Макс Бутт
Вспышка молнии
5.
Казалось, Давыдов отключился совсем ненадолго. Время, проведенное им в липком забытьи, пролетело незаметно. Будто одно мгновение. Придя в себя, не решаясь открыть глаз и стараясь не дышать, Степан Яковлевич сжал пальцы в кулаки, при этом напрягшись всем телом.
Он больше не тонул. Он вообще был не в воде.
Не в силах больше сдерживаться, Давыдов судорожно вдохнул, и ощутил прохладный, чуть влажный воздух, приятно наполнивший его легкие. Все еще жмурясь и поерзав своей пятой точкой, мужчина с удивлением почувствовал под собой нечто мягкое, пружинистое. Еще через мгновение стало ясно, что это же самое нечто бережно поддерживало ноющую от напряжения спину бизнесмена и шею, соблазнительно предлагая расслабиться и забыть обо всем, что произошло. Степан Яковлевич с трудом удержался от того, чтобы поддаться этому заманчивому желанию. Его инстинкт самосохранения, скребущий внутри беспокойной кошкой, принуждал пожилого мужчину оставаться собранным, готовым к любому, самому невероятному повороту событий. Собравшись с силами и открыв, наконец, глаза, Давыдов с удивлением обнаружил, что сидит на своем месте в салоне пассажирского самолета. Как и до этого вокруг никого не было. Лишь абсолютная, гнетущая тишина и слабоосвещенные ряды кресел. Не веря тому, что видят его глаза, Степан Яковлевич машинально ощупал себя всего, с ног до головы, и вновь оказался поражен. Костюм был сухим и неизмятым, прямо как перед вылетом. Белая рубашка, в буквальном смысле слова, блистала чистотой, даже в полутьме салона. Ни одного грязного развода, кусочка водоросли или пятна от зеленой травы.
Неужели все произошедшее было лишь сном? Ужасной галлюцинацией?
Но почему Степан Яковлевич видел своего покойного друга? Почему в своем кошмаре оказался на берегу того самого прудика? Как тогда это объяснить?
Ответ нашелся неожиданно легко. Давыдов по-прежнему находится в плену у неизвестных похитителей. А его разговор с утопленником и сокровенное место юности всего лишь плод воображения, разгулявшегося под воздействием какого-нибудь наркотического вещества. Того самого, с помощью которого и усыпили Степана Яковлевича в первый раз. По всей видимости, таинственные недоброжелатели до сих пор наблюдают за своим пленником и всячески препятствуют его попыткам выбраться на свободу. Даже не самым продуманным. А как иначе объяснить тот факт, то дверь в кабине пилотов до сих пор на месте. Да и в салоне нет ни единого намека на произошедший ранее потоп.
Эти мысли одновременно взбодрили Степана Яковлевича и месте с тем заставили лишний раз глубоко задуматься. Его накачали какой-то дрянью. От того появились все эти галлюцинации… Молнии, сверкающие в салоне самолета. Вода, затапливающая авиалайнер. Озеро. Лес. Колька Ерохин. Почему именно он появился в этих видениях? Неужели его гибель до сих пор так сильно волнует Давыдова? Или, может быть, это просто бесчинствовало подсознание, восставшее из-под гнета уснувшего рассудка? Может быть, это оно, почуявшее свободу, начало извлекать на свет то, что мужчина так старательно похоронил в глубинах собственной памяти?
Степан Яковлевич уткнулся макушкой в спинку впереди стоящего кресла и, обхватив голову руками, мучительно простонал.
Что же делать?..
Неожиданно в тишине раздался тихий едва уловимый скрип. Донесся он со стороны кабины. Пожилой мужчина напряг все мускулы своего тела, при этом все еще оставаясь в согнутом положении, будто спрятавшись за сидениями. Боязливо затаив дыхание, Давыдов медленно поднял голову и посмотрел вперед, откуда только, что донесся подозрительный звук. Ему неожиданно стало не по себе. В первую очередь, от небывалого по силе страха, поразившего его лихорадочно сжимающееся сердце.
Не уж-то теперь он не один в самолете?!
Скрип снова повторился. На этот раз он был громче и протяжнее.
Кто-то невидимый, находящийся вне поля зрения, открыл дверь, ведущую в кабину пилотов.
Грузный Степан Яковлевич испуганно сжался, так, чтобы его не было видно из-за спинки сиденья. Опустив голову и вжав шею в плечи, бизнесмен из-за впереди стоящего кресла не мог видеть того таинственного незнакомца, который решился нарушить его одиночество. О том, кем являлся этот нежданный гость, пожилой мужчина в тот момент думать не хотел. Куда сильнее ему хотелось остаться незамеченным.
Раздался тихий щелчок закрывающейся двери, а вслед ним послышались чьи-то неторопливые шаги. Неизвестный начал свое неспешное продвижение по салону авиалайнера. И с каждой секундой он приближался к тому месту, где согнувшись в три погибели, притаился в своем кресле Степан Яковлевич. В гробовой тишине, царившей вокруг, каждый шаг слышался особенно четко. И по тому, как звонко шлепали ступни по полу, можно было сразу понять, что некто идет босиком, причем ступая мокрыми ногами.
Осознав это, Степан Яковлевич испугался еще сильнее. Видимый им недавно будоражащий разум образ вновь воскрес в памяти. Неужели это ОН? Снова ОН… И словно, подтверждая эту догадку, в пустом салоне аэробуса, как гром среди ясного неба, раздались слова.
– Думаешь от меня здесь спрятаться?
Вслед за этими словами раздался ехидный смешок.
От ужаса у Давыдова душа в пятки ушла. Он узнал голос незнакомца. Тот принадлежал Кольке Ерохину, призраку, явившемуся из далекого прошлого.
– Здесь тебе некуда деваться! Некуда прятаться!– торжествующе произнес Ерохин и, словно, стараясь напугать своего друга еще больше, стал громче шлепать своими босыми ступнями.
– От меня не убежишь. Так что, выходи, Степка. Наш разговор еще не окончен.
Нервы Степана Яковлевича натянулись тугой, тревожно стонущей, готовой порваться в любой момент струной. Ставший в одно мгновение хрупким, будто стекло, рассудок судорожно искал объяснение всему происходившему. Не находя рациональных причин этому чудовищному явлению, он трескался под грузом гнетущей неизвестности, рассыпался на множество мельчайших осколков. Мозг пожилого мужчины, привыкший к вещам исключительно материальным, подчиняющимся известным законам природы, отказывался верить в то, что посреди пустого, безлюдного салона пассажирского аэробуса может возникнуть оживший мертвец. Вполне осязаемый, мыслящий, способный проявлять обычные человеческие эмоции.
«Это мне кажется! Этого нет на самом деле! Это всего лишь галлюцинации!»– твердил про себя Давыдов. Предприниматель несколько раз сильно ущипнул свою руку, наивно полагая, что может избавиться, таким образом, от одолевавшего его кошмара. Однако Ерохин и не думал исчезать. Его неспешные шаги и шумное, полное яростного предвкушения дыхание все еще доносилось до ушей Степана Яковлевича.
«Ты просто спишь. Тебе нужно проснуться! Проснись!– не унимался мозг пожилого мужчины, стараясь убедить своего хозяина в том, что все вокруг лишь плод воображения.– Не бойся! Взгляни на него! И ты поймешь, что Кольки на самом деле нет. Он только кажется».
Повинуясь велению собственного разума, позабыв на секунду о неодолимом страхе, Давыдов медленно поднял голову, осторожно выглянув из-за спинки впереди стоявшего сиденья. В густом полумраке салона, пронизанного призрачным светом, исходившим со стороны кабины самолета, бизнесмен ясно различил стройный силуэт голого человека. Силуэт этот двигался по проходу, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону, неумолимо увеличиваясь в размерах, постепенно прорисовываясь подробнее, во всех возможных деталях. Степан Яковлевич видел эту фигуру лишь одно мгновение, прежде чем снова пригнуться, испуганно сжавшись в комок. Представший перед ним человек вовсе не был эфемерным сгустком, порожденным разбушевавшимся воображением. Он казался абсолютно реальным, на все сто процентов, сотворенным из крови и плоти.
Из мертвой крови и мертвой плоти.
– Черт возьми!– прошептал Давыдов, будучи не в состоянии совладать с собственными эмоциями.
И его будто бы услышали.
– Где же ты притаился, Стёпа?– со злобной усмешкой сказал Ерохин.– Я тебя слышу. Слышу, как ты бубнишь себе под нос. Слышу, как бьется твое гадкое, трусливое сердечко. Что же ты прячешься? Чего боишься? Ответственности? Будь мужчиной, Стёпка! Выходи и мы поговорим с глазу на глаз. Расставим все точки над «и».
Шаги Кольки стали громче и отчетливее. Он был совсем рядом. Буквально в нескольких метрах. И это несколько отрезвило Давыдова. Заставило взять под контроль собственный, потерявший управление над телом, разум.
Нужно было что-то делать. Сидеть более на одном месте не представлялось возможным. Скрыть за спинкой кресла такого крупного человека, как Степан Яковлевич, было трудно. Найдет его Ерохин, или не найдет, было теперь лишь вопросом времени. Времени, которого у пожилого мужчины осталось совсем немного.
Что же он может предпринять в данной ситуации?
Невольно вспомнив, насколько легко поднимал его с земли, казавшийся не таким уж и могучим Коля, Давыдов ясно осознал, что драка один на один будет не лучшим решением. Наверняка Ерохин справиться с ним в два счета. Сломает, как тростинку. Прихлопнет, будто муху.
Нет, нужно бежать. Но куда?
Самостоятельно из самолета Степан Яковлевич выбраться не может. Он уже пробовал сделать это ранее. Значит нужно искать новое укрытие. Куда более надежное, чем пассажирское сиденье. Какое-нибудь помещение с крепкой дверью и замком. На ум невольно пришла туалетная комната. Маленькая, тесная, душная, но при все при этом, столь желанная теперь. И если Давыдов хочет попасть в нее раньше, чем до его шеи доберутся скрюченные пальцы утопленника, то нужно было действовать немедленно.
Убедив себя мыслью, что хуже ему уже не станет, пожилой мужчина решительно вскочил со своего кресла. Выбравшись в проход между рядов пассажирских сидений, прямо под носом у озиравшегося в полутьме Ерохина, Степан Яковлевич с прытью бойкого юнца бросился в хвостовую часть авиалайнера, туда, где располагалась уборная.
– А вот и ты, мой друг!– торжествующе воскликнул Николай, оголив свои потемневшие, гнилые зубы. Однако неожиданный рывок шестидесяти трехлетнего бизнесмена явно сбил его с толку.
– Куда ты, сволочь? Стой!– гневно прорычал Ерохин и, кинувшись догонять свою жертву. Но было уже слишком поздно. Каким бы коротким не был тот промежуток времени, которым столь щедро одарил Давыдова мертвый друг, его хватило, чтобы преодолеть несколько метров. Сделать несколько спасительных шагов к желанному укрытию. Получив достаточную фору, пожилой мужчина успел не только добраться до туалетной комнаты, но и, прежде чем его настигнет преследователь, заскочив внутрь, закрыться на щеколду. Победно вскрикнув «занято», Степан Яковлевич прижался спиной к двери и, упершись немеющими ногами в пол, а дрожащими от волнения руками в стены крошечного помещения, приготовиться к обороне.
Атака Ерохина не заставила себя долго ждать.
Буквально через долю секунды дверь сотряслась от мощных ударов. Она вздрогнула несколько раз, едва не сорвавшись с петель. Давыдов даже успел засомневаться в том, насколько надежным было его новое убежище на самом деле. Однако время показало, что все не так уж и плохо. Колька бесновался, без устали молотил руками и ногами, сквернословил, угрожал своему другу, что обязательно доберется до него, но пробиться внутрь туалетной комнаты так и не смог. Такое положение вещей позволило Степану Яковлевичу успокоиться и обрести уверенность в себе. Причем даже в излишней степени. Ощущая спиной пляшущую, но все еще справляющуюся с непрекращающейся осадой дверь, пожилой мужчина набрался смелости и стал дразнить Ерохина, никаким образом не помышляя о возможных последствиях. Взбешенный столь наглым поведением Давыдова, Николай нанес еще несколько сильных ударов ногой, но, так и не достигнув желаемой цели, решил временно приостановить свои попытки проникновения.
– Пусть так!.. Пусть я пока не могу добраться до тебя… Но только пока.– говорил с тяжелой отдышкой Ерохин, раздраженно расхаживая из стороны в сторону.– У меня куча времени. И ты, мой друг, никуда из этого самолета выбраться не сможешь… Ты не сможешь сбежать. Не сможешь спрятаться… Некуда и негде!
Злобно выкрикнув последние слова, Колька принялся за прежнее дело. Наваливаясь плечом на дверь туалетной комнаты, он наносил теперь удары заметно сильнее, предыдущих. Ощутив их на своей шкуре и, в буквальном смысле слова, отлетев в сторону, к противоположной стене, Степан Яковлевич не на шутку встревожился. Ведь в тот момент ему показалось, что еще мгновение и перегородка, разделявшая двух мужчин, попросту не выдержит. Напрягши все свое грузное тело, бизнесмен прижался к пляшущей двери, стараясь хоть как-то противостоять своему неутомимому преследователю и его попыткам прорваться в помещение уборной.
– Нет! Держись! Прошу тебя!– умоляюще твердил вслух Давыдов, упираясь, что есть сил. С разгорающимся в сердце трепетом мужчина слышал ужасающий лязг, производимый срывающимися с креплений петлями, и громкий скрип ломающегося дверного полотна. В тот миг он хотел лишь одного, оказаться где-нибудь в другом месте. Там, где нет его мертвого, некогда утопшего друга. Нет гнетущего, удручающего полумрака. Нет необъяснимого одиночества и ощущения безысходности.
– Ну, вот, кажется и все.– воодушевленно произнес Ерохин, на секунду прервав «осаду крепости».– Готовься, Степка, сейчас ты у меня получишь!
Давыдов от страха зажмурился, приготовившись ощутить невероятный по силе удар. Но вместо этого он не почувствовал ничего, кроме легкой прохлады и необычайной, непривычной после всего этого шума, тишины.
6.
Он открыл глаза и медленно посмотрел по сторонам. Туалетная комната выглядела совсем не так, как мгновение тому назад. Теперь это было просторное, благоустроенное помещение. Блистающая на свету кафельная плитка, выстланный керамогранитом пол, несколько индивидуальных кабинок и ряд из белоснежных биде, вмонтированных в стену. Это была вовсе не та тесная уборная авиалайнера, какую выбрал себе в качестве укрытия Давыдов… Черт возьми! Да он вообще был не в самолете, а в каком-то другом, неизвестном месте!
Как Степан Яковлевич здесь оказался?
Снова это таинственное необъяснимое перемещение.
По чьей прихоти оно произошло?
А может, таким образом, проявляется действие неизвестного галлюциногенного вещества?
Пожилой бизнесмен отпрянул от двери и несколько раз хлестко ударил себя по щекам, а после с силой оттянул кожу у себя на запястье так, чтобы обязательно стало больно. Видение не уходило. Давыдов по-прежнему стоял посреди незнакомой ему туалетной комнаты.
Где же он теперь?
Мужчина боязливо взялся за дверную ручку и тихонько повернул ее, стараясь производить как можно меньше громких звуков. Щеколда замка едва уловимо щелкнула и дверь послушно приоткрылась. Степан Яковлевич предусмотрительно посмотрел через образовавшуюся щелку, пытаясь хотя бы примерно определить свое местонахождение и, что куда важнее, понять, преследует ли его Ерохин, или нет. По другую сторону был виден лишь слабо освещенный коридор и более ничего. Признаков чьего-то присутствия предприниматель также не обнаружил, а потому стал чувствовать себя заметно увереннее. Резко, ударом ноги, распахнув дверь, он замер на пороге, прислушиваясь к разносящемуся эхом грохоту.
Неужели и тут ни единой души?.. По крайней мере, живой души.
Осторожно, словно перепуганная кошка, Давыдов вышел из туалетной комнаты, первым делом заглянув за открытую дверь. Засады там не оказалось, Как не оказалось ее и где-либо поблизости. Лишь тишина и пустота окружали сбитого с толку мужчину. Точнее, пустой, наполненный густым безмолвием коридор. Степан Яковлевич стоял в самом его конце, с непонимающим видом глядя вперед, туда, где стены помещения изламывались поворотом, скрывавшим за собой нечто неведомое и настораживающее.
Давыдов сделал несколько шагов и замер, в тревожном ожидании. Звуки его стучащих по гранитному полу каблуков, обрывистым, многократно повторяющимся эхом отозвались где-то вдалеке. Хотелось крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь. Но бизнесмен молчал. Он боялся, что на его призыв может ответить тот, кого он теперь хотел видеть меньше всего. Ступая, по возможности тихо, Степан Яковлевич достиг поворота и медленно заглянул за угол. Впереди был дверной проем, скрывавший за собой другое помещение, куда больших размеров, чем коридор, туалетная комната, или салон авиалайнера. То, вытягивая шею, то пригибаясь, пожилой мужчина нерешительной походкой приблизился к выходу. Встав в проеме и щурясь от яркого света, он медленно осмотрелся.
Это был просторный многоярусный вестибюль, с большими, простирающимися от пола, и до самого потолка витринными окнами и ажурным, застекленным потолком, напоминавшим внешне паутину, свитую неведомым гигантским пауком. Первый этаж этого необъятного в своих размерах зала представлял собой зону ожидания, обустроенную многочисленными скамьями и одиночными стульями. Повсюду были развешаны неработающие информационные табло и безмолвно чернеющие широкоформатные мониторы. На втором ярусе разместились разнообразные увеселительные заведения. Кофейни, рестораны быстрого питания, бары. Был здесь и магазин беспошлинной торговли. Все это говорило в пользу того, что Давыдов находился в аэропорту. Вот только здание было абсолютно безлюдным. Не было унылых, ожидающих посадки пассажиров, неспешно расхаживавших по вестибюлю. Не было расставленной на свободных сидениях ручной клади. Не было вечно голодных посетителей в кафе. Не было очереди из особо страждущих покупателей в магазине.
Ни единой души.
Опять.
Как и салон аэробуса, здание аэропорта оказалось абсолютно пустым.
Но что это за аэропорт? В каком городе он расположен?
Степан Яковлевич принялся внимательно изучать зал ожидания, стараясь осмотреть каждый уголок, каждую маломальскую комнатку. Он исходил вдоль и поперек, как первый этаж, так и второй. Излазил каждое заведение. Ни одной надписи, или указателя. Ни одного журнала, информационного буклета, или хотя бы клочка газетной бумаги. Ничего, что могло бы свидетельствовать о принадлежности аэропорта какой-либо из стран. Здание казалось чужым и знакомым одновременно. Элементы оформления, эскалаторы, отделка сидений, общая планировка. Все это представляло собой некий органично сочетающийся набор стандартных деталей. Смотрящийся абсолютно реальным и, в то же время, неестественным, искусственным. Зал ожидания чем-то неуловимо напоминал как аэропорт в родном городе Степана Яковлевича, так и многие другие аэропорты, видимые им во всех неисчислимых поездках по миру. Российские и заграничные. Большие и маленькие.
Бизнесмен подошел к одному из окон, за которым виднелась взлетная полоса, и попытался отыскать взглядом стоящие на приколе авиалайнеры. По логотипам, изображенным на серебристых боках крылатых машин, можно узнать к какой конкретно компании они принадлежат. А уже из этой информации, в свою очередь, сделать вывод о примерном географическом положении здания. Но и тут Степана Яковлевича ждала неудача. К его глубочайшему удивлению, ни одного самолета по другую сторону оконного стекла не было.
Но ведь такого просто не могло быть! Судя по величине вестибюля, аэропорт должен быть весьма загруженным. А значит, хотя бы парочка рейсов должна стоять у телескопических трапов, в ожидании пассажиров. Независимо от времени года, дня недели, или часа.
А тут ничего!
Растревоженный этим фактом Давыдов попытался отыскать что-нибудь съедобное в одном из кафе. Он не чувствовал особого голода, просто еще с юных лет привык заедать стресс. Тем более что сегодня поводов поволноваться у пожилого предпринимателя оказалось предостаточно. Но куда бы Степан Яковлевич не заходил, всюду его встречали пустые витрины. Даже в баре не нашлось ни единой капли успокаивающего горячительного зелья.
Изрядно разнервничавшись в ходе своих безуспешных поисков, мужчина вернулся на первый этаж. Грузно плюхнувшись на первое попавшееся сиденье, он с хмурым выражением лица уставился на пустое информационное табло. Бизнесмен пытался собрать воедино разрозненные мысли, пытался понять смысл всего происходящего. А точнее, полное отсутствие каких-либо событий. Он силился сформулировать своим доведенным до отчаяния мозгом хоть какое-то предположение о том, почему вокруг нет ни одного человека, почему нет самолетов, вещей, еды…
Внезапно мысли мужчины оборвались, словно соскочившая с крючка рыба. Давыдов вскочил с кресла, испуганными глазами глядя прямо перед собой. Он давно заприметил нечто едва уловимое, мельтешащее вокруг, будто прозрачная занавеска, раскачивающаяся на ветру, но поглощенный своими поисками, не хотел обращать внимания, но то, что, по его мнению, могло оказаться простой иллюзией. Сейчас же, покончив со своим тщетными изысканиями, пожилой предприниматель стал куда яснее различать призрачные фигуры, стремительно сновавшие из стороны в сторону.
Их было много. Десятки, а быть может, и сотни. Они были столь прозрачны, что почти не имели формы. Но чем дольше разглядывал их Степан Яковлевич, тем больше деталей он различал, тем сильнее с каждой секундой они напоминали ему живых людей. Или, если быть точнее, фантомы живых людей, движущиеся в неестественном для обычного человека ритме. Как видеопленка, поставленная на ускоренное воспроизведение. И первое время беспокойные призраки казались абсолютно безмолвными, неспособными к воспроизведению каких-либо звуков. Однако вскоре Давыдов осознал, что окружающая его тишина, вовсе не тишина, а едва уловимый ухом, монотонный гул, чем-то напоминавший отдаленное жужжание пчелиного улья.
Огромного пчелиного улья.
Человеческого улья.
Тихий, с трудом различимый, непрерывный звук оказался симфонией многочисленных голосов. Высоких женских и низких мужских. Звонких детских восклицаний и недовольных угрюмых старческих ворчаний. Причудливая какофония струилась отовсюду, со всех возможных сторон. И как Давыдов мог не различить ее ранее, оставалось уму не постижимым. Тем более что с каждым новым мгновением голоса вроде бы звучали громче и отчетливее. Взволнованный Степан Яковлевич даже невольно зажмурился, пытаясь различить отдельно взятые фразы. Однако неожиданно, как гром среди ясного неба, совершенно четко над его ухом прозвучали слова.
– Здравствуй, папа.
Голос сказавший их, не вызвал неодолимого испуга в сердце пожилого бизнесмена, хотя и заставил его вздрогнуть от неожиданности. Произнесенное словосочетание привело Давыдова в замешательство, гораздо большее, чем то, что он испытывал ранее, необъяснимым образом оказавшись на берегу лесного озера. Интонация, характерное произношение. Все показалось до боли знакомым. Родным. Машинально открыв глаза и посмотрев в сторону, откуда только что прозвучал голос, Степан Яковлевич мгновенно побледнел. Голова его закружилась, а все вокруг, пошатнувшись, потеряло былую четкость. Ноги пожилого мужчины безвольно подогнулись и его полноватое тело, став совершенно неподъемным, рухнуло на ближайшую скамью. Давыдов, тяжело вздыхая, дрожащими пальцами распахнул ворот рубашки и потер кулаком затуманенные поволокой глаза. Перед ним стоял некто, представший на данный момент размытой, неподвижной фигурой. Некто, чей истинный облик, бизнесмен смог различить всего лишь на одно мгновение, прежде чем, впасть в полубессознательное состояние. Облик давно прошедших дней. А точнее одного дня. Наверно самого мрачного и безрадостного в жизни Степана Яковлевича.
С трудом придя в себя и поборов подступившее головокружение, мужчина поднял взгляд и обескуражено посмотрел на стоявшего перед ним безмолвного мужчину. Он выглядел точно так же, как и тогда. Пять лет тому назад. В день их последнего свидания на этом свете. Высокий, широкий, словно шкаф, слегка полноватый для своего тридцатипятилетнего возраста, облаченный в изодранный, измазанный грязью деловой костюм и белую рубашку с испачканным кровью воротничком. Молодой мужчина с улыбчивым, приятным лицом и кажущимся бездушным, лишенным жизни взглядом. Его светло-русые волосы были взъерошены с одной стороны головы и неряшливо прилизаны с другой, откуда из ужасной рваной раны, мерзкой черно-красной полоской стекала густеющая жижа.
Это был Валентин. Старший сын Давыдова. И выглядел он сейчас точно так же, как и в день собственной гибели. Пять лет тому назад.
– Здравствуй, папа.– повторил Валентин, виновато улыбнувшись.– Прости, что напугал тебя. С твоим сердцем, да и в твоем возрасте, сильные переживания строго противопоказаны.
– Валька… ты?.. Это и вправду ты?– не веря собственным глазам и ушам, прошептал Степан Яковлевич и, поднявшись с сиденья, подрагивающей от волнения рукой дотронулся до плеча сына. Убедившись в его полной материальности, пожилой мужчина не мог сдерживать захлестывавших его эмоций и, резко подавшись вперед, стиснул в объятьях стоявшего перед ним молодого человека.
– Валька… Это ты… Как я давно хотел этого… как давно.– Давыдов непрерывно говорил, задыхаясь от сковывавших его грудь судорожных вздохов. Он и вправду больше всего в жизни желал обнять своего покойного сына. С тех самых пор, как похоронил его.
Валентин.
Сколько надежд и чаяний было связано с ним у Степана Яковлевича. Сын был его настоящей поддержкой и опорой. Верным помощником в бизнесе. Правой рукой Давыдова. Бизнесмен чувствовал себя необычайно уверенным, зная, что всегда найдет рядом крепкое мужское плечо, того, кто сможет вместе с ним преодолеть любые преграды, возникшие на пути. Сын и отец понимали друг друга, в буквальном смысле, с полуслова. Степану Яковлевичу зачастую вообще не было нужды просить о чем-либо Валентина. Давыдов-младший прекрасно знал дело своего отца и нередко производил все необходимые операции прежде, чем в них появлялась острая необходимость. Это был нерушимый тандем. Связка локомотивов, тянувших за собой огромный состав. В те времена Степан Яковлевич ощущал невообразимое внутреннее спокойствие. Он точно знал, кому оставит бразды правления, когда наступит время уходить на покой.
Но первым ушел Валентин.
Ушел внезапно. Дождливым осенним вечером, разбившись в автомобильной катастрофе.
Для Давыдова и его супруги это стало ударом, от которого, казалось, невозможно оправиться. Они потеряли своего сына, своего первенца. Ирина была безутешна. Около месяца она пребывала в глубокой депрессии, начисто отказываясь покидать дом. Для самого Степана Яковлевича это событие стало трагедией не только личной, но и профессиональной. Со смертью Валентина рухнули все надежды и мечты о светлом будущем компании.
– Валька, как же это возможно?– Степан Яковлевич взял себя в руки и, ослабив объятия, с некоторым недоверием посмотрел на своего сына.– Откуда ты здесь? Ведь ты…
– Погиб. Я знаю.– закивал Валентин, виновато отведя в сторону свой пустой, лишенный живого огонька взгляд.– Дорога была мокрой после дождя. Я не справился с управлением, вылетел на встречку. А дальше столкновение и… случилось то, что случилось.
