной из самых перспективных наук того времени. Возникшая в те годы разница в уровнях развития электроники между двумя странами, со временем достигла катастрофических величин.
О Сан-Хосе, как одном из престижных экономических центров, говорит другой факт: его аэродром в 1988-м году ежедневно осуществлял круглосуточный вылет и прием международных рейсов больше, чем в течение тех же суток наш главный аэропорт Шереметьево…
Мы продолжали бродить по светлым улицам Сан-Хосе. На наш взгляд, после того, как удалось побывать в ряде городов штата, это – типичный американский город среднего масштаба, в котором имеются все атрибуты мегаполиса – бизнес-центр, торговая часть и деловой квартал, где несколько высотных зданий, облаченных в зеркальные одежды, занимаемые ведущими компаниями и банками, стремятся к тому, чтобы их уважительно называли небоскребами. И конечно же с предместьями, больше напоминающими дачные места.
Главная улица Сан-Хосе, как и полагается быть, отличается парадностью и изысканностью вкуса витрин дорогих магазинов. Особенно хороша центральная магистраль в вечерние часы, когда преображается в свете неоновой рекламы. На каждом шагу вас встречают в сверкании огней рестораны, бистро, магазины, аптеки и.… стоянки автомобилей под открытым небом в иллюминации фонариков с настойчивым предложением приобрести на выбор «Крайслер», «Форд», любую машину фирмы «Дженерал Моторе» и непременно сегодня, лучше сейчас.
Но, как ни странно, милее были опрятные, тихие улицы окраин, где тоже шла своя жизнь, но только более размеренная и спокойная.
Однажды мы забрели в отдаленный район города, как всегда, прислушиваясь к его дыханию, как неожиданно одна из боковых улиц вывела нас на оживленную магистраль, где шло какое-то строительство.
– Что здесь будет? – Поинтересовался я у прохожего. Тот указал на щит, где красовался семиэтажный дом, в обрамлении цветников и указывались сроки окончания строительства под ключ. Всего за 60 дней!
Дома поинтересовался у Гриши: «Это шутка?»
– Ничуть, – откликнулся он. – Убедитесь сами во время прогулок. Дом будет расти на глазах.
Через день мы специально пришли на стройку. Котлован, вырытый под фундамент накануне, исчез, и вокруг него обозначился первый этаж. На стройке, которая была обнесена металлической сеткой, работало не более десятка людей, одетых в опрятные спецовки. Вокруг нигде не было видно привычных нашему глазу нагромождений бетонных плит, арматуры, кирпича, куч с песком, мешков с цементом. Не успевала прибыть машина с каким-нибудь материалом, как кран поднимал его на разгрузку. Строительная площадка неизменно оставалась ухоженной.
До конца нашего пребывания в Штатах оставалось не более недели, когда из любопытства мы снова пришли на объект. Нас встретил уже дом в пять этажей, рабочих не прибавилось. Дома я поделился с Гришей нашими наблюдениями, особенно поражала культура строительства. Он усмехнулся: «Попробовали бы они намусорить или захламить, им тут же пришлось платить большой штраф. А то городские власти и вовсе лишили бы их права на строительство. Порядок на стройке превыше всего.»
Мы вздохнули и согласились.
Проблемы, проблемы, проблемы…
Где бы мы не были, куда бы нас не возил Гриша, все, что видели, о чем узнавали, невольно сравнивали с жизнью в Союзе. Увы, очень многое было не в нашу пользу: обман родных властей буквально резал глаза. Он был настолько очевиден, что становилось горько и обидно за всех советских людей, подвергшихся тотальной идеологической обработке и слепо веривших партии родной.
Как же далеко мы зашли в пренебрежении к человеку в годы коммунистического режима, в элементарном неуважении к нему. Нас постоянно убеждали в том, что девиз, под которым мы прошагали не одну пятилетку – «Все во имя человека, для блага человека» выполняется, а наша жизнь становилась все хуже. Нас приучили фарисействовать, лгать, говорить на черное – белое, на заведомую чушь – гениально! Нас лишили гордости и самоуважения, достоинства и независимости, милосердия и доброты. Что до девиза «Все во имя человека…» – он превратился в пустой звук, фальшивый лозунг, не подкрепленный делами. Долгие годы мы слышали цветистые речи, сами произносили красивые слова, но в них не было и грана правды.
Нам вбивали в головы, что все беды идут «оттуда», с Запада, что от капиталистической системы ничего хорошего ждать не приходиться, поскольку это общества без будущего, где все продается и все покупается, а человек человеку – волк. Но волк оказался накормленным, напоенным и ни о чем дурном не помышлявшем. У нас же, где по утверждению собственной пропаганды, набирало силу и неуклонно развивалось общество социальной справедливости, жить становилось все труднее и хуже. И для того, чтобы как- то сводить концы с концами, меняли нефть на хлеб.
Путешествуя по Калифорнии, мы убедились, что в Америке не все так плохо, как об этом в восьмидесятые годы писала пресса. Нельзя же отрицать очевидное: промышленный потенциал на высоком уровне, сельское хозяйство, поддерживаемое государством, тоже не знает застоя. Иначе 4% населения, составляющие американское фермерство, не смогли бы полностью удовлетворять потребности своих граждан и продавать излишка во многие страны мира. Социальное обеспечение, пусть несовершенное в условиях капитализма, о чем настойчиво тогда писала пресса, оказывается, тоже дает американцам возможность, в том числе и неимущим, независимо от классовой, религиозной или расовой принадлежности, вполне сносно существовать. При этом не следует забывать о милосердии, получившем в стране широкое распространение. Сами американцы говорили, что благодаря милосердию никто в стране не голодает и не ходит в тряпье.
В Америке развито свободное предпринимательство (нам теперь это знакомо). Миллионер стремиться преумножить капитал, чтобы быть еще богаче, малоимущий – заработать, чтобы существовать. Цели разные, а стремление одно – получить деньги. Мы видели на улицах Сан-Франциско людей, которые зарабатывали на жизнь тем, что развлекали прохожих. Вели они себя тактично, ни к кому конкретно не обращались, лишь пытались завладеть всеобщим вниманием.
На одной из самых людных улиц Сан-Франциско расположился квартет, он быстро собрал вокруг себя плотную толпу, из которой со звоном падали на расстеленную салфетку мелкие монеты. Возможно, если бы в Америке имелось учреждение вроде Госконцерта, процветавшего в восьмидесятые годы в нашей стране, они не осмелились бы гастролировать на улице. Но заработали бы больше? Сомневаюсь. Это и есть свободное предпринимательство по-американски: живи как хочешь, делай что хочешь, только не преступай закон.
Нет, в Соединенных Штатах не все так плохо, как еще нередко писала наша пресса. Иначе в верхних эшелонах советской элиты, среди высокопоставленных бонз не считалось бы престижным посылать своих деток заграницу, дабы побыстрей поставить на хрупкие ножки. Впрочем, отцы и сами в любой час готовы к загранкомандировкам, желательно в капстраны, чтобы еще раз, авось не последний, окунуться в болото загнивающего капитализма, заодно вывезти пару набитых чемоданов.
Да, видимо не все плохо в современных Соединенных Штатах, хотя проблемы и у них не исчезли, а некоторые стали еще острее. Что же изменилось в стране за двенадцать лет после нашего пребывания? Почитаем прессу, послушаем радио, посмотрим телевидение.
Жизнь Америки показывает, что такие стойкие проблемы, как наркомания, преступность, бедность сохранились, а некоторые приобрели угрожающие масштабы. Обозначилась и новая – так называемая социальных гарантий, когда разветвленная система государственных пособий, пенсий и гарантий порождает иждивенческие настроения, а в целом влияет на производство, сдерживая его развитие: зачем напрягаться, когда пособия и так обеспечены? Но даже при развитой системе государственных пособий в США, оказывается, полно бедных. Правда, по американским меркам, если семья их трех человек получает в год всего 20 тысяч долларов, считается, что она живет за чертой бедности. В стране по такой шкале проживает, по некоторым оценкам, более трети населения.
Америка озабочена состоянием образования подрастающего поколения, не получающего, как полагают специалисты, нужного объема знаний. Научно-технический прогресс в стране позволил осуществить компьютеризацию школ, как частных, так и государственных, превосходно оборудовать классы для лабораторных работ, обеспечить новейшей учебной литературой школьные библиотеки. Богатая страна – богатые возможности. Но проблема есть и состоит в том, что уровень знаний многих школьников не обещает стране превосходства в будущем над конкурентами. Поэтому была осуществлена школьная реформа, в которой образованию придан универсальный характер, без деления учеников на способных и неспособных. Проведено много других мероприятий, в том числе по интенсификации школьного обучения. Результаты, как говорится, еще на подходе, а проблема не снимается. Хотя внешне все выглядит очень пристойно.
Америку в не меньшей степени, чем преступность и коррупция, тревожит религиозный фанатизм. Например, движение «Черных мусульман», провозгласившее создание на юге США независимого мусульманского государства. Чем не Чечня?
Появилось сообщение, что золотой запас страны к 2001 году составил всего несколько тонн. Спрашивается, чем же обеспечивается выпуск бумажных денег, если в казне нет золота? Имиджем Америки?
Автор статьи «Крах мирового империализма неизбежен» Евгений Викалов («Стрингер» январь 2001 г.) пишет, что «…теперь гуляет по миру почти 128 триллионов (долларов. К.З.), причем лишь треть из них – в Соединенных Штатах. Представляете, – спрашивает автор, – что произойдет с США, если эта бумажная армия вдруг вернется домой? Или в Вашингтоне решат, что те баксы, которые ходят на рыночных просторах – настоящие, а за все остальные Америка ответственность не несет?» Таким образом, делает вывод автор, «В мире сегодня существует только одна страна, способная подорвать гегемонию Америки. Нет, не Россия (хотя чертовски хотелось бы так думать). Это… сами Соединенные Штаты. Всю планету до сих пор трясет от грохота, с которым распался СССР. Современная Америка вполне может повторить эту судьбу».
Очевидно, проблем в Америке хватает, но, несмотря на это, Соединенные Штаты остаются великой мировой державой. Известный американский политолог Збигнев Бжезинский так характеризует современную Америку: «США после СССР – единственная супердержава в мире. И ни с кем этой ролью при жизни нынешнего поколения делиться не намерены.» Профессор считает, что отрыв Америки от всего остального мира определяется четырьмя факторами. Во-первых, военной мощью. Во-вторых, сверхразвитой экономикой, доминирующей на мировом рынке. В-третьих, интеллектуальным и техническим преимуществом. И в-четвертых, информационно-культурным давлением. «Только США разрабатывают мировые стандарты, образ и стиль для всего человечества».
(«Стрингер» январь 2001 г.) Заявление амбициозное, но не принимать его во внимание было бы ошибкой.
Бесспорно, Америка великая страна и нам тягаться с ней неимоверно трудно, чтобы по-прежнему оставаться великой. Катастрофическое падение экономического потенциала страны делает эту задачу трудно выполнимой.
За двенадцать минувших лет в стране сменилось три президента. Первый президент Михаил Горбачев не смог поддержать падающий с колен Советский Союз, доставшийся от состарившегося и немощного Политбюро ЦК КПСС, хотя материальные и кадровые ресурсы еще оставались, чтобы обновить советский социализм. Но укреплению экономики страны он предпочел международные вояжи для наведения мостов дружбы. Да, он прекратил убийственное состязание супердержав в ракетно-ядерной гонке, понизил градус планетарной ненависти, но, войдя в роль миротворца, с легкостью отдал западным немцам Восточную Германию по сути дела просто так. А ведь те же немцы за свою пятидесятилетнюю мечту о воссоединении Германии были готовы как минимум списать нам все долги. Взамен – смехотворная компенсация, которая была проедена. Еще вопрос: почему, распуская Варшавский Договор, он не потребовал гарантий от НАТО? Серьезный политик не должен допускать такие ошибки. Между тем СССР все больше скатывался в экономический хаос. Время подтвердило, что Горбачев не был сильным президентом. Он сохранил коммунистический режим и не смог повлиять на процесс перестройки, чтобы изменить жизнь к лучшему. Правда, воздух в стране стал чище, и СМИ вздохнули свободней. Однако, не добившись позитивных результатов, он бесславно сошел с политической сцены, уступив место первому президенту России Борису Ельцину.
Новый президент раньше всего позаботился об укреплении личной власти. За все восемь лет своего президентства он ни разу не изменил своей стратегии: обладая чутьем реальной опасности, искусно убирал с политической арены своих врагов, нередко и тех, кто был полезен, служил верой и правдой, в том числе и первую, очень перспективную команду реформаторов во главе с Егором Гайдаром, которому поручил начать экономическую реформу. И он частично осуществил ее, буквально спас страну от голода, наполнив магазины товарами, но довести до конца не дали. И экономический кризис продолжал разрушать страну.
Уместно заметить, что Ельцин смещал, снимал, менял реформаторов, но, к его чести, ни разу не расправился со своими политическими оппонентами.
Избранный как президент и правивший как самодержец, Ельцин вошел в историю прежде всего как разрушитель. Первый шаг к распаду СССР, не желая его, он сделал 24 августа 1991 года, когда подписал указ о признании независимости Прибалтийских республик. Он торопился осуществить этот великодержавный жест, не задумываясь о последствиях, веря тогдашним руководителям Литвы, Латвии и Эстонии на слово. Легковесность в решении стратегически важной для России задачи позже отразилась на отношениях с прибалтийцами, которые стали притеснять русскоязычное население. Руки у них были развязаны: никаких письменных договоренностей о выходе прибалтийских республик из состава СССР не существовало. Значит, не было и обязательств. Ошибок, свидетельствующих о непродуманности, торопливости, а нередко недальновидности первого президента России за восемь лет его правления было допущено немало.
Но все же вклад Ельцина оказался ощутимым: он сокрушил коммунистический режим и тем самым двинул страну по пути, с которого она уже не сойдет. Однако запретить компартию испугался. И все же страна вздохнула свободней: стал возможен беспрепятственный выезд из России, стало доступным продовольствие, приватизация и продажа жилья. Средства массовой информации ожили: была уничтожена цензура, стала возможна критика власти и самого президента.
Между тем, покупательная способность населения упала в результате усиления безработицы, неразрешенности социальных проблем. Экономика продолжала находиться в упадке, реформы остановились, материальное положение большинства населения ухудшилось. Россия все больше увязала в долгах, проедая займы, получаемые от мировых банков под высокие проценты. Интенсивный экспорт нефти не окупал расходов.
Ельцин стал чаще болеть, отходить от руководства страной. Широкий размах получила коррупция, взяточничество, преступность. Огромные средства пожирала война в Чечне, развязанная с легкой руки Ельцина тупыми политиками и амбициозными генералами. Кризис в обществе нарастал. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если власть в стране не перешла бы к преемнику Ельцина – Владимиру Путину.
Путину досталась страна, напоминающая крепко потрепанный бурей сухогруз, который нуждается в срочном капитальном ремонте, чтобы не затонуть. Притом везде – в управлении, в экономике, во внешней политике. Нуждается в наведении порядка – иначе не остановить гибельную течь капиталов и мозгов.
И Путин начал с наведения порядка, с крутых реформ по укреплению государственной (читай личной) власти в стране, которые продолжаются. При этом, могущественный некогда Совет Федерации – повержен. Оппозиция в лице коммунистов приручена. Самые одиозные олигархи периода ельцинского правления – в изгнании. У Путина, практически, никаких препятствий для проведения своего курса. Тем более, что возрастают пенсии, появились позитивные сдвиги в экономике, в жизни, которая уже много десятков лет проходит со сменой режимов, вождей и идеалов без улучшения.