Макс Баженов
Так не бывает!
Размышляя в подобном ключе, Лена в конце концов решила, что ночной инцидент мог ей и присниться. Иначе как она снова оказалась в постели? Это всё нервы. Новость о смерти сестры, длинный перелёт, психолог ещё этот жути нагнала. А барабаны, от которых весь дом стоял на ушах, а Букин их будто и не слышал? Да наверняка приснилось. Ещё столько всего надо устроить! А ведь даже не понятно, как теперь будет выглядеть их с Букиным жизнь…
Так сидела она над бумагами, пока без десяти одиннадцать утра не раздался звонок. Она пошла на звук и, выйдя в коридор, увидела на экране домофона какого-то мужчину лет сорока, одетого в длинный чёрный пуховик.
– Кто это? – спросила Лена, сняв трубку.
– Я Настин педиатр. Антон Васильевич. Получилось чуть пораньше, чем надо. Подождать снаружи?
– Бондаренко? Заходите, – сказала Лена, сверившись со списком вхожих, который прихватила с собой.
Антон Васильевич был неразговорчив. Под пуховиком у него был скучный классический костюм. Мужчина отказался от предложенного чая и тут же скрылся в Настиной комнате, строго наказав их не беспокоить, пока не закончится сеанс. Лена решила подслушать, но за всё время оттуда не донеслось ни звука. Ни шороха, ни шёпота. А через час Антон Васильевич вышел из комнаты, откланялся и хотел было убежать, так ничего и не прояснив.
Когда Лена в последний момент попросила его ответить на несколько вопросов, Бондаренко сказал:
– Могу только сказать, что здоровью девочки ничто не угрожает, и если и дальше придерживаться предписанного образа жизни, то всё будет хорошо. Не вникайте. Это не ваша забота.
– А если не придерживаться? – спросил Букин.
– Вам же хуже будет, – ответил педиатр и быстренько ретировался, сославшись на острейшую занятость.
Любопытство Лены росло. Чем на самом деле больна девочка? Почему никто ничего не говорит ей о болезни? Разве это законно? Что на самом деле случилось с сестрой? И что это за фонд, которым она руководила? Похоже придётся каким-то образом разнюхивать правду самой.
Лена твёрдо решила вцепиться покрепче в следующего посетителя, кем бы он ни оказался.
Звонок прозвенел в половине второго. К своему неудовольствию, Лена обнаружила на экране домофона эту сумасшедшую – Лидию Михалну.
– Что вам нужно?
– Вы не хотели бы прогуляться?
– С чего бы мне этого хотеть?
– Вы уже смотрели ей в глаза?
Лена без колебаний оделась и вышла. Этот сон всё никак не выходил из её головы. И сестра тоже упоминала про глаза.... Даже в отдельный пункт это вынесла.
Психологиня должна что-то знать.
###
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Лидия Михална.
Снег под ногами напоминает пенопласт. Скрипя ботинками они удаляются от дома вглубь парка. Посреди рабочего дня здесь почти никого нет. Мороз цепкий, но сухой, не злющий. Когда они говорят, из их ртов валят плотные клубы пара. В зимней одежде Лидия Михална кажется старше своего возраста. Сколько ей? Шестьдесят пять? Семьдесят?
– Переспала, – сказала Лена. – В остальном, хорошо. А что? Что вам надо? Вы не к Насте пришли?
– Нет! – казалось, психолог ужаснулась одной этой мысли. – Я пришла справиться о вашем состоянии и помочь, если моя моя помощь понадобится. Вот, возьмите мою визитку.
– Вам-то какое до нас дело? – спросила Лена, автоматическим жестом пряча кусочек картона в карман.
– До вас лично в принципе никакого, но я боюсь, что ситуация с Настей может войти в …э-э-э, так сказать, более активную фазу.
– Что вы имеете в виду? – Лена теряла терпение.
– Вы заметили, что у Насти есть необычные способности?
– Да что все заладили одно и то же? Я с ней была от силы несколько часов. Всё остальное время я спала! Что я такого должна была заметить?
– Но вы ведь смотрели ей в глаза, так? Что вы испытали?
Лена замялась.
– Во-от, – протянула Лидия Михална. – Не хочется говорить даже! Настолько жутко. Стыдно! Даже за то, чего и не делала.
– Да, – согласилась Лена. – И что, это её способность? Взглядом насылать на людей стыд?
– Было бы хорошо, – сказала Лидия Михална. – Если бы всё было так просто… Я смотрю, на вас это почти никак не отразилось? Вы правда нормально себя чувствуете? Нет никаких, не знаю, там, желаний необычных, неосознанных позывов? Чуждых для себя ощущений?
– Нет. А должны быть?
– У меня есть. Кажется, есть и у других.
Лену всё это злит. Она чувствует, что начинает замерзать, поэтому резко останавливается посреди дорожки и выпаливает:
– Может, хватит темнить и выложите мне свою теорию? Вы уже выглядите сумасшедшей. Хуже не сделаете! Это я вам точно говорю.
Лидия Михална мнётся на месте. Ей трудно говорить, но она не может не говорить.
– Я пока не разобралась. Скажу вам, что видела, а вы сами решите, верить мне или нет.
– Хорошая идея. Вы настоящий учёный.
В ответ на острóту Лидия Михална корчит кислую мину, но всё же продолжает:
– На протяжении той недели, что Настя провела в центре, к ней постоянно ходили какие-то люди. Мы обычно никого не пускаем, но по поводу них директриса сделала особое распоряжение. Кто-то за ней приглядывает, причём хочет делать это тихо. С самого начала Настю поселили отдельно, а после ряда инцидентов её перестали выпускать к другим детям.
– Каких инцидентов? Мальчик там на неё какой-то кинулся?
– Да, – сказала Лидия Михална. – Мальчик. Не просто мальчик. Андрюша – мальчик-одуванчик. У него задержка в развитии. Вернее, мы так думали, поскольку он совсем не разговаривал, как и Настя. Но после того, как она посмотрела ему в глаза, Андрюша заговорил. Я сама видела это. Не просто заговорил – его будто прорвало, причём такими словами, каких не ждёшь от ребёнка. Маленький мальчик называл Настю ведьмой, чёрной тварью, мерзостью и пожирателем душ! И ещё много как. Это было жутко, я вам скажу, – Лидия Михална тряхнула головой, прогоняя наваждение. – А когда вы забрали её из центра, Андрюша потерял сознание и, насколько мне известно, до сих пор в себя не приходил. Но никто, кроме меня этой связи не видит! Я пыталась сказать своим коллегам, но надо мной посмеялись. Назвали "мисс Марпл". Директрисе вообще не важно, что случилось. Она ж не полиция и не ФСБ. Ей важно, чтобы всё происходило гладко. Мальчика увезли в больницу, и все рады. Нет человека – нет проблем.
– И что мне, по-вашему, делать со всей этой информацией? – недоумевала Лена. – Кому жаловаться, куда бежать? Вы можете мне прямо сказать, от чего лечат Настю? И что у неё за способность такая? У этого есть название?
Лидия Михална насупилась и сказала:
– Я не знаю ни о какой болезни. Кроме того, что девочка абсолютно глуха.
– Вы уверены?!
– Можете не сомневаться. Я много наблюдала за ней на этой неделе, и я убеждена, что Настя глуха, как пробка. Я проверила это при помощи системы громкоговорителей. Она ни разу не отреагировала на звук, если рядом не находился другой человек. При всём этом, девочка легко угадывает потребности других, быстро перенимает чужие привычки и сильно меняется в зависимости от того, кто находится рядом с ней. Я думаю…, – Лидия Михална откашлялась. – Я предполагаю, что у Насти какая-то форма телепатии, которую она не контролирует. А стыд, который мы испытываем, вступая с ней в контакт – это побочный эффект от взгляда на самих себя со стороны. Если её силы будут расти…
– Вы сошли с ума, – заключила Лена и пошла в сторону дома.
– Она феномен! – кричала ей вслед Лидия Михална. – Убедитесь сами! Поставьте в её комнате скрытую камеру! Посмотрите, чем эти люди там с ней занимаются!
– Придёте ещё раз, вызову санитаров! – бросила через плечо Лена и направилась в ближайший магазин электроники.
###
Темнело. Следующий посетитель явился около четырёх часов вечера. На вид это был какой-то маргинал. В ушах и носу серьги, выбеленные волосы, джинсы с потёртостями, куртка не по погоде. Как он там не умер от холода?
– Я на машине, – сказал он.
– М?
– Ну вы так смотрите, я подумал, что вас удивляет мой внешний вид.
Лена поджимает губы, не зная, что ответить.
– А вы, Степан, кем будете?
– Когда вырасту? – шутит посетитель.
– Не похоже, что это произойдёт, – едко замечает Лена. – Но я не об этом. Сегодня у нас были педиатр и психолог. А вы кто?
– Я Настин учитель музыки.
– Да что вы говорите? Интересно как! Ну проходите тогда. Музицируйте. Мы с удовольствием послушаем.
Только теперь она впускает его в квартиру. Он расшаркивается на коврике и разувается. Как и предыдущий мужчина, он попросил не беспокоить их во время занятий.
– Ей нельзя отвлекаться, иначе пропадёт терапевтический эффект. Поэтому ни в коем случае не заходите в комнату.
– Что – и чаю предложить нельзя?
– Чаю, говорите? Нет. Но спасибо.
На протяжении всего занятия из детской не донеслось ни одной ноты, то есть вообще ничего такого, что можно было бы счесть музыкой; разве что в глухом топоте и скрипе стульев таилась какая-то ритмическая идея, но если она там и была, от Лены эта идея ускользнула.
– Что за музыкой такой вы занимались? – спрашивает Лена, когда Степан вышел из Настиной комнаты. – Я ничего не слышала.
Степан бросает короткий взгляд налево, берётся надевать ботинки и говорит:
– У Насти повреждён слух. Мы используем специальные наушники для занятий.
– Но вы даже не разговаривали с ней!
– А вы подслушивали?
– Даже глухие издают хоть какой-то шум! Здесь стены картонные!
– Я общаюсь с ней в мессенджере.
– Где?
– В "Телеграме", – сказал Степан, закончил с обувью и встал. – Прошу вас, не надо больше вопросов. Я не хочу потерять эту работу. Мне отлично платят за то, что я делаю, и в моём договоре есть пункт про корпоративную тайну, к нарушению которого начальство относится чрезвычайно чувствительно. Мне сказали, что вы не будете задавать лишних вопросов. Вижу, что меня дезинформировали. Давайте не будем мешать друг другу жить, хорошо?
И он выскочил за порог раньше, чем Лена успела что-то сказать.
Позже вечером пришёл куратор из центра ювенальной юстиции. Её звали Елизавета Сергевна. Это была приятная женщина с лицом хохотушки. Она прошлась по комнатам, посмотрела, как Настя играет в "Фоллаут", и спросила, как идут дела в семье.
– Дела? Дела нормально, – отвечала Лена. – Мы будем получать хорошее пособие, но мне всё равно нужно уволиться с работы, чтобы не получить запись в трудовую. Я подумываю не дожидаться, пока кончится отпуск и слетать домой.
– Очень ответственно с вашей стороны, – похвалила её Елизавета Сергевна. – А как, по-вашему, дела у девочки?
– Она не жалуется. Пока никаких проблем не было. Хоть вы можете мне сказать, от чего её лечат?
– Не знала, что её от чего-то лечат, – сказала кураторша. – У меня здесь ничего не написано.
Вскоре она ушла, отметив, что по её мнению, всё идёт хорошо:
– Думаю, удочерение пройдёт без проблем.
###
На следующий день посетители значились с обеда, поэтому Лена с утра пораньше отправила Букина с Настей в детский мир, дав им в дорогу по паре сэндвичей.
Кажется, эти двое неплохо ладили, и Лена была этому очень рада. "Вот! Не такой уж и бесполезный у меня мужик!", – думала она, дискутируя в уме с покойной матерью в поиске удачного места для скрытой камеры.
Прибор был совсем миниатюрный, размером не больше майского жука. Продавец настроил всё так, что изображение транслировалось прямо на экране её телефона.
В конце концов Лена прикрепила камеру к декоративному банту на шторе в левом верхнем углу окна, а затем прибралась в комнате. Покончив с уборкой, она кинула грязное бельё в стирку и приготовила завтрак на троих.
Вскоре муж и племянница вернулись из магазина.
– Ешь, – сказала Лена, видя, как Настя ковыряет яичницу вилкой.
Вместо подчинения, девочка бросила вилку на стол, оставив на его поверхности жирные следы.
– Это ещё что такое?! – возмущается Лена.
Но Настя нема как рыба. Она складывает руки в замок на груди и смотрит куда-то вниз.
– Ты можешь не есть, если не хочешь, но ты не должна швыряться вещами за столом, поняла меня? Кивни, если поняла.
Настя не реагирует, и Лена чувствует, как изнутри в ней поднимается волна протеста. Что эта девчонка себе позволяет? Если так будет продолжаться, то она окончательно сядет им на шею и начнёт ими помыкать, как ей вздумается. Нельзя же, чтобы дети дети жили в атмосфере вседозволенности! Кто из неё вырастет тогда? Мерзавка и сволочь!
– Эх ты, – сказала Лена. – А ещё говорят, что ты особенная. Особенные дети так себя не ведут! Особенные слушают старших и делают, как им велено. Только обычные, заурядные и глупые дети швыряются вилками в людей, которые их кормят.
Настя определённо поняла всё, что ей сказали, поскольку тут же вонзила в тётушку свои чёрные глаза. Но на сей раз Лена была готова. Она вспомнила о Боге и ухватилась за мысль о Нём.
Всеобъятность. Непостижимость. Неотвратимость. Нечто большее, чем мы все. То единое, чему подчинено всё сущее. Ему подвластны любые формы. Оно проявляет себя на всех уровнях бытия, от бесконечности космоса до замкнутых друг на друга петель человеческих судеб. Из него и во славу Его проистекает всё вокруг.
Настя встречает в глазах Лены отпор, и кажется, что она этому удивлена. Девочка отводит глаза первая.
Тяжело дыша, она вдруг закатывет глаза и валится лицом в тарелку.
###
– Что вы с ней сделали? – возбужденно спрашивал Антон Васильевич после сеанса.
– Ничего я с ней не делала, – отнекивалась Лена, умело скрывая чувство триумфа, которое она испытала, победив Настю в недавней дуэли.
Кажется, девочке ничего не угрожает. Она быстро пришла в себя, а потом Лена её умыла, и с тех пор та никак не проявляла ни обиды, ни враждебности. От еды она, правда, отказалась.
А затем пришёл её педиатр и снова заперся с ней в комнате. На этот раз Лена подглядывала за ними, и то, что она увидела, не имело никакого смысла.
Мужчина просто сидел напротив Насти в позе лотоса и с закрытыми глазами. Они дышали в такт, и периодически синхронно совершали какое-нибудь движение, например, вскидывали руки или резко раскачивались из стороны в сторону. А когда это шизанутое представление подошло к концу, педиатр Насти ошарашил Лену обвинением в том, что она что-то "сделала" с девочкой. Как, интересно, он об этом узнал?
– Нет, вы точно что-то сделали, – не унимался Антон Васильевич. – Чего-то она недополучила. Настя явно не в порядке. Я доложу начальству.
– А докладывайте! – вдруг гаркнула на него Лена, побудив Букина выглянуть в коридор. – Можно подумать, что я тут на работе! Если с девочкой что-то не то, я хочу знать, что именно! Я не собираюсь выслушивать упрёки от какого-то хрена с горы в собственном доме! Кто вы такие, люди? Что ещё за фонд? Что вам надо от Насти? Что вы с ней делаете и зачем? Пока мне не ответят, хрен я кого к ней ещё пущу!
Вопреки всем ожиданиям, Антон Васильевич истерично рассмеялся. Этот звук напомнил Лене скрип ржавых колёс.
– Странно, что вы ещё сопротивляетесь, ей-богу, – сказал он, успокоившись. – Не представляю, как вам это удаётся.
– Как мне удаётся что?
Но вместо того, чтобы ответить, педиатр Насти распрямился и замер. Глаза его остекленели.
– Соблюдайте график, – безразлично сказал Антон Васильевич, после чего молча обулся и ушёл, перестав реагировать на любые попытки Лены привлечь к себе внимание.
– Не, ну ты видел?! – возмутилась она, когда дверь хлопнула у неё перед носом. – Букин! Ты чего молчишь?
– А? – рассеянно отвечал муж. – В смысле?
– Ты вообще слушаешь? Алё! Господи!
– Надо дать Насте лекарства, – сказал он и, пошатываясь, побрёл на кухню.
Лена последовала за ним. Муж невидящей походкой дошёл до шкафа с аптечкой, вытащил её, положил перед собой на стол и открыл. Достав оттуда пачку таблеток, он налил стакан воды и, не замечая Лены, пошёл в комнату Насти. Та ждала его в дверях. Букин протянул девочке стакан, а затем достал из пачки пару таблеток и тоже отдал их ей. Та выпила лекарство, вернула пустой стакан обратно и бесшумно скрылась за дверью.
– Букин?
– А?
Он стоял посреди гостиной в одних трусах и майке со стаканом в руке, такой растерянный и жалкий, что Лене вдруг стало противно. Она бросила Букина наедине с его замешательством, и оделась.
– Ты куда? – спросил муж, по-видимому, так и не пришедший в себя.
– Пойду по магазинам.
– Но надо соблюдать график…
– Вот и соблюдай! – прикрикнула она напоследок и хлопнула дверью.
Выйдя на улицу, Лена сощурила глаза от яркого света и засунула руки в карманы, где сразу же нащупала визитку Лидии Михалны. Мысленно выругавшись, она достала телефон.
###
– Неудивительно, что ваш муж так быстро сдался, – заключила Лидия Михална, выслушав рассказ Лены.
Они прятались от холода в одном из многочисленных кафе Москвы и пили горячий кофе.
– Что вы имеете в виду?
– Я специально не стала говорить вам сразу. Вы и так меня за сумасшедшую приняли. Но теперь скажите честно – ведь, кажется, что Настя способна подчинять себе людей, так?
– Что-то вроде того, – вынуждено согласилась Лена. – Люди делают то, что ей нужно, когда она не просит.
Старушка энергично кивнула и продолжила излагать:
– Но не все реагируют одинаково. Кто-то сопротивляется, как вы, а кто-то сдаётся сразу. Вопрос в том, чем одни отличаются от других? Почему, скажем, я по прежнему могу действовать самостоятельно, и вы тоже можете. А вот директриса или муж ваш – они превращаются в её марионеток по первому же зову. Что вы противопоставили ей?
– Ничего особенного, – сказала Лена. – Я просто помолилась.
– Что-что вы сделали?
– Помолилась, ясно?! Я попросила Господа Бога о помощи.... И он мне помог.
– Это очень странно…, – недоуменно пробубнила психологиня.
– Чего тут странного? Сколько молюсь, всегда помогает. В этом весь смысл.
– Может быть, – сказала Лидия Михална. – Но когда девочка смотрела мне в глаза, единственным, за что держалась я, была рациональная картина мира, в которой эмоции – всего лишь рычаги для запуска поведения. Я понимала, что со мной происходит и только поэтому смогла отделаться от неё. Готова поклясться, что мне помогло именно это. Я думаю, Насте проще всего манипулировать теми, кто не имеет внутреннего стержня, что ли. И я видела, как директриса проиграла ей в первом же раунде. И неудивительно – она вообще ни во что не верила, – говоря всё это Лидия Михална и впрямь приобрела некое сходство с Мисс Марпл.
– Господь – мой стержень, – сказала Лена и поцеловала отцовский крестик.
– Вероятно, так и есть, – рассудила Лидия Михална. – Но по-настоящему важно не это.
– А что?
– Что это за фонд, которым заведовала ваша сестра? Вы знаете? Зачем эти люди приходят к Насте? Каковы их цели?
– А хочу ли я всё это знать? Может, меньше знаешь – крепче спишь?
– Тогда почему вы мне позвонили?! – казалось, Лидия Михална не на шутку завелась. – Не потому ли, что происходит какая-то чертовщина? Вы сами видели то, чему нет нормального объяснения. Я, может, и не учёный, но провела немало лет в кругу образованных людей и, всё-таки, работаю в профильном учреждении… Так вот, я, так сказать, положа руку на Большую Советскую Энциклопедию, утверждаю, что мы стали свидетелями исключительного явления, которое, если не уничтожит мир, то обязательно перевернёт его вверх дном! Это беспрецедентно!
"Опять её несёт".
– У вас гигантомания, – заключила Лена.
– Подумайте секунду, прошу, – игнорируя очередную колкость, сказала Лидия Михална. – Даже если мы отбросим спекуляции на тему механизма её способностей. Представьте на секунду, что вы с рождения телепат. У вас ещё нет своих мыслей, а вы уже слышите чужие. Любые мысли – чёрные, светлые, самые сокровенные и откровенно пустые. То же самое с эмоциями и любым другим опытом. В кого вы превратитесь в одиннадцать лет? И почему они скрывают это удивительное открытие? Не потому ли, что делают из девочки монстра, которым хотят управлять? Вы, раз у вас появилась такая возможность, должны, нет, вы обязаны ей как-то помочь, как-то поучаствовать…
– Знаете, что? – сказала Лена. – Пусть даже происходит какая-то сверхъестественная хрень, но вы абсолютно безумны. Одно другого совершенно не исключает.
– Безумны именно они! Они используют маленькую девочку для того, чтобы…
– Чтобы что? – перебила Лена. – Они наблюдают. Оно и понятно. А что с ней делать, если так подумать? Запрятать в подвал? Или выставить напоказ в цирк? Или уничтожить, как аномалию? Или что? Или запустить её в обычную школу и посмотреть, как быстро у однокашек поедет крыша? Быть может Господь послал её нам как дар.
– Или же как испытание…
– Знаете что я вам скажу, Лидия Михална?
– Что же?
– Я вот слушаю вас, и… Есть что-то ценное в ваших пассажах, но, боюсь, что вы и сами опасны, особенно для Насти. Поэтому попрошу к моему дому больше не подходить.
– Но вы же сами мне позвонили!
– Да, так и было. И если начнётся криминал или ещё что, выходящее за рамки, конец света, например, то я вам снова позвоню – в самую первую очередь, будьте уверены. Сможете ли вы помочь в таком случае, я, правда, не знаю. Вряд ли. Но по крайней мере вы сможете сказать своё "я же говорила". А до тех пор – до свидания!
Лена уже вставала из-за стола, когда услышала:
– Я пойду к журналистам и в полицию, если вы не расскажете мне, кто за всем этим стоит.
– Вы угрожаете мне полицией? Это абсурд! И с чего мне бояться журналистов?
– Очень просто. Лично на вас мне абсолютно плевать, я это уже говорила, – голос психологини, и без того трескучий, стал ещё жёстче. – Но я пойду против тех, кто платит за банкет. Рухнут они – и вы лишитесь всего. Не думаю, что у вас получится оформить опекунство на себя, когда в прессе напишут, что вы в этой истории с незаконными экспериментами над детьми являетесь прямым выгодоприобретателем. Квартира, крупные ежемесячные выплаты, машина. Вы – спица в колесе и пойдёте под откос вместе с остальными. Что ж, совершенно не жаль. Однако я могу повременить с сенсационными обвинениями, если вы узнаете, кто за этим стоит, и какова их цель. И скажете потом мне, конечно. Если так подумать, это в ваших же интересах.
Лена вдохнула и выдохнула через нос.
– В моих интересах, чтобы ничего этого не было…
– Вы вовлечены в какую-то поистине странную историю; неужели не возникает желания прояснить как всё устроено? – искренне удивлялась Лидия Михална.
– Ладно, я, – ответила Лена. – Но зачем вам всё это?
Психологиня откинулась на спинку стула и сказала:
– Я просто хочу быть уверена, что подобными делами заняты компетентные органы, а не изолированная группа сумасшедших.
– Вы абсолютно ненормальная.
– Я знаю.
– И с чего я должна начать? – серьёзно спросила Лена.
– Не знаю. Покопайтесь в вещах сестры. Залезьте в её компьютер, посмотрите в скрытых папках.
– Но я не умею!
– Тогда принесите его мне, – предложила Лидия Михална.
– Кого? Компьютер? И как я эту бандуру понесу? Тем более, незаметно!
– Я имею ввиду ноутбук или планшет, наверняка что-нибудь такое было?
– Я не видела никакого ноутбука.
– Вы давно переехали? Везде смотрели?
– Я поищу, – пообещала Лена.
###
Лена прошлась про магазинам и бегло набрала корзину, которую в обычный день формировала бы битый час. Она сочла это достаточным алиби, и, волоча две здоровенные сумки с едой, наконец пришла домой.
Она потянула дверь на себя и сделала шаг через порог. Там живой и здоровый, только сильно постаревший, буднично стоял в проходной комнате…
Её отец.
Букин встретил жену и, забирая пакеты, сообщил:
– Сказал, что пришёл по поводу Насти; в списках его нет. Представился Арсением.
– Хорошо, – словно в тумане отвечала Лена – Сделай-ка нам чайку, дорогой.
– Это можно, – обрадовался муж. Он любил заваривать всем чай.
Пока Букин суетился на кухне, раскладывая продукты по полкам, Лена бросилась на отца с криком:
– Двадцать лет!
– Двадцать два, – поправил отец. – Но всё это не зря, моя пуговка, я клянусь тебе.
"Моя пуговка?!" Эти слова сбили ей дыхание и обездвижили. Что-то очень интимное было в этом обращении. Отец действительно называл её так, но это совершенно выпало из её памяти. И теперь вместе с этими словами на Лену обрушилась волна воспоминаний из детства, таких, которые не пробудила даже смерть родной сестры.
Она не выдержала и расплакалась. Рыдая и дрожа, Лена теперь медленно приближалась к человеку, который не мог быть никем, кроме как призраком.
В комнату забежал Букин.
– Кто ты такой?! – окончательно разревевшись, вопрошала Лена. – Почему?!
Она дотронулась до отца, чтобы проверить, настоящий ли он.
– Действительно, кто вы такой? – храбрясь, поддержал её Букин. – И почему?!
– Я отец Лены и её сестры Ольги, – ответил Арсений. – Перед тем, как судить меня, я прошу выслушать мою историю. Могу я воспользоваться таким правом? Решать тебе, дочь. Обещаю, если вы пойдёте со мной, я вам всё расскажу, – говоря это, он развёл руки перед собой. – И, быть может, ты простишь меня.
Лена вытерла слёзы. Всё это было слишком. Последние два дня были настолько насыщены невероятными событиями, что её вдруг посетила страшная мысль: а что, если отец на самом деле не отец? Знал ли кто-нибудь ещё про "пуговку"? Ольга, мама…
– Как звали нашу собаку?
– Послушай, я изменился, но не настолько, чтобы…
– Как звали нашу собаку?
– У нас никогда не было собаки.
Только после этого Лена пригласила его на кухню. Глядя на новообретённого отца, она с ужасом осознавала, что ищет повод его отринуть. Почему? Это ведь её семья. Может быть, это дьявол шепчет ей на ухо свои мантры? Или с отцом и впрямь что-то не так? Была в его повадке какая-то новая деталь, которую Лена затруднялась идентифицировать. Какая-то недобрая нервозность таилась за непробиваемым фасадом его былой благости.
Ей почему-то захотелось дать ему пощёчину, но она сдержалась. Надо дать ему оправдаться. Это разумно, это богоугодно, и, главное, это даст ей больше информации.
– Где ты был всё это время? – спросила она, когда они уселись за стол. Настя стояла рядом со своим дедом и не сводила с него глаз. Он на это никак не реагировал.
Лена продолжала допрос.
– Зачем подстроил свою смерть? Что, чёрт побери, происходит?!
– Не нужно приплетать сюда чёрта, дочь…
– Не нужно избегать ответа на конкретные вопросы!
– Тщ! – шикнул Букин.
– Я не избегаю, – оправдывался отец. – Я просто хочу сделать всё правильно.
– Меня устроит, если ты ответишь на каждый вопрос по порядку.
– Сейчас я прошу вас поехать со мной. По дороге я расскажу то, что могу.
– Куда ты нас повезёшь?
– В церковь.
###
Они взяли Тойоту. Отец сел за руль, Лена устроилась в пассажирском кресле, а Букин с Настей расположились на заднем сидении. Когда они выехали на кольцо, отец, не дожидаясь новых расспросов, заговорил:
– Всё это время я был в Москве. Я чудесным образом выжил в той катастрофе. Врачи уже констатировали смерть мозга, и я провёл почти сутки в морге, числясь среди погибших. Но Господь снова вдохнул в меня жизнь. И он сказал мне, что я должен совершить нечто важное, прежде, чем покину этот мир.
– Сказал тебе? – с недоверием переспросила Лена. – В смысле, ниспослал знак?
– Нет, – сказал отец. – Он сказал мне прямо: "Не время умирать Арсений. Дочь твоя однажды понесёт и родит мне отпрыска, который приведёт народ к истинной вере. Пришло время моего второго пришествия в мир. Откажись от всего, что тебе дорого, собери верных последователей и подготовь благодатную почву для моего божественного дитя". И я дал сей обет и исполнил его, приняв постриг, а потом, ровно через одиннадцать лет родилась Настя. Всё это время я следил за вами издалека. И когда проявились необычные способности Насти, последние сомнения отпали. Я убедился воочию, что Господь сказал мне чистую правду и воистину послал на Землю чудо.
В машине повисло неловкое молчание. Лена искренне верила в Бога; она знала, что где-то там, или может быть повсюду, есть некто или нечто, способное осознать и выразить всё, происходящее в мире.
Но согласно этой концепции выходило, что человек – слишком маленькая фигура на доске. В душе каждого из людей происходит битва размером со вселенную и Бога, но для истинного Бога эта битва – лишь часть общей картины. Лена верила, что Бог не стал бы напрямую вмешиваться в жизни людей, ведь таким вмешательством он лишил бы нас свободы воли, которая была дарована нам, чтобы самостоятельно искать пути Господни.
«Может быть папа просто повредился головой?», – думала Лена, пытаясь хоть как-то оправдать отца.
Она всё же решила не высказывать этих мыслей. Пока.
– Так что же, выходит, что Настя – это Иисус Христос в юбке? – спросил вдруг с заднего сиденья Букин, кося глаза на свою соседку.
Храни его Боже, он ненавидел неловкие паузы.
– Если не принимать во внимание твой богохульный тон, то да, всё именно так и есть. Она плод непорочного зачатия. Дщерь Божья.
###
Когда они приехали на место, уже начало темнеть. Лена плохо ориентировалась в Москве и не очень ладила с техникой, поэтому не понимала, где в точности они находятся. Это заставляло её нервничать.
– Интернет отвалился, – вторя её мыслям рапортовал Букин.
На небольшой стоянке перед церковью скопилась дюжина авто. Сама церковь была ну очень старой. Она находилась на огороженной территории, попасть на которую можно было только через массивные стальные ворота с прорезанной в них дверью. Дверь была открыта. Сквозь густые сугробы к ней от стоянки вела небольшая тропинка. Дорожки в церковном саду были расчищены вручную, но добросовестно.
Ёжась от внезапно окрепшего мороза, они вчетвером поторопились ко входу в здание церкви.
Оказавшись внутри, они будто попали на другую планету. В ноздри ударил приятный запах ладана, а глаза столкнулись с буйством красок в приглушённом свете. Отовсюду на них взирали образа святых, оживающие в свете наверное тысячи свечей и вселяющие трепет во всякого посетителя дома Господня с первых мгновений.
– Пройдёмте за мной, – велел Арсений и открыл одну из дверей.
За ней начиналась лестница, ведущая в церковный подвал. Крупные серые кирпичи с отколотыми краями формировали непредсказуемый рельеф древних стен. Ступеньки здесь были высокие и неудобные.
Лена пристроила Настю позади себя. Букин замыкал шествие.
В конце спуска их ждал широкий коридор с выкрашенными в белый цвет грубыми стенами, на которых на одинаковых расстояниях были закреплены искусственные свечи, мерцавшие, совсем как настоящие. Пол был сделан из брусчатки, будто раньше это место было улицей древнего города.
Дважды на развилках они поворачивали направо, после чего вышли в широкую галерею. Свет и здесь исходил лишь от свечей на стенах, поэтому центр залы терялся в тени. Потолки высотой, наверное, метра два с половиной. По правую руку хранились на специальных полках большие деревянные бочки. Из выложенного плиткой пола тут и там торчали большие прямоугольные камни. Лена присмотрелась и распознала в них надгробия.
