Брови тонкие, как нитки.
Вздёрнут к небу нос.
Виноградные улитки
Лезут на поднос.
После ливня только лужи
И улиток тьма.
Мне наутро с пьяным мужем
Дача как тюрьма.
На скамье улиток двое,
Я и пьяный муж.
Чтобы справиться с собою,
Нужно прыгнуть в глушь.
Я бегу от нашей дачи
В самый сизый край.
Брак мой кажется удачным?
Хочешь, забирай?
Поброжу среди осинок,
Влаги и берёз.
Пьяный муж женой покинут-
Брошен на разнос!
Я вернусь к нему на дачу,
Сяду на скамью.
Я теперь уже не плачу,
Если не люблю.
Присяду на скамейку у пруда
Под неподвижной и пушистой кроной.
Передо мной столетняя вода
Становится от старости зелёной.
И кваканье лягушек – дивный хор!-
Замолкнуть не желает на мгновенье.
Пруд отливает словно мельхиор.
Число седьмое. Утро воскресенья.
рыбы глядят сквозь стекло аквариума
на кота как на стаю акул,
а я не зря на любви настаивала
до острого сведения скул.
рыбы глядят, а коты ухмыляются:
кто-то съедобен, а кто-то ест.
с каждой минутой, как шар, раздувается
фабрика по пошиву невест.
Грибных дождей прозрачная канва
Опустится на молодые рощи,
А с каждым днём становится всё проще
Искать и обнаруживать слова.
Играет луч на дождевой канве
И серебрится зелень мягкой кроны,
Похожая на верную корону,
Блестящую на царской седине.
Грибы растут у старых чёрных пней
И впитывают дождевые соки.
Отсюда небо кажется высоким,
Отсюда небо кажется синей.
А воздух, словно чистое стекло,
Сверкает в свете золотого солнца.
Небесная вода ещё прольётся
И утечёт корнями глубоко.
Вырезки из журналов и чёрно-белых газет.
Годы на голых стенах и в серо-жёлтом альбоме.
В окна вливается солнце. Мне двадцать девять лет.
Я пребываю в комнате и в гробовом разломе.
Скоро вечерний приём. В четверти после семи
Станут с другой стороны в комнате вновь расползаться
Тени. Скользнули вдоль окон, стали опять детьми,
Выползли из-под щелей… Детка, пора возвращаться.