– Папа, ты её испугаешь, ты же не любишь кошек.
– Чего эт, очень даже… дай погладить, – умилённое лицо Сереги выражало крайнюю степень умалишения, – Ну, дай…
– Папа, ты пьёшь, что ли, опять?
– Ты мне поговори ещё так… с отцом…
– Ой, – Настя развернулась и гордо унесла кошку за шкаф, отгораживающий её уютный, в розовых тонах, уголок от окружающей убого-бедняцкой действительности. В общем, вероломно сбежала. Серёга хотел было погнаться за вредной дочкой в надежде продолжить тишайшее общение, но в комнату ворвалась раскрасневшаяся Машка с двумя магазинными пакетами, полными всякой вкусной съедобной и невкусной несъедобной фигни.
– Чего сидишь, помоги, – вместо приветствия бросила она бывшему, тяжело уронив пакеты на пол, – Толку с тебя…
С той поры Серёга прописался в этом благостном месте. Кильку в томате, которую он в огромных количествах скупал в дворовом магазинчике для своей Маркизы, лопала под шумок вся семья: бывшая и трое детей – разумеется, благоразумно об этом помалкивая. А уж за молоко, что лилось разливанными реками, Настя разрешала отцу наслаждаться приятным общением со своей кошкой часами.
– Надо же, прям любовь у них… дурак, – удивленно ворчала Машка, но нарушать невиданную доселе идиллию побаивалась.
Так и жили они. Почти семьёй. Месяца три или около…
В тот день Серёга вернулся к Маркизе после продолжительного загула. Основательно потратившись на горячительное и ощущая наиострейшую вину перед маленькой чёрной леди, он захватил с собой то немногое, что смог найти в своём холостяцком жилище: кусок надкусанной дешёвой колбасы и заплесневевшую корку хлеба.
– Маркиза, кис-кис, – игнорируя младшего сынка Мишку, открывшего ему дверь, Серёга пролез в комнату на полусогнутых и минуты три тщетно обыскивал пустые углы, обдавая их запахом недельного перегара. Нигде не найдя своей любимицы, он в гневе набросился на испуганного и бледного, как полотно, сына, – Куда дели?! Где?! Кошка где? Выкинули?! – хриплый Серёгин баритон сорвался на мальчишеский визг.