М. В. Сабашников
Хроника в фотографиях
Костинская усадьба
Костинская усадьба, по-видимому, еще от Екатерининских времен. Каменный двухэтажный дом с крутой крышей в четыре ската и с характерными узкими, высокими окнами, напоминающими своими формами окна Воспитательного дома в Москве. По бокам – два каменных флигеля с деревянными надстройками. Пропорции дома, в общем, легкие. Внутренние помещения без всяких украшений и без прежнего убранства, удобно расположены и приятны своими формами.
Перед домом обычный круг, обрамленный стеной вековых елей и берез. Посаженные вперемежку, они дают приятную игру красок, особенно ранней весной и осенью. За ними был когда-то большой пруд, а за ним деревня. По ту сторону дома большой парк в 18 десятин. Все только местные породы. Многим деревьям не менее ста лет. Березы, росшие среди елей, вытянулись высоко-высоко, и некоторые достигли такой мощи, какой я нигде больше не встречал. Были березы в два обхвата…»
«Злаки средней России» и «Флора средней России» П. М. Маевского – первые издания М. и С. Сабашниковых, выпущенные еще с обозначение на обложке «Издание Е. В. Барановской», старшей сестры братьев.
«В университетские годы начали мы с братом Сережей свою издательскую деятельность. Собственно, начало ее надо отнести к весне 1889 года, когда мы перед отъездом за границу сговорились с Петром Феликсовичем Маевским о создании первого оригинального русского определителя растений», – рассказывает Михаил Сабашников о замысле издать книгу одного из своих учителей.
«Петр Феликсович…при постоянных перебоях сердца, страдая одышкой, быстро утомляясь при движении или волнении, он не был бы в состоянии не только прочесть перед аудиторией обычную двухчасовую лекцию, но вообще длительно держаться на народе. Кабинетная работа ученого писателя, которую можно выполнять в домашней обстановке, в полном спокойствии, соблюдая все предписывавшиеся ему врачами предосторожности, – вот что ему было по плечу…
После долгих переговоров все было улажено, и Петр Феликсович поехал к нам в Костино, где мы ему предоставили восточный флигель на нашей усадьбе. В главном доме поселился на лето Н. А. Мартынов с семьей. Так, с весны 1889 года двухэтажный флигель с пятью комнатами наверху и четырьмя внизу, кроме кухни, пошел под ученую братию, до самой революции непрерывно служа как бы «домом отдыха» ученых и учащих, употребляя теперешнюю терминологию…
Костино, восточный флигель на нашей усадьбе
В нем П. Ф. Маевский написал свой определитель, Н. А. Мартынов составил свой учебник рисования, В. Н. Львов подготовил к печати учебник зоологии и проредактировал не одну книгу из издававшейся нами «Серии учебников по биологии», Н. В. Сперанский закончил свои «Очерки по истории средней школы в Германии», подготовленные им за границей, Е. Е. Якушкин перевел книгу Гильденбрандта «О преподавании родного языка в школе».
Здесь же на протяжении ряда лет проводил лето со своей семьей Е. Е. Якушкин, почему флигелю этому и пристало обозначение "якушкинского"».
Здание больницы в Костино.
Чуть позже братья решили открыть в Костино больницу и школу. Тогда-то Михаил и познакомился со своей будущей женой:
«Осенью 1893 года под больничную усадьбу отведен и расчищен был участок соснового леса в урочище Замаравка, а зимой заготовлен и завезен на место строительный материал. Постройка производилась летом 1894 года. Одновременно решено было построить новое здание школы. Затеяв на 1894 год такие постройки в Костине, мы решили провести в нем лето, чтобы следить за работами…
…Был четверг на Страстной неделе (1894 г.), когда я, покончивши свои университетские работы, вырвался из Москвы и в бодром весеннем настроении подъехал к костинскому большому дому с чемоданчиком вещей и книг и завернутым в рогожевый кулечек окороком для Якушкиных, живших во флигеле, у которых предполагал столоваться, так как мы своего хозяйства в Костине не заводили. В доме никого не было, и я со своим подношением поспешил во флигель, где, очевидно, находился у Якушкиных Сережа, приехавший в Костино накануне вместе с А. В. Сперанским.
София Яковлевна Сабашникова
(рожд. Лукина), 1894 г.
Я был встречен общим веселым смехом, и Евгений Евгеньевич, встав из-за стола, за которым все чай пили, давясь от смеха и изгибаясь, как у него это бывало в смешливом состоянии, взял у меня кулек с окороком. Оказывается, и Сережа, и А. В. Сперанский вчера каждый уже презентовали по окороку! Мой был третий!
Пока я здоровался со всеми, я заметил незнакомую мне девушку, в смущении смотревшую на сцену моей встречи, не зная, принять ли ей тоже участие в общем хохоте или скрыться за дверь в соседнюю комнату. Сидевший за ее спиной на подоконнике Сережа, по-видимому, ее чем-то смешил.
– София Яковлевна Лукина, новая костинская фельдшерица, – представила мне ее Евгения Павловна Якушкина, принимая на себя роль хозяйки.
Вскоре беспроволочный телеграф, даром что он еще не был к тому времени изобретен, уже докладывал сестрам моим, Кате и Нине, что у «мальчиков» в обществе, собравшемся в Костине, появилась молодая незнакомка, «замечательно жизнерадостная…»
Сельскохозяйственные работы на землях Любимовского сахарного завода.
Братьям не удалось сосредоточиться на одной издательской деятельности. Судьбе было угодно сделать их еще и землевладельцами, применить свои предпринимательские способности и знания в сфере сельского хозяйства и производства.
Еще до этого муж сестры Нины Алексей Владимирович Евреинов построил в Курской губернии рядом со свои имением Борщень Любимовский сахарный завод. Однако справиться с новым для него делом Алексей Владимирович не сумел. В завод были вложены все средства его жены, но этого оказалось недостаточно, и Евреинову пришлось занимать большие суммы.
Он пытался заинтересовать братьев Сабашниковых этим предприятиям, но это не слишком соответствовало их жизненным планам. Тогда Евреинов стал обращаться к братьям за временными ссудами, возвращение которых в срок оказывались невыполнимым. Приходилось в спешном порядке выручать Евреинова новыми ссудами. В результате завод оказался на грани банкротства, а вложения братьев, внесенные в любимовское предприятие, под угрозой.
Чтобы спасти и свои средства, и средства Алексея Владимировича и Антонины Васильевны, братьям Сабашниковым пришлось в 1995 году срочно купить Любимовский сахарный завод и заняться его реорганизацией.
На глазах у злорадствующих киевских сахарозаводчиков, ожидающих скорую верную гибель «желторотых птенцов» (Михаилу при покупке завода было 25 лет, Сергею – 23 года), они поставили завод на ноги, превратив его в цветущее преуспевающее предприятие.
Главная задача была в обеспечении завода сырьем – сахарной свеклой, расширением площади пригодных для выращивания свеклы земель, заключением договоров с соседними помещиками и крестьянами о поставках, налаживании современного многополья.
«Не улыбался нам, – пишет Михаил Сабашников, – такой оборот личной жизни, но колебаться и медлить было некогда. До весеннего посева оставалось две каких-нибудь недели, и в случае покупки завода к посеву надо было организоваться. Посоветовавшись с А. И. Чупровым относительно общего положения сахарной промышленности и ее видов на будущее и с «магом-волшебником», как мы прозвали Ал. Дан. Шлезингера (впоследствии директора Купеческого банка), о возможности быстро реализовать ценные бумаги, которые теперь должны были пойти на оздоровление и укрепление свеклосахарного завода, мы в апреле 1896 года кинулись в объятия Любимовки…
Долина реки Реут, по дороге к Никольскому.
…Весной предыдущего 1895 года, приехав погостить к сестре Нине в Борщень, я с ней навестил в ее уединении Лидию Павловну Родственную, племянницу Лидии Алексеевны Шанявской, снявшую на лето вместо дачи заброшенную маленькую усадьбу на перепутье между Любимовским заводом и ж. д. станцией. Дорога туда шла по направлению к ж. д. станции прямо, пересекая долину реки Реут несколько ниже Любимовского завода, который оставался по правую руку. На противоположном возвышенном берегу реки, покрытом густым лесом, красовались в ряд, чередуясь с крестьянскими деревнями, усадьбы Толмачевых, Никольское, Петровых, Гридино, Колпаково, Иванино.
Дом в Никольском.
Среди них возвышались три церкви с их колокольнями, из которых колпаковская, построенная, по преданию, самим Растрелли, господствовала над всем пейзажем. Над черной нагретой солнцем поверхностью перепаханного луга, который мы переезжали, быстро колыхался перегретый воздух, образуя тонкую непрозрачную на горизонте полосу, создававшую ложное представление о колеблющемся водном пространстве, – явление довольно обычное в тех местах и называемое марево. Белый Никольский домик под красной крышей, утопая в зелени, приветливо маячил перед нашими глазами, пока мы, переехав по мосту реку и обогнув глинобитный, крытый соломой сарай, не въехали в обширный, поросший травой двор.
Окунувшись в эту захолустную благодать, я стал поздравлять Лидию Павловну с удачным выбором дачи. «Вы не видели еще ни вида с нашей дубовой рощи на горе, ни мельницы, у которой, наверное, русалки водятся!» – отвечала мне, смеясь, Лидия Павловна и тут же откровенно призналась, что ей тут отменно скучно, что не развлекает ее привезенный из Москвы рояль и что она хочет отсюда вырваться. Я стал шутить над ее светскими городскими вкусами, она над моей старомодной романтикой.
Вы не видели еще ни вида с нашей дубовой рощи на горе, ни мельницы, у которой, наверное, русалки водятся…
«Чему посмеешься, тому и поплачешь, Михаил Васильевич!» – сказала мне Лидия Павловна год спустя, узнав, что мы купили Любимовский сахарный завод и будем жить в этом самом, ей надоевшем, а меня очаровавшем, «Никольском – Старом Гатище тож», как оно официально называлось и значилось на карте.
Когда мы с Сережей после хлопот и волнений московских, связанных с приобретением Любимовского завода, в мае 1896 года приехали на жительство в Никольское, оно уже переменило несколько свой вид. Выполота была трава на дороге перед крыльцом, починены ворота, побелены стены.
Никольское
На крыльце приветливо встретил нас управляющий Виктор Станиславович Ижицкий, занявший одну половину дома, а за нами вслед на паре лошадей подъехал и сам директор Бронислав Викторович Пиотровский, чтобы передать нужные дела и установить порядок занятий. Не забытое старосветское захолустье, а какой-то назревающий центр представляло из себя теперь это прибравшееся Никольское – Старое Гатище тож».
Незапланированная покупка Любимовки и Никольского, потребовала мобилизации всех имеющихся в распоряжении Михаила и Сергея Сабашниковых денежных ресурсов. Еще до этого сестра Нина вынуждена была оставить издание «Северного вестника». Дом на Арбате был продан Бергам, компаньонам Сабашниковых по золотым приискам. Таким образом до момента полной реорганизации и расширения сахарного дела в Любимовке, золотопромышленные предприятия, основанные Василием Никитичем Сабашниковым, оставались единственным стабильным источником пополнения оборотных средств начинающих сахарозаводчиков.
Альфонс Леонович Шанявский. 1880-е гг.
Лидия Алексеевна Шанявская.
«Золотопромышленные дела отца, – пишет М.В. Сабашников, – созданы были им в Забайкальском крае в компании с братьями его, нашими дядьями, и в Приамурском крае в компании с Альфонсом Леоновичем и Лидией Алексеевной Шанявскими.
Обычай вести разработку приисков товариществами или компаниями, как принято было их называть, держался у сибиряков не только в силу необходимости соединять капиталы для поднятия дорогостоящих разработок. Компанейское начало закладывалось при самом приступе к поискам золота, каковые производились на государственных или кабинетских землях, так как частной собственности на землю в Сибири не было.
Снаряжение поисковой партии было делом дорогим и неверным, «лотерейным». Естественно было желание приглашением участников снять с себя часть риска неудачи и стремление, вместе с тем, принять участие в снаряжении возможно большего числа поисковых партий. Независимо от того была одна черта наших законов о золотопромышленности, ведшая к тому же. Во избежание спекулятивных захватов в одни руки больших площадей закон ограничивал размер отводимой под прииск площади в ширину шириной долины (естественные границы «от увала до увала»), а в длину пятью верстами. Притом на одно и то же лицо не разрешалось отводить смежных приисков. Таким образом, открыватель лишен был возможности закрепить за собой всю речку, золотоносность которой ему удалось установить…
На приисках в верховьях Амура.
Что касается доверенного, ведшего поисковую партию, «поискателя», как он назывался во время ее работ, и «открывателя», каким он становился с момента нахождения им золотоносной площади, то, кроме хорошего вознаграждения и обеспечения семьи на время его отсутствия, ему выговаривалось известное отчисление с каждого пуда золота, какое будет добыто с открытых им площадей. Это оговаривалось в компанейском акте, и открыватель и его наследники в течение десятилетий, вплоть до окончательной выработки приисков и «отпуска их в казну», получали свои «попудные» непосредственно из казенной золотосплавной лаборатории, куда обязательно сдавалось все добываемое на приисках золото. Я что-то не припоминаю случая, чтобы кто-либо из поискателей вступил в компанию по разработке приисков. Не такие это были люди. По рассказам, скорей охотники и игроки, чем предприниматели.
